Дары волхвов

      Кэйа Альберих мог с уверенностью сказать, что имеет богатый жизненный опыт. И это была не пустая обще-положительная фраза, коей порой пытались набить себе цену некоторые особо ушлые матросы на Тортуге, стремившиеся просочиться в команду к капитану пощедрей да поудачливей, отнюдь. Просто, прожив более девяноста насыщенных лет, Кэйа многое смыслил в жизни, а чего не смыслил, вполне способен был домыслить, насколько позволяли когнитивные способности. За его плечами было детство, проведенное с русалочьим народом (о том, что было до, он старался не вспоминать), прошедшее по большей части в море, а если не в море, то на берегу моря. Была юность, полная дружбы-влюбленности, сомнений и подспудной вины, попытки избавиться от которой привели к жестоко непредсказуемым последствиям и еще большей вине. Не вине даже — виновности. Была абсурдная, противоестественно затянувшаяся молодость, мешанина из боли, одиночества и пустоты, людского дерьма, существований и смертей. Тогда в агонических иллюзиях он ощущал себя более живым, чем в промежутках сомнительного функционирования между смертями, только потому что там был Дилюк.       Дилюк вообще был главным его жизненным показателем. Что там дыхание или целостность черепа, кого волнует, бьется сердце или нет, — Кэйа жив, если рядом Дилюк.       Кэйа мертв, если Дилюка рядом нет. Проще простого.       К тому, что Дилюк в какой-то момент начнет убивать его своим присутствием, Кэйа, со всем его багажом житейской мудрости, категорически не был готов.       Он мог дать голову на отсечение... хм. Ладно. В его ситуации не самая убедительная клятва, верно?       Он мог сто раз подряд дать голову на отсечение, что Дилюк не понимал, что творит с ним. Хуже того, сам Кэйа не понимал, что с ним творится. Шутить на грани скабрезности о том, что у него едва ли не встает на русалочью задницу — это одно. Когда у него действительно едва не встает на русалочью задницу — ох, святые архонты.       Это другое.       С самой первой их встречи после разлуки они избегали касаться друг друга сверх необходимого. Прикосновения не были чем-то запретным, но неловкость стреножила, мешала и дезориентировала. А сегодня она будто бы вся испарилась вдруг, словно и не было, как если бы они вернулись в прошлое, когда их за волосы было не оттащить друг от друга. Тогда прикасаться друг к другу было сродни дыханию — рефлекторный, неконтролируемый процесс, над которым не требовалось задумываться. Толчок в плечо, похлопывание по спине, взлохмачивание волос, щекотка под ребрами, щелбан в лоб, детский смешливый поцелуй туда же, или в ухо, или в нос, или в щеку — куда придется. Они даже спали вместе, тесно прижавшись друг к другу, клубком из конечностей, похожим на застенчивого осьминога, неважно, в подводном дворце рагнвиндров или на берегу. Словом, всегда, при любых обстоятельствах, они держались на расстоянии прикосновения и очень редко бывали порознь.       Кэйа предпочел бы умереть пьяным сколько угодно раз, нежели потерять это снова. Тепло чешуи и кожи, ощутимый, но совсем не тягостный вес русала у себя на коленях — о, за это Кэйа продал бы второй глаз и ошметки души. Вот только все это богатство досталось ему бесплатно, потому что Дилюк простил. Простил и доверился.       А Кэйа, благочестие, мать его, во плоти, вывалял его в своих грязных мыслях. Какое благородство.       Сначала все было замечательно. Дилюк заметно нервничал в окружении людей, к тому же, — зачем отрицать очевидное, — очаровательно ревновал его к Бэй Доу, отчего на сердце Кэйи становилось горячо и сладко. Касаниями он успокаивал русала, когда чувствовал, что тот волнуется, давал ему понять, что все в порядке, что он рядом, что он защитит — получалось инстинктивно, даже не думая. А потом эта наивная русалочья душа уложила драгоценный (и тяжелющий!) хвост к нему на колени и зачем-то притерлась к паху. Альберих сам не помнил, каким чудом сумел свести неловкость к шутке. Должно быть, стоит сказать спасибо нижним мозгам, тем, которые завелись в кишках. Он бы не удивился, право, окажись его дерьмо умнее его самого.       Защитник, черт его дери. Отважный рыцарь спермотоксикоза.       Решено. Как только окажется на суше — сразу в бордель. Без промедлений. Взять какую-угодно-лишь-бы-не-рыжую шлюху, сбросить пар. Может, шатенку. Хотя нет, шатенку тоже не стоит. Лучше брюнетку с волосами черными, как его душа, и такую же мрачную и уродливую, как его жизненные перспективы.       Альберих попытался выпить и обнаружил, что вино в бутылке закончилось. Блеск.       Брюнетка определенно должна быть страшнее самого дьявола.        — Чего такой грустный? — поинтересовалась Бэй Доу, ухмыльнувшись, и эта ухмылка в дрожащем свете корабельного фонаря выглядела поистине злодейской. Речь женщины была ясной и четкой, и лишь хмельная поволока в глазах подтверждала, что батарея пустых бутылок на полу — действительно ее рук дело.        — Шашлык попался невкусный, — огрызнулся Кэйа, едва удержавшись от вульгарности в присутствии Дилюка.       Дилюк фыркнул и опрокинул в себя остатки вина из кружки, половину расплескав на грудь. Впрочем, немудрено: проворачивать такие фокусы лежа — так себе затея. Лежал он, к слову, на кэйиных коленях, так что штанам тоже досталось.        — Ох, Барбатос!.. — воскликнул Кэйа скорее устало, нежели с упреком. — Диди, мне кажется, тебе уже достаточно.        — Н’хочу, — невнятно пробормотал русал, рассеянно царапая когтистыми пальцами пояс многострадальных штанов капитана. — Еще.       Кэйа только вздохнул, мимолетно погладив непослушную алую челку. Когда волосы Дилюка высыхали, то завивались, пушились и становились похожи на настоящий костер. Кэйа обожал его касаться.        — Поразительный парень, — заметила Бэй Доу, глотнув вина. — Который раз уже он опьянел?        — Девятый, — уныло отозвался Кэйа, откупорив новую бутыль и всеми силами пытаясь уберечь ее от цепких русалочьих лап.       Они ни разу до этого не пили вместе, и он даже представить не мог, каким чудовищным окажется метаболизм русала. Дилюк почти мгновенно пьянел от пары глотков, но при этом трезвел практически настолько же молниеносно, если новой дозы алкоголя не поступало. Кэйа кое-как приноровился к этим циклам, но все равно это пугало: вот русал спокойно сидит и поддерживает беседу, а вот — растекается морской звездой по коленям Альбериха и лыка не вяжет. А потом все повторяется.       Самое страшное — Дилюку такое положение дел, кажется, нравилось. Он не давал себе даже протрезветь до конца. И вот солнце зашло, а Кэйа все никак не мог расслабиться, бдительно следя, чтобы Дилюк не переборщил, не натворил глупостей и не навредил себе. Вот и сидел злой и чудовищно-недостаточно пьяный.       Кого я породил, обреченно думал он, вынужденно подливая русалу в его дурацкую кружку с цветочками. Он подозревал, что это связано каким-то особо нелогичным образом с ревнивой настороженностью русала к Бэй Доу. А ведь он еще даже не писал при нем писем к Кли!       Бремя судьбы, чтоб его чешуйчатую задницу устрицей защемило.       Кэйа вздохнул, одной рукой осторожно приподнял Дилюку голову, чтобы тот снова не облился, а другой нежно погладил его по плечам и обтер липкую от вина грудь. Любимое бремя.       Которое, к слову, считает, что они друзья. И Альберих, выбитый из колеи еще прошлой русалочьей выходкой, с ужасом не смог найти в себе сил обрадоваться в ответ на очевидно протянутую руку дружбы. Слишком много событий на данный отрезок времени, можно как-нибудь помедленнее, спасибо, идите к черту. Хорошо хоть Дилюк, кажется, не особо разобрался в произошедшем, и лепет Кэйи не обидел его, в ином случае капитан себя бы не простил. Да он и так себя не простил. Дилюк пошел ему навстречу, совсем недавно он и мечтать о таком не смел, а он... а он...       Аргх.       Бэй Доу откровенно забавлялась и премерзко наслаждалась жизнью и винцом, не отвлекаясь ни на какие новоприобретенные внутренние конфликты. Кэйе казалось, что она все давно просекла и знает что-то, чего не знает он (что, разумеется, никоим образом не соответствовало действительности). Еще и издевалась. Дьяволица в человечьем обличье. Вот уж на кого стоило бы обрушить Гнев Недр.       К слову об этом.        — Вообще-то мы к тебе по делу, — сказал Альберих, бросив быстрый взгляд вниз на Дилюка. Тот лишь разморенно дернул ухом, давая понять, что слушает. Наверное. — Дело жизненно важное, — добавил он на всякий случай. Даже врать не пришлось.        — О архонты, хорошо, что я уже пьяна, — Бэй Доу закатила глаза и принялась рыться в потайных карманах платья. Выудила на свет божий длинную трубку и мешочек с табаком, осмотрела придирчиво, вытряхнула и принялась набивать. — Подожди, я закурю. Прошлый раз с такой прелюдией ты заказал мне трехкилограммовый, черт бы тебя побрал, мешок семян той бешеной ледяной кукурузы, которая терроризирует Мондштадт. А в этот раз что? Луну с неба? Зомби-девочку? Сердце Бога? Нет, не отвечай пока, я еще не затянулась, — она обхватила губами мундштук, сделала затяжку и выпустила дым, удовлетворенно прикрыв глаза. — Все, теперь я готова.        — Помнишь, я когда-то интересовался обсидиановыми кольцами? Ну, теми, которые считаются реликвиями архонта огня, но не признаны муратан?        — А, «мусорные артефакты», — кивнула Бэй Доу, вновь затянувшись и от чего-то помрачнев. — Может, тебе лучше все-таки зомби-девочку привезти? Придется иметь дело всего лишь с разъяренным хлеще лавачурла жутким аптекарем, — она зябко повела плечами. — Но это намного проще, поверь.        — Лестное предложение, но нет, мне хватило зомби-мальчиков в жизни, — открестился Кэйа, решив не уточнять, чем страшен этот неведомый аптекарь, раз уж заслужил такой отзыв о себе из уст Бэй Доу, которая обычно ничего не боялась. Хотя было любопытно. — А в чем, собственно, трудность?        — То кольцо, что было в музее, выкупила Нин Гуан, — со вздохом поведала Бэй Доу, лишь едва заметно приподняв брови в ответ на «зомби-мальчиков». Кэйа обожал ее за способность не задавать лишних вопросов. — Не то чтобы музей особенно им дорожил, в конце концов, им даже рассказать о нем нечего было — так, симпатичная древняя побрякушка без следа магии. А ей колечко понравилось. Ну и... — она махнула рукой.        — Ох, Нин Гуан, значит... — понимающе присвистнул Альберих и прищурился. Чуять слабину в собеседнике он мог даже полутрезвым и задолбавшимся. Перегибать палку, он, конечно, не собирался, но шанс отыграться за тогдашнюю насмешку упустить не мог. — И все же. Разве так не должно быть проще? Вы ведь, ммм, такие хорошие друзья, — медово улыбнувшись, вкрадчиво поинтересовался он, машинально зарываясь пальцами в жестковатые от соли волосы Дилюка, почесывая кожу головы.       Тот подался навстречу прикосновению, и Кэйа пообещал себе, что обязательно поразмыслит об этом позже, когда они останутся наедине. Если он подумает об этом сейчас, то Бэй Доу придется куда-то девать его скончавшийся во всех смыслах труп.       Бордель, бордель, бордель.       Бэй Доу вскинула бровь и скрестила руки на груди.        — Ты злопамятное чудовище.        — Осведомлен, — приятным тоном отозвался Альберих и протянул руку. — Не угостите ли чудовище парой затяжек, добрая леди?       Бэй Доу аж передернулась.        — На, на, зафиксируйся и перестань быть засранцем! — она запихнула длинный мундштук Кэйе в рот с таким рвением, словно это был кинжал в глотку злейшего врага. Или соска в рот орущему младенцу, тут уж как посмотреть.       Альберих пакостно хохотнул сквозь зажатый зубами мундштук и с наслаждением затянулся. Бэй Доу раздраженно охлопала карманы по второму кругу, вытащила все тот же мешочек с табаком и уже другую трубку, покороче и поизогнутей, с пузатой округлой чашей.        — Да я бы вернул эту, — Альберих постучал по чубуку своей.       Бэй Доу хмыкнула с нескрываемым скепсисом.        — Ага, как и предыдущие одиннадцать.        — К моей чести спешу заметить, я возмещал стоимость каждой, — безмятежно отозвался Кэйа.       Бэй Доу фыркнула и выдохнула облачко дыма, половчее перехватив трубку. Если первая, длинная, тонкая и прямая, придавала женщине томного изящества, то эта, напротив, раскрывала ее суровую пиратскую натуру. С такой трубкой Бэй Доу как никогда соответствовала своему статусу капитана под черным флагом.       Что же до Кэйи, то он без лишней скромности был уверен, что смотрится неотразимо с чем угодно во рту. Интересно, а Дилюк оценил? Он посмотрел вниз, чтобы удостовериться, и едва не выпустил трубку изо рта.       ...Дилюк смотрел на него широко распахнутыми и очень трезвыми глазами. Кружка, в которой еще оставалось две трети вина, стояла на полу рядом. Выражение его лица было совершенно непроницаемым, и Альберих забеспокоился. Нет, это, безусловно, хорошо, что он протрезвел (снова), но, боги, что с этим взглядом? Они ведь, кажется, разобрались с вопросами ревности, разве нет?       Дилюк спокойно протянул руку и забрал трубку прямо у него изо рта посреди затяжки. Не успевший среагировать и расслабить губы Кэйа аж растерялся от раздавшегося в полной тишине влажного причмокивания и подавился дымом. Дилюк же повертел трубку, — Кэйа поспешно подставил ладони, чтобы тлеющий табак не высыпался на обнаженную русалочью грудь, но Дилюк был аккуратен, — и зачем-то лизнул мундштук. Потом еще раз и еще, со всех сторон.        — Как там это делается? Я тоже хочу, — сказал он, невинно глядя на Альбериха снизу вверх.       Кэйа уставился на него, не в силах отвести взгляд. Он видел их, видел этих чертей на самом дне алой радужки. Боковым зрением заметил, как Бэй Доу напротив состроила очень фальшивое вежливо-незаинтересованное лицо. Вот же!..        — Ну нет, так не пойдет, — решительно заявил он, отнимая у русала трубку. — С одной зависимостью сначала, вон, разберись, алкоголик. Курить еще вздумал. Нечего тут. Вредно, — и сунул ее себе в рот, для верности зажав мундштук зубами.       Дилюк возражать не стал, лишь пожал плечами, чуть приподнялся и, залпом осушив свою кружку, тут же сам наполнил ее снова. И улегся обратно Кэйе на колени, выглядя отчего-то очень довольным.       О том, что вот сейчас сотворилось в остроухой голове, капитан имел крайне зыбкое представление.        — Такие друзья, как ты, называются «плохая компания», — заметила Бэй Доу, лукаво щурясь.       Дьяволица.        — А такие друзья, как ты, не называются никак, потому что нахрен таких друзей, — категорично отрезал Кэйа, и Бэй Доу весело рассмеялась.       Альберих мрачно выпустил носом струйку дыма. Только что он торжествовал победу, подловив ее с Нин Гуан, а теперь снова очко не в его пользу. Вот гадство. Дилюк тоже горазд поиздеваться, а эта женщина и рада. Спелись же на его голову.        — За хреновую дружбу! — провозгласила Бэй Доу, салютуя бутылкой.       Альберих закатил глаз, но все-таки сдался и усмехнулся. Он опустил взгляд вниз и встретил ответный, искристый, и красный, и немного пьяный, и на душе стало тепло-тепло. Дилюк улыбнулся уголками губ и вскинул руку с кружкой.       Вот у кого-кого, а у них двоих действительно хреновая дружба, ха-ха.       (Альберих не променял бы ее ни на что другое).       Две бутылки и кружка звонко стукнулись друг о друга, и Кэйа ощутил себя ошеломительно, отчаянно, бессовестно живым.

***

       — И таким образом, мои планы летят к чертям, — вздохнула Бэй Доу, грустно заглянув в горлышко пустой бутылки. — Я думала, что просто отдам тебе завтра товар и распрощаемся, но нет, — она обреченно отложила ее в кучу мусора и, зажмурившись, потерла переносицу. — В общем, слушай. Одно обсидиановое кольцо сейчас у Нин Гуан. Другое видели пару лет назад где-то в Монде, насчет третьего как было ни слуху, ни духу, так и осталось. Я знаю об этом, потому что А-Гуан тоже их искала, — она вздохнула снова. — Вот не могло тебе что-то другое понадобиться больше жизни, а? Зомби...        — Никаких зомби, — агрессивным шепотом прервал ее Кэйа. — Ну прости уж, что мне больше жизни понадобились именно кольца!       Дилюк, наконец, задремал на его коленях минут десять назад, так что им пришлось хорошенько понизить голос. Ну, как понизить. Бэй Доу честно старалась изо всех сил, но с таким шепотом, как у нее, можно было запросто подрабатывать в фонтейнском театре суфлером. Бэй Доу вздыхала, сердилась и сводила брови на переносице, но едва ли это было способно помочь.        — Да что ж вам обоим с этими кольцами неймется! — она раздраженно скрестила руки на груди. — Ты-то ладно, я примерно представляю, для чего они тебе нужны, а вот зачем они ей — ума не приложу.       Кэйа ощутил холодок в груди и неосознанно крепче прижал к себе Дилюка.        — И, хм, каковы же твои предположения? — мягко поинтересовался он, словно шелк стелил поверх тонкого льда.        — Не делай такой голос, — поежилась Бэй Доу, — от него мороз по коже, — она с вызовом вскинула голову и ухмыльнулась. — Я предполагаю, что ты хочешь за этого рыбьего красавчика замуж.       Кэйа едва не уронил Дилюка с коленей и заполошно покосился вниз, проверяя, действительно ли тот спит.        — Ты предполагаешь что.        — Что слышал, — не устрашилась она. — Что, скажешь, не думал об этом? Да брось, я же вижу как вы друг на друга смотрите.        — Ты не знаешь нашей истории. Ты ничего не знаешь, моя дорогая Бэй Доу, — напомнил Кэйа почти ласково и почти спокойно, и на всякий случай прикрыл заостренные русалочьи уши ладонями. — Рассуждать о вещах, в которых ты профан, может быть чревато... последствиями.       Не то чтобы он стремился ее запугать, но... ладно, да, он стремился ее запугать. А вот нечего нести чушь всякую. Пусть еще спасибо скажет, что у него более цивилизованные методы ведения переговоров. Слышал бы это Дилюк, живьем сварил бы.       Бэй Доу легкомысленно пожала плечами, совершенно не выглядя виноватой.        — Дело ваше. Если ошиблась — прости. Ты меня знаешь, болтать не стану в любом случае, но подстебнуть — конечно, подстебну.       Кэйа знал, что это правда, иначе бы их общение закончилось еще много лет назад, сразу же после первой встречи. На Бэй Доу можно было положиться. Кэйа не рассказывал ей ни о своем прошлом, ни о проклятии, ни о Дилюке, даже будучи вдрызг пьяным и разбитым. Она также не интересовалась сверх меры, и такое положение дел вполне устраивало обоих. Их дружба была очень своеобразной, завязанной на пузатых винных бочках, совместных попойках, не рассказанных, но принятых секретах, и возможности расслабиться в присутствии друг друга.       И скоро это сгорит в пламени разгневанного древнего бога.       Альберих ощутил некоторую жалость, но осадил себя. В конце концов, Бэй Доу — не Дилюк. Весь мир — не Дилюк. Даже Кли, гореть ему в аду за такие мысли, но... черт.       Хватит об этом.        — Эй, бравый капитан, не дуйся, тебе не идет, — Бэй Доу придвинулась ближе, обдав запахом вина, и с грубоватой лаской потрепала по плечу. — Плохая шутка была. Серьезно, прости.        — Да не в этом дело, я бы и сам так пошутил, хах, — Кэйа усмехнулся, покачал головой и снова посмотрел вниз, на бледное расслабленное лицо, осторожно убрал со лба челку. Рыжие ресницы слегка трепетали: Дилюку, должно быть, что-то снилось. — Просто, если отставить шутки в сторону, то у нас... сложно все. Запутанно.        — Но вы же друг друга любите, скажешь, нет? — сказала Бэй Доу после недолгого молчания. — Это самое главное. Чтобы любили. А кто вы там друг другу — дело десятое.       Кэйа кивнул и улыбнулся, все так же не сводя глаз с Дилюка. Затем посмотрел на Бэй Доу, на лице которой сквозь косо налепленную маску безразличия пробивалось искреннее и нешуточное беспокойство, и хитро прищурился.        — Ах, дражайшая Бэй Доу, кому рассказать, что ты такая романтичная добрячка — не поверят, — пропел он, разряжая атмосферу серьезности, прекрасно зная, что сказанное им неправда. О доброте Бэй Доу ходили легенды не менее красочные, чем о ее же боевых подвигах, но при этом гораздо больше соответствовавшие правде.        — Ничего подобного, я злой и страшный пират, все как полагается, — хмыкнула та, заметно расслабившись.        — Ага, с собственным скромным фан-клубом в лице всего населения Ли Юэ от мала до велика, включая собак, — с готовностью закивал Кэйа.       Бэй Доу от души стукнула его кулаком в плечо, Кэйа шепотом заорал и закусил губу, чтобы не заржать в голос.        — Так какой план? Ты поможешь мне добыть кольцо у Нин Гуан? — спросил он, когда они подуспокоились.       Бэй Доу тяжко вздохнула и покосилась на давно угасшую трубку.        — Помогу, дьявол с тобой, — она махнула рукой. — Когда ты сможешь сойти на берег?       Кэйа прикинул.        — Две недели ровно.        — Отлично. Тогда через две недели будь в порту Ли Юэ, готовым ко всему. Я придумаю что-нибудь, обещаю, — твердо сказала женщина и взгляд ее упал на Дилюка. — А с уловом своим что делать будешь?        — С собой возьму, — сказал Альберих, как нечто само собой разумеющееся.       Бэй Доу вскинула бровь и покрутила пальцем у виска.        — С ума сошел? Он же русалка! Ему опасно показываться людям! Не говоря уже о том, что у него хвост в ноги не превращается! Как ты собираешься таскать его везде? Высока вероятность того, что мне придется протащить вас в Нефритовый дворец, а он, если ты не забыл!..        — Я знаю, все я знаю! — перебил ее Альберих, подняв руку. — Но я обещал ему приключения. Мы тоже что-нибудь придумаем, — он помедлил, раздумывая, затем лучезарно улыбнулся: — с божьей помощью.       В конце концов, за девяносто лет у него поднакопилось достаточно занятных связей. Сверхъестественно занятных.       Бэй Доу подозрительно сузила глаза.        — Ну, делай как знаешь, — она поднялась и отряхнула платье, оттянула успевшее высохнуть винное пятно на подоле, осмотрела и со вздохом отпустила. — Так, корабль твой, значит, мусор тоже твой. Не забудь про две недели, не упусти свою рыбу и сам не помри, — напутствовала она и подошла к борту, намереваясь взять в руки трос.        — И ты даже не спросишь, зачем мне эти кольца? — не удержавшись, спросил Кэйа ей в спину. — Ну, кроме шуток про свадьбу, серьезно, это моя прерогатива.       Бэй Доу, не оборачиваясь, пожала плечами.        — Доверяю, вроде как.       Кэйе должен был понравиться этот ответ, но не понравился. Должно быть, потому что был слишком честным. В груди шипастым червем заворочалась вина.        — А если я с их помощью уничтожу мир? — поинтересовался он нарочито-игриво, ни на полтона не выдав своего неспокойствия.       Бэй Доу фыркнула и обернулась через плечо, одной ногой уперевшись в борт «Каэнри’и».        — Я всего лишь доверяю тебе так же, как ты мне. Если ты говоришь, что нужны кольца — значит, нужны, и точка. Называй это индивидуальным деловым подходом.       Кэйа аж задохнулся.        — Хо-хо? С чего же ты взяла, что мне можно доверять настолько, наивное дитя?       Бэй Доу посмотрела на него, словно это ей здесь исполнилось девяносто, и она вот-вот вывалит ему на голову драгоценный ушат мудрости.        — Ты позволил мне увидеть свое сокровище. Когда пират делится сокровищем с другим пиратом — что это, как не доверие?       Кэйа моргнул и перевел взгляд на Дилюка.        — ...Наверное, ты права.        — Вопросы кончились? Отпусти меня уже на корабль, я обещала А-Гуан высыпаться как следует.       Кэйа расплылся в улыбке.        — Подкаблучница.        — Чья бы корова мычала, — парировала Бэй Доу, — знаю я тебя, не будь здесь этого русала, ты бы валялся пьяный в хлам и ныл. А тут, вон, паинька паинькой. Подкаблучник.        — Подплавничник, ага, — деланно-оскорбленно поправил ее Альберих. — Иди уже, чтоб тебя!       Бэй Доу хмыкнула и перепрыгнула на палубу «Южного Креста», ловко приземлившись на обе ноги. Минут десять спустя над кораблями воцарилась тишина, погасли огни, кроме кормового фонаря.       Над головой простиралось захватывающее дух темное небо с мириадами звезд, но Кэйа не смотрел туда, потому что — зачем? Он смотрел вниз, где на его коленях мирно посапывал Дилюк. Альберих склонился и аккуратно прижался ухом к теплой бледной груди. Сердце рагнвиндра билось размеренно, как всегда, чуть медленнее, чем обычно бьется человеческое, и в немного другом, отличном от людского, ритме.       Раз. Два. Три. Раз.       Прямо как в детстве, когда они спали вместе, как щенки в корзинке. Дилюк во сне все время пытался обвить его хвостом, да покрепче, а Кэйа ворчал, что ему дышать нечем, но никогда не стремился освободиться.       Сегодня русалочий принц впервые за все время, прошедшее с момента их воссоединения, уснул рядом.       Раз. Два. Три. Раз.       Кэйа обнял Дилюка поперек туловища и прикрыл глаза, купаясь в упоительном тепле. Сокровище. Его сокровище.       Раз. Два. Три. Раз.       Раз. Два. Три. Раз.