Дары волхвов

       — То есть, вот это и есть твой Невероятно Божественный План? — спросил Дилюк, и скепсисом в его голосе можно было потравить все живое в средних размеров озерце.       Кэйа Альберих, увы, был далек от того, чтобы именоваться «живым» в полном смысле этого слова. И — дважды увы — грязный рыночный закуток на пристани, где они находились в данный момент, как ни крути, не являлся озерцом, в котором Дилюк теоретически мог хотя бы спрятаться под корягой в омуте. Зарыться в ил. В общем, что угодно, лишь бы не видеть...        — Вот это, свет ока моего, предмет, и он называется «бочка». План же в том значении, которое интересует нас, является абстрактным понятием, — сияя улыбкой, как начищенная сабелька, въедливо уточнил Альберих, широким жестом простерев руку.        — Я умею варить яйца вкрутую. И к еде это не относится, — невзначай сообщил Дилюк, вдруг найдя свои когти на правой руке чрезвычайно интересными. Когда Кэйа примолк, осмысляя, рагнвиндр, медово улыбнувшись, добавил, копируя его прошлый тон: — так что держись ближе к делу, свет ока моего.       Кэйа слегка обиженно поджал губы, и Дилюку стало самую малость совестно. Ладно, это и впрямь было грубовато. Но рагнвиндр, как и перед встречей с Бэй Доу, не мог ничего поделать с собственным копошащимся под кожей, как червь-паразит, нервным раздражением. Он едва выдержал вполне неплохую, как оказалось, команду «Южного Креста», а здесь речь шла о шумном и оживленном портовом городе. Не сказать, что в его собственных владениях царило запустение: народ рагнвиндров был скромен, но вполне благополучен, но то — его подданные, такие же, как и он, с хвостами и плавниками, а это просто двуногое столпотворение какое-то, право слово. Дилюк ощущал себя здесь чужеродным. Не живым разумным созданием, а вещью, продуктом, добычей. Вон, на прилавке продают таких же, как он — разделанных и выпотрошенных, размером поменьше, правда.       Ну и конечно же, лезть в тесную душную бочку и торчать там неизвестно сколько времени явно не входило в список его самых сокровенных желаний. Не то чтобы он не доверял Кэйе, но...       В бочке на колесиках. По людскому, черт его дери, городу. Во дворец местной некоронованной королевы, которая в деньги разве что не одевалась (хотя кто знает). Дворец, плавающий, мать его, в сотнях миль в небе.       Немыслимо.       Только этому безумцу могло прийти в голову нечто подобное. Дилюк был против всеми фибрами души и жабрами тела.       Безумец тем временем, верно трактовав его раздражение, вздохнул и посмотрел Дилюку в глаза чистым пытливым взглядом. Его звездчатый зрачок влажно мерцал, придавая лицу невинности, и русал про себя трижды проклял засранца. За проницательность, за красивый глаз и за отсутствие совести.        — Знаю, это неприятно, придется потерпеть, но зато представь, какое потрясающее приключение! — Дилюк молча взирал на него, даже не скрывая своего презрения, но Кэйа сдаваться также не торопился. — А еще на всех этих людишках можно отыграться потом, когда мы исполним свой план, который основной! Они все сгорят, и никто не узнает о твоем... неудобстве! — умаслил он, сомнительно живописуя радужные перспективы апокалипсиса. Дилюк не впечатлился, и Кэйа предпринял еще одну попытку веской аргументации: — к тому же, я собственноручно выстругал и присобачил к ней колеса, что может пойти не так?       Дилюк выразительно вскинул бровь, и Кэйа сник, и... Архонты, это что, он губы надул? Напряжение мгновенно сдулось, как рыба-шар, и Дилюк сумел подавить смех лишь усилием воли. Уголки рта дрогнули, но обиженный в лучших своих побуждениях Альберих, кажется, не заметил.       Как девчонка, ей-богу.        — В общем, я хочу сказать, что это — Материальная Часть Невероятно Божественного плана, — пробурчал Кэйа, теребя тонкий свободный обруч на запястье. — Божественная Часть Невероятно Божественного плана добавится после того, как мы найдем Божественный элемент. Но для этого нам нужно добраться до площади, — он умоляюще сложил руки в перчатках, неизвестно по какому случаю надетых и откуда вообще взявшихся. — Я понимаю, что ты не доверяешь людям, но Диди, пожалуйста!..       Дилюк тяжко вздохнул и покачал головой. Ну что с ним таким прикажете делать?        — Подсади меня.       Кэйа просиял и бросился помогать.       В бочке было странно и тесно, но повозившись, он сумел относительно удобно устроиться и уложить хвост так, чтобы не сминался плавник — по сути, пришлось положить его себе на голову, но лучше так, чем потом мучиться. На четверть бочку заполняла чистая морская вода. Альберих собрал ее, еще когда они были в открытом море, сразу после того, как получил от Бэй Доу саму бочку, и это действительно помогло. Дилюк почувствовал себя гораздо увереннее, зная, что может держать под контролем хотя бы что-то.       Кэйа собрался прикрыть его крышкой, но Дилюк вскинул руку, призывая его помедлить. Русал обратился в сторону моря и мысленно позвал своего альбатроса. Рассвет откликнулся почти сразу: видно, был где-то поблизости. Он шумно опустился, с трудом умостился на кромке бочки, неловко переступая перепончатыми лапами, и недовольно забормотал, настороженно косясь на пирата.        — Оу, какая знакомая птаха, — мастерски увернувшись от размашистых крыльев, протянул Кэйа, вернувшись к своей обычной легкомысленной манере. — Твои глаза? Как его зовут?       Догадливый. Дилюк кивнул и зажмурился, налаживая связь через огненную печать.        — Иногда еще и нос. Но такое требуется редко, к тому же, он слишком чувствителен, трудно адаптироваться. Его зовут Рассвет.        — А я думал в тот раз, что он приблудился. Оказывается, от бдительного ока хозяина морей не ускользнет ничто, как жить с этим знанием, — хмыкнул Кэйа.       Русал отмахнулся, не открывая глаз.        — Да какое там око. Король из меня далеко не образцовый. Он мне был скорее для души, нежели для важных дел. Люди, я читал, заводят небольших животных, когда им скучно или... неважно.       Он в последний момент замял ненавистное «одиноко», но Кэйа, разумеется, услышал несказанное, и положил свою теплую даже сквозь грубую кожу перчаток ладонь Дилюку на плечо.        — Прости.       Дилюк покачал головой и вместо ответа осторожно взял альбатроса под крылья и передал из рук в руки капитану.        — Ему будет неудобно сидеть на плече, это тебе не попугай, — пояснил он. — Носи его так, а когда выйдешь на открытое место, подкинь вверх, чтобы помочь взлететь.       Кэйа послушно принял смену темы и присвистнул от нешуточного веса крупной птицы.        — Увесистая пичужка. Но в принципе за попугая сойдет. Я же пират, как-никак, причем единственный в своем роде, — самодовольно рассудил он. — Мне и птица должна быть под стать. Идеальней был бы только какой-нибудь феникс, но что ж, чего не имеем, того не имеем...       Дилюк без малейших угрызений совести позволил Рассвету клюнуть болтуна в подбородок, так, для острастки.       Это было странно: видеть все так, словно сам идешь в плотном разношерстном людском потоке, среди рыночных барахольных лотков и лавочек со специями, мимо торговцев рыбой и цветастых киосков с уличной едой. Дилюк пытался смотреть во все стороны сразу, из-за чего Рассвету приходилось вертеть головой так, будто она у него шарнирная. Идущие навстречу люди то и дело бросали на вычурно одетого молодого мужчину с громадной бочкой на колесах и чайкой-переростком в руке удивленные взгляды, городские стражи в форменных доспехах лениво задерживали взгляд, но по большей части, всем было плевать. Как-никак, Ли Юэ — портовый город, корабли стекались сюда со всех уголков мира, логично, что и люд здесь обретался самый разный. Беспорядков не устраивает, и ладно.       И все же вряд ли кто-то из них когда-либо вживую видел рагнвиндра, напомнил себе Дилюк. Едва ли кто-то в принципе знает о существовании такой расы: упоминания о морском народе остались лишь в сказках и легендах, а из реальной истории стерлись вместе с их опальным архонтом — тем самым приснопамятным Гневом Недр. Они — его вечные тюремщики и, в некотором смысле, его же вечные узники, хотя Дилюк не променял бы свой обособленный мир на бестолковую суетливость людских муравейников. Разве что, может быть, в детстве, когда казалось, что все люди наверняка похожи на Кэйю — хорошие, добрые, веселые.       Забавно. Он не знал никого из людей, кроме Кэйи, но заранее любил их всех, потому что Кэйа — человек. Затем он все так же не знал никого из людей, кроме опять-таки Кэйи и его отца, тогдашнего капитана «Каэнри’и», и этого хватило, чтобы заранее возненавидеть всех людей.       Кэйа был столпом его жизни, способным кардинально все изменить, при этом оставаясь неизменным. Жаль, что сейчас столп этот одержим желанием умереть. И по логике вещей и сложившейся неутешительной тенденции, Дилюку не остается ничего иного, кроме как полюбить смерть.       Рассвет нервно завозился, чуя неспокойствие хозяина, и русал услышал, как Кэйа заворковал над птицей, успокаивая. Глазами альбатроса он увидел, как тот протянул руку и подушечкой пальца осторожно погладил птичий лоб и основание клюва. Дилюк вспомнил эту же ласковую ладонь в своих волосах и ощущение надежного, родного тепла бедер сквозь хмельное марево, и ощутил такую тоску, что захотелось выть, но вместе с тем обрелась и решимость. Он исполнит желание своего бывшего брата во что бы то ни стало. А с собой... с собой как-нибудь разберется позже.       Бочка подпрыгивала на неровных камнях мостовой. Альберих катил ее сначала одной рукой, затем, видно, подустал, остановился и коварным маневром перевернул альбатроса лапами кверху. Ни Рассвет, ни сам Дилюк, погруженный в невеселые мысли, не успели толком среагировать, Дилюк лишь мельком увидел смазанную хитрую ухмылку, а в следующий миг осознал, что имеет радость созерцать снизу вверх открытую грудь, смуглую шею и точеный подбородок.       Засранец засунул бедного Рассвета в свое божественное, черт бы его побрал, декольте, что, учитывая отнюдь не малые размеры альбатроса, смотрелось комично.        — Сбрендил? — сердитым шепотом, чтобы не привлекать внимания, возмутился Дилюк, едва контролируя температуру воды вокруг себя. В конце концов, вряд ли стоило надеяться, что исходящая паром бочка не вызовет лишних вопросов. — Отпусти его!        — Не отпущу. Взгляни наверх, видишь, как здесь много лент с флажками и технических перетяжек? С его размахом крыльев он отсюда не вылетит, не обрушив пару-тройку лотков, — сказал Кэйа, — а я не хочу лишних проблем, пока мы не найдем наш Божественный элемент.        — Ну тогда посади его на бочку! — воскликнул Дилюк.       Кэйа опустил голову и посмотрел через птичьи глаза прямо на него.        — Нет уж, — с наглой простотой заявил он, расплывшись в белозубой ухмылке, — хочу походить с попугаем, я пират или где. И вообще, — он прищурился, и Дилюк всей шкурой ощутил очередную готовящуюся сорваться с неугомонного языка пакость, — хоть и через посредника, но я допустил тебя в святая святых к своей иконе, а ты не проявляешь никакого уважения. Где битие челом? Где восхваления богов? Прекрати ранить чувства верующих!       Дилюк потерял дар речи, чувствуя, что неумолимо краснеет. Вдруг навалилось осознание, что если Рассвет чуть-чуть скосит глаза вниз и вправо, то...       Хвала архонтам, он в бочке, и Кэйа его не видит. Но как же в этой проклятой посудине жарко!       Почему, ну почему именно сейчас этому придурку вздумалось поупражняться во флирте?       Придурок, к слову, как оказалось, не закончил.        — Однако, если ты ревнуешь к птице, то я могу предоставить доступ и тебе лично, когда останемся наедине, — бархатно промурлыкал он, подмигнув единственным глазом. — Только скажи, душа моя, и я дам тебе доступ к чему угодно. Помолимся вместе за здравие...       Связь с альбатросом не подразумевала передачу тактильных ощущений, но Дилюк все равно почувствовал вибрацию голоса Альбериха чуть ли не всем телом, отчего неловко дернулся и стукнулся головой о крышку. Кэйа бессовестно заржал, услышав сдавленные ругательства на древнем русалочьем.        — За упокой, чтоб тебя! Уймись, а! — с угрозой зашипел Дилюк, восстановив душевное и физическое равновесие. — Уймись, иначе, клянусь!..        — Нашел, — вдруг посерьезнев враз, быстро сообщил Кэйа, и Дилюк почувствовал, как бочку затрясло сильнее: Альберих прибавил шаг.       Дилюк тоже отбросил прочь лишние мысли, и заозирался глазами Рассвета. Представление о таинственном «Божественном элементе» он имел крайне туманное — Альберих постарался. Хитрый плут наводил интригу с того самого момента, как они втроем с Бэй Доу согласовали план. Он посвятил русала во все немногочисленные подробности, кроме этой, честно признавшись, что хочет впечатлить. Дилюк в ответ на такое заявление только глаза закатил: мол, что с юродивого взять, не больно-то и хотелось.       Он бы скорее прищемил себе плавник устрицей, чем вслух признался, что ему лестно и любопытно.       Птичий зоркий взгляд сосредоточенно просеял толпу, обшарил окрестности. Это предмет? Человек? Здание?       Что, черт возьми?..       В поле зрения возникла статная фигура возле одного из лотков, привлекшая внимание сдержанной роскошью одежды и осанкой, способной посрамить любую статую древних богов. Сам не ведая, почему, Дилюк задержался на этом человеке взглядом. Словно почувствовав на себе пристальное внимание, незнакомец, до этого спокойно рассматривавший что-то на прилавке, обернулся. Русал вздрогнул и прижал уши: его глаза, сияюще-золотые и мудрые, смотрели с усталой доброжелательностью и легким интересом.       Так, как если бы видели его насквозь.       Незнакомец настолько выделялся всем своим существом, что Дилюк даже не удивился, осознав спустя пару секунд, что Альберих направляется именно к нему.        — Господин Чжун Ли, — остановившись в вежливой паре метров, Кэйа поклонился, и русал не смог не отметить, что поклон получился чересчур церемонным для простого приветствия. Не говоря уже о том, что Альберих на его памяти вообще поклонов, кроме как шутливых, не отвешивал. Успокаивало лишь, что и шутливости тона капитан не утратил. — Рад видеть вас в добром здравии.        — Господин Кэйа, — кивнул золотоглазый мужчина, названный Чжун Ли. Голос его оказался под стать: низкий, рокочущий. С таким звуком могли бы ворочаться валуны и расти горы. — Рад видеть вас столь оживленным.       Он перевел взгляд с Кэйи на Дилюка и слегка улыбнулся. То есть, фактически, он, конечно смотрел на альбатроса, все еще позорно торчащего кверху лапами из выреза капитанской рубахи, но Дилюк нутром чувствовал, что эта мишура его не обманывает — уж слишком знающим был его взгляд. Чешуя на плечах встопорщилась помимо воли, вода на дне бочки беспокойно плеснула.       Кто же он, черт побери, такой?        — В последнее время я действительно ощущаю в себе небывалое жизнелюбие, ваша наблюдательность достойна восхищения, — беззаботно рассмеялся Кэйа, погладив альбатроса по грудке. Рассвет выдержал все со стоическим терпением, а Дилюку от этого успокаивающего жеста полегчало, хоть он и не почувствовал касания. — И на волне этой жизнерадостности, у меня возникло нестерпимое желание обсудить кое-что с вами, сяньшэн, — в его голосе все еще ощущалась улыбка, но глаза, насколько Дилюк мог видеть, посерьезнели. — Что-то, касающееся старых контрактов. И контрактов грядущих. В мире нет никого компетентнее вас в этой области, или я оши... ауч! За что?!       С подачи Дилюка Рассвет ущипнул капитана за нежную кожу над ребрами, чтобы не зарывался. Что-то подсказывало Дилюку, что их собеседник вовсе не так прост. В божественность этого элемента русал готов был поверить безоговорочно. Да, они вели себя как старые знакомцы, но русал опасался, что Кэйа опять заиграется в свои ораторские шахматы и навлечет на себя... что-то. Чжун Ли, конечно, был на вид вполне дружелюбен и спокоен, как скала, но у Дилюка не было под рукой достаточно воды, чтобы суметь защитить свое болтливое бедствие, если эта скала на поверку окажется неспящим вулканом.        — Мнится мне, ваш компаньон не так оптимистично настроен в отношении меня, — с доброжелательной насмешкой заметил Чжун Ли, вовсе не выглядя раздраженным, напротив — позабавленным. — Если дело капитана безотлагательно, предлагаю встретиться в Глазурном павильоне. Коль скоро мне не изменяет память, сегодня там подают изумительную ветчину, искусно обжаренную с ломтиками мацутакэ столь тонкими, что на просвет становится видно узор, созданный волокнами... — тут он замолк, виновато улыбнулся и покачал головой: — простите, увлекся. Будет лучше вам лично проверить истинность моих слов. Итак, в Глазурном павильоне, скажем, — он взглянул на солнце и прищурился, и Дилюк не был уверен, засветились его глаза сами по себе или же от того, что впитали солнечный свет, — скажем, минут через сорок?        — Договорились, — Кэйа стянул перчатку и пожал господину Чжун Ли руку. Когда они успели приблизиться друг к другу? — А для моего компаньона в этом павильоне что-нибудь найдется? — весело спросил он, уже приготовившись толкать бочку. — А то после ваших красочных описаний ему будет обидно ничем не угоститься.       Чжун Ли наклонил голову, пряча улыбку в уголках подведенных киноварью глаз.        — Разумеется. Кулинарные изыски Ли Юэ славны своей способностью удовлетворить любое живое существо.       У Дилюка не было никаких сомнений, что, говоря о «компаньоне», никто из них не имел в виду альбатроса.

***

      До Глазурного павильона они добрались точно ко времени, по дороге заскочив в один из многочисленных альбериховских тайников. Ну, как тайников — сундук стоял на незаметном сверху настиле под мостками пристани, но наверняка отлично был виден с моря. Над головами сновали люди, доски скрипели и нервировали русала.        — А это у пиратов в порядке вещей, хранить клады в сундуках прям так, не зарыв, посреди оживленного города? — поинтересовался Дилюк, с интересом наблюдая, как Кэйа открывает деревянную пыльную крышку. — О, так он еще и не заперт. Ты самый компетентный пират в мире.        — Я самый отвратительный пират в мире, — отозвался Кэйа, чуть наклонившись, чтобы Рассвету (и Дилюку) было видно содержимое. — К тому же, здесь не настолько большая сумма, чтобы всерьез беспокоиться.       Сундук был доверху набит мешочками с морой. Дилюк присвистнул.        — Вот это — небольшая сумма? — хмыкнул он. — Я, конечно, далек от людской экономики, но сдается мне, здесь какая-то ошибка.        — А вот и нет, — хитро усмехнулся капитан, чрезвычайно довольный собой, и закопался в мешочки по локоть. — Настоящая мора только в двух из них, помеченных секретным образом, а остальное — фальшивка. Причем фальшивка известная и разыскиваемая здесь и в соседних странах. Здорово я придумал, скажи?        — Ты еще хвостом повиляй, — насмешливо фыркнул Дилюк, но в груди дрогнуло что-то теплое. — Вот не лень же было заморочиться.       Широко улыбнувшись, Кэйа вытащил мешочек, на вид ничем не отличавшийся от других, и, явно рисуясь, подкинул его на ладони. Монеты звякнули, легкомысленно обещая многие радости.        — А это чтобы незадачливым воришкам жизнь медом не казалась, — сказал он весело. — Воровать тоже надо уметь, а портить людям кровь — дело святое.       Дилюк в своей бочке лишь покачал головой, даже не пытаясь бороться с улыбкой.        — Здесь столько денег, что можно купить весь сегодняшний ассортимент павильона, — доверительно сообщил Кэйа, когда они шли по рыночной площади по направлению к месту встречи. — Так что если что-то понравится там или на рынке, можешь не стесняться.        — Зачем нам так много? — удивился Дилюк.       Кэйа по-мальчишечьи проказливо хихикнул.        — Всякий, кто может назвать господина Чжун Ли если не другом, то хотя бы близким знакомым, знает, что идти с ним куда-либо с пустым кошельком — гиблое дело. У этого сяньшэна, при прочих неисчислимых достоинствах, довольно своеобразное представление о деньгах. Сам увидишь.        — Ты уже дважды упомянул это слово, «сяньшэн». Что это значит?        — А, это то же, что и «господин», но на местный лад. Я на досуге выучил пару-тройку распространенных здесь обращений. Мне не сложно, а местным приятно, — Кэйа пожал плечами. — О, вот и он. Смотри какой красивый.       Павильон и впрямь был красив: изящный, воздушный, чем-то действительно напоминавший хрупкую нежную керамику. У входа приглашающе горели фонари, теплый масляно-желтый свет за дверьми манил уютом даже его, выросшего в морских глубинах. Дилюк на миг забыл, что он в бочке, но пришлось вспомнить, когда к Кэйе обратилась служащая у входа.        — У молодого господина забронирован столик? — осведомилась она с безукоризненно учтивой улыбкой, словно странные темнокожие одноглазые мужчины с бочками и с торчащими из рубах альбатросами, захаживали сюда исправно пару раз в неделю.        — Вы почти угадали, — обворожительно разулыбался Альберих. — Приблизительно на это время у меня назначена встреча с господином Чжун Ли из похоронного бюро «Ваншэн». Не были бы вы так любезны, прекрасная леди, подсказать мне, здесь ли он?       Дилюку показалось, что на зубах захрустел сахар: настолько приторные речи исторгал из себя этот плут. Если разрезать Кэйю Альбериха на кубики вроде рафинада, то каждый такой кубик заменит мешок отборного сахара, в этом русал был уверен. Торговые дома бы озолотились, заполучив одну его единственную руку. А у Дилюка он был весь целиком — весь мерзкий, и приторный, и сиропный до судорог в челюсти.       В сахарном эквиваленте я тот еще богач, подумал Дилюк и фыркнул в кулак. Сказать Кэйе — помрет от смеха.       Кэйа тем временем сумел не до смерти отравить сладостью молоденькую служащую, и та, очарованная, собралась уже провести его внутрь, но вышла загвоздка с дурацкой бочкой. Не зря, ох, не зря Дилюк ее возненавидел с первого взгляда. Девушка наотрез отказывалась пропускать громоздкую конструкцию с непонятным содержимым в зал, предлагала оставить ее на заднем дворе под охраной. Кэйа увещевал и юлил как мог, но уболтать все не получалось.       Ситуацию спас господин Чжун Ли, появившийся как раз вовремя.        — В этой бочке нет ничего опасного или незаконного, госпожа, в этом я могу поклясться репутацией похоронного бюро «Ваншэн» и собственным добрым именем. Просто по личным обстоятельствам моему спутнику категорически нельзя разлучаться с бочкой надолго. Уверен, вы понимаете: дела потусторонние ведомы лишь богам, — он говорил вполне обыденные вещи вежливо, плавно и текуче, но каждое слово обладало весом и не давало ни повода усомниться в правдивости этих речей.       Голос Чжун Ли хотелось слушать и ему хотелось подчиняться. Там, где Кэйа плел из слов инеистое кружево и шелковую паутину, Чжун Ли возводил несокрушимые каменные стелы. От внезапно накатившего иррационального страха у Дилюка вздыбилась чешуя, и он торопливо пригладил ее ладонями.       В конце концов, их проводили в дальний уединенный зал и оставили наедине. Единственное, пришлось отпустить Рассвета — с тем, что животным не место там, где принимают пищу, пришлось согласиться даже Чжун Ли. Вынужденно ослепнув, Дилюк изо всех сил старался не поддаваться панике, напряженно вслушиваясь в каждый звук снаружи. Сделав заказ, Кэйа и Чжун Ли вели светскую беседу в ожидании блюд, и голос Кэйи и его близость (Дилюк подозревал, что он сидит со злосчастной бочкой едва ли не в обнимку, и был благодарен за этот акт поддержки) были за эти бесконечные минуты единственным якорем, не дававшим соскользнуть в темноту.       Наконец, им принесли все заказанное, Кэйа мягко, но настойчиво попросил более их не беспокоить, и когда официанты с поклонами удалились, длинно выдохнул, не скрывая своего облегчения.        — Архонты, думал, умру от всех этих церемоний, — пожаловался он и поднялся с места. — Диди, я открою?       Что?!        — Что?! — от позорного взвизга Дилюка спасла только природная выдержка. — Кэйа, я...       Альберих медленно открыл крышку бочки и хлынувший свет заставил зажмурить привыкшие к темноте глаза.        — Не бойся, — мягко сказал Альберих, сняв перчатку и нежно погладив его по щеке прохладной ладонью. — Не бойся, все хорошо. Господин Чжун Ли с самого начала все знал. Ты ведь и сам догадался, верно? — он осторожно, чтобы не навредить, не без натуги поднял Дилюка на руки (русал при этом едва не опрокинул хвостом архонтами клятую бочку) и посадил рядом с собой.       Только сейчас, проморгавшись и придя в себя, Дилюк понял, что ломившийся от блюд стол оказался совсем низким: они втроем сидели на разложенных прямо на полу подушках. Роскошное убранство, изысканные узоры на шелковых салфетках, изящно-скромная посуда, оттенявшая пышность блюд — все пребывало в идеальной гармонии друг с другом, избегнув кричащей вульгарности. Примерно так он себе и представлял культуру Ли Юэ, с которой был знаком лишь по книгам да рассказам отца. Равновесие во всем.       Он перевел взгляд на Чжун Ли, все еще не будучи уверенным, как следует реагировать. Как и тогда с Бэй Доу, Кэйа тепло касался его спины, ободряя. Загадочный золотоглазый господин взирал на них без малейшего удивления, скорее, с доброжелательным любопытством.        — Думаю, пришло время официально представить вас друг другу, — произнес Кэйа с видом заправского герольда, едва ли руки не потирая. — Чжун Ли сяньшэн, это — Дилюк Рагнвиндр, владыка морей Тейвата. Дилюк, а это — господин Чжун Ли, Властелин Камня, Гео Архонт Моракс собственной персоной.       Чжун Ли склонил голову в церемонном приветствии.        — Для меня честь познакомиться с вами, юный мастер Рагнвиндр, — сказал он. — Я имел радость сражаться плечом к плечу с вашими предками, а также лично знать вашего отца — вы точь-в-точь как он в молодости. Прошу извинить мне мою несвоевременность, но... — Чжун Ли помедлил, чуть сдвинув брови. — Всей душой соболезную вашей утрате. Однако, я рад, что наследие благородного морского народа не утеряно в веках, — и он легко и искренне улыбнулся, отчего его глаза на миг вспыхнули, как янтарь на солнце.       Закрыть рот русал смог не с первой и даже не со второй попытки. Будучи сам существом из легенд, он чуял с самой первой встречи, что с Чжун Ли что-то не так, но божество... об этом он и помыслить не дерзнул бы.        — Как? — спросил он слабым голосом, глядя то на лучащегося довольством Кэйю, то на не менее довольного Моракса. — Кто?        — Что, — подсказал Кэйа с самой невинной из своих дьявольских ухмылок.        — Куда, — неожиданно поддержал игру и Чжун Ли, откровенно забавляясь. — Отдаю должное вашим знаниям вопросительных местоимений, но предлагаю все же приступить к трапезе. Остывшая еда вредна для юного желудка.       Кэйа рассмеялся и взъерошил Дилюку волосы. Русал хлопнул глазами и беспомощно взял в руки приборы. Юного. Ну да. Шутник. Неудивительно, что эти двое ладят.       Владыка Гео, старший среди Семерки.       Владыка Гео, который лично участвовал в запечатывании Гнева Недр, Войне Архонтов, изобретении моры, и кто знает, в чем еще.       Черт, он не предполагал, что так называемый «Божественный элемент» плана действительно окажется божественным.        — Я... не уверен, что должен сказать, и прошу простить мое косноязычие, — произнес он после паузы, во время которой тарелки стремительно опустошились более, чем наполовину, — но я, признаться, поражен наличием у Кэйи подобных выдающихся знакомств.       Кэйа фыркнул в чашку с чаем.        — Проклятие имеет единственный плюс, хоть и спорный: оно делает тебя существом более потусторонним, нежели обыденным, — сказал он беспечно. — А потустороннему существу намного легче контактировать с другими потусторонними существами. На самом деле, господин Чжун Ли немало помог мне. Без его мудрой поддержки я был бы в гораздо более плачевном состоянии, чем сейчас.       Дилюк вскинул на него глаза. Кэйа улыбался, как и всегда, но русала уже давным давно было не провести. Он осторожно погладил костяшками его предплечье и скользнул пальцами под грубую кожу перчатки, к шершавой ладони. Кэйа вздрогнул и благодарно сжал их.        — Наставлять на путь — в том числе одна из моих обязанностей как архонта. Я мог помочь и был рад сделать это, — Моракс качнул головой и изящным движением поднес чашку к губам.       В его словах не было ни излишней скромности, ни тем более похвальбы — простая констатация факта. Едва ли что-то могло утаиться от его взора, в особенности — переплетенные под столом руки, но он никак не отреагировал, и Дилюк впервые не испытал настороженности по отношению к нему.       Что он испытал, так это растерянность. О чем вообще думал Кэйа, когда решил обратиться к доброму богу за помощью в освобождении злого бога? Тем более, зная, что добрый бог сам же злого и заточил?       Дилюк надеялся, что у этого ненормального есть план. Наверное, он сейчас тщательно обдумывает свои аргументы, подбирает слова, если, конечно, у него нет уже заготовленной речи. Здесь на Альбериха можно было положиться: что-что, а лить патоку в уши он умел как никто.       Он точно сумеет мягко подвести Моракса к мысли, объяснить, как это важно, как-нибудь, как угодно, лишь бы не в лоб...        — Сяньшэн, — сказал вдруг Альберих торжественно-серьезным, без тени улыбки, голосом, и что-то в его тоне отдаленно напомнило русалу звук, с которым кладут надгробную плиту. Как оказалось, не зря, потому что в следующую секунду этот придурок выложил как на духу безо всяких прелюдий: — я хочу освободить Гнев Недр.       ...Что.       Русалу показалось, что он ослышался.       Он в своем уме?!       Дилюка, словно тряпичную куклу, развернуло к Кэйе как раз вовремя, чтобы увидеть как он тянет губы в очаровательной улыбке. Если бы не хватка, с которой он стиснул руку Дилюка, можно было бы подумать, что это очередная легкомысленная шуточка капитана. Но это было не так, и, судя по тому, как Чжун Ли, помрачнев, со стуком отставил чайную чашку, тот тоже это понял.       В комнате резко потяжелел воздух, грудную клетку сдавило. На лбу у Кэйи выступила испарина, но улыбка его не исчезла, лишь задрожав по краям, как пустынное марево. У Дилюка от ужаса, кажется, отнялся хвост. Этот дурень соображает, что творит?! Его же сейчас в порошок сотрут! Архонты... ах да. Архонты тут не помогут, потому что их старейший представитель прямо сейчас сидит с ними за одним столом. Дьявол!..       Чжун Ли сузил глаза и нахмурился, золото нечеловеческой радужки разгоралось все сильнее с каждым ударом сердца, пока не стало ослепительным, как полуденное солнце. И этого Дилюк вытерпеть не смог. Он почувствовал, что вляпывается в некоторое дерьмо, ну так что ж. Он вляпался по самые уши еще сто лет назад, когда впервые встретил Кэйю. Этот засранец точно сведет его однажды в могилу.       С этими мыслями русал схватил окрепшей рукой синеволосую макушку и с силой впечатал не ожидавшего такого маневра Кэйю в стол лицом. Отчасти из мести, отчасти от испуга.        — Он бредит, несет чепуху. Освободить Гнев Недр желаю я, — собрав в кулак все спокойствие, произнес он с нажимом, — хочу вернуть величие своему народу под крылом архонта вулканов. Как вы и говорили, наследие рагнвиндров не потеряно, но взгляните — кто знает о нашем существовании? Кто воспримет нас как равных, а не как экзотичную диковинку? — Кэйа взбрыкнул было, но Дилюк держал крепко. Он был уверен, что если они каким-то чудом переживут день, то он не вспомнит ни слова этой высосанной из пальца чуши, и краем мысли надеялся, что Кэйа тоже. Питать подобные надежды в отношении Моракса, конечно же, было глупо.       Какой же стыд.       Чжун Ли обратил свой пылающий солнцем взор на него, и русал лишь усилием воли сумел удержать спину прямой под давлением, казалось, тысячи гор.        — А люди? — ровным тоном спросил Моракс, чуть щурясь. Лицо его стало непроницаемым, как каменная маска. — Волнует ли вас судьба человечества, мастер Рагнвиндр?        — Судьба человечества меня волнует мало, — отчеканил Дилюк, отчаянно не прерывая зрительного контакта, и даже вскинул подбородок в некоем подобии вызова.       Это была правда. Все, что его волнует — это сохранность вот этой вот тупой безмозглой синеволосой башки под его рукой, да благополучие его подданных. Люди? Да к чертям их!       Глаза архонта внезапно угасли так же стремительно, как разгорелись. Давящая аура рассеялась, он прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, то ничем не отличался от прежнего интеллигентного и обходительного господина Чжун Ли. Он как ни в чем не бывало взял в руки отставленную чашку и наполнил ее снова.        — Глупые дети, — он покачал головой, пригубив горячий настой, и блаженно прижмурился. Дилюк ловил каждое его движение и слово, едва ли дыша, даже Кэйа замер, перестав сопротивляться. — Что ж, не буду утверждать, что мне не знакомы амбиции юности. Жаль, возраст не позволяет в полной мере сочувствовать вашим замыслам. Однако, существуют идеи, привлекательные даже для такого древнего существа, как я. Сказать по правде, я давно задумывался о человеческой концепции, именуемой... — он помедлил, прокатав слово мысленно на языке, — ...пенсией, — судя по звуку, Кэйа, кажется, подавился или захлебнулся. Дилюк был близок к тому, чтобы разделить его участь. Чжун Ли тем временем продолжал: — Я живу уже очень долго, и все время, пока я живу, я работаю. Говорят, люди на своей пенсии отдыхают и наслаждаются плодами своего труда. Мне хотелось бы... попробовать, но сначала я должен удостовериться, что мои подопечные в силах справляться с напастями самостоятельно. Ваш амбициозный и жестокий план придется здесь как нельзя кстати. Я посмотрю, как они ответят на этот вызов, и при необходимости, вмешаюсь лично. Поэтому, — он в упор посмотрел на Дилюка, в глазах его спокойно и тихо плескалась безграничная мудрость и понимание, словно он видел насквозь их обоих, — предлагаю заключить контракт.       ...Спустя полчаса Дилюк ошеломленно посмотрел на Кэйю, не в силах поверить в происходящее. Кэйа ответил таким же ошалелым взглядом.       Контракт.       С богом контрактов.       О том, что они должны освободить забытый ужас, именуемый Гневом Недр в обмен на поддержку со стороны Гео архонта, на усмотрение оного.       Гео архонт, кстати говоря, засобирался сразу после согласования условий, сославшись на назначенную личную встречу. Ни Дилюк, ни Кэйа и не подумали ему возражать, все еще оглушенные неожиданным поворотом событий.       Перед уходом он обернулся в дверях и пристально взглянул на Дилюка. Русал напрягся, но Кэйа успокаивающе сжал его плечо.        — Вы и впрямь точная копия вашего отца в лучшем из смыслов, мастер Рагнвиндр, — сказал он и неожиданно тепло улыбнулся. — Я ценил в нем эту способность защищать тех, кто дорог, до последнего вздоха. Искренне рад нашему знакомству. Как и договаривались, я буду ожидать вас под Нефритовым дворцом через два часа. Если моя помощь понадобится раньше — вы знаете, где меня найти, — и, кивнув обоим, он ретировался.       Дилюк остался растерянно смотреть ему вслед.       И как это понимать?        — Поздравляю, мы теперь официально вестники апокалипсиса со всеми правами и полномочиями, — произнес Кэйа таким тоном, словно сомневался в реальности собственных слов.       Впрочем, после сегодняшнего Дилюк, если быть до конца честным, сомневался в реальности своей жизни в целом.

***

      Кэйа помог Дилюку забраться обратно в бочку, оплатил счет (как и предполагал капитан, господин Чжун Ли, будучи в спешке, даже не вспомнил о необходимости расплатиться) и в полном молчании они покинули Глазурный павильон. Дилюк даже не стал звать альбатроса. После ослепительного света божественных очей Моракса темнота была отдыхом. Даже в бочке уже казалось не тесно, а вполне себе надежно и защищенно. Русал малодушно позволил себе слабость и клубком свернулся в лужице родной стихии.       Тишина царила между ними, когда они шли по городу, пока Альберих не остановился. Снаружи не доносилось ни шагов, ни посторонних голосов, кроме чаячьих криков и шума прибоя. Должно быть, они отошли от скоплений людей на какое-то расстояние.        — Зачем ты вмешался? — если бы не острый русалочий слух, Дилюк бы пропустил вопрос мимо ушей, настолько тихо он был задан.        — Я должен был сидеть и смотреть, как он тебя размазывает, как медузу? — вместо ответа поинтересовался Дилюк, слишком уставший, чтобы злиться.       Кэйа скрипнул зубами.        — Я не могу умереть, Диди, — произнес он обманчиво-спокойно, но заполошное сердцебиение и неровное, прерывистое дыхание выдавало его с головой. — Он не тронул бы тебя, и не смог бы убить меня. Надолго, по крайней мере. К тому же, господин Чжун Ли очень добр, умен и рассудителен. Он бы ни за что...        — Во-первых, — сказал Дилюк, и, видимо, было в его голосе что-то, потому что Кэйа заткнулся на полуфразе. — Во-первых, — продолжил он после краткой паузы, — я забыл. Во-вторых, — Альберих попытался что-то вставить, но Дилюк повысил голос, — даже если я забыл, что ты бессмертен, бессмертие — не повод лезть на рожон. Когда твое проклятие снимется, ты потеряешь это преимущество. Привыкай заранее жить, как обычный человек.        — Я вряд ли буду жить, как обычный человек, разве мы не так договаривались? — сказал Кэйа... улыбаясь?       Он улыбнулся?       Дилюк почувствовал, что закипает. А потом вспомнил, что, вообще-то, он сам изначально предложил этот план, подразумевая определенный исход, и злость испарилась, сменившись бессилием.       Кто он такой, чтобы не уважать желание Кэйи? Едва ли тот изменит свое мнение, узнав, что Дилюку уже вовсе не хочется его терять. Да, Кэйа виноват в том, что бросил его, ничего не сказав, но Дилюк виноват в том, что возненавидел его за это, даже не попытавшись найти правду.       Едва ли уже можно что-то переиграть, особенно имея на руках контракт с богом.        — А те слова, что ты говорил... — вновь заговорил Кэйа, не дождавшись ответа. — Ну, про процветание рагнвиндров и все такое. Это правда?       Дилюку захотелось расхохотаться — громко, истерично, отчаянно.        — Да, — сказал он вместо этого.       Что ему терять. Он ненавидит людей и хочет возвысить свой народ — а что, неплохая цель. Звучит внушительно и убедительно. Отец бы...       Ой, да кого он обмануть пытается. Отец бы отодрал его за уши и лишил наследства. Что бы не имел в виду господин Чжун Ли, он ошибся: Дилюк лжец, ни капли не похожий на Крепуса.       И дьявол с ним.        — Вот как... — тихо выдохнул Альберих, и у русала предательски защипало в носу. — Ну что ж, — вдруг с безумной веселостью провозгласил он, оглушив контрастом и фальшью, — зато теперь, считай, у нас все на мази — и у тебя, и у меня. Соберем кольца, освободим злыдня и исполним свои мечты, замечательно же? — он засмеялся рваным, лающим смехом.       Это было неправильно, вопиюще, кричаще неправильно, и Дилюк не сдержался.       Взвившись, он выбил крышку бочки и вслепую нашарил ворот альбериховской рубашки.        — Успокойся, — прорычал он, и встряхнул его, прекрасно осознавая, что выбранный им способ успокоить человека более чем сомнителен. — Приди в себя, слышишь?       Способ, вопреки всему, оказался действенным. Кэйа издал какой-то не то скулеж, не то всхлип, и затих, ухватившись за руки Дилюка. Он был в одной перчатке: вторую они, по всей видимости, забыли в Глазурном павильоне.       Когда глаза перестали слезиться от яркого света, первым, что увидел русал, был глаз: покрасневший белок, на его фоне — ставшая еще ярче синяя радужка, оплывшая по краям звездочка зрачка, слипшиеся мокрыми стрелками дрожащие ресницы.       Кэйа плакал.        — Ш-ш-ш, — прошелестел Дилюк, отпустив воротник, и провел ладонями вверх по шее, зарылся в синие волосы обеими пятернями. Кэйа обхватил его обеими руками, словно боялся, что он испарится, как морская пена. — Тише, тише.        — Я так испугался, — прошептал Кэйа, пряча горячее лицо в изгибе русалочьей шеи. — Чжун Ли бы никогда так не поступил, но на миг мне показалось, что он тебя изничтожит. Зачем ты вмешался, Диди, зачем?..        — Затем, что ты дурак, — заявил Дилюк, отвесив ему легкий профилактический подзатыльник, и Альберих то ли хихикнул, то ли икнул. — Я тоже испугался, — признался он, уткнувшись носом в макушку бывшего брата, — и я не хотел бить тебя об стол, прости.        — Заслужил, — Кэйа тепло фыркнул ему в ключицу, подуспокоившись. — Я сглупил. Это была одна из худших моих идей. Я так хотел произвести на тебя впечатление, ха-ха.        — Не смей так больше делать. Просто... давай будем беречь себя, пока мы вместе, ладно? Что бы ни было потом, сейчас... мне так будет легче. Тебе, думаю, тоже. Пожалуйста.       Кэйа отстранился и кивнул, глядя в глаза.        — Обещаю.       Дилюк смущенно скрестил руки на груди и отвел взгляд.        — Экскурсовод из тебя, кстати, откровенно хреновый. Мне не понравилось, верни деньги, — проворчал он, чувствуя, как кончики ушей начинают гореть.       Кэйа хрипло расхохотался. Теперь это звучало хорошо и правильно, и Дилюк вздохнул с облегчением.        — Ну нет, вы знали, на что шли, привередливый хвостатый господин, — с обычной своей шутливостью сказал Альберих, стянул ненужную перчатку и отбросил куда-то в сторону, голой ладонью обхватив щеку русала. — Дадите мне еще один шанс? Я дам вам поучаствовать в настоящем ограблении!        — Едва ли это будет более захватывающе, чем знакомство и почти драка с богом, — съязвил Дилюк, даже не думая отстраняться. — Хотя, должен признать, еда была на высоте.        — Перед отбытием стоит набрать чего-нибудь из местных деликатесов, — задумчиво кивнул Кэйа. — И на будущее как-нибудь модифицировать идею с бочкой.        — Вообще-то, я уже привык. Даже плюсы прочувствовал. Например, внутри бочки не приходится публично краснеть от твоих сумасшедших эскапад, — не преминул поддеть Дилюк.       Кэйа хмыкнул и потер опухший от слез глаз. Они помолчали, слушая близость моря. Затем Альберих вдруг заговорил снова.        — Слушай, Диди, — он замялся. — Я правда сумасшедший?        — Конечно, — с уверенностью подтвердил Дилюк, даже не задумываясь. — Самый ненормальный пират из всех, что я видел.       Кэйа воззрился на него, но русал лишь невозмутимо взъерошил ему челку до безобразного состояния.        — Эй, ты должен был меня подбодрить! Типа «безумцы всех умней» или «все гении должны быть того, а ты, несомненно, гений», — с наигранной обидой укорил Кэйа, не торопясь, впрочем, увернуться от карающей длани.        — Когда люди умирают, соболезнования выражают не умершему, а тем, кто остался разгребать его дерьмо. Так и подбадривать следует меня, а не тебя, потому что иметь дело с последствиями твоих выкрутасов придется мне.       Кэйа обиженно засопел. Затем замер, что-то, видно, сообразив, и заглянул Дилюку в лицо.        — То есть, ты хочешь дальше иметь со мной дело? В смысле, с моими выкрутасами и прочим?       Дилюк поджал губы и отпихнул прочь от себя его голову.        — Нет, если продолжишь задавать тупые вопросы и пытаться влезть в неприятности.        — О, Диди... — Кэйа расстроганно заморгал, приложив руку к груди.       Русал закатил глаза.        — Прекращай. Выпусти меня отсюда, и пошли лучше окунемся, — предложил он. — Страсть как соскучился по открытой воде.       В конце концов, неизбежность конца лишь придает ценности каждому дню, не так ли?       А дальше — будь, что будет.