***
Тихое пиликание датчиков и шум поршня искусственной вентиляции лёгких слились в один монотонный гул. Окна были наглухо зашторены, погружая палату в полусумрак. Единственная лампа над кроватью освещала лежащего старика холодным светом. Глаза рассеянно скользнули по монитору рядом с кроватью: графики и цифры, которые держались на одном уровне вот уже несколько часов. Врач — мужчина средних лет с взъерошенными волосами и покрасневшими от недосыпа глазами — заглядывал каждые тридцать минут. Взгляды, которые тот постоянно бросал на экран, говорили куда больше расплывчатых ответов на простой и вместе с тем такой сложный вопрос. — Пока рано что-либо утверждать, — бормотал он, быстро чиркая ручкой в планшете. — Если состояние ухудшится — повезём на операцию. И так раз за разом. Замкнутый круг: шаги в коридоре, стук двери, «пока рано что-то говорить», ручка, стук двери, шаги в коридоре. Антон поджал губы, искоса наблюдая за Буниным, вот уже час сидевшим без движения. Ладони скрывали его лицо, но редкие шумные выдохи и мелкая дрожь в пальцах холодили разум неприятными догадками. Нервы натянулись стальными канатами, не давая расслабиться ни на секунду. Юноша бесшумно выдохнул и прикрыл глаза. Всего лишь на мгновение, но жуткая усталость тут же обрушилась сверху, точно лавина, мешая мысли в голове. Кофе уже не спасало, разве что создавало иллюзию ложной бодрости на короткое время. Впрочем, даже при чудесном стечении обстоятельств заснуть бы не позволило перевозбуждённое сознание и тупая боль в висках. Снаружи послышались возня и обрывки разговора. Охрана, наверное. Обсуждают дальнейшую судьбу организации, растаскивая остатки ещё не умершей добычи по кускам. — Попробуй. Бесцветный голос Бунина пугал куда больше привычного командирского, не терпящего возражений. Голубые глаза потускнели. Прежняя строгость и надменность улетучились, осталась лишь пустота. Бездонная и холодная. Антон покорно приблизился к кровати. Взгляд скользнул по посеревшей морщинистой коже. Грудь сдавило тяжкое чувство вины вперемешку с жалостью. Пальцы пробралась под больничный халат и нащупали нужное место. Толчки ощущались совсем слабо — сердце отбивало свой последний день. Острое осознание неизбежного вышибло все мысли, оставляя только липкий ужас. Юноша сглотнул, собираясь с мыслями, и сосредоточился. Тепло горячей рекой растеклось по телу, устремляясь вниз по руке и нагревая ладонь. Толчки стали чуть сильнее, но лишь на самую малость, а спустя пару минут вновь вернулись к привычному глухому ритму. Антон попробовал ещё, изо всех сил взывая к остаткам сил, но результат остался прежним. — Не могу больше. Простите, — Чехов отстранился и устало выдохнул. — Прощения проси не у меня, — отозвался Бунин, не удостоив подопечного даже беглым взглядом, — можешь быть свободен. — Пятнадцать минут как обычно? — Нет. Можешь не возвращаться. Антон застыл, не веря собственным ушам. Последние трое суток он провёл в палате, изредка выбираясь для быстрого перекуса и простейших нужд. Правая Рука Горького требовал постоянного присутствия и отчитывал за малейшие опоздания. Даже на минуту. — Ну? Чего встал? Топай давай. — Я м-могу ещё, п-просто… — ПОШЁЛ ВОН! Тело сделало всё быстрее, чем мозг успел что-либо осознать. Дверь тихо закрылась сзади. В ушах отдавались гулкие удары и яростный крик, перекрывая тревожные вопросы охраны. Ноги сами повели уже знакомым маршрутом, и через пару минут в лёгкие проник свежий весенний аромат. Трясущаяся рука потянулась к карману. Экран телефона загорелся, сообщая время и погоду: половина шестого, на улице плюс двадцать шесть, высокая вероятность осадков. Символично или иронично? Антон не знал. Наверное, и первое, и второе. Палец сам ткнул на иконку контактов. Долго искать не пришлось — нужный номер был первым в списке. Призрачная надежда робко замаячила где-то на крою сознания, но бесчисленное множество прошлых неудач только ухмыльнулись, ехидно предлагая попытать удачу. Протяжные гудки и последовавший за ними знакомый голос, предлагавший не оставлять сообщение на автоответчик, перезвонить позже или отправить сообщение, окончательно вогнали в уныние и тоску. Такую чёрную и тягучую, что к горлу подкатил ком. Всё рушилось прямо на глазах, а единственное, что он мог сделать, — стоять и молча наблюдать. Впереди показалась высокая фигура. Характерная сутулость и широкий шаг без труда выдавали Маяковского. Осунувшееся лицо и отрешённо-удивлённый взгляд не сулили ничего хорошего. Антон выдохнул, мысленно готовясь к очередной долгой и уже наизусть выученной беседе о жестокости любви. Другие темы у Владимира были не в почёте, а в Последнее время он и вовсе отказывался говорить о чём-либо ещё. Пытался отвлечься. Как и все вокруг.***
Небо окрасилось тёплым нежно-оранжевым цветом. Редкие облака неспешно тянулись к горизонту, за край которого уже успело наполовину скрыться солнце. Крона раскидистого дуба едва слышно шелестела, разнося шёпот листьев по кладбищу. У его подножия сквозь вечерние сумерки проступили очертания двух надгробий. Дазай обычно наведывался сюда днём или ранним утром, вечером — никогда. За исключением разве что одного раза, но и тот давно стёрся из памяти. Внутри разлилось незнакомое чувство, напоминавшее дежавю, к которому тут же присоединилась лёгкая тревога. Мысли жужжащим роем гудели в голове, из-за чего пришлось задержаться около ворот подольше. Пойти на поводу у интуиции — последнее, что бы он сделал при обычных обстоятельствах. Но ни обстоятельства, ни цель трудоёмкого и изматывающего поиска к обычным не относились. Гравий под ботинками захрустел, нарушая хрупкую тишину. Впервые Осаму ощутил себя чужим в ставшим уже чуть ли не вторым домом месте. Ровные ряды могил глядели враждебно, будто желая поскорее выпроводить непрошеного гостя своим недружелюбием. — Прошу прощения, что нарушил ваш покой, — внезапно для самого себя пробормотал Дазай и продолжил путь. С каждым шагом волнение нарастало сильнее, вынуждая нервно теребить монетку в кармане. Взгляд лихорадочно выглядывал очертания знакомого силуэта впереди — часть куртки или носок ботинка, выглядывающие из-за края каменного изваяния. Ничего. Пустота и хруст гальки. Если она там, то давно должна была услышать, что-нибудь предпринять, приготовиться. По крайней мере так было раньше. Арина встретила бывшего напарника молчанием и безразличием. Стеклянные глаза устремились на кромку воды, омывавшую берег вдалеке. Руки обхватили ногу, плотно прижимая к груди. Только правую — левую она вытянула вперёд. Осаму плотнее стиснул зубы, когда взгляд наткнулся на кровавый след, тянувшийся от края юбки до колена, расползаясь на нём тёмным пятном. — Где тебя так угораздило? Уголки губ дёрнулись, ползя вверх, но тишина в ответ прогнала несостоявшуюся улыбку. Ни малейшего движения, ни звука. Ничего. Дазай осторожно опустился рядом. Шелест листьев стал чуть громче. Крик чайки далёким эхом разнёсся по закатному небу. Во рту внезапно пересохло, куча бестолковых вопросов носились в голове, не вызывая ничего, кроме раздражения. «Где была?». «Что делала?». «Болит?». Как глупо, учитывая, что ответы и так понятны. Мори всегда хвалил его острый ум и способность подыскать нужные слова в нужный момент. Почему же тогда с ней всё постоянно идёт наперекосяк? — Знаю, что это ничего не изменит, но… Прости, — Дазай глубоко вдохнул, готовясь к долгому диалогу. Или, скорее, монологу. — Ацуши говорил, что ты не злишься. Я не поверил. Как и когда узнал о твоём воскрешении. Решил, что это очередная проделка Мори, решившего в сотый раз вернуть меня. Он до сих пор не отказался от этой идеи, хоть и отлично понимает, что моё возвращение не сулит ничего хорошего для него самого. Иногда я даже завидую — такое упорство и готовность пожертвовать собственной жизнью во благо других поражает. У вас много схожего, хоть ни ты, ни он этого никогда не признаете. Позади проехал одинокий автомобиль — нечастый гость в этой части города. Мост впереди, раскинувшийся над рекой, на краткие минуты осветили сине-красные огни. Полиция в свете последних событий оживилась. Патрули теперь встречались гораздо чаще обычного, выискивая одного единственного человека. — Мы нашли Достоевского. Серо-голубые глаза расширились, однако ответа по-прежнему не было. — Военная полиция уже готова для завтрашнего задержания. Надо отдать должное, Глаз Бога оказал нам хорошую услуг. Фицджеральд объявился как нельзя кстати на пару со своими финансами. Хочет вновь возродить Гильдию. Решил устроить в честь победы целый банкет на своей яхте, как всё закончится. Настаивает на присутствии всех организаций, однако ни Портовая Мафия, ни твоё начальство ответа пока не дало. Боюсь представить, какой концерт начнётся, если всё же ему удастся затащить Мори и кампанию на борт. Акутагава… — Зачем ты пришёл? Голос, знакомый столько лет, обдал холодным безразличием, от которого по спине прибежали мурашки. Воодушевление, продлившееся какие-то доли секунд, мгновенно улетучилось. Дуб качнулся и укоризненно заскрипел, будто говоря, что Дазаю здесь больше не рады. — Думал, захочешь принять участие в завтрашнем мероприятии, но коли тебе так будет угодно, то уйду, — не получив никакой реакции, бывший мафиози добавил, — даже не удостоишь взглядом? И опять ничего. Осаму закрыл глаза и откинулся на надгробие давно ушедшего друга. Это место всегда приносило умиротворение и силы пережить ещё один день. Ещё один день, полный притворства и лжи самому себе. Ещё один день в ожидании встречи с теми, кого унесла Косая. Но даже она иногда промахивается, как оказалось. У жизни есть чувство юмора. Чёрное и своеобразное, но есть. Иначе как объяснить бывшую покойницу, сидящую на расстоянии вытянутой руки на своей же могиле? — Ацуши спрашивал про тебя. Фукузава тоже. Приглашает в Агенство. Думаю, одной благодарностью не отделаешься, учитывая его… — Уходи. — Хорошо, — после недолгой паузы Дазай поднялся, чувствуя, как в груди противно заныло. — Пара слов напоследок? — Мне нечего тебе сказать. — Конечно, нечего. Ты же обретаешь способность говорить только тогда, когда прорывает и… — он осёкся, поймав взгляд серо-голубых глаз. Прежнее отрешённости как ни бывало. Теперь в них бушевало ледяное пламя — пламя ненависти. Глубокое и яростное. Тонкие пальцы впились в колено, царапая бледную кожу. Арина походила на дикого зверька, загнанного в угол. Маленького и жалкого, но готового драться до последнего. — Уходи и не смей больше возвращаться. — Давай хотя бы… — ВАЛИ, Я СКАЗАЛА! Громкий крик разнёсся по кладбищу, срывая с веток стаю птиц, тут же унёсшихся вдаль. На старые корни тихо опустилось несколько листьев. Осаму замер, ощущая, как ветер треплет полы плаща. Арина отвернулась, вновь вернувшись к солнечным зайчикам, игравшим с волнами. Разум принялся судорожно подсказывать сотню вариантов, но ни один из них не подходил. Вновь рискнуть и попробовать действовать наугад, полагаясь на удачу? Терять в любом случае было уже нечего. — Позволь мне всё объяснить. После обещаю, что больше не побеспокою тебя. Молчание было воспринято, как знак согласия, и Дазай уселся обратно. Сухость во рту и неразбериха в мыслях сбивали и путали, как и мелкая дрожь в пальцах. Ноги хотели сорваться и убежать, сердце — остаться. Выбор скуден, как и всегда, правильное решение только одно, а второй шанс не предусмотрен. — Я хотел рассказать. Откладывал, каждый раз убеждая себя, что сейчас не лучшее время, пока не стало слишком поздно. В итоге снова потерял тебя. И снова по своей же глупости. Если бы знал, к чему это приведёт, то… — Оставь свои пустые сожаления и оправдания для Ацуши. Я уже сыта ими по горло. — Прости, — после долгой паузы пробормотал Дазай. — После смерти Одасаку от петли меня спасло только обещание жить ради вас обоих. Ради тех оставшихся воспоминаний, где вы улыбались. Где вы были счастливы. Ботинок дёрнулся, раскидывая гальку. Осаму глянул Арину, но пряди волос скрывали её лицо. Поддавшись внезапному порыву, он коснулся хрупкого плеча, чувствуя, как вздрогнула девушка. Вздрогнула, но не отстранилась. — Надеюсь, однажды ты сможешь простить меня. Дазай успел заметить, искривлённый в яростном оскале рот, прежде неожиданный удар повалил его на землю. Пальцы обхватили шею, вырывая из груди сдавленный хрип. Хватка то ослабевала, то усиливалась. На щёку что-то капнуло и скатилось вниз, оставляя мокрую дорожку. Слёзы. Не его. — Почему я не могу?! ПОЧЕМУ НЕ МОГУ УБИТЬ ТЕБЯ?! Рука сама потянулась вверх, кончики пальцев коснулись влажной кожи, чуть поглаживая. В светлых глазах застыл испуг, но Арина не шелохнулась. — Если тебе станет легче, то я не против, — прошептал бывший мафиози, чувствуя, как расплываются в глупой улыбке губы. — Н-ненавижу! Холодные ладони исчезли, пропуская кислород в лёгкие. Взгляд зацепился за птицу. Размеренные взмахи крыльев помогли усмирить сердце и выровнять дыхание. Облегчение, ставшее уже обыденным после бесчисленных верёвок, растеклось по телу. Судорожные всхлипы заставил вмиг прийти в себя. Дазай не помнил, как очутился напротив сжавшегося в комок и дрожащего тельца. Руки стиснули куртку, пропахшую грязью и кровью, и потянули к себе. Нос зарылся в волосы, вдыхая родной запах. Плечо намокло почти сразу. Губы зашевелились, стараясь успокоить. Гости на этом кладбище — явление редкое. А те, что всё же решаются заглянуть, задерживаются надолго.***
Дверь позади тихо закрылась. Пакеты, недовольно звякнув стеклянными бутылками, банками и прочим, оказались на полу. До ушей донеслось шипение, а ноздри втянули божественный аромат, раздразнившей желудок. Приятное волнение стянуло низ живота в тугой узел. Дазай стряхнул плащ, игнорируя вешалку, и проскользнул на кухню. — А вот и я! Скучала? Арина вздрогнула, резко развернувшись и выставив перед собой лопатку, точно нож, но поняв, что никого, за исключением радостно размахивающего руками бывшего напарника, поблизости нет, смерила того красноречивым взглядом и вновь отвернулась к плите. — Я ожидал более бурной реакции, — печально протянул Осаму, а затем прошёлся глазами по растерявшей былые формы фигурке. Футболка на два размера больше и домашние штаны, позаимствованные из его гардероба, только ухудшали ситуацию, — тебе идёт. — Побереги лесть для медсестёр и принеси продукты, — сухо отозвалась Арина, явно не впечатлённая такой откровенной ложью. Даже брошеная сквозь зубы колкость не смогла испортить настроение. Уголки губы тянулись всё выше и выше, одновременно с нарастающим трепетом в груди. Мори бы насмешливо вздёрнул брови, увидь главную звезду Портовой Мафии — пускай и в прошлом — в таком состоянии. Джуничиро и Ацуши наверняка бы пробили челюстями пол, отказываясь верить в увиденное, а Куникида повертел пальцем у виска, сообщая ухмыляющейся Йосано, что всегда подозревал о наличии у дражайшего коллеги отклонений умственного характера. Только вот никого из них здесь не было, и всё представление предназначалось лишь для одного человека. — Скоро будет готово? Умираю с голоду, — Дазай скорчил страдальческую мину. — От того, что ты поноешь, ничего не изменится. — О, как ты жестока! А я ведь так старался, выбирал только самое лучшее, торопился и… — Ради всего святого, заткнись и сядь! Лопатка просвистела в дюйме от носа. Хорошая реакция, выработанная за годы службы во благо преступного мира, сделала своё дело, и Осаму ретировался за стол, полностью признав поражение. Телефон в кармане коротко провибрировал и затих — Ацуши как обычно волновался, уточняя детали завтрашней операции. В сознании всплыли заострившиеся черты лица паренька с залёгшими под глазами мешками, и Дазай всё же решил ответить. — Ешь. Тарелка призывно звякнула, соприкоснувшись с деревянной поверхностью и источая будоражащий слюнные железы запах. Спешно поблагодарив бывшую напарницу, Осаму накинулся на ужин. Что-что, а кулинарные навыки за эти годы она не растеряла, а даже преумножила. «Интересно, для кого?» — поинтересовался в голове ядовитый голосок, который тут же был перебит весьма весомым аргументом — «для себя». Наличие свободного времени и отсутствие каких-либо других увлечений наталкивали только на этот вариант, если, конечно, такому прогрессу не поспособствовали другие обстоятельства. Например, отношения. Рука застыла в воздухе, так и не донеся ложку до рта. Взгляд сосредоточился на девушке напротив: та устроила с потолком гляделки, не обращая внимания на резко оборвавшееся чавканье. — И какая причина голодовки на этот раз? Арина оторвалась от своего «увлекательнейшего» занятия и растерянно посмотрела на бывшего напарника. За долю секунды на её лице проскочила целая гамма эмоций: от удивления, до страха, что вызвало только больше вопросов. — Не хочу, — наконец, отозвалась она, отворачиваясь и поджимая губы. — А теперь правду, пожалуйста. — Это и есть правда. Дазай развернул телефон, демонстрируя экран. Палец замер возле хорошо знакомого им обоим номера. — Ну? — Ненавижу, — Арина скрипнула зубами и вцепилась в край стола. — И я тебя люблю, — промурлыкал Осаму, — кстати, не пытайся выкрасть телефон или удалить контакт. Все цифры уже у меня в голове. Так что жду ответа. Проклятье и испепеляющие взгляды, раздавшиеся в ответ, вызвали лишь умиление и улыбку. Он прекрасно знал все стадии «русского гнева». Сперва шла «буря в стакане» — самая долгая и громкая, в ходе которой в жертву могли быть принесены парочка невинных тарелок или то, что случайно оказалось под рукой. Благо на сей раз обошлось без потасовки. Вторая — «маятник» — характеризовалась метанием между требующей предложить борьбу гордостью и благоразумием, кротко просящим одуматься. Третья — «переговоры с совестью». Как правило, самая короткая с предсказуемым итогом. По сжатым челюстям и нервно перебирающим крошки пальцам было очевидно, что развязка не за горами. И наконец… — Меня тошнит. От любой еды. Даже жидкой. Итог слегка озадачил, пока в воспоминании не всплыл один момент, от которого внутри расползлось леденящее чувство. — Давно? — После… Три дня. — И ты ничего не ела? — Ела. А потом это оказывалось на земле, — Арина упёрлась локтями на стол, пряча лицо в ладони и затихла. Некоторое время тишину в квартире нарушало лишь мерное тиканье часов и шорох листвы за окном. Осаму поймал взглядом одинокий лист за окном, рефлекторно проследив, как тот скрылся за углом. Ветер усиливался. Синоптики передавали грозу после полуночи. Конец мая обещал похолодание и дожди. Всяко улучше зноя и духоты. — Кого я убила? Вопрос прозвучал неожиданно. Дом напротив на миг осветила яркая вспышка. Гром прозвучал позже, опоздав на пять секунд. Серо-голубые глаза напротив потускнели, будто кто-то внезапно выкачал из них всю прежнюю живость. — Ты не помнишь? — Если спрашиваю, значит, нет. Не уходи от ответа. — Считай, что Мори и Фукузава теперь твои должники по гроб жизни. — Пушкин, — одними губами прошептала Арина и вскинула голову, — был… был ещё кто-то. Это точно. Кто? — Сейчас не… — Ответь! Тишина тяжёлым одеялом накрыла кухню, хлеща по ушам. Врать было бессмысленно, и Дазай, наконец, ответил: — Гончаров. В стекло ударили первые капли, оставаясь на нём мокрыми дорожками. Свист нарастал с каждым новом порывом. Где-то вдалеке включилась сирена, разгоняя протяжный вой по округе. Бормоча себе под нос нечто несвязное, девушка поднялась и уже направилась куда-то, прихрамывая, как крепкая вдруг рука остановила её. — Надеюсь, не с балкона летать собралась? Отрицательный кивок и едва различимое «курить» доверия не внушили, и Арина была усажена обратно. — Слышишь меня? — Дазай осторожно потряс девушку, вглядываясь в белое, как полотно, лицо. Та только продолжала шептать, совершенно не замечая ничего вокруг. Судя по обрывкам слов, являвшимся смесью русского и японского, удалось разобрать лишь «убьёт». Раскат грома разрезал небо. Арина сжалась от грохота и очнулась. — В к-кармане к-к-к… Осаму хватило и этого. Через минуту на дрожащую ладонь упало несколько белых таблеток. — Не многовато ли? — поинтересовался молодой человек и потянулся, дабы убрать хотя бы одну, как те быстро оказались во рту. Арина проглотила всё в мгновение ока, отмахнувшись от стакана воды и предложения лечь. Дазаю оставалось только ждать, когда та придёт в себя. Чёткое воспоминание всплыло в сознании. Такое бывало и раньше. Всего один раз, но и тот врезалось в память вплоть до мельчайших подробностей. После смерти Лебедева-старшего, когда всё и пошло наперекосяк. Однако даже тогда она не пила столько враз. — Ты купил сигареты? — слабый голос заставил вернуться из далёкого прошлого и судорожно схватить девушку за руку. — Как ты? — Нормально. Дай сигареты. — Нет. — Как нет? — Вот так. Дазай приготовился к очередной вспышке гнева. Однако той не последовало. Вместо этого Арина попыталась подняться и тут же плюхнулась обратно, шипя и чертыхаясь. — Если не поможешь дойти, то поползу сама. Уговоры не помогли, а шантаж телефоном был сразу же отброшен в сторону. Все дальнейшие вопросы про состояние и ногу оказались безжалостно проигнорированы, и Осаму пришлось подчиниться. — Нам нужно поговорить, — произнёс он, подтаскивая стул поближе к окну и наблюдая, как на фоне иссиня-чёрных наполненных ещё не успевшей излиться водой туч загорается крохотный огонёк. — Нам не о чем разговаривать, — отчеканила Арина и выпустила наружу тонкую струйку дыма, мгновенно унесённую мощным порывом. — Закрой, простудишься. — Не твоя забота. — Для тебя же стараюсь. — Да что ты? Отца тоже ради меня в могилу свёл? — Да, — после недолгого молчаний отозвался бывший мафиози. Разговор обещал быть напряжённым и мучительным, но он был готов. Слишком долго они таили друг от друга всё то, что успело накопиться за прошедшие годы. «Психике порой тоже необходимо очищение. Как желудку», — осведомил голос Мори. — Оставь меня. Забудь, вычеркни, сотри. Всё, что угодно, только прекрати таскаться следом. — Так ты благодаришь меня? — стараясь подавить нарастающее болезненное чувство в груди, с улыбкой спросил Осаму. — ТЫ УБИЛ МОЕГО ОТЦА! РАСТОПТАЛ МЕНЯ И МОИ ЧУВСТВА, А ТЕПЕРЬ ПРИКРЫВАЕШЬСЯ БЛАГОРОДНОЙ ЦЕЛЬЮ?! ТЫ НИЧЕМ ОТ НЕГО НЕ ОТЛИЧАЕШЬСЯ! Пальцы крепко схватили ворот рубашки и дёрнули на себя. Рот Арины скривился в яростном оскале, обнажая клыки, брови сошлись у переносицы, точно крылья птицы. — Если скажу, что ты бы отправилась следом, не узнай я обо всём, сменишь гнев на милость? — Нет! Я определённо дура, но смогла и сама догадаться! — ни чуть не удивившись прорычала девушка и приблизилась почти вплотную, — кто дал тебе право выбирать за меня? КТО?! Сам себя Господом Богом провозгласил? Решил спеться с Мори, провернул всё у меня прямо под носом, как крыса, а теперь ещё и предъявляешь претензии? — Я не мог потерять тебя. — Вот именно! ТЫ не мог! Ощутимый удар под дых, и спина отозвалась резкой болью, соприкасаясь с полом. Арина кричала громче и громче, пока тонкие губы растягивались в улыбке. Осаму дал ей зелёный свет на всё, что душа пожелает. Но только этой ночью. Дождь начал затихать, расчищая сумеречное небо. Луна украдкой выглянула из-за облаков, заливая тусклым светом серо-голубые огни напротив. Осаму всегда относил обладателей таких глаз к надменным гордецам, отчего в голове первой время творился настоящий хаос. Как это так, его устои пошатнулись? Да ещё из-за какой-то русской, на вид как соплячка лет одиннадцати, которую ему подсунули в качестве наставницы. — Карие тебе бы пошли куда больше. Большой палец нежно очертил край нижнего века, отчего задрожали ресницы. Крики мгновенно оборвались, кулак застыл в воздухе. Левая скула ныла и пульсировала, обещая внушительный синяк на утро. В качестве напоминания, пускай и временного. Сопротивления не было ни когда ладонь переместилась на тонкую шею, ни когда губы прикоснулись к коже щеки, плавно смешаясь ниже. Удивительно, но Арина ответила на поцелуй. Рвано и грубо, изредка срываясь на укусы, но всё-таки ответила. Осаму часто представлял их первый раз. Так часто, что мог бы с гордостью носить звание почётного некрофила ещё пару месяцев назад. Перед сном, иногда, поддавшись воспоминаниям, в Агенстве и всякий раз, как оказывался в постеле с очередной дамой, черты которой хоть как-то напоминали её. В противном случае поза сзади исправляла положение. Теперь же всё было по-настоящему. По телу разрядом прошло волнение вперемешку с возбуждением. Кровь закипела и забурлила, устремляясь в низ живота. Оставалось только получить разрешение. Рука скользнула по спине, повторяя изгибы, и приблизилась к бёдрам. Арина вздрогнула, почувствовав прикосновение к ягодицам, и прервала поцелуй. — Ч-что ты делаешь? — хрипло спросила она. Прерывистое дыхание и полураскрытые губы давали волю фантазии, однако Дазай пока был в состоянии держать себя под контролем. Даже с ней. — Предлагаю более приятное продолжение вечера. Но если ты против, то настаивать не стану. — За кого ты меня принимаешь? — светлые глаза яростно блеснули. Как и ожидалось. — За ту, которую люблю и хочу. Столь прямой ответ явно ошарашил девушку, и Осаму, воспользовавшись ситуацией, вновь прильнул к влажным губам. Стоило бы выждать, дать ей время, но тело и желание подстёгивали к более активным действиям. Неуверенное прикосновение к плечам сперва удивило, а затем вызвало целую бурю внутри. Ладонь слегка надавила на спину, прижимая Арину к себе и вынуждая выгнуться. Сзади, должно быть, открывался отличный вид. — Не хочешь переместиться хотя бы на ковёр? — Я… я н-не знаю, — сконфуженное бормотание вызвало широкую улыбку, смутившую бывшую напарницу пуще прежнего. — Или предпочитаешь более открытые и жёсткие места? — Дазай указал на окна. — Не думал, что ты такая. Хотя знаешь, это заводит даже больше, чем... Что такое? Лицо девушки горело. Яркий румянец добрался и до кончиков ушей, вызвав сладкое чувство. Что же будет, когда футболка полетит на пол? — Н-ничего… п-просто… — Неужели ты… — внезапная догадка шокировала и взбудоражила до мутной пелены. — Не смейся! — с отчаянием воскликнула девушка и инстинктивно обняла себя за плечи. — Да, я не спала ни с кем! И что? Неловкая пауза затянулась. Слишком затянулась. Осаму судорожно вдохнул, пытаясь вернуть контроль над собственным разумом. — И не собирался, — наконец, произнёс он, — значит, постараюсь быть ещё более внимательным, чем планировал. — Не говори т-такое, — буркнула Арина и отвернулась, старательно пряча лицо. В голове промелькнула мысль подхватить бывшую напарницу на руки, но зная отношение той к подобным вольностям, Дазай быстро отказался от неё. Этой ночью риск совсем неуместен.***
Сдавленные стоны ласкали слух всякий раз, как пальцы медленно погружались всё глубже и глубже. Обнажённые бёдра крепко прижимались к разгоряченному телу, будто требуя, наконец, прекратить эти игры и перейти к самому интересному, однако Осаму твёрдо решил не торопиться. Он слишком долго ждал, так почему бы не растянуть момент? Взгляд скользил по затянутым дымкой серо-голубым глазам и раскрытым губам, силясь запомнить даже малейшие детали. — Ос-саму, я х-хочу… Всего три слова, но и их с лихвой хватило, чтобы сорвать последний замок, сдерживающий животное желание. Все обещания, данные самому себе, без сожаления были отброшены куда подальше. Люди превращаются в самых настоящих зверей, когда дело доходит до низменных потребностей, хоть и скрывают истинную личину под напускной интеллигентностью и беседами о высоком. Дазай усмехнулся неожиданной мысли, однако повторившаяся тихая мольба вернула в реальность. Похоже, он ещё не скоро научится вновь полностью отдаваться процессу. Даже с ней. Привычка автоматом выполнять всё необходимое вырабатывалась в течение многих лет, а что может быть тяжелее борьбы с самим собой? Арина зашипела, стиснув зубы, и рефлекторно попыталась отстраниться, как только Осаму вошёл наполовину, но твёрдая рука отрезала путь к отступлению. — Потерпи. Дальше будет приятнее, — бывший мафиози сжал зубами мягкую кожу на шее, надеясь перебить тем самым боль. — П-перестань болтай, — хрипло отозвалась девушка и вильнула бёдрами. — Слушаюсь и повинуюсь. Ехидно ухмыльнувшись, Дазай с наслаждением позволил себе довершить начатое. Резкий возглас и вонзившиеся в плечо ногти пробудили давние фантазии, некоторые из которых он уже успел воплотить в реальность. Правда, с другими, но это только вопрос времени. — Поработай пальчиками, станет чуть легче, — промурлыкал Осаму, отмахиваясь от участившихся просьб остановиться. — Ради такого зрелища я даже готов отказаться от поцелуев. Он выпрямился, обхватил девичью талию и возобновил движение, всем своим видом показывая, что поддаваться на уговоры не собирается. Нечего было столько лет пропадать непонятно где. Арина послушалась. Кусая губы и жмурясь, она потянула руку к самой чувствительной точке на теле. — М-м, а ты, смотрю, хорошо осведомлена в таком деликатном вопросе. Тренировалась? — Д-до тебя ещё д-далеко, — сдерживая стон, пробормотала девушка. Колючая и одновременно чувственная даже в постеле. Дазая всегда привлекала эта странная противоречивость. Иногда пугающая, но чаще веселившая и заставлявшая делать всё наперекор. Прямо как сейчас: просит медленнее — самое время набрать темп и насладиться последующей реакцией, хочет сменить позу — сжать покрепче и направлять самому, чтобы не перехватила контроль. Он тоже умеет злиться. Он тоже помнит обиду, горькую и жгучую, грызущую до самых костей. Он тоже хочет отыграться, пускай и пожалеет об этом позже. Неожиданный рывок, и бинты на шее дали трещину. Звук рвущейся ткани наполнил комнату, вынуждая притормозить. Осаму вскинул брови и с некоторым интересом наблюдал, как белые обрывки, точно кружащий снег, усеивают постель и пол. Тёплые пальцы очертили контуры шрамов, давно успевших стать неотъемлемой частью тела. Взгляд серо-голубых глаз блуждал от одного к другому, с плохо скрываемой жалостью оглядывая творения различных острых предметов. Дазай никогда не ограничивался одними лишь ножами, пуская в ход всё, что попадётся под руку. Надоедливая привычка, появившееся после её ухода и обострившаяся после смерти Оды. Самоистязание и вина, забравшаяся на шею и гнусно хихикавшая каждый раз, как к старым порезам прибавлялось с десяток новых. Ласковое и в то же время настойчивое прикосновение к спине заставило опуститься, чувствуя, как мягкие губы оставляют влажный след на ключице, а затем поднимаются выше, облюбовывая каждый сантиметр. Незнакомое сильное чувство охватило разум. Он не любил тех, с кем спал, воспринимая секс, как простую разрядку и хороший способ добиться своего. Грязно и быстро, исключая даже малейшие намёки на нежность. Похоже, настало время изменить старые уклады. Пусть даже и свои собственные. Тихие стоны снова разбудили зверя внутри, как только движения — на сей раз медленные и осторожные — возобновились, но Дазай сдержался. Вместо этого он сосредоточился на двух помутневших от наслаждения огнях напротив. Руки блуждали по податливо выгибающемуся навстречу каждому толчку телу, ища наиболее чувствительные места и улавливая каждое изменение в чуть охрипшем голосе. Внезапное ощущение накрыло с головой. С трудом подавив желание продолжить, Осаму замедлился. Перед глазами замаячила бледная кожа, призывно маня запахом и доступностью. Сколько он уже успел оставить меток? Пять? Шесть? Язык обвёл каждую, пока острые ноготки с удвоенное силой принялись чертить свои собственные на его спине. «Нашёл», — не без удовольствия подумал бывший мафиози, слыша, как дыхание бывшей напарницы учащается, а стоны становятся несдержаннее и громче.***
— Ваша пепельница, мадам. Стеклянная чашка зазвенела от соприкосновения с подоконником. Серо-голубые глаза скользнули по ней рассеянным взглядом и вновь устремились в небо — царство одинокой Луны. Облака разбежались, будто страшась гнева ночной госпожи. Даже ветер почти полностью утих, изредка боязливо пробегая по кронам деревьев. — Спасибо, — пробормотала Арина и щёлкнула зажигалкой, — кстати, откуда она у тебя? Не куришь же. — У всякого порядочного джентльмена должна быть одна про запас. Вместо ответа изо рта девушки показался белёсая струйка, устремляясь к белому диску наверху. Из дома напротив вышел мужчина средних лет, едва сдерживая рвущегося вперёд пса. Бедолага наверняка соскучился по свободе за долгие часы в четырёх стенах и раздражённо дёргал поводок, поторапливая копушу-хозяина. — Хороший район. Тихий, уютный, — сказала Арина, наблюдая за развернувшейся борьбой внизу. — Аж зависть берёт. — Переезжай, — с готовностью предложил Осаму, — для тебя местечко всегда найдётся. — Может, позже. — Томишь сердечко смутной надеждой. Жестокая! — бывший мафиози драматически вскинул руки, мельком замечая, как на бледном лице проскальзывает тень улыбки. — Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос. Что планируешь делать дальше? — Время покажет, — после долгой паузы отозвалась девушка. Такой расплывчатый ответ не устроил Дадая, но все дальнейшие попытки вытянуть хоть что-то вменяемое не увенчались успехом. — Не желаешь поговорить? — спросил Дазай, чувствуя, как стягиваются в тугой узел мышцы живота. — Процесс не из приятных, но нам обоим стоит разъяснить некоторые детали. — Зачем? Я услышала всё, что хотела. Большего мне не нужно. — Ты не меняешься, — стараясь подавить вздох разочарования, сказал Осаму. Похоже, плотный барьер, окружавший Арину со всех сторон, придётся пробивать гораздо дольше, чем планировалось. — Тогда предложи тему сама. Или не терпится побыстрее избавиться от меня? — Что произошло? Там, — чуть дрогнувший при слове «там» голос пробудил внутри лёгкую тревогу. Сложный вопрос, но несомненно ожидаемый, при ответе на который главное не разболтать лишнего и не скатиться в откровенную ложь. Дазай начал. Медленно и несмело, опуская ненужные моменты, как например, инцидент с Акутагавой в фургоне, и незаметно следя за эмоциями бывший напарницы. Кое-что та, по-видимому, начала вспоминать и сама. На посеревшем лице с каждым новым словом проступало выражение ужаса и отчаяния. Иногда Осаму делал паузы, давая той время прийти в себя и заодно старательно подавляя жалость. Пусть лучше услышит всё от него, чем от какого-нибудь Человека-Ястреба. По крайней мере будет готова на момент их встречи. Конец дался в разы труднее начала, несмотря на то, что большую часть Арина рассказала сама, иногда задавая уточняющие вопросы. Её голос становился всё тише и тише, пока окончательно не угас, превратившись в едва различимое шевеление губами. Минуты тянулись одна за другой, пока часы не показали половину одиннадцатого. Дазай с раздражением смахнул тысячное за вечер сообщение от Накаджимы. Тот будто знал о появлении девушки и раз за разом интересовался то её местонахождением, то состоянием самого наставника. — Что вы планируете завтра? — будто очнувшись, спросила Арина. — Арест с последующим банкетом. Приглашены все, как я уже упоминал. — Всё в один день? — Не совсем, но стоит поторопиться — Куникиде дали отсрочку в пару дней. В качестве скромного презента напоследок. Удивлённый взгляд и поползшие вверх брови напомнили, как много пропустила девушка. Пришлось пересказывать и беседу с Анго. — Значит, из-за меня и ему досталось, — с горькой усмешкой пробормотала Арина. — Твоей вины здесь нет. Он всего лишь жертва обстоятельств, — Дазай вынул из ослабевших пальцев дотлевающую сигарету и затушил, затем поднёс ладонь к лицу, вдыхая до боли знакомый запах. — Одасаку всегда курил такие же, — сердце замерло от пронёсшихся образов перед глазами. — Он и привил мне любовь к этой марке, — девушка попыталась высвободить руку, однако Осаму не дал, оставляя на коже невесомый поцелуй. Арина только пробурчала что-то, заливаясь пунцовым румянцем, и отвернулась. — Пора тебя откармливать, иначе скоро совсем исчезнешь. — Спасибо, мастер комплиментов. Бывший мафиози улыбнулся, ловя хмурый взгляд серо-голубых глаз, и притянул девушку к себе. — Как самочувствие? — губы прошлись по тонкой шее, тут же покрывшейся мурашками. — В порядке, не считая боль кое-где из-за кое-кого. — Не смог сдержать себя из-за упущенных лет, — руки нежно поглаживали талию, будто прося прощение за грубость. — По чьей вине интересно, — сквозь зубы бросила Арина и выскользнула из объятий. — Спать хочу. У тебя есть лишняя подушка и одеяло? — Оставишь меня одного-одинёшенеку в холодной кровати? — Не могу спать, когда спина открыта, — ответила она и добавила чуть слышно, — надеюсь, моя небольшая перестановка не вызвала недовольства в отеле. Сердце защемило от жалости. Ладонь сжалась в кулак. Память выудила из далёких недр обещание, данное самому себе пять лет назад. Обещание, нарушенное бесчисленное количество раз. — Могу побыть твоей защитой, если позволишь, — уголки рта поползли вверх, стараясь прогнать следы печали. На лице девушке проскользнула неуверенность вместе со страхом, прежде чем та медленно кивнула. — Только не закидывай на меня ноги, — сказала она и отвернулась. — И не лапай. — Насчёт последнего ничего обещать не могу, — ехидно ответил Дазай и увернулся от удара. Небо осветила короткая вспышка. Ветер, пока что совсем слабый, завыл, словно предупреждая о близившемся ненастье, но тщетно: балкон опустел.***
Оглушительный удар и яркий свет вырвали из сна, на удивление крепкого, не наполненного привычными леденящими душу кошмарами. Дождь барабанил в окна, яростно просясь внутрь. Злился и метался от одного дома к другому, гонимый ветром и людьми, не желавшими впускать его в свои уютные жилища. Рука провела по простыне, но не нащупала ничего, кроме складок и одеяла. В грудную клетку прокралось нехорошее предчувствие и разнеслось по телу, ускоряя пульс. Мысли тут же налетели со всех сторон, стремясь успокоить и не давая впасть в панику. «Просто отошла в туалет. Либо же решила-таки устроить запоздалый ужин», — твердил внутренний голос. Однако и ванна, и кухня оказались пусты. Как и балкон. Дазай уловил едва слышимый запах гари. Взгляд тут же устремился к пепельнице. В ней прибавилось окурков, среди которых белел клочок бумаги. Под ногами что-то хрустнуло — перо. Голубиное. Ноги, внезапно ставшие ватными, с трудом донесли обратно до кровати. Осаму сел, разглядывая находку, но ничего путного так и не обнаружил. Глаза вдруг заприметили светло пятно на прикроватной тумбочке: письмо и записка, судя по косым буквам, нацарапаная наспех. Пальцы разжались, и листок, кружась, опустился на пол. Голова опустела, в то время, как сердце до краёв наполнилось болью. Взгляд вновь и вновь бегал по словам, будто отказываясь верить. «Возвращаю то, на что никогда не имела права».