***
Двумя пальцами Кэйа поднял обсидиановое кольцо и посмотрел сквозь него на луну. Отвел руку и посмотрел снова, сравнивая. Один черт. Луна, хоть так, хоть эдак, была точь-в-точь головка сыра. Разве что с черным полупрозрачным ореолом вокруг выглядела чуточку более зловещей. Сказать по правде, он съел бы ее и такую. Сказать по правде, стоило перестать уже думать о глупостях, чтобы помешать себе думать о других глупостях. В животе заурчало. Кэйа испустил вздох. Вот ведь. — Я уже собрался радоваться доброму зюйд-весту, а это всего лишь ты вздыхаешь. Раздавшийся из воды голос заставил Альбериха дернуться. Он едва не выпустил из рук кольцо и чертыхнулся. Дилюк и его бесшумность, черт бы ее побрал. Кэйа промолчал и убрал кольцо под рубаху. За неимением иных мест, чтобы хранить вещи — злосчастные сапоги два дня назад благополучно остались на приснопамятном пляже в Ли Юэ, — они приняли решение, что Кэйа станет носить его на груди на шнурке. Кэйа подозревал, что отчасти Дилюком двигало желание заставить его застегивать рубашку, но свои подозрения он дальновидно решил пока придержать. Русал взялся за перекладину и мощным рывком подтянул тело вверх по борту, оттолкнувшись от воды хвостом. Руки у Дилюка были сильные, на плечах от напряжения мышцы выгнулись стальными тросами, не захочешь — залюбуешься. Кэйа вот засмотрелся и едва не упустил из вида требовательно протянутую руку, но мгновенно опомнившись, отработанным движением обхватил ладонь и затащил русала на палубу. Дилюк выпустил из зубов связку из четырех крупных рыбин и отфыркался от набившихся в рот волокон пеньки. Собрался было что-то сказать, но вместо этого прищурился. Кэйа шкурой ощутил, каким шероховато-цепким стал его красный взгляд, и невольно поежился. — Ну что? — спросил он, когда молчание затянулось, и сам поморщился от резкости своего тона. Дилюк в ответ лишь насмешливо приподнял брови, вовсе не выглядя задетым. — Ты мне скажи. От твоей нервозности у меня самого вторые сутки жабры чешутся. Кэйа вздохнул, слабо улыбнувшись, и покачал головой. — Прости, Диди. Я просто… проголодался, — я просто понял, что не хочу умирать, представляешь? — а еще устал тебя ждать и соскучился, — а еще я люблю тебя. Дилюк с подозрением посмотрел на него, и Кэйе стоило немалых усилий выдержать его пристальный взгляд. Он обещал себе никогда не врать Дилюку, но… В конце концов, он и не соврал, так ведь? Просто… недоговорил немножко. Просто промолчал. Совсем как в тот день, на «Каэнри’и», когда вокруг бушевала гроза, мертвецы скалились ему в лицо, в плечо впивалась рука человека, которого вдруг надобно стало снова именовать отцом, в ухо лился его же горячечный, безумный шепот, из которого Кэйа не мог разобрать ни единого связного слова, и все постороннее сливалось в один невменяемый шум, кроме родного голоса, отчаянно и надрывно бьющегося в закаменевшую спину. Обернись! Посмотри на меня! Скажи, что это не ты! Скажи, что не виноват! Обернись! Взгляни же на меня! Кэйа! Кэйа вздрогнул и сжался, чувствуя, как оплывает, стекает с губ улыбка. — Нет, — выдохнул он устало и провел рукой по лицу. — Я вру. Прости. То есть, не вру, конечно, я правда проголодался и соскучился, но… это не все, что беспокоит меня, — Дилюк молча потянул его за руку вниз, Альберих подчинился и сел, избегая взгляда. Руки его русал не отпустил, и это вселило надежду. — Но я пока не готов говорить об этом. Ты веришь? Дилюк вздохнул и свободной рукой привалил его виском к своему плечу, напоследок небольно потянув за ухо. — Мозгов, как у ракушки, — сказал он ворчливо после короткой паузы. — Где бы я сейчас был, если бы не поверил тебе? Альберих неуверенно усмехнулся и потерся щекой о шершавую чешую. — М-м, дай подумать. В полном порядке? Дома во дворце, в мягкой постели? — предположил он. — Без ярма контракта на шее? Дилюк зафыркал и шлепнул ему на колени свой тяжелющий хвост. — Ага, и без пожизненной психологической травмы от дня, проведенного в бочке. Правильный ответ — в депрессии, но твой, в принципе, тоже подходит, — сказал он и цапнул его двумя пальцами — мягкими подушечками, избегая когтей, — за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. — Я верю тебе. Я верю, что ты не сотворишь херни по своей воле, верю, что расскажешь обо всех проблемах, как только будешь готов. Просто… — он тяжело сглотнул и облизал губы, и внутри у Кэйи что-то сдохло каким-то новым, неведомым доселе образом, — просто пообещай, что сделаешь это, ладно? Этого будет достаточно. Обещания. — Обещаю, — сказал Кэйа и честно добавил: — но это может стать последним, что я скажу в этой жизни. — Не верится, что говорю это, но у тебя в запасе неограниченное количество попыток, если ты не забыл, — осторожно пошутил Дилюк, явно пытаясь подбодрить. — Так что храни, храни свои секреты. До поры. Альберих нервно хохотнул, бездумно поглаживая красную скользкую чешую на русалочьем хвосте. Не до конца, но его действительно слегка отпустило. Ощущать поддержку было крайне приятно. Однако, поддержка Дилюка укрепила его во мнении, что расскажет он о несвоевременной любви и внезапно вспыхнувшем от случайных слов едва знакомого мальчишки нежелании умирать — вот потеха-то — исключительно на смертном одре. На окончательном смертном одре — иначе Дилюк, воплощенная добродетель и благородство, его попросту не отпустит, наломает дров, разорвет контракт с Мораксом, и кто знает, что еще может случиться. Исход их путешествия был обговорен и обоюдно принят с самого начала, так зачем рушить устаканившийся ход событий? К тому же, Бэй Доу могла и ошибаться. «Неважно, кто вы друг другу». А если важно? Дилюк мог любить его как брата, как близкого друга, как родного человека — но и только. Что, если он отдалится, испугается чувств, которые Кэйа вывалит на него безобразным комом, тогда что? Не то чтобы он в него не верил, но… Кэйе было страшно, так, как никогда раньше. Он едва выдержал девяносто лет, вечности без Дилюка он не выдержит. Чем быть спасенным из жалости, лучше не быть спасенным вообще, так ведь? Так будет значительно проще для них обоих. Главное — не усложнять. А до тех пор пусть все будет, как есть — с флиртом, похабными шутками, с объятиями и прикосновениями. Как он однажды сказал Дилюку, лучший способ соврать — сказать правду. Каждым своим жестом Кэйа врал. Они помолчали какое-то время, затем Дилюк опять нарушил тишину. — Я хребтом чую, как ты загоняешься, — сказал он недовольно и подпихнул его плечом. — Прекрати это делать. — Прости. Они замолчали снова. Паруса «Каэнри’и» лениво полоскались на ветру, вода тихо ластилась к борту. Дилюк хмурился, задумчиво покусывая губу острыми зубами (Альберих старался не смотреть), затем осторожно потыкал Кэйе в щеку когтем. — Слушай, чтоб я был спокоен, твои секреты, это же… не об очередном архонте, нет? Пожалуйста, скажи, что нет. Кэйа изумленно расхохотался, отвлекшись от тяжелых, неповоротливых мыслей. — Что? Нет! — и доверительно сообщил: — про архонта я бы тебе и так рассказал. Думал, правда, сделать это ближе к Мондштадту, но раз уж так сложилось… — Что?! — Что? — Так, — русал сжал пальцами переносицу. — Нам предстоит еще одна встреча с архонтом, я правильно понял? С кем на этот раз? — Не горячись ты так, он отличный парень! — поспешил заверить его Кэйа. — Почти человек, свой в доску, клянусь! Мы столько раз надирались до беспамятства! Чай, бывало, тоже пили, но винцо все-таки гораздо чаще… — Имя, — простонал Дилюк. — Просто скажи имя. — Барбатос. Русал воззрился на него круглыми красными глазищами. О борт «Каэнри’и» ударилась большая волна, и корабль качнулся, кряхтя мачтами. — Барбатос?! — он беспомощно махнул рукой. — Ты бухал с Барбатосом? С тем самым, который весь святость и невинность, и в его соборах даже ругаться запрещено? Как еще ты успел поразвлекаться за девяносто лет? Вышивал крестиком с Муратой? Гонял чаи с Баал? Спал с Царицей? — Во имя небес, нет! — рассмеялся Кэйа, не ожидавший такого всплеска эмоций. — Барбатос и невинность — я тебя умоляю, Диди. Увидишь его и сам все поймешь. Он еще проще в общении, чем Моракс, и с ним действительно приятно позависать, хотя засранец он еще тот. И, к слову, я знаком всего лишь с двумя богами. Конечно, мне льстит, что ты так высоко оцениваешь мое обаяние, но… — Всего лишь, — передразнил его Дилюк. — Даже мой отец был знаком лично только с Мораксом, а ты переплюнул и его. И не то чтобы это был повод тебе зазнаваться! — добавил он нарочито строго, хотя красная радужка искрилась от сдерживаемого смеха. — И вообще, кто-то здесь, помнится, жаловался на голод? Если ты насытился своими тяжкими думами, я, так и быть, сам съем все, что принес, не пропадать же добру! Кэйа возмущенно вякнул, забарахтался и позволил русалу утянуть себя в шутливую потасовку за связку свежей, пахнущей морем, рыбы. …Рыбу все же поделили пополам и зажарили, организовав таким образом нехитрый ужин. Выбросив кости и сполоснув руки, Дилюк вольготно расположился на палубе рядом с Кэйей, вытянувшись во весь свой немалый рост, и вопросительно уставился на капитана. Покачав головой, капитан подложил ему под голову свою меховую накидку, чтобы было помягче, а сам поднялся. Дилюк тенью приподнялся следом, подперев подбородок рукой. От сытости его явно клонило в сон, но Кэйа был уверен, что упрямый русал не будет спать, пока он сам не ляжет. — Ты куда? — Отлить. А что, — он хитро прищурился, — ждешь не дождешься разделить со мной ложе, м? — Утонешь — вылавливать не буду, — буднично пригрозил Дилюк, зевая, и лениво, для проформы, брызнул ему в лицо водой. Кэйа заржал и совершил тактическое отступление к гальюну. Быстренько управившись с нуждой, он вернулся и, вопреки ожиданиям, обнаружил русала крепко спящим. Альберих прищурился, присел рядом, легко коснулся лба. Дилюк продолжал мирно спать, слегка приоткрыв рот и подложив под щеку ту же руку, на которую опирался, чтобы не уснуть. Непослушные красные волосы лезли ему в лицо, особо дерзкая прядь норовила залезть в ноздрю, и Кэйа осторожно заправил ее за ухо. Невесомо провел по щеке кончиками пальцев, и лишь убедившись, что все в порядке, выпрямился, подошел к борту «Каэнри’и», прислонился бедром и плечом и ядовито усмехнулся. Вспомни солнце, вот и зайчик — или как там люди говорят? Кэйа, небеса свидетели, готов был сказать гораздо крепче. — Мог бы просто сказать, если хотел поговорить с глазу на глаз, — произнес он вкрадчиво, глядя перед собой, но зная, что его точно услышат. — Король морей, я уверен, воспитан достаточно, чтобы дать тебе столь необходимую конфиденциальность и без магического вмешательства. И да, я был бы тебе безумно признателен, если бы ты слез с фок-мачты. Я не обладаю вашим сверхъестественным слухом, помнишь? Звонкий, как перезвон серебряных колокольцев, смех стал ему ответом, и наверху что-то зашебуршало. Кэйа принципиально не смотрел на незваного гостя, лишь отстукивал пальцем секунды. Шорох, мимолетное касание ветерка по щеке — и мягкий стук подошв о потертое дерево. Только тогда Альберих соизволил повернуть голову. — Чертовски счастлив вас видеть, владыка Барбатос. — Хо-о, какие церемонии. Нечасто увидишь тебя столь сердитым, грозит мне твой взор быть позорно побитым! — засмеялся Венти и примирительно вскинул руки в ответ на едкий взгляд. — Хэй, я просто спел ему колыбельную, не кипятись ты так. Утром твоя ненаглядная рыбка с легкостью выскользнет из воздушных сетей сна, выспавшаяся и отдохнувшая. С ним все будет в порядке, клянусь собственной лирой! — И что же такого срочного потребовалось Анемо владыке, что он явился с полуночным ветром, усыпил неугодных и даже не поздоровался перед этим? — поинтересовался Кэйа, наконец, повернувшись к нему корпусом. Венти приподнял брови. В лунном свете его веселые бирюзовые глаза светились почти потусторонне, но Кэйа уже привык. — Ты в ярости, — хмыкнул архонт. — Я в ярости, — подтвердил Кэйа. — У меня нет секретов от Дилюка — кто, как не ты, знает об этом лучше всех? И к чему тогда это все? Венти беспечно пожал плечами и с невесомой легкостью запрыгнул на перила рядом. Уселся, выдернул из-под себя полу плаща, поерзал, не торопясь отвечать. — Ветра лихие нашептали мне, что вы недурственно повеселились в Ли Юэ, — сказал он нараспев, болтая ногами. Пряжки его башмаков поблескивали в лунном свете. — До сих пор слышу крики миллелитов. Совращение малолетних, капитан, серьезно? — он сморщил свое юное личико в комичную гримаску. — Мне стоит опасаться за свою невинность? — Могу задать тот же вопрос, ваше древнейшество, — масляно осклабился Кэйа. — Сколько веков вам уже стукнуло? — После первого десятка перестал считать, — хохотнул Венти, оценив подначку. — Главное — молодость в душе, о чем я не устаю напоминать нашему общему знакомому. К слову, — он посерьезнел, — именно он просил меня передать тебе кое-что, что не успел сказать вовремя вследствие вашего, хе-хе, поспешного отбытия. Только тебе, — подчеркнул он, заметив, что Кэйа уже открыл рот для возражений. Альберих склонил голову, внимательно глядя на божественного собеседника. — Вот как? — Вот так, — Венти развел руками. — В общем, внемли же, о, благочестивый мой последователь, — Кэйа закатил глаза, но уголки губ все же дернулись против его воли. Однако следующие слова архонта заставили сердце пропустить удар. — Третьего кольца не существует. Кэйа почувствовал, как немеют пальцы. — Как это понимать? Венти несколько секунд смотрел на него, внимательный и скорбный, как нянечка в хосписе, затем прыснул и расхохотался так, что его бардовская шапочка с пером едва не улетела за борт. — Ты бы свое лицо видел! — воскликнул он в восторге, смахивая слезы с уголков глаз. — Не волнуйся ты так, я же не договорил. Ах, горячность юности, презреть готова трудности! — Кэйа плавно подался к нему, нацепив свою нежнейшую улыбку, и божественный шутник вскинул ладони в защитном жесте. — Погоди-погоди, богоубийство, вообще-то, тяжкий грех! — Убийство? И в мыслях не было. Бывают вещи хуже, чем смерть, можете мне поверить, о мудрейший владыка, — мягко проворковал Альберих, но все же отодвинулся, сверля архонта недовольным взглядом, и скрестил руки на груди. — Прости, не удержался, — хихикнул Венти. — Но отчасти это правда: третьего кольца не существует именно как кольца, — и в ответ на вопросительно вздернутую бровь он пояснил: — по словам нашего мудрого дедули, третье кольцо — живой человек. Любой доброволец, — добавил он, как-то странно блеснув глазами. Наметанным глазом Кэйа отметил это, но все же задумчиво кивнул, привычно пропустив мимо ушей вопиющую фамильярность по отношению к Гео архонту. Друг с другом двое старших богов, как правило, не церемонились, что, впрочем, не мешало им достаточно тепло общаться. Добровольное человеческое жертвоприношение, значит. Это объясняло если не все, то многое — как минимум, отсутствие сведений о третьем кольце как таковых. Из чистого любопытства ему захотелось расспросить подробнее самого Чжун Ли о том, что двигало им, когда он делал такие условия снятия печати — Кэйа сделал себе мысленную зарубку поинтересоваться при встрече. Кроме того, стало понятно, почему Моракс наказал скрыть эту информацию от Дилюка. Кэйа невесело усмехнулся. Зная характер своего хвостатого героя, он был уверен, что его упрямое сокровище очертя голову ломанется в жерло вулкана поперед батьки, мамки и семерых архонтов, вместе взятых. Этого капитан допустить никак не мог. Только не Дилюк. Кто угодно, но не Дилюк. Кажется, список признаний на смертном одре только что пополнился на один пункт, да? Он задумчиво коснулся кольца через ткань рубахи. Надо же, как удобно все складывается. Одно кольцо есть. Доброволец, очевидно, есть. Жить он и так не планировал. Какая разница — парой минут раньше, парой минут позже? Даже интересно, успел бы он воскреснуть после купания в лаве. Вот была бы потеха! Кэйа хихикнул, уже предвкушая замечательную абсурдность ситуации. Жаль только, похвастаться не получится. — Звучит заманчиво, — сказал он, наконец, — я в деле. — Ха-ха, кто бы сомневался, — улыбка делала Венти похожим на хитрого кота. Он выглядел чем-то крайне довольным, и это вселяло смутное беспокойство. Однако, словно почуяв подозрительность капитана, божественный плут ловко сменил тему: — Кстати, не могу не спросить, ты же сам говорил, что он тебя ненавидит, — он кивнул на спящего Дилюка. — А теперь вы снова не разлей вода, глядишь на вас — поет душа и радуется глаз. Утолишь любопытство скромного барда? — и заискивающе захлопал пушистыми длинными ресницами. — И с какого момента нашего не предназначенного для посторонних ушей разговора твой глаз начал радоваться? — не менее заискивающим тоном осведомился Кэйа, про себя прикидывая, как ему половчее скинуть эту божественную заразу в воду. Венти, по-видимому, ощутил недобрый замысел и предусмотрительно отодвинулся от него на полметра. Кэйа скорбно проводил его взглядом, как кот, из лап которого упорхнула везучая пичуга. — С очень приличного… — начал было Венти, но встретив взгляд Альбериха, тут же исправился, не моргнув и глазом: — то бишь, ни с какого, что за инсинуации! Я же отличный парень, почти человек и вообще, свой в доску, — выдал он с самым невинным видом. С минуту они смотрели друг на друга, не отводя взглядов, затем одновременно рассмеялись. — Ладно, сдаюсь. Тягаться с богами весьма утомительно, — фыркнул Кэйа, чуть расслабившись. — Но предупреждаю: ты ходишь по острию ножа. Звание богоубийцы в дополнение к многочисленным иным регалиям значительно прибавит мне популярности, учти. — Заметано, — кивнул Венти, шутливо приподняв шапочку. — И все же? Что ты сделал, чтобы он тебя простил? Какую душещипательную сказку рассказал? — Правду. — Ого. Звучит сильно. Такую балладу сложить даже мне было бы не по силам. Кэйа хмыкнул и посмотрел на спящего Дилюка, чувствуя, как от льющейся через край нежности ноет что-то в груди — что-то левее и чуточку повыше. Ради Дилюка можно найти в себе силы складывать эту балладу снова и снова, подумал капитан, но вслух ничего не сказал. Рука русала дрогнула во сне раз, другой, словно пыталась что-то схватить. Красные брови сдвинулись к переносице, и Кэйю словно неведомая сила сдернула с места желанием расправить пальцем залегшую на высоком лбу морщинку. — Что ж, все, что нужно, я передал, не смею более отвлекать свою прилежную паству, — видно, смекнув, что к чему, произнес Венти, и за одно это Кэйа пообещал себе по прибытии в Мондштадт поставить ему свечу в храме (а лучше проставиться бутылкой в таверне — это порадовало бы самого невинного архонта гораздо сильнее). Он расстроганно поднял голову, намереваясь попрощаться… и тут же отрекся от всех своих благих намерений. Божественный засранец завис в воздухе за бортом, держа в руке неизвестно как там оказавшуюся запыленную пузатую бутыль, и уже примеривался к пробке. Кэйа не видел ярлык, но был уверен, что там стоит печать «Южного Креста» из последней поставки. Поймав его взгляд, Венти — воплощенное коварство! — нагло подбоченился. — Что, ты же не думал, что услуги божественной почты бесплатны, а, наивное дитя? — хмыкнул он. — Чтобы духу твоего не было на моем корабле, — ласково произнес Кэйа, — ваше святейшество. Венти отсалютовал ему бутылкой, и Альберих огляделся в поисках чего-нибудь, подходящего для метания. — Как пожелаете, капитан! Надо предупредить Розарию, что ты за эти годы сделался стервозней, чем она. Жду тебя с твоим ненаглядным в «Кошкином хвосте»! — и смех его растаял в шелесте ветра одновременно со скрипом начавшего падать откуда-то сверху плохо закрепленного малого рея. Рей с громким плеском упал туда, где секунду назад находился Венти, и впервые за многие десятилетия Кэйа ощутил небывалое духовное родство с ненавистной «Каэнри’ей». Он даже нашел в себе силы и желание одобрительно похлопать корабль по палубной доске. Проклятая посудина, впрочем, внезапной ласки не оценила: с первым же прикосновением капитан получил занозу в палец и, взвыв от боли, выматерился, тут же испуганно оглянувшись на Дилюка. Однако, страхи его были напрасны: колыбельная бога ветров оказалась сильнее поднятого шума, и русал лишь пробормотал что-то во сне, снова неосознанно пошарив рукой. Кэйа лег рядом с ним, аккуратно скользнув рукой под ищущую ладонь. Хватка тут же усилилась, морщинка между бровей разгладилась, и Дилюк глубоко вздохнул — словно выдохнул с облегчением. Кэйа улыбнулся и нежно потерся носом о его пушистую макушку, сквозь подступающую дремоту чувствуя, как русал сворачивается клубком и обнимает хвостом его ноги. Совсем как в детстве.***
— Ты передал им то, что я просил? — М-хм. — Врешь ведь. — М-м. — Ты не мог бы перестать разговаривать междометиями? Это утомляет. — Расслабься, мой годами умудренный друг, весть, что доверил мне, достигла нужных рук. — …снова рифмы, гх. Так и быть. Скажи, как они отреагировали на эту новость? Я немного обеспокоен. — Он смирился и согласился. — «Он»? Ты имеешь в виду юного Рагнвиндра? А господин Кэйа? — …они оба смирились и согласились. — …что-то подсказывает мне, что ты лукавишь, мой ветреный друг. — Дурного не затеял твой подручный, но уверяю: будет нам не скучно! — …именно этого я и боялся. Стоило просто передать письмо с человеческим кораблем. Э, нет, дорогой друг, никуда ты не уйдешь, пока не расскажешь мне, что именно и кому ты рассказал... — Моракс, а вот это сейчас было нечестно! — …И никаких рифм.