***
Кэйа бежал, и бежал, и бежал. Он сам не знал, куда и зачем. С одной стороны, он был в ужасе. Все еще. А с другой стороны… С другой стороны, за спиной словно реяли крылья. Все вместе ощущалось странно. Нельзя ведь убегать от чего-то, и одновременно держать лицо обеими руками, чтобы не треснуло, не раскололось от неудержимой, шалой улыбки? В том, что оно расколется, не выдержав напора, Альберих был уверен, как уверен был в том, что еще немного, и грудина не выдержит натиска бушующего сердца, которое вдруг возомнило себя пушечным ядром, и треснет вслед за лицом. Дилюк не оттолкнул его. Дилюк был совсем не против. Это же значит, что Дилюк его люб… Кэйа завопил и припустил еще быстрее. Кажется, снес какие-то кусты. Он и правда совсем того, архонты свидетели. Альберих еще ни разу не чувствовал себя настолько безумным. Сумасшедшим как никогда. Неплохо ведь, правда? Он расхохотался на бегу хрипло, задыхаясь. Дилюк будет иметь дело с его выкрутасами. Дилюк будет иметь дело с ним. Дилюк будет с ним. До поры, ехидно напомнил голосок в голове. Пошел нахрен, подумал Кэйа и встал как вкопанный, упрямо сопротивляясь порыву бежать дальше. Даже за дерево уцепился, так, на всякий случай. Дилюк не испугался — значит, и ему не пристало быть трусом. Во-первых, объем прилагаемых усилий контрактом Моракса регламентирован не был, следовательно, третье кольцо можно было постольку-поскольку искать еще кучу лет, до тех пор, пока богу контрактов не надоест ждать. Во-вторых, сколько бы им не осталось времени вместе — нужно просто сделать так, чтобы Дилюку не о чем было жалеть, когда придется расстаться. Чтобы максимум — тихая, спокойная грусть, и чтобы он сказал что-нибудь в духе: «ну ладно, это было круто, можешь идти и упокоиться с миром». Ой, наивное дитятко, хмыкнул внутренний голос. Конечно, он именно так и скажет. И отпустит, и забудет, и заживет счастливо, и совершенно не будет разбит и сломлен после того, как ты бросишь его снова. — Пошел нахрен, — повторил Кэйа, на этот раз вслух, и даже огляделся: нет ли поблизости водоема с рыбами, поскольку других таких же злоязыких тварей капитану еще встречать не доводилось. (Те болтливые рыбы, конечно же, были плодом его собственных посмертных галлюцинаций, следовательно, технически, дерьмом себя в свое время облил он сам, но кому нужны детали, верно?) Водоема вокруг не обнаружилось, зато обнаружился густой лес. Кэйа от неожиданности моргнул — раз, другой. Деревья, мрачные, в тусклом лунном свете похожие на хищных изломанных чудищ, обступали со всех сторон. То, на которое он только что опирался, чтобы не сорваться на бег, оказалось таким же зловещим. Кэйа с изумлением провел кончиками пальцев по черной коре. Он не столько испугался, сколько удивился. В Вольфендомском лесу ему доводилось бывать и раньше, настороженное недружелюбие этого места было Альбериху хорошо знакомо. Но Вольфендом был на одном конце Сидровой бухты, а Монд — на другом. Как его вообще угораздило?.. Ноги вместо ответа подкосились, Кэйа, ожидаемо, беспомощной кучей рухнул следом. Лишь сейчас он заметил, что не способен сделать вдох. Легкие горели так, что ему не нужно было быть гением анатомии, чтобы четко обвести контур. Кэйа отнюдь не был светилом медицины, но даже он знал, что внутренние органы здорового человека не должны болеть. Их вообще не должно чувствовать. Особенно легкие. По его скромному мнению, легкие могли болеть только у чахоточников и у курильщиков, а еще у людей с ножом в груди. Из этого списка Кэйа являлся разве что курильщиком, но, эй, он был в завязке вот уже… сколько? Четыре дня? Пять? Ладно, видно, как ни крути, его легкие — все-таки легкие курильщика, усмехнулся он про себя, держась за грудь. Весь Кэйа — Кэйа курильщика. Кэйа здорового человека никогда бы не оказался на шаг от смерти просто потому что от счастья загнал себя, как скаковую лошадь, и даже не заметил. Сердце все так же стремилось проломить грудную клетку, и после очередного приступа острой боли Альберих вынужденно признал, что да, отчасти — лишь отчасти! — это не только из-за Дилюка. Если он сейчас умрет, то это официально будет наиглупейшая смерть из всех, им испытанных. Архонты, какая же он катастрофа! — Кто ты? — донеслось сквозь гул крови в ушах. Кэйа задрал голову и заморгал, пытаясь смахнуть с поля зрения черные точки. Над ним навис некто с белыми волосами, одетый во что-то непонятно-бесформенное с кучей ремешков. Кэйа не смог сосредоточить расплывающийся взгляд на лице незнакомца, но, судя по голосу, тот был довольно молод. — Что ты делаешь здесь? — допрос продолжился, и Кэйа раздраженно мотнул головой. Приставать ночью посреди леса к морально замужнему мужчине при смерти — что за манеры у молодежи! — Умираю, — прохрипел он кое-как, продрав слова сквозь пересохшее горло. — Радуйтесь, мондштадцы, мы победили! Незнакомец радоваться почему-то отказался и вместо этого нахмурился. — Рэйзор! — внезапно раздавшийся откуда-то сбоку девичий голосок показался Кэйе смутно знакомым, но наверняка утверждать он бы не взялся. — Ты поймал это чудище, которое?.. Ой, братец Кэ?.. Кли, с облегчением понял Кэйа, и это была последняя мысль, прежде чем он потерял сознание. …Как бы не так. Треск! Кэйа заорал благим матом и подскочил было, но попытка успехом не увенчалась: на плечи давило что-то столь же неподъемное, как его тяжкие грехи. Треск! Перед глазами заплясали фиолетовые искорки молний, грудь снова прострелило болью — уже другой, более резкой, но и более чистой, как точный удар ножа. — Живой! — восторженно объявил полный радости голос Кли, но Кэйе как никогда захотелось поспорить с данным утверждением. Альберих сморгнул застившие обзор слезы, и голос обрел лицо: открытое, ясноглазое, светлое, чуть курносое — и, конечно же, более взрослое, чем в их последнюю встречу. В остальном Кли, похоже, изменилась мало: все те же два задорных низких хвостика, красная шапочка, похожая на ту, что была в детстве, тот же по-детски доверчивый, добрый взгляд. За ее плечом маячила знакомая беловолосая фигура — теперь Кэйа смог рассмотреть своего недавнего дознавателя во всех подробностях. Дознавателем оказался хмурый молодой человек лет двадцати с узким косым шрамом на щеке, перебитым носом и волосами в таком беспорядке, словно его причесали шерстяным одеялом. Его красные глаза следили за движениями Кэйи настороженно, по-звериному неотрывно. У Кэйи в воспоминаниях что-то динькнуло. Кажется, Кли писала ему об этом?.. Ах да, мальчик, выросший с волками. Кли хлопнула в ладоши. — Рэйзор, ты умница! — воскликнула она, на секунду обернувшись к своему другу. — У тебя получилось! Беловолосый парень вздрогнул и внезапно густо покраснел, опустив лохматую голову — ни дать ни взять щенок, которого похвалили. Учитывая его внушительную физическую форму, выглядело это очаровательно забавно, и Кэйа непременно умилился бы, если бы не имел более животрепещущих тем для размышления. — Что происходит? — просипел он, предприняв еще одну, в этот раз осмысленную, попытку подняться. — Кли, это же ты, верно? — Да! — просияла девушка, отодвинулась и подала ему руку, опершись на которую, Альберих смог, наконец, сесть. — Это я, братец Кэйа! А это Рэйзор, помнишь, я как-то писала про него? Это он тебя спас! Взял и ка-ак!.. Рэйзор кашлянул и отвернулся. — Стесняется, — доверительно прошептала Кли. — Он выглядит сердитым, но на самом деле замечательный и очень-очень сильный! Кэйа как можно более ласково улыбнулся, потирая грудь. — Это я уже заметил. Так как там, говоришь, он меня спас? — …бой, — невнятно буркнул Рэйзор, не поднимая головы. — Прости? — Рыбой, — повторил юноша громче и поднял кулак с зажатым в нем... Кэйа аж моргнул, проверяя, не почудилось ли ему. Не почудилось — в руке Рэйзор действительно держал длинного черного угря. По чешуе того все еще проскальзывали фиолетовые искры, но в целом вид у бедолаги был замученный. Ох, архонты! Кэйа расхохотался. Его отхлестали бьющейся током рыбиной, чтобы оживить. У Дилюка от смеха хвост отвалится, когда он узнает об этом. — Как ты себя чувствуешь? — участливо спросила Кли, когда он отсмеялся и затих, утирая слезы. — Хочешь пить? — Не отказался бы, — признал Альберих и усмехнулся. — А так — бодр и готов к подвигам, спасибо, Рэйзор, — тот кивнул, все еще смущенный, и заправил белую густую прядь за ухо. Кэйа перевел было взгляд на щебечущую что-то Кли, но тут же вернулся обратно. Что-то было не так. Что-то в облике Рэйзора было не так. Что? Он держал опасного электрического угря за хвост голой рукой, как раскормленного ленивого лосося — это да. Кэйа сделал глоток из предложенной фляжки с водой, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, зацепило его не это. Обладателей божественных благословений он встречал и раньше: та же Нин Гуан, милостью Моракса наделенная властью над камнем; Розария, с подачи Царицы способная, будучи особо не в духе, замораживать взглядом отнюдь не образно; или, вон, Кли, которую, не иначе, сама Мурата направляла в ее разрушительном взрывном буйстве. Баал, по слухам, предпочитала уделять свое божественное внимание исключительно женщинам, но Рэйзор… почему бы и нет? Такому хорошему мальчику сам Кэйа первый бы надарил подарков, если бы был архонтом. Другое дело, хрен кому сдалось благословение Архонта Дурацких Решений, каковым он всенепременно стал бы. Кэйа усмехнулся этой мысли и прищурился. Нет, вовсе не уникальные способности не давали ему покоя. Видавшего виды проклятого пиратского капитана было сложно удивить. В конце концов, его собственный любимый братец мог при желании вскипятить все гребаное море, запросто общался с морским зверьем, слышал голоса неодушевленных предметов и вообще был, мать его, русалкой. Ниточка мысли дернулась, и ведомый ею Кэйа подался вперед, еще раз внимательно окинув взглядом крепкую фигуру Рэйзора. Взъерошенные волосы с зацепившимся кое-где за пряди репейником и застрявшими листьями, потрепанная безразмерная накидка с капюшоном, множество кожаных ремней, выцветший шарф, ожерелье из чьих-то устрашающих клыков размером с палец взрослого мужчины, серьга-колечко в ухе… Серьга. Кэйе захотелось расхохотаться и расплакаться одновременно. Почему, ну почему именно сейчас, когда он решился до конца оттягивать неизбежное, в которое сам же и вляпался, неизбежное настигло его само и в кратчайшие сроки? В ухе Рэйзора болезненно знакомо и невыносимо ехидно поблескивало черное обсидиановое кольцо. Он воистину проклят. Жизнь — такая сука. — Братец Кэйа? — обеспокоенно позвала Кли. — Почему ты так странно смотришь на Рэйзора? Кэйа прикусил щеку изнутри, чтобы взять себя в руки. Привкус крови слегка отрезвил. Нужно успокоиться. — Должен же я запомнить твоего друга во всех подробностях, — проворковал он, подлив в голос капельку растворенной в меду угрозы. — А то вдруг увижу его в темном переулке и, не ровен час, не признаю. Говоря откровенно, ему даже не пришлось притворяться, чтобы создать образ обеспокоенного старшего брата — за Кли он действительно волновался. Каждое из ее писем он внимательно читал, в ответных как мог, старался помочь дельным советом или просто поддержать, разделить радость или горе. Они познакомились десять лет назад в окрестностях Мондштадта. Кли испытала восторг от того, что нашелся человек, который ее не боится, Кэйа испытал не меньший восторг, добавив очередной вид смерти в свою коллекцию — умудрился подорваться на одной из бомб девочки, благо, та в силу нежного возраста даже не поняла, что он умер. После такого, как водится, грех не стать друзьями, — и они договорились писать друг другу письма с периодичностью раз в месяц. Кэйа тогда, признаться, не рассчитывал, что обещание действительно будет исполнено — все же дети ветрены и забывчивы, к тому же «Каэнри’а» большую часть времени болталась неведомо где в океане, как дерьмо в проруби, но почтовые птицы Кли все равно каким-то образом умудрялись находить его снова и снова. А он снова и снова писал ответ. Кли с возмущением бросилась защищать Рэйзора от полушутливой угрозы, и Кэйа с нежностью вспомнил, что сподвигло его изначально заговорить с маленькой девочкой, одиноко возившейся в кучке пыли (уже потом он узнал, что это была селитра, но, к сожалению, слишком поздно). Рядом с Кли было почти так же тепло, как и с Дилюком в детстве. Не совсем, конечно, но похоже. Тепла Кэйе не хватало, все девяносто лет не хватало — согреться не помогали ни несуразные пышные меха, ни растопленные печи, ни ночи, проведенные со случайными людьми. Жар погребального костра помогал забыться, но ненадолго. Кэйа прибегал к этому способу только когда становилось уже совсем невмоготу: восстановление из обгоревших останков, увы, занимало гораздо больше времени, чем любая другая смерть. К тому же, сожжение было очень болезненным, хотя со временем он привык. Общение с доброй искоркой-Кли стоило тысячи погребальных костров. — …и не думай, что если ты капитан, то я не сумею тебя проучить! — грозилась девушка, пока Рэйзор безуспешно пытался вмешаться и успокоить ее, беспомощно поглядывая на своего потенциального обидчика в поисках поддержки. Бедный ребенок. Нелегко ему. — Хорошо-хорошо, — показательно подняв руки, сдался Кэйа, сдерживая смех, — обижать твоих друзей можешь только ты сама, я понял и устрашился. — Никто никого обижать не будет! — вспылила Кли, и Рэйзор едва удержал ее на месте, послав Кэйе немой укоризненный взгляд исподлобья. — Никто никого обижать не будет, — торжественно, как клятву, повторил Кэйа и на всякий случай осенил себя священным знамением Барбатоса, припомнив, как подобный жест делала Розария. Не то чтобы Розарии можно было доверять в плане безукоризненного соблюдения церковных таинств (святое имя Барбатоса, к примеру, она склоняла как ей вздумается, а Священным писанием подпирала ножку расшатанного столика в келье), но при этом всем, — скорее, даже, именно за это, — Венти ее обожал, а это что-то, да значило. Кэйа осмотрелся, ища, куда можно безопасно увести разговор. В идеале — чтобы он вильнул куда-нибудь в сторону серьги в ухе Рэйзора. (Глубоко в душе Кэйе хотелось чего угодно, но не этого.) — Кстати, о друзьях, — припомнил Альберих, — ты, кажется упоминала, что у вас команда мечты из четырех человек. А где еще?.. Судя по тому, как резко побледнело лицо Кли, и как вскинулся Рэйзор, он понял, что ляпнул что-то не то. — Архонты, мы забыли Бенни! Или, напротив, то. …«Бенни» обнаружился в кустах неподалеку, весь в свежих царапинах, перемазанный фиолетовым ягодным соком, с полуотлепившимся пластырем на носу, но вполне довольный жизнью. — Чет вы долго его оживляли, — заметил он, отправил в рот очередную ягоду волчьего крюка и помахал походным котелком, до середины наполненным ими же.— Хотите? Я собрал, пока ждал. Вкусные! — Бенни, прости! — взмолилась Кли. — Мы опять!.. Юноша недоуменно приподнял брови, но затем лицо его озарилось пониманием. — А, забыли, да? — беззаботно хохотнул он и не без усилия выбрался из кустов. — Да ладно вам, вы же не нарочно. Просто не повезло. Рэйзор виновато поджал губы и погладил его по плечу. Бенни с улыбкой потрепал его в ответ по волосам. Он тоже был высоким, почти вровень с Кэйей, но все же ниже рослого Рэйзора на полголовы, поэтому пришлось тянуться. Впрочем, не сказать, чтобы его это хоть как-то смущало. Кэйе понравилась такая открытость и незлобивость. Неплохие ребята. — Ну-ну, не расстраивайся, чего ты, — Бенни подтолкнул друга локтем. — Ты же у нас сегодня герой, хе-хе. Ну забыли и забыли, бывает, главное, что вспомнили. Я ж тоже не дурак, сообразил бы, не впервой. — Команда Бенни, забыли Бенни, — Рэйзор упрямо мотнул лохматой головой. — Неправильно, плохо. Бенни зафыркал, хлопнул его по спине и легонько щелкнул по носу приунывшую Кли. — Ерунда, говорю же! Лучше познакомьте нас! — сияющие зеленые глаза с любопытством посмотрели на Кэйю, и Альберих в ответ улыбнулся бы, даже если бы имел лицевой паралич. — Ты ведь и есть тот таинственный брат-пират Кли? Она очень много о тебе говорила! Меня зовут Беннет, но можно просто Бенни, — он подал было руку для рукопожатия, потом вспомнил, что все еще держит котелок с ягодами, поспешно передал его Рэйзору и смущенно рассмеялся, почесав в затылке. — В гильдии искателей приключений я официально возглавляю Команду Бенни, но честно говоря, — он с теплотой взглянул на своих товарищей, — чаще они возглавляют меня, чем я их, ха-ха!.. Кэйа от души пожал крепкую и горячую мозолистую ладонь. Веселый и бесхитростный Беннет нравился ему все больше. Самому ему было привычнее иметь дело со всяким сбродом и дружить с языкастыми засранцами (и Дилюком — Дилюк вне категорий!), но он был рад, что вокруг Кли собрались только честные и добрые, искренне поддерживающие друг друга люди. — Жалко, что Фишль сейчас на задании, — продолжил Беннет. — Она бы тоже была рада познакомиться с настоящим пиратским капитаном! Кли говорила, что у нее есть волшебный ворон?.. …Кэйа сидел у походного костра, смотрел, как хлопочет вокруг энергичная молодежь, единодушно запретившая ему, как гостю, да еще и едва не умершему, вмешиваться, и чувствовал себя старым как никогда. Ворчливого деда-Дилюка бы еще сюда, хихикнул он про себя, но веселье было мимолетным, как морская пена. Кольцо то и дело маячило перед глазами, как черная метка: Рэйзор возился с хворостом, потом потрошил беличьи тушки, пока Кли с Беннетом таскали воду. Об артефакте не хотелось даже думать, и Кэйа отчаянно искал способы отвлечься. После долгих уговоров Кли милостиво разрешила ему вооружиться пластырями и помочь Беннету обработать мелкие ранки: как выяснилось, парень был чертовски невезуч и умудрялся раниться буквально на ровном месте. Кли сказала, что он специально отошел подальше, пока Рэйзор полупрофессионально «реанимировал» Кэйю — чтобы ничего не испортить ненароком. Наверное, сочувственно думал Кэйа, щедро поливая дезинфицирующим зельем очередную царапину, на нем тоже своего рода проклятье. Жаль мальчишку. Беннет такого дерьма точно не заслужил. Он не сказал об этом вслух, но Бенни, видимо, за годы жизни научился читать подобные взгляды, потому что ободряюще улыбнулся и беспечно помахал рукой. — Да ничего страшного, я привык, если что. Как бы меня не потрепало, я каким-то образом выживаю, поэтому не особенно беспокоюсь. Меня больше волнует, что в область моего невезения попадут другие люди, особенно, ну… ты понял, — он неловко засмеялся. Рэйзор и Кли колдовали какие-то хиличурлские колдунства вокруг костра, и мягкость, с которой Беннет смотрел на них, стоила любых слов. Кэйа понимал. О, он понимал. В костре что-то взорвалось, и Рэйзор молниеносно отпрыгнул, оттащив хохочущую Кли себе за спину. Беннет уронил пластыри, которые подавал Кэйе, и с веселым воплем бросился помогать тушить рассыпавшиеся вокруг горящие ветки. Кэйа поспешно присоединился к нему, как никогда ощущая потребность в Дилюке рядом. Не потому что тот сумел бы затушить огонь в считанные секунды (хотя и поэтому тоже) — потому что, видя чужую семью — иначе назвать этих детей не получалось, — Альберих всей душой, всем сердцем и всеми, черт бы их побрал, кишками захотел к своей. Нужно поскорее добыть кольцо и вернуться. Он же обещал.***
Дилюку не спалось. Чешуя зудела невыносимо, словно он обложился актиниями. Волосы кололись и щекотали шею и спину. Звезды светили слишком ярко. Ветер был то слишком горячий, то слишком холодный. И плавники пристроить некуда, и хвост мешает, и доски, эти чертовы грубые доски… Аргх. Сначала он не собирался забираться на палубу — все же, хоть день и был приятно насыщенным, обилие новых впечатлений и алкоголя сделало его, ко всему прочему, изрядно утомительным, и русал опасался, что ему попросту не хватит силы в руках, чтобы подтянуться. Но в воде вдруг оказалось странно и некомфортно. Королю, мать их, русалок. Некомфортно. В воде. Дилюк пришел в ужас и полез на корабль. И вот он, пожалуйста — лежит на палубе «Каэнри’и», пялится в небо и не может уснуть, потому что ему мешает все, даже он сам. Особенно он сам. Время тянулось. Русал ворочался с боку на бок, и ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Стоило закрыть глаза, как перед мысленным взором возникало растерянное, словно зачарованное лицо Кэйи, его прикрытый длинными ресницами сияющий глаз, влажные, мягкие на вид губы, серебристые пряди волос, теплое дыхание на кончике языка — и сердце спотыкалось на ровном месте, а во рту пересыхало, как в первый раз. Если бы он не промедлил, не прохлопал жабрами ту драгоценную секунду, о!.. Этот несостоявшийся поцелуй… да, при Кэйе он удержал хорошую мину при плохой игре (при сумасшедшей игре, вообще-то, он чуть от сердечного приступа не умер, так, для справки), но сейчас, когда Кэйи не было поблизости, он… Дилюк застонал сквозь зубы и спрятал пылающее лицо в ладонях. Этот подлец тоже хорош! Одним архонтам ведомо, какого труда русалу стоило повести себя как Разумный Старший Брат и не устроить этому дурню выволочку прямо на месте. В бордель ему захотелось, насмешил. Да Дилюк бы скорее суп из собственных плавников приготовил, чем отпустил его куда-то. Придурок, с нежностью подумал русал, подуспокоившись, и свернулся клубком, обняв хвост. Длинно выдохнул, пытаясь утихомирить разошедшееся сердце. Не то чтобы это помогло. Кэйа его едва не поцеловал сам, первый, такой красивый, такой доверчиво-открытый, растерянный, и боги свидетели, Дилюк был очарован. В тот момент он готов был поступиться всеми своими принципами и решениями, забыть про кольца, про смерти, про контракты, забыть про все на свете, но в итоге— В итоге этот гаденыш просто взбаламутил воду и сбежал. Показал, что чувства взаимны, и смылся. Возбудил и не!.. Так, вот это, пожалуй, лишнее. Поматросил и!.. Дилюк бессильно взвыл. «Каэнри’ю» мотнуло вбок очередным ударом вскипевшей волны. Дерево мачт надсадно взвизгнуло, заставив опомниться. Ну он хотя бы обещал вернуться, подумал русал и мановением руки разгладил беснующееся в тон его настроению море. И когда он вернется, мало ему не покажется. Ох, как не покажется. Зубы зачесались в предвкушении, и Дилюк хищно облизнулся. — Благодарен мастеру Рагнвиндру за усмирение бури, — раздался голос откуда-то снаружи. Не голос Кэйи. Русал вскинулся было, готовый обороняться, но когда незваный гость аккуратно ступил на палубу, отряхивая щегольской сюртук, он узнал в нем господина Чжун Ли, и… ох, дьявол. Насквозь промокшего господина Чжун Ли. Русал почувствовал, как щеки заливает краска, и приложил руку ко лбу. Хорошо так приложил, со звоном, от души. — Я… прошу извинить меня за неучтивость, — выдавил он. — Если бы я знал, что вы прибудете, я, мм, позаботился бы об этом заранее. — Ничего страшного, — благодушно кивнул Моракс и отжал длинный хвост волос. — Я сам виноват, что не предупредил о своем визите. На палубе под его ногами уже образовалась лужа, но даже так архонт умудрялся выглядеть идеально-величественно — и вместе с тем более человечно, тут не поспоришь. Дилюк бы впечатлился сильнее, если бы не был так растерян. Зачем архонт камня явился аж сюда, на корабль посреди моря? Из того, что он слышал о Мораксе, море он не особенно жаловал из-за давней вражды с архонтом вихрей Осиалом. «Каэнри’а», конечно, была пришвартована достаточно близко к берегу, но все же… — Что заставило вас проделать столь нелегкий путь? Чжун Ли улыбнулся уголками губ. — О, не беспокойтесь, мастер Рагнвиндр, — сказал он и отступил из лужи на шаг в сторону, и Дилюк осознал, что неплохо было бы предложить ему хотя бы присесть. — Я просто не успел сообщить некоторые важные сведения, касающиеся запланированной нами кампании. Господин Кэйа с вами? — Увы, — отозвался Дилюк настороженно; желание приглашать Моракса сесть отчего-то начало гаснуть с каждой долей секунды. — Не могу утверждать, когда он вернется. Русал сузил глаза, не скрывая своего подозрения. Почему Гео архонт спрашивает у него, на корабле ли Кэйа, если тот в данный момент находится на твердой земле, то есть, технически, в его владениях? Что-то здесь было не так, он нутром чуял. И это «что-то» ему не нравилось. Хвост начал подрагивать сам по себе, и Дилюк не глядя провел рукой по чешуе, чтобы утихомирить нервную дрожь. Чуть ниже лопаток на мгновение поселилось привычное тепло фантомной ласковой руки, и Дилюк чуть расслабился, ощущая невидимую поддержку как наяву. Даже если Кэйа не здесь, он все равно с ним, так или иначе. — Жаль, — архонт вздохнул. — Что ж, чтобы не задерживаться самому и не утомлять более вас, я скажу, а вы, на свое усмотрение, поделитесь этой информацией с ним, — спокойно произнес он. Дилюк напрягся. «На свое усмотрение»? У них с Кэйей нет секретов друг от друга, зачем бы ему… — Дабы не ходить вокруг да около, — продолжил между тем Моракс, — обсидиановых колец, могущих снять печать, существует всего два. Третий ключ — это вы, мастер Рагнвиндр. Дилюк ожидал чего угодно, но не этого. Пару секунд он не мигая смотрел на него, затем медленно оперся ладонью о палубные доски, вдавил с силой — не только затем, чтобы поддержать себя, но и чтобы готовые взвиться волны не выдали его смятения. — Я, — безэмоционально повторил он. Моракс кивнул. — Именно. — Почему. Моракс какое-то время молчал, прежде чем заговорить вновь. — Это было много столетий назад. Бой с Фур… — Дилюк вздрогнул, стоило прозвенеть первым звукам запретного имени, но Моракс спохватился, замолк на миг, и лишь затем продолжил: — прошу прощения, с Гневом Недр — был изматывающим. Архонт вулканов обладал неимоверным могуществом, и без поддержки вашего благородного народа мир не получил бы, скажем так, приемлемого исхода той битвы. — Вы могли проиграть? — спросил Дилюк, по большей части, чтобы скрыть растерянность, нежели из интереса. Чжун Ли покачал головой. В его золотых глазах не было уязвленности — лишь отшлифованная тысячелетиями печаль. — Я бы победил, но слишком великой ценой. С помощью вашего предка, тогдашнего короля морей, мне удалось минимизировать потери. Восстав против несправедливости собственного архонта, ваш народ принял на свои плечи нелегкое бремя, и тяжелее всех пришлось королевской семье. Дилюк кивнул. — Я знаю. Храбро сражаясь, король Алгор пал в том бою, оставив королевство на малоопытного наследника. — Да. Но пал он не совсем так, как описано в хрониках, — Чжун Ли задумчиво сплел пальцы в замок. — Наш изначальный план провалился, и Алгор, взвесив за и против, пожертвовал собой, отдавшись душой, кровью и сердцем печати, что была наложена на гробницу Гнева Недр. Не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что печать должна была включать два компонента: треугольник как ослабляющий символ, и круг как символ сдерживающий. Ключами к ней, таким образом, оказались три кольца: два принадлежавших Алгору обсидиановых украшения и он сам, его кровь, что циркулирует в телах людей и рагнвиндров, как вам известно, по замкнутому кругу — что тоже есть своего рода кольцо. Дилюк медленно моргнул. Покачал головой, усмехнувшись — невесело и неверяще. Вот, значит, как. Хитро. Чертовски хитро. И вместе с тем так, черт возьми, просто. Неудивительно тогда, что он мог слышать зов колец — он сам являлся одним из них. Интересно только, почему Моракс не упомянул об этой ничтожной детали заранее — на стадии заключения контракта, к примеру? «Не успел» — откровенно дурацкое оправдание для могущественного старшего бога. И почему он явился сейчас, если знал, — а Дилюк был уверен, что он знал, — что Кэйи здесь нет? Если подумать… Если бы Кэйа узнал, что ради того, чтобы умер он, придется умереть Дилюку, продолжил бы он настаивать на дальнейших поисках? В груди закололо, а в горле собрался удушающий ком. Конечно, нет. И именно поэтому знать об этом разговоре Альбериху вовсе не обязательно, понял вдруг Дилюк. Плевать на мотивы Моракса и игры, которые он ведет. Что важнее, для них двоих все складывалось… недурно. Кэйа исполнит свое желание, а ему не придется мучиться болью потери. Королевство останется без правителя, конечно, но… он и без того далеко не образцовый монарх, возможно так будет даже лучше. Идеальный исход, как ни посмотри, хах. — Со смертью Алгора все его потомки, несущие ту же кровь, автоматически становились ключами к треугольной печати, — продолжил Чжун Ли, глядя с сочувствием, искренним или наигранным — Дилюку не хотелось знать. — Эта тайна была неведома никому, кроме меня и самого Алгора, да пребудет дух его в вечности. Даже ваш почтенный отец, с которым мы плечом к плечу сражались в иных битвах, не знал того, что знаете теперь вы, мастер Рагнвиндр. Признаться, я не планировал рассказывать вам столь многое, но… — Я распоряжусь этим знанием как подобает, — перебил Дилюк, внезапно осознавший, почему Альбериха так тянуло всячески поддеть уважаемого бога: уважаемый бог был мутным засранцем, вот почему. — Спасибо, господин Чжун Ли. Мудрые глаза Чжун Ли с грустью смотрели на него несколько долгих секунд, но русалу казалось, что их мягкий золотистый свет выжигает на его коже клеймо. Он тихо выдохнул, когда архонт понимающе склонил голову, прервав зрительный контакт. — Тогда я прощаюсь с вами, — произнес тот и добавил, слегка поколебавшись: — и прошу прощения за столь непростые в принятии вести. Дилюк деревянно кивнул, не глядя на него. — Благодарю за своевременную откровенность. Ответом ему стал тихий вздох. Когда он отважился поднять взгляд, Моракса на корабле уже не было. Недолго думая, русал резво подполз к борту «Каэнри’и» и без плеска нырнул. Да, он обещал подождать, но после разговора с Мораксом ему нужно было найти Кэйю, и чем скорее, тем лучше. Прижаться, вдохнуть родной запах, ощутить всем телом уютное тепло. Возможно, отгрызть придурку руку — Дилюк еще не определился на этот счет. А возможно, поцеловать, наконец, как следует. Терять все равно нечего. …После двух часов поисков вдоль берега, прочесав бухту вдоль и поперек, он все же признал: кое-что он все-таки потерял. Своего брата. Найти его оказалось не под силу даже зорким очам Рассвета. Дилюк не знал, что и думать. Может, они разминулись? Может, Кэйа вернулся на «Каэнри’ю»? В воду он не заходил, это точно: Дилюк бы знал, его чутье охватывало практически всю бухту. Может, он снова пересекся с Венти, и тот перенес его на корабль по воздуху? Он послал альбатроса проверить, но тот вернулся ни с чем. Дилюку было тревожно. Он, конечно, верил, что неумирающий засранец способен выпутаться из любой передряги, но под чешуей все равно гнездился страх. Что, если Моракс действительно не знал, что Кэйа на суше? Если владыка Гео не чувствовал его присутствия на твердой земле, Рассвет не нашел его на «Каэнри’и», а Дилюк не мог учуять его в воде, то… Куда, во имя небес, этого малахольного могло занести? Русал с сомнением взглянул на устье небольшой реки, впадавшей в море. Может?.. Пресные воды в теории были ему подвластны так же, как и морские, но ориентироваться там было сложнее, чем в открытом море. Реки Дилюку не особенно нравились: слишком пресные, слишком скучные. Ему, привыкшему к свободе и соли, было там слишком тесно и неуютно, как в бочке. Ленивые воды повиновались ему всегда неохотно; отец в свое время справлялся гораздо лучше, а Дилюку не хватало ни возраста, ни практики, чтобы достичь мастерства Крепуса. Послать туда какую-нибудь рыбешку он тоже не мог: слишком малая концентрация соли могла стать губительной для морского существа. Нет уж, одной покусанной рукой Альберих точно не отделается, Дилюк позаботится об этом. Как только разыщет его, разумеется. Русал вздохнул и скрепя сердце устремился вперед, легко скользя против течения. Между берегами могли бы свободно разминуться две «Каэнри’и», но Дилюк все равно ощущал себя как в туннеле. Кто вообще придумал такие тесные водоемы? Он плыл, держась дна, чтобы не попасться на глаза случайным ночным прохожим, и чутко принюхивался и прислушивался. Спрашивал проплывавшие мимо рыбьи косяки, устраивал допрос крабам — все бестолку. Кэйю не видела ни одна живая душа. Дилюк доплыл до небольшого водопада, покружил немного и в панической растерянности уселся прямо на каменистое, поросшее водорослями дно. Любопытные глупые мальки окружили его стайкой, тычась носиками в нервно метавшийся туда-сюда хвост, и русал слабо отмахнулся от них. Что за чертовщина. Это уже совершенно не смешно. Не умер же тот, в конце-то концов? Может, доплыть до Мондштадта, поискать Венти? Хорошо, если тот уже ушел из «Кошкиного хвоста», а если он все еще там? Русалке не добраться до таверны в одиночку. Послать Рассвета? Слишком опасно. Соображай, соображай. Возможно, стоит вернуться к «Каэнри’и» и просто ждать, подумал Дилюк, упрямо шмыгнув носом. Рано или поздно Кэйа вернется. Времени на суше ему оставалось еще около суток. По истечении отведенного времени, как говорил сам Альберих, его просто выкинет в воду, независимо от того, как далеко от нее он находится и в каком состоянии его тело. К тому же, Кэйа не мог умереть насовсем, и Дилюк знал это, как никто другой, но все же… Русал тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Нет, глупости, конечно, он не бросил его. Это же Кэйа, он бы никогда его не оставил. Он обещал вернуться, и он вернется. Проблема ходячая, право слово! Дилюк сердито ударил хвостом, взметнув облачко песка и распугав рыбью мелочь. Сидя тут, он все равно ничего не сможет сделать, лучше и впрямь… Внезапно дыхание перехватило, и Дилюк вздрогнул, резко распахнув глаза. Этот запах он не спутал бы ни с чем. Русал много раз чуял его в детстве, он же стал ключом катастрофы в день смерти отца, его появление спустя девяносто лет предшествовало их воссоединению с Кэйей, и вот теперь снова… Кровь. Ох, нет. Нет! Русал панически заметался, пытаясь понять направление источника, высунул из воды голову и так и замер. Водопад! Речная пресная вода слушалась его гораздо хуже, чем морская, так что он не смог бы поднять себя волной, не вымотавшись до обморока. Поэтому оставался лишь один путь наверх. Долго раздумывать он не стал. Подъем был не очень высоким, камни выступали достаточно, чтобы за них можно было уцепиться. К тому же густые заросли обступали реку со всех сторон, а жилые дома остались гораздо ниже по течению, поэтому, если не медлить, можно было не опасаться лишних глаз. Дилюк сжал руки в кулаки и решительно поплыл к берегу. Он справится. Он поднимется на эти чертовы камни, найдет этого чертова засранца и надерет ему задницу так, что не то что в бордель — к гальюну ходить больно будет. Или так, или он не Рагнвиндр! …Взбираться наверх было мучительно трудно, но в целом преодолимо. Страх за Кэйю притуплял боль от впивавшихся в кожу веток и раздиравших чешую острых камней. Один раз он едва не лишился когтей на руке и не сорвался вниз, когда мокрый хвост соскользнул с уступа — хорошо, успел ухватиться за какие-то кусты. Горка, с которой падала вниз вода, едва ли достигала двойного человеческого роста, так что русал бы не сильно пострадал, упав с нее, но это бы замедлило его поиски, а этого Дилюк допустить не мог. Хотелось бы верить, что Альберих дошастался босиком и просто наступил на какой-нибудь камень, но опыт Дилюка подсказывал, что с некоторых пор кровь Кэйи в воде — дурной знак. Дилюк рванулся, оттолкнулся, напрягшись, с рыком подтянул тело вверх — и рухнул лицом вперед на ровную землю, едва успев подобрать хвост, чтобы тот не утянул его обратно вниз. Мышцы протестующе ныли от таких экзерсисов, и русал сомневался, что завтра вообще сможет двигаться, но сейчас разлеживаться было некогда. Слегка отдышавшись, Дилюк оттолкнулся ватными руками, намереваясь нырнуть, наконец, в благословенную воду и поплыть дальше, как вдруг замер. За шумом водопада и собственной крови в ушах он плохо слышал окружавшие его звуки. Но теперь, переведя дух, он явственно услышал их. Сердцебиения. Пять, шесть… нет, больше. Кто-то прятался в зарослях на берегу. Словно в подтверждение его слов, за спиной затрещали кусты, послышался мат. Дилюк молниеносно рванулся к реке, но не успел: раздался короткий свист, и еще, и острая боль пронзила сначала руку, а в следующий миг — хвост. Локоть подломился, и русал рухнул на грудь. Он попытался призвать на помощь реку, но проклятая заторможенная пресная вода не откликнулась сразу, как откликнулась бы морская, — и на него набросили сеть. Блядство! Дилюк в панике забился, отчаянно пытаясь выбраться, огрызаясь на окруживших его людей — калейдоскоп лиц, ожидаемо, был ему незнаком, — но на голову сначала обрушилось что-то тяжелое, затем чей-то грубый ботинок вышиб дух из груди, и последние крохи сознания, за которые Дилюк цеплялся всеми силами, покинули его, уступив темноте. Последнее, о чем он успел подумать — о том, что нужно будет сделать Кэйе поводок, когда они, наконец, друг друга найдут. Не «если». Когда.***
Кэйа словно на крыльях несся вдоль реки вниз по течению, баюкая раненую руку, и про себя посмеивался. На груди звякали, постукивая друг о друга, два обсидиановых кольца, и он уже предвкушал, в каких красках расскажет Дилюку о героическом сражении, о том, как он, пожертвовав рукой, храбро вырвал из волчьих зубов драгоценный артефакт, о том, какой масти был матерый старый вожак (белый, обязательно белый!) и какого цвета пена стекала из оскаленных пастей (розовая, как кровавый зефир — да, он точно упомянет зефир), о том, как кровь лилась рекой — разумеется, не его, — о том, как он, презрев опасность, раскидал целую стаю, и Дилюк впечатлится, и скажет, что он герой, молодец, и вообще лучше вранья он на своем веку не слыхивал. Нет, ну потом, он, конечно, расскажет, как было на самом деле (на самом деле все было очень скучно, и ни с кем он не сражался, а руку поранил, когда вырезал Рэйзору новую серьгу из оленьей кости), но это после. Может, через недельку, чтобы любопытство русала к этому времени хорошенько созрело. К Дилюку, скорее к Дилюку! — Улыбка ярче полумесяца, не дай вам боги с нею встретиться, — пропел ему на ухо Венти, подкравшийся, как всегда, бесшумно, и Кэйа пихнул его локтем в бок, не переставая ухмыляться. — Я смотрю, у кого-то удачный улов? — Улов будет удачным, когда одна большая красная рыбка окажется в моих горячих объятиях, — заявил Кэйа, сияя самодовольством. — А это — так, небольшое приобретение. — Хоть сейчас идти распечатывать древнего хмыря, да? — с ехидной улыбочкой мурлыкнул Венти. Кэйа закатил глаза. — Дилюк не в курсе, что собраны все три кольца. Мы можем искать дальше хоть до пришествия восьмого архонта. — Или до пришествия недовольного как черт Моракса, — сладенько протянул божественный засранец. — Не знаю насчет Моракса, но пришествие недовольного меня может случиться в любую секунду, — предупредил Кэйа, улыбнувшись не менее сладко. — Берегитесь, ваше святейшество. — Страшно, страшно, — расхохотался Венти и шутливо погрозил ему пальцем. — Никакой резни на моей земле, уважаемый капитан. Кэйа фыркнул и пожал плечами. Они какое-то время шли, перебрасываясь шутками и взаимными подколами, пока Венти вдруг не остановился, резко посерьезнев. Кэйа вопросительно поднял брови, но бард приложил палец к губам. — Тише. Слышишь? Кэйа настороженно прислушался и покачал головой. — Нет, все тихо. — Вот именно, — сказал Венти, нахмурясь. — Слишком тихо. Ночью в этих местах никогда не бывает такой тишины. Кэйа открыл было рот, как вдруг с неба прямо ему на голову с воплем рухнуло тяжеленное белое непонятно что. Отплевавшись от перьев (перьев?) и получив пару раз по голове, чудом не в глаз, Кэйа с трудом отстранил от себя беснующееся создание и с удивлением узнал в нем Дилюкова Рассвета. Альбатрос отчаянно хлопал крыльями, не переставая кричать. Желудок сковало липким холодом. — Спокойно, Рассвет, спокойно, это я, — изловчившись, он аккуратно прижал птице крылья, и та, дернувшись пару раз, затихла. Кэйа чувствовал, как быстро-быстро бьется под пальцами сердце, и осторожно погладил взъерошенные перья, успокаивая. — Это я. Тебя прислал Дилюк? Что случилось? Рассвет закричал снова, в этот раз как-то жалобно, и его крик прорезал неестественную тишину леса. — Он говорит, что его хозяина забрали какие-то люди, — сказал Венти, хмуря брови. — Их было много… что-то с сетью… что-то про водопад, про кровь… ох, черт, — он зажмурился и досадливо тряхнул косичками, — у морских птиц такой сильный акцент, я не понимаю… Конец фразы Кэйа уже не слышал, чувствуя, как в груди сворачивается ледяной ком ужаса. Этого не может быть. Этого не должно быть. Дилюк, сеть и кровь — эти слова не могли стоять в одном предложении, никак не могли. Это же просто смешно. Нелепо. Дилюк, его сильный и благоразумный Дилюк никогда бы не… Вдох-выдох. Соберись. — Ты можешь показать место? — спросил он у альбатроса, глядя прямо в птичьи глаза и надеясь, что тот поймет. — Где это случилось и куда его забрали? Рассвет заворочался в его руках, и Альберих подбросил его в воздух, помогая взлететь. Альбатрос сделал над ними круг и устремился ниже по течению реки, и Кэйа с Венти со всех ног бросились за ним. Бежать пришлось недолго: Кэйа понял, что это то самое место, стоило увидеть впереди притоптанную траву, сломанные ветви кустарника и — сердце пропустило удар, — россыпь красной, как кровь, блестящей чешуи у самого берега реки. Краем глаза он заметил в кустах какое-то движение и, не сбавляя скорости, резко свернул в том направлении. Человек в кустах не успел даже вскрикнуть. Альберих сходу сшиб его с ног, заломил руки и с удовольствием воткнул колено в поясницу, а его самого лицом в валежник — аккуратненько, чтобы не вырубить ненароком. Конечно, это мог быть и невинный прохожий, но, говоря откровенно, Кэйе было плевать. Извинится потом, отсыплет моры на целебные припарки, если нужно, — и все дела. Сейчас у него были заботы посущественнее. — Что же вы, уважаемый, забыли тут в столь поздний час? — промурлыкал он ему на ухо почти интимно и за волосы задрал голову несчастного вверх под углом, близким к фатальному, чтобы лучше слышать ответ. Мужчина захрипел, и Кэйа почувствовал на плече руку Венти. — Успокойся и ослабь хватку, — предостерег бард. — Ты убьешь его. Кэйа неохотно расслабил кулак, и мужчина, закашлявшись, уронил голову на землю. — Я, я не… — Громче, — рыкнул Альберих, надавив коленом. — Я не знаю! Ничего не знаю! — прохрипел мужчина. Он был на вид молод, но в темных волосах кое-где виднелась проседь. Из ворота неприметной холщовой рубахи виднелся край деревянного медальона — и даже не видя его целиком, Кэйа уже знал, что на нем изображено. Похитители сокровищ. Как иронично. Венти обошел кусты вокруг, поднял что-то с земли и присвистнул. Кэйа вопросительно изогнул бровь, и бард показал ему небольшую холщовую сумку. Когда он открыл ее пошире, чтобы Кэйе было видно, в тусклом свете луны перламутрово блеснула знакомая чешуя. Полная сумка красных чешуек. Кэйа оскалился, чувствуя, как ледяной ужас сменяется ледяной же яростью. — Я с удовольствием поспособствую вашему просвещению, — нежно проворковал он и чуть двинул рукой, которой держал выкрученные за спиной руки пленника. Тот пронзительно вскрикнул и забился, пытаясь вырваться из хватки, но делал таким образом себе лишь больнее. Кэйа терпеливо подождал несколько секунд, затем вернул свою руку в прежнее положение. — А теперь как? Небеса поделились с вами информацией? Все еще нет? Ох, вот жалость!.. — Я правда не знаю! — захныкал мужчина. — Мне сказали… старшие сказали прийти сюда, собрать чешую той хрени, которую поймали сегодня… Венти за спиной Кэйи издал сочувственное «упс». Действительно. Упс. Кэйа улыбнулся мягко-мягко и резко дернул рукой так, что плечи бедняги вывернулись под совершенно немыслимым углом. Тот заорал не своим голосом, и Альберих повозил его носом по грубым веткам, чтобы утихомирить. — Ну-ну, потише, потише, — утешительно мурлыкнул он ему на ухо, снова ослабив хватку. Мужчина заскулил и предпринял отчаянную и безуспешную попытку отползти подальше, и Кэйа издал тихий смешок, позабавленный его потугами. — Итак, сегодня мы учимся говорить красиво. То существо, которое поймали ваши старшие, где оно сейчас? Мужчина всхлипнул. — Я, я… я не могу, понимаете, они у-убьют меня, если узнают… — Я… не убью тебя, если не узнаю, — сказал Альберих, отбросив шутливый тон, — но поверь мне, я сумею сделать так, что ты сам будешь умолять меня о смерти, — он слегка сдвинулся, чтобы несчастный смог увидеть его лицо, и ласково улыбнулся, когда в глазах напротив промелькнул ужас узнавания. — Ты ведь слышал о капитане «Каэнри’и», верно?.. …Спустя несколько минут необходимые сведения оказались в его распоряжении. — Тебе не обязательно было его убивать, — укоризненно сказал Венти. — Он же выложил все, что знал, к тому же, ты обещал… Кэйа невозмутимо вытер трофейный кинжал неудачливого похитителя сокровищ о его же рубаху, отыскав на пропитавшейся кровью ткани относительно чистый участок. — Я не говорил, что не убью его, когда узнаю информацию. Я сказал, что не убью его, если ее не узнаю, — прохладно заметил он, убирая кинжал в ножны. — Ни одно обещание мной нарушено не было. Венти со вздохом покачал головой и потер лоб пальцами. — Иногда я забываю, что страшные легенды о «Каэнри’и» и ее демоническом капитане возникли не на пустом месте, — пробормотал он. Кэйа усмехнулся и прикрепил ножны к поясу. Затем повернулся к барду. — Венти, говорю как твой друг: если тебе неуютно, лучше уходи, — сказал он мягко. — Я обещал тебе не устраивать на твоей земле кровопролитий, да, но они похитили мое сокровище. Так просто я их не отпущу, ты ведь понимаешь это? Венти неодобрительно поджал губы и сузил глаза, но Кэйа твердо выдержал его взгляд. Наконец, архонт сдался и вздохнул, снова покачав головой. — Черт с тобой, Альберих, — он махнул рукой. — Я буду неподалеку от того места, на всякий случай, — Кэйа кивнул и развернулся, собираясь уйти. — Но знаешь, — вновь подал голос Венти, и капитан обернулся, — не забывай, что Дилюк тоже это увидит, и ему может… не понравиться. Кэйа невесело усмехнулся. — Я буду счастлив, если он будет в состоянии это увидеть. Я буду еще более счастлив, если он будет в порядке настолько, чтобы избить меня за это, — сказал он, помахал рукой и, более не оборачиваясь, ушел, спиной чувствуя опечаленный взгляд архонта.***
Дилюку казалось, что его очень долго били головой о прибрежные скалы — малейшее неосторожное движение головы, малейший резкий звук порождал в ней колокольный звон, словно в черепушке возвели, по меньшей мере, полсотни мондштадских соборов. Он едва не застонал, когда почувствовал эту разрывающую мозг боль в первый раз, но вовремя сдержался: совсем рядом были слышны шаги нескольких пар ног и чьи-то возбужденные голоса. Кем бы не являлись его похитители, им определенно не стоило знать, что он очнулся. Остаточное похмелье, усталость и удар по голове — звучит как коктейль имени Альбериха, мрачно подумал Дилюк, осторожно пробуя на прочность веревки, которыми были связаны руки. Узлы были крепкими. Кипятить воду он, значит, мог, а жечь веревки — нет? Беспомощность выводила его из себя. Он слышал отклик воды — речной, будь она проклята, — но слишком далеко, чтобы это оказалось хоть как-то полезным. Рассвет метался где-то снаружи, периодически он слышал его крики: должно быть, умный альбатрос ощущал присутствие хозяина в этой области, но не мог увидеть. Получается, он либо под землей, либо в помещении. Время от времени русал осторожно приоткрывал глаза, чтобы рассмотреть обстановку вокруг, но это помогало мало: тусклое освещение, не самая удачная поза, какие-то ящики, загораживавшие обзор — бесполезно. Сколько он пробыл без сознания? Как далеко его успели отнести? Если река все еще слышна, то должно быть, не так уж далеко. Раны… кажется, его ранили, но у Дилюка болело все, так что боль от ран просто терялась. Ныли запястья и локти, грудь пульсировала тупой болью, неудобно скрученный хвост онемел уже довольно давно, что-то на полу болезненно впивалось в ребра, а про состояние плавников не хотелось даже думать. И голова. Голова просто раскалывалась. Сейчас палуба «Каэнри’и» показалась бы райским ложем, хмыкнул про себя Дилюк. Хотя, если бы Кэйа был здесь, то Дилюк был бы не против стерпеть любые неудобства. Интересно, где сейчас Кэйа. Все ли с ним в порядке? Отчего у него шла кровь? Он уже успел вернуться на «Каэнри’ю»? Насторожило ли его отсутствие Дилюка? Да где там, с досадой подумал русал. Вряд ли прошло столько времени, чтобы его успели хватиться. Да если и хватятся — кто найдет его здесь, в глуши? Вот и освободили Гнев Недр. Тяжелые шаги приблизились к нему, и русал внутренне сжался, внешне оставаясь бессознательно-расслабленным. Кто-то приподнял его за плечи и усадил, прислонив к чему-то. Дилюк чудом не напряг ни единый мускул, безвольно свесив голову, как тряпичная кукла, но чутко ловил каждый звук, каждый вдох и каждый удар сердца подошедшего к нему человека. Неизвестный коротко и восхищенно выдохнул, обдав вонью какой-то еды и перегаром дешевого пойла, какого от Кэйи он никогда не слышал, и Дилюка едва не стошнило. Руки, отвратительные руки прошлись по хвосту, от кончика до основания и русалу стоило немалых усилий сдержать дрожь омерзения. Думай о Кэйе. Думай о Кэйе. Думай о Кэйе. О его шершавых от корабельной работы, но нежных и теплых ладонях. О сухих губах, которые он постоянно облизывает. Интересно, такие ли они мягкие, какими кажутся? Взгляд Кэйи. Лицо Кэйи. Тело Кэйи. Запах Кэйи. Дышать стало легче, несмотря на то, что руки, едва ли не похотливо блуждавшие по телу, переместились на лицо. Дилюк сдержал гневный рык, когда его щеки обхватили двумя пальцами и повертели голову туда-сюда, словно оценивая вещь. Когда верхнюю губу поддели пальцем, проверяя зубы, Дилюк представил, как Кэйа кладет ему на спину ладонь, слегка поглаживая, и только это удержало его от необдуманных действий. Но долго он так не продержится. Главное — не потерять хрупкую связь с рекой. Если повезет, то его вытащат наружу, и тогда он сможет дать бой. Ведь каким бы уставшим, избитым и измученным он не был, как бы по-дурацки он не попался, все же он Рагнвиндр, черт бы его побрал. Его предки сражались с архонтами и побеждали. Он не будет слабее, чего бы ему это ни стоило. Так просто эти ублюдки его не получат. Послышался шум, и тот, кто его облапал, резко отстранился. Похитители загомонили, топот шагов стал хаотичным. Дилюк насторожился. Что у них там происходит?.. Может ли это быть?.. Дилюк приоткрыл один глаз, затем второй — все равно ублюдкам явно было сейчас не до него. Они метались по комнате, лязгали оружием, кажется, запирали дверь. Снаружи доносились крики боли и тот ни с чем не сравнимый звук, с каким лезвие входит в тело — раз за разом. Неужели это за ним? Воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, Дилюк изловчился вывернуть запястье и зацарапал когтем веревку, методично раздирая волоконце за волоконцем. Как известно, вода камень точит. Чем сидеть, как принцесса в беде, лучше уж сделать хоть что-то для своего освобождения. Если это Кэйа пришел за ним, то последнее, на что Дилюк позволит ему потратить время — эти блядские веревки. — Сколько? — провыл чей-то голос. — Один! Один! — завопил второй с таким ужасом, словно объявлял о наступлении целой армии. Дилюк ухмыльнулся. Точно Кэйа. Ругань и вой отошли на задний план. Дилюк ковырял веревку и вслушивался только в звуки ударов и разрезаемой плоти. Еще. И еще. И еще. Архонты, сколько же их там было? В дверь что-то глухо врезалось, и это стало последним звуком снаружи. Все стихло, кроме заполошного биения сердец и рваного дыхания. Затем раздался стук в дверь — вежливый, даже, пожалуй, деликатный. Дилюк беззвучно рассмеялся. Павлин-выпендрежник. Спустя секунду дверь слетела с петель. — Я не помешаю? — тактично поинтересовался Кэйа, очаровательно улыбаясь. Белая когда-то рубашка была сплошь обляпана кровью (русал надеялся, что вся она была чужой), кровь виднелась даже на лице, поблескивала в свете факелов, на руке красовался большущий цветастый пластырь — и Дилюк мог поклясться, что в этот момент зрелища прекраснее для него не было. Кэйа обвел взглядом присутствующих, наткнувшись на Дилюка — нахмурился, но от русалочьего слуха не утаился едва заметный вздох облегчения. Дилюк улыбнулся, и Кэйа неожиданно робко улыбнулся в ответ — искренне, ласково, как всегда улыбался только ему одному. — Лучше не смотри, Диди, — сказал он, как будто в комнате они были вдвоем. Дилюк смерил его самым скептическим из своих взглядов и вызывающе ухмыльнулся. Ну, попробуй. — К-капитан Альберих, вы… — начал один из похитителей, но закончить фразу ему не дали. Кэйа оказался рядом с ним так стремительно, словно стоял там изначально. Замаха Дилюк даже заметить не успел. В следующую секунду из распоротой шеи хлынула струя ярко-алой крови. Теперь ясно, почему он предлагал не смотреть. Добрый дурачок. Если поначалу Дилюк волновался за него, то теперь, вживую увидев, как он действует, перестал. Легендарным капитаном пиратов, наводившим ужас на моря Тейвата, он стал вовсе не за полуголую грудь и не за красивый глаз. Каждый первый удар Альбериха бил точно в цель, каждый второй был смертельным. В руке у него был единственный коротенький кинжал, и будь его оружие более подходящим — длинным мечом, к примеру, — Дилюк был уверен, Кэйа сеял бы смерть с одного удара. Но его манера боя… Дилюк заметил, что Альберих вкладывает все в атаку и ничего — в защиту. Он бросался напролом, иногда уворачиваясь от особенно опасных ударов, но по большей части дрался крайне беспечно: подставлял спину, оставлял открытым все, что можно и что нельзя. У Дилюка каждый раз сердце едва не останавливалось, когда чье-то лезвие задевало темную кожу, пусть даже мельком. Кажется, кровь на рубашке принадлежала, все же, не только врагам. Этот гаденыш точно сведет его в могилу! Русал напряг руки, и треклятая веревка, наконец, поддалась и лопнула, больно стегнув по натертой коже. Рана на руке противно заныла. Кэйа разобрался с предпоследним похитителем и коротко взглянул на него. Дилюк замахал на него рукой, чтобы не отвлекался, на что засранец совершенно по-девчачьи кокетливо хихикнул. Хихикнул, мать его. Он с ума сошел?! Дилюк хлопнул себя по лбу и взвыл от прострелившей виски острой боли. Кэйа бессовестно заржал в голос и всадил кинжал в шею последнего бандита. Или почти последнего. Заметив мелькнувшую между ящиков тень, Дилюк бездумно рванулся вперед с криком, но не успел на долю секунды. Кэйа, среагировавший так же молниеносно, успел метнуть кинжал, но… топор, который притаившийся в засаде похититель швырнул что есть мочи, нашел-таки свою цель. У него заметно дрожали руки, видно было, что он сделал это скорее от отчаяния, чем по какой-либо другой причине, траектория была кривая, он вообще не должен был попасть, но— Попал. Кэйа от удара качнулся и удивленно охнул. Дилюк распахнутыми в ужасе глазами смотрел, как он заваливается назад, и едва успел подхватить его у самого пола. Ослабевшей рукой Кэйа дотронулся до головы, где… ох, милостивые небеса… Дилюк ощутил, как к горлу подкатывает желчь и поспешно перевел взгляд ниже, на забрызганное кровью лицо. С закрытого глаза повязка сползла на щеку, и Дилюк машинально поправил ее. Когда Кэйа вернется, будет лучше, если она будет на месте. Когда Кэйа вернется, будет лучше… Когда Кэйа вернется, будет… Когда Кэйа… — Выглядит плоховато, да? — заплетающимся языком прошелестел Альберих и дернул уголками губ в намеке на улыбку. И умер.