***
— Почему вся ответственность опять ложиться на меня?! — Ацуши обвёл яростным взглядом присутствующих, тут же оборвавших все разговоры от неожиданности. — Какого чёрта вы все игнорируете меня, шепчетесь по углам, а потом просто кидаете в самое пекло, как щенка?! Я не ребёнок и имею право выбирать сам! На офис опустилась напряжённая тишина, которую, похоже, никто не торопился нарушать. Голова гудела от мыслей, недосыпа и ярости, огненным коктейлем перемешавшимися в ней. Даже тиканье часов, ставшее неожиданно оглушительно громким, выводило из себя. Где-то вдалеке прогремел гром, предвещая о скором ненастье. — Хорошо, в таком случае что ты предлагаешь? — нарочито спокойным тоном спросил Доппо, явно сдерживаясь из последних сил. Пальцы едва заметно дрогнули, когда он поправил очки. — На знаю, — буркнул Ацуши. — Но я не хочу идти. — Тогда попрошу сесть и обсудить всё, как и подобает взрослому. Мы все устали, но тем не менее не кидаемся друг на друга, как дикие звери, — с нажимом на последнее слово процедил Куникида. Его стальной голос немного охладил спесь, и Тигр замялся на короткое мгновение. Гнев и желание в очередной раз поддаться эмоциям сцепились со здравым смыслом. Сперва побеждали первые, призывая высказать всё, что накопилось, но осторожное прикосновение Кёки и её встревоженный взгляд заставили сердце невольно сжаться. Неохотно кивнув, Накаджима вновь уселся на место, стараясь не пересекаться с замдиректором взглядами. На удивление Доппо решил не развивать скандал дальше, только устало потёр виски, прежде чем начать снова. — Итак, как я уже неоднократно говорил, приступаем завтра в полдень. Я и Йосано присоединимся к Двадцати Шести в качестве поддержки. Однако это лишь прикрытие, или ты не в состоянии понять таких простых вещей? — сузив глаза и смерив паренька ледяным взглядом отчеканил блондин. — Я не хочу в самый разгар боя получить нож в спину. Как ты мог сам наглядно убедиться, русские, похоже, питают особую любовь к подобным сюрпризам. Ацуши опустил глаза, чувствуя, как внутри всё холодеет. Сглотнув, он всё же заставил себя вновь посмотреть на Доппо. Тот, явно довольный такой реакцией, продолжил. — Кенджи с Джуничиро будут наблюдать с вертолёта и сообщать обо всех, кто покидает базу. Вполне вероятно, что Достоевский решит сбежать. — Я могу пойти вместо Ацуши, коли тот не хочет, — протянул Миядзава, но Куникида только раздражённо мотнул головой. — Без обид, Кенджи, но ты там всё разнесёшь. Паренёк виновато улыбнулся и почесал затылок. Остальные промолчали, ясно давая понять, что полностью согласны со словами замдиректора. — А если просто перекроем Достоевскому пути к отступлению? — Танизаки ткнул в чертежи на столе. — Всего три входа, а теперь вместе с Портовой Мафией людей у нас предостаточно. Оцепим и… — Ты забываешь, что мы имеем дело не с обычным человеком, а с опаснейшим преступником. Вся верхушка русской мафии слетелась сюда ради него одного. К тому же про способность этого Дьявола до сих пор ничего неизвестно. Слишком большой и ничем не оправданный риск. — Меня больше интересует, насколько точен этот план, — задумчиво протянул Ранпо, вглядываясь в листки, хаотично разбросанные по столу. — База под землёй. Вывод о наличие как минимум ещё двух-трёх потайных ходов напрашивается сам. — Вот именно, — поддакнул Куникида. — Поэтому мы не можем сидеть и ждать, когда кто-то из «крыс» решит высунуть нос. Счёт пошёл на часы. — Но мы до сих пор так и не знаем, как выглядит тот эспер. Пушкин, вроде, — озабоченно пробормотала Йосано. — Арина знает, — отозвался Доппо. В его глазах промелькнуло сомнение и недовольство. — У нас нет другого выхода, кроме как полностью положиться на неё. Что меня и беспокоит. Ярость угасла так же быстро, как и вспыхнула, оставив в душе дотлевать вину и стыд. Ацуши уткнулся взглядом в один из листов, вполуха слушая коллег и по совместительству друзей. Долетавшие обрывки фраз создавали в голове полную мешанину, из-за чего сосредоточиться на чтении не удавалось от слова совсем. Как и думать. Конечно, можно было бы отпроситься, сославшись на дурное самочувствие, но кто бы поверил? Да и не только Накаджима пребывал не в лучшем состоянии как физическом, так и духовном. Ранпо совсем перестал интересоваться сладким, сутками напролёт пролистывая папку с документами едва ли не в сотый раз. Йосано с Джуничиро, судя по внушительным мешкам под глазами, не спали уже около суток. Даже Кенджи, на первый взгляд кажущийся привычно беззаботным и весёлым, стал куда молчаливее и нелюдимее, стараясь улизнуть куда-нибудь. Как, впрочем, и Кёка, которая стала всё чаще и чаще уходить домой одна. На Куникиду и вовсе без слёз нельзя было взглянуть: лицо, всегда безупречно выбритое, теперь покрылось щетиной, светлые волосы торчали в разные стороны, как бы лишний раз подтверждая, что прошлую ночь блондин провёл вне дома, а дрожащие руки послужили причиной не одной разбитой кружки с кофе. Ацуши стиснул зубы от ненависти к самому себе. Приступы беспричинной агрессии стали наведываться с пугающей частотой, туманя разум и вынуждая каждый раз идти у себя на поводу. И чем тогда он лучше Акутагавы, потрошащего людей направо и налево? Тот хотя бы не прячется за чужими спинами и не перекидывает ответственность на других. Арина говорила, что он невротик, склонный к вечным самокопаниям и попыткам понравится всем и каждому. Горькая, но правда. Так почему теперь даже самые близкие вызывали ненависть и отвращение? Почему просто не может взять себя в руки? Почему не может помочь? Почему? Но хуже всего были воспоминания, днём терзающие мысли, а ночью преследующие в кошмарах. Даже снотворное, купленное Дазаем в качестве своеобразного подарка, не помогло. Городская площадь и больничная палата прокручивались в голове, словно заевшая пластинка, жгучей болью отзываясь в сердце. Если бы он тогда успел, то… Прикосновение тёплой ладони вытянуло обратно в реальность. Сине-голубые глаза смотрели с плохо скрытой тревогой и сочувствием. Кёка как всегда промолчала, а Накаджима в очередной раз поразился способности девочки чувствовать его настроение. Куникида уже заканчивал, кидая нервные взгляды то на дверь, то на окна. Предотвратить задержание замдиректора Вооружённого Детективного Агенства Анго, конечно, не мог, даже если бы и попытался, однако вчера предупредил, что МВД согласилось отложить арест на сутки, тем самым давая крохотную надежду. Может, если удастся взять Достоевского живым, то власть сменит гнев на милость? «Ну да, и раны душевные залечат заодно», — усмехнулся внутренний голос. Тяжёлый вздох, невольно вырвавшийся из груди, потонул в общем гомоне и скрипе отодвигаемых стульев. Собрание закончилось, все разбрелись по углам, создавая вид активной деятельности. Всё, что угодно, лишь бы хоть чем-то заглушить грызущую тревогу. Один только Дазай остался на прежнем месте. После вчерашнего Ацуши так и не смог ничего узнать, как бы ни пытался: бывший мафиози просто молчал, отказываясь отвечать на вопросы об Арине и её состоянии даже однословными фразами. Он теперь вообще будто никого не замечал, постоянно пялясь в телефон пустым взглядом. — Не хочешь поесть? — вопрос Кёки прозвучал неуверенно и даже, как показалось пареньку, несколько виновато. — Я заплачу. — Да нет, что ты, лучше я, — тут же возразил Накаджима, с облегчением выдыхая и тихо радуясь, что девочка не унеслась от него, как вчера, сверкая пятками. Сдавленный рык и удар неподалёку в мгновение ока вернули только-только успевшие утихнуть напряжение и страх. Накаджима успел заметить, край бежевого плаща, мелькнувшего в проёме, прежде чем дверь оглушительно хлопнула. Воцарившаяся в офисе тишина продлилась недолго. Куникида медленно подошёл к стене и что-то подобрал. Остальные так же неуверенно подтянулись следом. — Разбился? — растерянно спросила Йосано. — Да нет, вроде. Потрескался только, — отозвался Танизаки. — Ох, батюшки, — охнул Кенджи. Взволнованные перешёптывания потихоньку становились всё громче и громче, пока вдруг не оборвались. Будто кто-то резко выключил звук. Послышался сдавленный возглас Кёки, успевшей уже присоединиться ко всем, а Джуничиро отпрянул, едва не налетев на стол. На лицах Йосано, Ранпо и Куникиды застыло такое выражение, что Ацуши тут же подскочил к ним, лихорадочно ища взглядом причину переполоха. Ею оказался телефон Дазая, экран которого теперь украшали несколько трещин приличного размера. Накаджима растерянно уставился на него, не понимая, что происходит, пока мобильник не ожил. От увиденного парень дёрнулся, ощущая, как воздух комом застревает в горле. Фотографии рук, ключиц и других частей тела, сплошь вымазанных кровью, быстро сменяли друг друга. Периодически в жутком красном потоке проскальзывали сообщения, вроде :«Как тебе?», «Что выбрать дальше? Живот? Шею?», «Тебе больно? Ответь!». Резко зажав кнопку выключения, Куникида швырнул мобильный на стол, и офис вновь погрузился в молчание. Ацуши дрожащей рукой нащупал позади стол и упёрся в него. Перед глазами продолжали мелькать обрывки увиденного. Ладонь инстинктивно сжала рот в попытке сдержать рвущееся наружу содержимое желудка. Стараясь дышать глубоко и ровно, пареньку всё же удалось кое-как побороть тошноту. Он не знал, что пугало больше: то, что кто-то вообще способен сотворить со своим телом подобное или то, кем был этот самый кто-то. Тёплые руки сжали плечо, и Накаджима с трудом сосредоточился, блуждая взглядом по лицу Кёки. Её губы двигались, что-то шепча, но он не мог разобрать слов. Мешал оглушительный звон, стоявший в ушах.***
Темнело. Солнце уже клонилось к закату. Последние лучи, косо падающие на стол, скрылись за тучей, подгружая зал в плотную, но недолгую темноту. Кто-то из охраны включил свет, и глаза отозвались неприятной резью. Слова Куприна превращались в вязкую кашу, в которой изредка всё же удавалось уловить пару общих фраз. Голову обхватил тугой обруч, стягиваясь и давя на виски. Хотелось только одного: таблетку и бренди со льдом. «Но это уже два», — голос прозвучал насмешливо и несколько глухо. Точно сквозь толщу воды. Ручка, вертевшаяся в пальцах, со стуком упала на лакированную поверхность стола. Холодные серо-голубые глаза напротив тут же презрительно сощурились, а тонкие губы, с которых весь вечер не сползала ядовитая ухмылка, скривились ещё сильнее. Арина что-то едва слышно напевала себе под нос, следя за каждым движением Бунина, как коршун за добычей. Чехов, сидевший справа от неё, упорно делал вид, будто документы полностью захватили его внимание. Только вот побелевшее лицо и дрожащие руки с потрохами выдавали бедолагу. Даже Маяковский снял с себя привычную страдальческую маску, изредка косясь в сторону Лебедевой. Судя по то и дело мелькавшему страху в его глазах, мысли Владимира в этот вечер вращались совсем не вокруг Лилички. Бунин заставил себя вновь повернуться к Куприну, игнорируя молчаливое приглашение девчонки поиграть в гляделки и мысленно вспоминая слова врача :«Просто шок после случившегося. Пара дней и это пройдёт. Главное, не забывайте про таблетки». В чудеса Иван перестал верить ещё в далёком юношестве, с презрением относясь ко всем глупцам, что продолжали уповать на авось или того хуже силы небесные. Однако сейчас острое желание повернуть время вспять или хоть на мгновение поддаться пустым надеждам, что всё действительно пройдёт, терзало душу и сердце. Здравый смысл не принимал ту странную незнакомку, натянувшую личину подопечной. Сердце же только противно ныло, вторя тягостному чувству, что забралось на шею, свесив ноги и принявшись нашёптывать всё то, от чего хотелось убежать или зарыть голову в песок. Но куда денешься от самого себя? Толстяк всё продолжал докладывать, периодически прерываясь, чтобы смочить горло. Ему было жарко. И в этом определённо была виновата не майская духота. — И таким образом… — Лермонтов там? — глухим голосом прервал информатора Горький, даже не удостоив того взглядом. Александр на некоторое время замялся, явно растерявшись от такого грубого и совсем не в духе Главы Двадцати Шести поведения. Вопрос повторился. В этот раз громче и жёстче. Получив, наконец, утвердительный ответ, старик сцепил руки перед собой и погрузился в долгое молчание. Количество морщин на дряхлом лице заметно прибавилось, а голубые глаза и вовсе потеряли былой озорной блеск, который редко кому удавалось сохранить до таких лет. Сердце невольно сжалось. Иван с трудом заставил себя отвернуться, вернувшись к ручке и стараясь не вслушиваться в тихое хихиканье и участившиеся судорожные вздохи напротив. — Куприн и Чехов — с Вооружённым Агенством. Маяковский и Бунин — по периметру с Портовой Мафией. Лебедева — внутри. Лермонтова и Достоевского взять живыми. Особенно последнего, — голос Горького громом прокатился по залу, отражаясь от высоких стен и заставив собравшихся невольно вздрогнуть. Только Арина, улыбка стала только шире, не шелохнулась. — Максим Алексеевич, прошу простить меня, но Лебедева… — начал Иван, привыкший, что с его словами считаются, однако старик только молча вскинул руку, и тот мгновенно стих. Все предыдущие попытки отстранить Лебедеву так же не увенчались успехом. — На этом всё, — не терпящим возражения тоном, рявкнул Горький, и Иван уже было подошёл, чтобы как всегда помочь ему подняться, однако вместо привычного кивка получил в ответ лишь взгляд, полный слепой ярости, и повеление убираться к чёртовой матери. На ватных ногах и с последними брошенными начальником словами в ушах он, не помня себя, добрался до дверей. — Какая ирония, верный пёсик принёс хозяину газету, но вместо похвалы, получил пинок под зад, — сбоку раздался насмешливый голос, как только позади щёлкнул замок. Арина привалилась к стене, сцепив руки на груди, и глядела с нескрываемым весельем. — Страдаем, Иван Алексеевич? — Следи за языком, — процедил Бунин, но та только звонко рассмеялась. — Как же приятно наблюдать, когда охотники сами превращаются в жертв, — будто смакуя каждое слово, протянула девушка. — Не верю в карму и прочую чушь, но на вашем месте я бы наведалась в храм и поставила свечки за упокой каждого, кто по вашей вине сейчас оказался в земле. Ни одна церковь озолотиться. Даже если возьмёте самые дешёвые свечи. — Решила вслед за Достоевским в религию удариться? — Я-то? Да упаси Господь! — саркастично ответила Арина, подходя ближе. — Мне уже поздно переживать, а вот у вас ещё осталось время. Иван нахмурился, не понимая, к чему она клонит и искоса наблюдая за каждым движением Лебедевой. Светлые глаза, в которых мелькало нечто дикое, то сужались, превращаясь в щёлки, то расширялись. Осунувшееся лицо и руки белым пятном выделялись в полумраке коридора, что придавало их хозяйке сходство с восставшим трупом. Одежда словно стала на пару размеров больше и теперь мешком весела на исхудавшем теле. — Не замёрзла? — поинтересовался Бунин, прохаживаясь многозначительным взглядом по куртке и колготкам. — Есть немного. А что, неужто переживаете? — не растерялась девушка, а затем приложила ладони к груди. — Как приятно, что обо мне ещё хоть кто-то помнит. — Прекрати, — бросил мужчина, до боли стискивая кулаки за спиной. — Ладно-ладно, — Арина вскинула ладони, будто сдалась, и остановилась, склонив голову набок. На коридор опустилась звенящая тишина. Даже за дверями зала заседаний не доносилось ни звука. Словно все вдруг решили провалиться сквозь землю, оставив только их двоих. В серо-голубых глаза, исчерченных множеством мелких сосудов, застыло терпеливо-выжидательное выражение, и в груди шевельнулось странное чувство, схожее волнению перед важным событием. «Значит, гляделки», — подумал Иван, стараясь подавить нарастающее раздражение. Впереди была очередная бессонная ночка, спутники которой были выбраны ещё с утра: бутылка старого-доброго Кортеля, пачка кубинских сигар и кипа документов, требующих внимания ещё с прошлой недели. Сперва нужно избавиться от очередного неугодного, а затем в обязательном порядке указать цвет его носков, трусов и имя любимой мамаши в отчёте, иначе рискуешь прослыть бездельником или того хуже отправиться следом. Преступный мир, где вместо почётных грамот — отрезанные головы. Мир, где твой статус прямо пропорционален всему человеческому, что ещё могло остаться. Мир, алчущий лишь грязных денег. «А бумажки изволь сдать в срок. Чем тебе не бухгалтерия?» — насмешливо спросил голос в голове, и Правая рука Главы Двадцати Шести с трудом подавил усмешку. Арина не шевелилась. Даже грудь едва вздымалась, создавая стойкое впечатление, что напротив стояла статуя. Пугающе реалистичная, но статуя. Из камня, а не плоти и крови. Сзади послышались шаги, а затем кто-то окликнул их. То ли от усталость, то ли в силу возраста, но Иван растерялся. На одно короткое мгновение отвёл взгляд и тут же ощутил, как нечто холодное и острое упёрлось в шею чуть выше кадыка. Длинные ногти прошлись по коже, слегка царапая и оттягивая воротник вниз. Позолоченные пуговицы разлетелись в разные стороны, со звоном ударясь о начищенный до блеска пол. Голос за спиной, в котором теперь отчётливо слышался испуг, зазвучал вновь. Иван с отстранённым равнодушием гадал, кто бы это мог быть, и смотрел, как тонкие губы расплываются в кривой ухмылке. Высокие стены создавали громкое эхо, из-за чего сказать точно было довольно сложно. Либо охрана, либо… — Так уж и быть, сделаю вам небольшой подарок напоследок, — ровным тоном сказала Лебедева, притягивая Бунина почти вплотную. — Но за отца не прощу, какой бы тварью он ни был. Иван шокировано раскрыл рот, пытаясь переварить услышанное, но прежде, чем он успел ответить, девушка отступила, пряча нож за спину и как ни в чём не бывало маша рукой кому-то позади. — Ты как раз вовремя! — весело закричала она и тут же скорчилась, хватаясь за живот. — Я ужасно голодная. Подоспевшим оказался Антон, который водил испуганным взглядом то по Арине, то по Ивану, будто ища у обоих раны. Наткнувшись, наконец, на растерзанный ворот рубашки, парнишка застыл и уже раскрыл было рот, но под многозначительным взглядом начальника быстро передумал. — Т-там… уж-жин… — залепетал он, стараясь не поворачиваться в сторону Арины. — Что дают? Ну? — та, позабыв обо всём на свете, подскочила к Чехову и, обхватив за шею, повисла на парнишке. Он, и без того белый, как полотно, побелел ещё сильнее, готовясь сию минуту грохнуться в обморок. Бунин застыл, чувствуя, как внутри холодеет тревога и незаметно прокрадывается страх. Логика в который раз безуспешно старалась связать такие резкие перемены с произошедшим, однако потерпела поражение. Все аргументы были напрочь разбиты одной единственной мыслью :«Даже человеку без медицинского образования понятно, что проблема здесь далеко не в травмах. Она куда глубже». — Мяса хочу, — пробормотала вдруг девушка, отцепившись от Чехова и глядя в пустоту, а затем вдруг сорвалась с места и, радостно хохоча, словно ребёнок, понеслась в сторону главного холла. Эхо разносило её смех и топот по коридору до тех пор, пока Арина окончательно не скрылась за поворотом. Бунин, опомнившись, резко обернулся, но из зала попрежнему не доносилось ни звука. Только свет тонкой полоской пробивался из запертых дверей. Желание повернуть ручку было отброшено куда подальше. Горький не любил повторять дважды. — Я б-больше не могу, — голос Антона прозвучал так жалобно и вымученно, что на долю секунды Иван даже посочувствовал ему, но вовремя взял себя в руки. — Что значит «не могу»? — мужчина сам удивился, насколько холодно и резко прозвучали его слова. — Я предупреждал тебя в самом начале, что работать придётся много. — Не в этом проблема! — Чехов отчаянно замотал головой и вскинул руку, указывая в том направлении, куда убежала Лебедева. — А в ней! Я не м-могу больше видеть то, что д-делает с собой! — С собой? — переспросил Бунин. Паренёк тут же осёкся и оцепенел. Его руки чуть дрожали, и он торопливо спрятал их за спиной, поймав взгляд начальника. Антон что-то бессвязно залепетал, опустив голову. Тревожное чувство накатило холодной волной, сердце застучало с удвоенной силой. Догадки заполонили голову, мешая трезво мыслить. Во мраке коридора он не заметил ничего примечательного, разве что нездоровую худобу, но не более. На собрании так же, значит… Опять взялась за старое. Иван слегка пошатнулся. Сзади зазвучал до боли знакомый скрипучий голос. Едва слышный и тихий, но и этого вполне хватило, чтобы зажать пареньку рот и толкнуть по направлению к выходу. Ноги сами несли вперёд. Бегать Бунин не любил, придерживаясь правилам, накрепко вбитым в голову отцом: носятся в помещении либо невоспитанные идиоты, либо преступники, скрывающиеся с места преступления. — Успокойся, говори чётко и внятно. И перестань, наконец, таращиться и хрипеть, как ненормальный, — накинув привычную отстранённо-надменную маску, бросил мужчина, как только они оказались за углом. Впереди маячила арка, ведущая в главных холл, откуда слышались голоса и смех. — Что конкретно она делает? Режет вены, пытается повеситься? Что? — Н-не только вены. Всё тело! Всё, п-понимаете? С утра она от… отр… от-от… Чехов задрожал, судорожно вдыхая и заикаясь. Нетерпение и раздражение опять попытались взять верх над телом, но Иван в сотый раз сжал челюсти, мысленно призывая самого себя к благоразумию. Давить на такого слабохарактерного и впечатлительного человека, как Антон, было делом весьма и весьма опрометчивым. Выдохнув, Бунин сжал плечо паренька, заставив смотреть прямо себе в глаза и медленно произнёс, стараясь, чтобы тот понял каждое слово. — Антон, послушай. Я прекрасно понимаю, что последние события ударили по всем нам, перевернув с ног на голову, но это не повод впадать в истерику, как неразумное дитя. Ты сам знал, куда шёл, и несмотря на все мои предупреждения, всё равно решил остаться. Теперь будь добр, соответствуй своему положению и научись вести себя подобающе. Иван отстранился, наблюдая, как Чехов постепенно успокаивается, затем прошёлся взглядом по растрепавшимся волосам и рубашке бедолаги. Тот сконфуженно принялся приводить себя в порядок, щурясь и пыхтя. — Как придёшь в себя, загляни к Александру Ивановичу, ему скоро понадобится помощь с подготовкой к завтрашнему дню. — Н-но… а как же Арина? — Пока побудет под моим присмотром. С этими словами он развернулся и неторопливо зашагал в сторону холла, откуда продолжали звучать весёлые голоса. Один из них он узнал и помрачнел ещё сильнее. Отчёты, похоже, придётся в очередной раз отложить на потом.***
Веки налились свинцом, то и дело норовясь сомкнуться. Зевота, мучившая с самого вечера, всё никак не желала сдаваться. Спина ныла, требуя, наконец, принять горизонтальное положение. Пальцы потянули руку к стакану. Лёд негромко звякнул, соприкоснувшись со стеклом. Буквы расплывались перед глазами с каждым глотком всё больше и дальше друг от друга, превращая слова и предложения в неразборчивый бред, написанный каким-нибудь шизофреником, а не Правой рукой самого Главы Двадцати Шести. Бунин криво усмехнулся и провёл ладонью по лицу, прогоняя сон и назойливые мысли, с которыми не удалось справиться даже алкоголю. Взгляд прошёлся по окну, через которое виднелось чёрному небу с одиноко висевший луной, больше похожий на забытый рассеянным мальчишкой мячик. Ни облачка. И никаких намёков на рассвет. Стрелки на циферблате наручных часов показали полночь, приведя в замешательство. Ещё так рано? Приятное тепло разлилось по телу: кровь разносила алкоголь и забытьё. Пусть временное. Пусть мнимое. Слишком мало для того, чтобы полностью стереть из памяти всё лишнее и болезненное, но вполне достаточно, чтобы избавиться от кошмаров. Хотя бы на одну ночь. Головные боли ослабли и даже почти исчезли, только изредка напоминая о себе. «Даже таблетки не пригодились», — не без удовлетворения подумал мужчина, а затем рассмеялся. Старость — не радость, а всего лишь период, в который начинаешь ценить каждый день без лекарств и прочих примочек. «Ещё пояс из собачей шерсти на зиму прикупить, и жизнь удалась!» — вторил внутренний голос, вызвав очередной приступ смеха, постепенно перешедший в сухой кашель. Бренди определённо пошёл на пользу, а вот кубинские сигары нет. Иван с тяжёлым сердцем опорожнил пепельницу корзину для бумаг, а затем, поколебавшись, всё же отправил следом и пачку. Смахнув остатки пепла с бумаг, он уставился на документы, прикидывая в голове, дорого ли ему обойдётся небольшая прогулка. После завтрашнего дня бумажной волокиты прибавиться как минимум на ещё три-четыре басонные ночи, так что терять особо нечего. И кивнув самому себе, Бунин поднялся, разминая затёкшие конечности. В памяти тут же всплыл номер знакомого ортопеда, а вездесущий голос посоветовал не откладывать визит в дальний ящик. Суставы согласно хрустнули в унисон, заставив поморщиться. В коридоре стояла тишина и приятный полумрак: директор без лишних вопросов согласился выключать все источники света на ночь, кроме главного холла, разумеется, но Горький не спускался туда без надобности. Чудные правила, к которым привыкли все отели в Москве, — и не только — где бы ни останавливались сливки русской интеллигенции. «Мафии», — опять встрял голос, вызывая тем самым волну негодования. Какая ещё к чёрту мафия? Они такие же законопослушные граждане, как и все прочие. Никаких наркотиков, никакой проституции. «Ага, всего лишь поводок и косточка для президента, а так же десятка-другая предателей Родины в подвале. Всё по закону». — Да чтоб тебя, — раздражённо рыкнул мужчина, в очередной раз стараясь заткнуть надоедливого внутреннего собеседника. Ноги едва слушались и постоянно путались, обещая споткнуться друг о друга и повалить хозяина на ковёр. Глаза никак не желали фокусироваться, отчего пол с потолком крутились в карусели. К горлу подступил склизкий ком, предупреждая о надвигающейся неприятности. Рука скользила по гладко стене, но ухватиться было не за что. Никаких перил, выступов и рельефов. В голове мелькнула шальная мысль, предлагающая в самом крайнем случае просто отодвинуть край ковра, дать свободу ужину и сделать вид, что ничего не было. И Бунин, к своему собственному ужасу, без раздумий с согласился. Возвращаться в номер хотелось меньше, чем быть застигнутым за столь отвратительным и весьма интимным зрелищем. — Картина маслом, — раздавшийся совсем рядом голос протрезвил не хуже оплеухи. Глаза не без труда выцепили в сумраке очертания знакомого бледного лица. Арина ухмылялась, прохаживаясь по «старшему» презрительно-насмешливым взглядом. — Если станет совсем невмоготу, то так и быть подержу вам пиджак. Ну или что попросите. — С-следи за языком, — пробормотал Правая рука Главы Двадцати Шести и тут же зажал рот рукой. Благо успел вовремя — тошнота отступила, но явно обещала вернуться. — Могу помочь, но разумеется, не за спасибо, — девушка склонила голову в ожидании. На некоторое время воцарилась тишина. Внутри сцепились два совершенно противоположных чувства — гордыня и покорность. Первую подкрепляли мысли о высоком положении, брезгливо заявляя, что репутация и честь превыше всего. Вторая же молила принять предложение, убеждая, что Лебедева не станет трепать языком направо и налево. Прежняя Лебедева бы не стала, а нынешняя… — Ну? — Арина прервала размышления. — Мне уже начинать отодвигать ковёр, или ещё есть шансы спасти его от химчистки? Рот раскрылся, чтобы напомнить девчонке о манерах, но вместо очередного «комплимента» оттуда вылетели нечленораздельные звуки, а ладонь предательски соскользнула. Иван полетел вниз, приготовившись слиться со злосчастным ковром в страстном поцелуе. Мысли перемешались, но одна проступала чётко и ясно :«Выродок неблагодарный». Кажется, так его окрестил отец, когда непутёвый сынишка посему заявиться домой в нетрезвом виде. Да, именно так. А мать как всегда смолчала, поджав губы и кидая на дорогого мужа перепуганный взгляд. По спине огненными полосами прошлась боль. Тело помнило всё, пускай с тех и утекло много воды. Руки поймали его и вернули в вертикальное положение, слегка придерживая и не давая упасть. Образы давно минувших лет пропали, уступив место пустоте и удивлению. Взгляд наткнулся на холодные глаза напротив. В них читалась хищное любопытство, какое бывает у дикого зверя, предвкушающего кровавую игру с добычей. Арина закинула его руку себе на плечо, и Бунин невольно удивился, откуда у неё вообще силы для такого, но вернувшаяся тошнота и боль в желудке тут же вытеснили все остальные мысли. — Н-нет, на б-балкон, — в перерывах между хрипами успел пробормотать Иван. Девушка ничего не ответила, молча потащив пьяное начальство в указанное место. Ночной воздух ворвался в лёгкие, трезвя голову. Бунин привалился к перилам, свесившись и готовясь попрощаться с ужином. То ли организм отвык от алкоголя за эти несколько недель, то ли стресс, то ли местная пища так повлияли. А может и всё вместе. Сказать точно было нельзя, да и какая теперь разница? Главное, не вывалиться и не сломать шею. Смерть в луже собственной блевотины — не самый благородный способ распрощаться с жизнью. Спустя пару минут желудок всё же сжалился и угомонился, чтя-то рука вытянула обратно, а через секунду в поле зрения появилась салфетка. — Можете не благодарить, — произнёс насмешливый голос. В нос ударил запах табака, и Иван, прийдя в себя, с немым изумлением уставился на сигарету в тонких пальцах. Арина перехватилась его взгляд и вопросительно вздёрнула брови, как бы говоря :«Сейчас лекцию прочитаешь или как протрезвеешь?». — Брось, — пробурчал мужчина, выбрасывая использованную салфетку и покрепче хватаясь за перила. — Руссо туристо облика морале, — с издёвкой отозвалась девушка, наблюдая, как белый комок скрывается между кронами деревьев. — Брось, — с нажимом повторил Бунин и кинул на неё тяжёлый взгляд. — Даже не знаю, что забавнее: негодование по поводу моего курения или то, что ваш бывший ужин решил упасть в форме церковных куполов. И смех, и грех. — Что ты несёшь? Арина только усмехнулась, указывая вниз, и мужчина снова опустил голову. Но перед глазами всё плыло, превращая деревья в нескончаемый чёрный поток, в котором изредка мелькали светлые пятна. Раздражённо выдохнув, он прикрыл глаза. Мысли, что всему виной оказался далеко не стресс и не здешняя традиционная кухня, стали проникать в сознание, и Иван, коря себя за слабохарактерность, поклялся, что больше никогда не возьмёт ни капли в рот в незнакомых местах. Слишком уж дорогим выходит удовольствие. Сознание немного очистилось, думать стало в разы легче, да и боль в висках больше не докучала. Что ж, хоть что-то положительное за сегодняшний вечер. Взгляд невольно скользнул по девушке неподалёку. Та, казалось, и вовсе позабыла про своего начальника, равнодушно глядя на небо и изредка выпуская изо рта клубы дыма. Даже движения стали другими — резкими и точными. Лебедева, конечно, и раньше отличалась хорошей реакцией, но Бунин всегда ощущал в ней некий страх. Сейчас же от него не осталось и следа. Только холодная решимость и презрительное равнодушие, пробирающее до костей. — Если решаете, стоит ли отправить меня следом за своим ужином или же лучше пощадить, то предупреждаю: сопротивляться не планирую. Ни в первом, ни во втором случае. Серо-голубые глаза озорно блеснули, и Арина приподняла верхнюю губу, обнажая зубы. — В твоих же интересах, чтобы это осталось между нами, — угрюмо ответил мужчина, игнорируя её последние слова. Сонливость вернулась и начала атаковать с новой силой. Даже изжога не могла с ней побороться, и Иван почти физически ощутил мягкость подушки под щекой. — Господи, вас кроме репутации вообще ничего не волнует? — Это не твои проблемы. — Никто и не претендует. Просто в очередной раз поражаюсь, как мелочны люди в своих пристрастиях и убеждениях. — О чём ты? — Бунин нахмурился, стараясь сосредоточить взгляд на девушке. — У вас на уме только статус и цена какой-нибудь запонки. Не дай бог, она окажется дешевле, чем у какого-нибудь очередного богатенького дуралея, который решил, что может идти против сильных мира сего, и бросил вызов страшной и ужасной русской мафии. — Ты хоть понимаешь, что говоришь? — рявкнул Иван и ощутил, как внутри начинает закипать ярость при одном воспоминании о событиях прошлого года. Победа в итоге досталась им, но в ходе войны погибло не мало хороших людей. Одна из них теперь покоится на Новодевичьем кладбище вопреки всем протестам церкви. — К тому же не тебе меня жизни учить, девчонка! — Это верно. Просто высказалась и не более. После этих слов она вновь замолчала, следя пустыми глазами, как дым от сигареты поднимается и образует причудливые узоры. Тревожное чувство опять сковало сердце, возвращая старые страхи и вопросы. Настроение Арины постоянно скакало, и предугадать, что она вытворит в следующую секунду было практически невозможно. На ужине, к примеру, вела себя тише воды, ниже травы. Будто ничего и не было. Выдавал только взгляд и нервное дрожание рук. И Бунин бы смирился с мыслью, что это просто аффект, временное явление, но слова Чехова не давали покоя. Весь вечер он следил за ней, но ни бинтов, ни других признаков травм и порезов не обнаружил. Как и сейчас. Впрочем, она всегда умело прятала следы самоистязаний. Последний раз был около двух лет назад. После смерти Ахматовой. Поэтому вариант, что Антон наврал, казался полным абсурдом. Ему не было никакого проку с этого. Решил предать, как… Иван скрипнул зубами и заставил себя опять переключить я на Лебедеву. Сердце отозвалось тупой болью. На какую-то секунду, но и этого вполне хватило. — Коли уж мои ценности пыль, то что тогда важно для тебя? — вопрос вырвался сам, но мужчина даже был не против. — С чего вдруг такой интерес к моей скромной персоне? — в голосе девушке прозвучало искреннее удивление. — Не припоминаю, чтобы личные вопросы были под запретом, но если не хочешь, то право твоё. — Неужто у меня есть выбор? Вот это сюрприз! — Арина рассмеялась, а затем продолжила. — В любом случае мой ответ вас разочарует. Как впрочем и всегда, — она на мгновение замялась, а затем продолжила. — Сперва казалось, что у меня есть мечты и цели, но как выяснилось, они принадлежали совсем не мне. А теперь уже поздно к чему-то стремиться. Да и зачем? Иван растерянно посмотрел на девушку, переваривая всё сказанное. А затем застыл. По телу прошёлся холодок. — Ну, пойду пожалуй, — она затушила сигарету и потянулась. — Завтра долгожданный финал. Развязка этой затянувшийся истории, от которой лично меня уже блевать тянет. Прошу прощения за каламбур и спокойной ночи. Арина развернулась, обдав мужчину до боли знакомым запахом, слегка перебивающимся табачным. Взгляд случайно зацепился за крохотное тёмное пятно на тыльной стороне ладони. — Подожди-ка, — пальцы поймали край куртки и потянули на себя. — Что это? — О чём это вы? — та только улыбнулась. — Ты прекрасно знаешь, о чём, — с этими словами Иван задрал рукав, обнажая тонкую руку. И потерял дар речи. Буквально каждый миллиметр кожи был покрыт порезами разной длинны и глубины. По краям ран запеклась кровь, превратившись в чёрно-багряную массу. Резкий рывок, и девушка отскочила назад. — Показывай вторую, — стальным голосом потребовал Иван. Похмелье как рукой сняло. — Живо! — Не лезьте не в своё дело, — прошипела Арина, пряча истерзанную руку за спину. — Опять за старое взялась? Идиотка! Если сейчас же не покажешь, то… — То что? Что ещё заберёте?! Больше ничего не осталось! НИЧЕГО! — она оскалилась, как дикий зверь, и пригнулась, готовясь кинуться в любую секунду. — Лебедева, я не собираюсь выяснять с тобой отношения! — Иван с вызовом посмотрел на неё и поднял руку в предупредительном жесте. — Ну да, вы же уже с моим папашей всё выяснили! — огрызнулась та. — А я теперь за его грехи расплачиваться должна, да?! — Лебедева, ещё один шаг и… — угрожающим голосом начал мужчина, но не успел договорить. Нож полоснул по щеке, оставляя неглубокий след: пальцы успели призвать путы и отбросить девушку в сторону. Та отлетела, ударившись головой о колонну, и затихла. Бунин, не чувствуя ног, поднялся и подошёл ближе. Глаза различи что-то тёмное, быстро расползающееся по полу. Голова вмиг опустела. Звуки пропали. Даже звук собственного сердца. Не помня себя, Иван подхватил бездыханное тело и бросился вниз. Коридоры с лестницами тянулись и тянулись, одинаково безлюдные и холодные, пока вдалеке, наконец, не замаячила знакомая табличка. Дверь медпункта с грохотом распахнулась, и медсестра — миловидная женщина средних лет — так и подлетела на месте, хватаясь за сердце. Благо она оказалась сообразительной и, велев положить девушку на ближайшую кровать, принялась носиться от шкафа к шкафу, собирая всё необходимая. Иван судорожно сжал тонкое запястье, наблюдая, как по белым простыням расползаются багровые щупальца и мысленно ненавидя себя. Вревоженный голос вырвал из цепких лап паники, велев отойти и не мешать. Иван и не заметил, как оказался на ближайшем стуле. Взгляд блуждал по впавшим щекам и сравнявшимся по цвету с кожей сухим губам. Судорожный вздох разнёсся по кабинету, как только медсестра обнажила руку. Плотный ком подкатил к горлу, но Бунин заставил себя смотреть и не отводить взгляд ни на секунду. Пальцы, управившись со шприцем, принялись ловкими движениями обрабатывать рану, а затем накладывать повязку, и кровавый поток потихоньку начал стихать. Когда медсестра, наконец, закончила со всем, Иван поддавшись внезапному порыву, подскочил к ней, требуя полотенце или что-нибудь ещё. Женщина сперва только хлопала глазами, явно пребывая в шоковом состоянии, а затем начала возмущаться и усаживать его обратно, требуя не лезть. Резкий рык оборвал все недовольства, и Бунин, получив всё необходимое, уселся рядом с постелью. Пальцы слушались плохо — дрожали и едва сгибались, пробуждая ещё большую ненависть к самому себе. Осторожными движениями он прошёлся по виску и скуле, оставляя бледную дорожку. Вода окрасилась в багровый, стоило опустить тряпку в тазик. Позади раздался топот, потом дрожащий голос подоспевшего Чехова. Рука застыла в воздухе. Вода закапала с полотенца, стекая по щекам и оставаясь тёмными пятнами на подушке. Перед мысленным взором всплыло лицо, сохранившее все черты даже спустя столько лет. Девушка, робко улыбающаяся и смущённо отводившая взгляд. На макушке венок из ромашек, лепестки которых, отпадая, оставались в прядях цвета тёмного шоколада. Карие глаза лучились безграничной нежностью и любовью. Глаза. Проклятье глаза. Единственное, что досталось от него. Вдалеке завыла сирена, прогоняя образы и обрывки фраз. Поперёк горла встал ком, вязкий и болезненный, не давая вздохнуть и вызывая жжение в глазах. Иван невольно усмехнулся. Сколько воды утекло, а боль так и не утихла. Даже на самую малость. Он поднялся, возвращая перепуганной медсестре тряпку, и вышел. Антон продолжал что-то лепетать, но его слова расплывались, как и стены коридора. Впереди замаячил знакомый силуэт. Сгорбленный и державший трость, которая вновь не так давно вернулась в руки Главы Двадцати Шести. Годы не щадили никого. И Горький не стал исключением. Позади него мелькнули белые халаты, спустя мгновение пронёсшиеся мимо. На вопрос Чехова, вернуться ли ему обратно в медпункт, Бунин только кивнул, не сводя взгляда с исчерченного морщинами лица. В светлых глазах бушевал огонь. Стиснув зубы и сделав глубокий вдох, Иван шагнул навстречу тому, кому служил верой и правдой последние двадцать лет.