***
Кэйю снедало любопытство. Нет, конечно, он слышал краем уха (или читал краем глаза — подробностей обретения данного знания он, увы, не помнил), что анатомия рагнвиндров в некоей своей части приблизительно схожа с человеческой, но все же. Насколько приблизительно? Отдаленно-приблизительно или вот-прям-близко-приблизительно? Язык Дилюка он уже видел (от одного воспоминания колени приятно слабели). А вот какой у Дилюка член, оставалось для любознательного капитана загадкой, будоражащей воображение. В детстве они, конечно, друг друга видели во многих подробностях, но, насколько Кэйе было известно, тело рагнвиндров формировалось медленнее, чем человеческое — как-никак, продолжительность жизни русалок была гораздо длиннее. Интересно, большой ли он? Больше, чем у него самого? Устрашающий, с шипами? Или, может, напротив, маленький и милый? Может, там вовсе щупальце? Или… Неужели клешня?! О боги, точно клешня! Кэйа представил, как Дилюк сурово грозит пальцем, и клешня угрожающе так: щелк-щелк. Щелк-щелк. — Море вызывает Кэйю, — сказал Дилюк и снова щелкнул перед его лицом когтистыми пальцами. — И сообщает, что если он продолжит так ржать — станет морским коньком. Кэйа всхлипнул и утер слезы, тут же скатившись в новый приступ хохота. Клешня!.. — Что тебя так рассмешило? — с подозрением поинтересовался русал, когда капитана слегка отпустило. — Да ничего особенного, думал о… всяком, — Кэйа уклончиво махнул рукой и растер заболевшие от напряжения щеки. Дилюк с нескрываемым скепсисом вскинул изящную бровь. — Смех без причины, капитан Альберих? — Признак отличного расположения духа, ваше высочество, — не поддавшись на провокацию, отозвался Кэйа и нагло отщипнул кусок жареной рыбы, которую русал с аппетитом поглощал. Дилюк лениво заворчал, скаля зубы скорее для приличия, чем с реальной угрозой. Кэйю с детства забавляло и умиляло наличие у воспитанного и интеллигентного Дилюка подобных звериных привычек. Интересно, а постельные звериные привычки у него имеются?.. Кэйа глупо ухмыльнулся, покраснел до ушей и мечтательно прижмурился. Дилюк опасливо покосился на него и отложил полуобглоданный рыбий скелетик. — С тобой точно все хорошо? — осторожно осведомился он, мановением руки призывая воду из бочки — сполоснуть руки и рот. — Слушай, Диди… а может, потрахаемся? — спросил Кэйа вместо ответа. Дилюк захлебнулся набранной в рот водой и закашлялся, вытаращив красные глаза. Оглушительно заскрипела грот-мачта «Каэнри’и». — Потра… что?! Кэйа охотно изобразил на пальцах. Дилюк, полыхая ушами, шлепнул его хвостом по голове. — Я не это имел в виду… Архонты!.. — русал сжал переносицу и покачал головой. — Ты явно намерен свести меня в могилу. — Я просто спросил, что такого-то? — Кэйа невинно пожал плечами и бесцеремонно облапал его за талию. — Только не говори, что ты меня не хочешь!.. Дилюк закатил глаза и ущипнул его за нос. — Уймись. Я еще ничего не сказал. — Ты подразумевал, — гнусаво, но тем не менее категорично обвинил Кэйа. Дилюк отпустил его и возмущенно уставился в ответ. — Не было такого! — Нет, было! — Я растерялся! Не моя вина, что ты внезапный, как чума! — Чума, не чума… Если не хочешь, так и скажи, но дай хотя бы одним глазком посмотреть! — заканючил Альберих, жалобно изломив брови. Как правило, на Дилюке это работало безотказно. — Ты же уже видел мой член, а я твоего что-то не наблюдал ни разу. В детстве не считается! — быстро произнес он, почуяв готовые сорваться с губ русала возражения. — Ты что-то скрываешь от меня, братец? Дилюк вспыхнул и скрестил руки на груди, и Кэйа осознал, что только что вырыл себе яму своими же словами. — Во-первых, не забывай, при каких обстоятельствах мне не посчастливилось увидеть твой!.. — гневно начал тот. Упс. — …Ты тогда по пьяни умудрился приземлиться задницей аккурат в акулью лепешку — ситуация, к романтике не особо располагающая, знаешь ли!.. — Нормальная ситуация, — вполголоса буркнул Кэйа, разом подрастеряв пыл, и смущенно отвернулся. — …Потом ты задрых мертвецким сном, а я два часа отстирывал твои штаны от акульего дерьма!.. — Хватит, — простонал Кэйа, закрыв ладонями уши. — Твоя взяла, Диди, перестань! — …Приятного мало было, между прочим!.. Архонты!.. Да будет проклят его болтливый рот! — …Ну и во-вторых, я ничего не скрываю, — неожиданно благодушно и миролюбиво закончил Дилюк и с усмешкой взлохматил ему волосы. — Если хочешь, то попробуем, почему бы и нет. Но учти, имеются некоторые… сложности. Кэйа послал ему возмущенный взгляд. Хвостатая зараза! — И кто тут кого еще в могилу сводит, — проворчал он сердито. — Издеваешься, топчешься по моей самооценке, совести нет. — Я не умею топтаться, у меня хвост, — заметил Дилюк и весело рассмеялся, когда Кэйа скорчил ему рожу. — Ну извини-извини, ты у меня самый лучший, самый красивый и самый непревзойденный, а твои штаны с ароматом акульего дерьма — самое возбуждающее, что я видел в жизни!.. Кэйа с душой (но осторожно) ущипнул его за жабры и утянул в поцелуй — в качестве компенсации. За вредность. — …Так вот, о сложностях, — раскрасневшись и тяжело дыша, продолжил Дилюк вечность спустя, когда они, наконец, оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Кэйа навострил уши, но далеко его не отпустил, цепко ухватившись за чешуйчатые плечи — на всякий случай. — Понимаешь, мы, рагнвиндры — горячие существа… Вот как. — …Я знаю, — доверительно сообщил Альберих, ухмыляясь. Дилюк ущипнул его за мочку уха. — Цыц. Так вот, поскольку мы горячие — буквально, буквально горячие, прекратишь ты ржать или нет?! — у нашего организма выработались определенные… ммм… механизмы соития. — Поподробней, пожалуйста, профессор, — попросил Кэйа умным голосом и поправил воображаемые очки. — Механизмы анатомические? Или физиологические? Я включу это в свою диссертацию. Дилюк явно смутился, но все же закатил глаза и дал ему подзатыльник. — Это тебе не мозги в кишках выращивать! — огрызнулся он, и Альберих бессовестно заржал. — За ученой степенью по альтернативной анатомии топай в Сумеру! Кгхм. В общем, если вкратце — для того, чтобы размягчить панцирь, нужно чтобы температура внутри партнера была выше, чем обычная температура тела рагнвиндра. Для женщин моего народа это обычное дело, но… — Минутку, — Кэйа уставился на него широко распахнутым глазом. — Чтобы сделать что с чем?! Дилюк понимающе усмехнулся, блеснув острыми зубами. — Панцирь, Кэй, — услужливо повторил он. — Размягчить панцирь. — Покажи, — слабым голосом попросил Кэйа, поборов головокружение. — Покажи, иначе я тебе не поверю. Дилюк насмешливо хмыкнул, но горящие сигнальными огнями уши выдавали его с головой. Кэйа неотрывно пялился на него жадным взглядом. Покажипокажипокажи— Дилюк немного отодвинулся, беспокойно постукивая хвостом и нервно покусывая нижнюю губу. Он взял Кэйю за руку и провел ею по твердому животу вниз, минуя границу переливчатой красной чешуи, ниже, еще ниже… Кэйа залился краской, как девчонка, ощутив под пальцами слегка отличающийся рисунок чешуи. Если по хвосту она шла, подобно черепице, от самых крупных крепких чешуек на, условно, «бедрах» до крохотных, едва заметных, у хвостового плавника, то в этом месте линии чешуи словно бы сходились друг с другом, как встречные волны, образуя достаточно широкий и плотный шов. Который самую малость, почти неуловимо, но — выпирал. Кэйа шумно сглотнул внезапно пересохшим горлом и облизнул губы, завороженно поглаживая интригующую неровность. Подумать только, столько лет смотреть и не замечать!.. — Еще не передумал? — поддел Дилюк, но это была бравада: Кэйа прекрасно видел, как подергивается туда-сюда неугомонный хвост и как дрожат от напряжения плавники. Прямо сейчас Дилюк зависел от его слов. Ляпни Кэйа что-то неуместное — и он закроется, схлопнется, как потревоженная устрица, и еще полгода дальше поцелуев и объятий они не зайдут. Неприемлемо. И дело даже не в том, что ему до звона в яйцах хотелось большего. Он просто не мог позволить себе обидеть Дилюка. — Я никогда не передумаю, — сказал Кэйа, поцеловал его в щеку и внимательно заглянул в глаза. — Лучше скажи, ты сам-то готов? Если хочешь, это может подождать, я… — Ты, верно, путаешь меня с ветреной девицей, что мечется между решениями по пять раз на дню, — тепло фыркнул Дилюк, обвив хвостом его ногу. — Я же уже сказал — почему бы и нет. Я просто… — он замялся, нерешительно опустив уши, и Кэйа инстинктивно притиснул его к себе поближе, — Я ведь не человек. Я могу показаться тебе… странным. Я просто боюсь, что тебя это все напугает. Альберих изумился так, что не сразу нашелся, что сказать. — Напугает?! Ох, архонты, — он с облегчением рассмеялся. — Если это единственная проблема, которую ты видишь, то, пожалуйста, развидь, и как можно скорее. Я — бессмертный капитан проклятого корабля пиратов, — «Каэнри’а» заскрипела, словно была способна слышать его слова, — мне служило две дюжины мертвецов, мой возлюбленный брат — король русалок, и я дружу с богами. Ты правда думаешь, что меня можно напугать каким-то не таким членом? Дилюк спрятал улыбку в изгибе его шеи. — Действительно, как неразумно с моей стороны, — прошептал он, грея дыханием мгновенно покрывшуюся мурашками кожу. — Как мне загладить свою оплошность? — Перестать заговаривать мне зубы и перейти, наконец, к делу, я сгораю от любопытства, — таким же шепотом произнес Кэйа. — И не только от любопытства, особенно, если ты продолжишь вот так дышать мне в шею… — Не тебе же одному дозволено издеваться над окружающими, — усмехнулся русал, и широко лизнул его от обнажившегося под сбившимся воротом рубахи плеча до линии челюсти. Кэйа вздрогнул, застонал и наклонил голову, давая лучший доступ, рукой одновременно погладил неровный шов. — Нетерпеливый, — мягко укорил его Дилюк, и положил свои руки поверх его. — Смотри, вот так… Он провел пальцами Кэйи вниз по шву, подцепил едва заметный выступ, крохотную топорщинку, — Кэйа затаил дыхание, — и просто потянул вверх, что-то податливо дрогнуло, и… — Нгх!.. В борт корабля, кажется, ударилась волна; Дилюк со стоном дернулся, цепляясь за его плечи, капитан поддержал его свободной рукой, и сам тихо ахнул от неожиданности, когда два его пальца утонули в горячем и влажном — отдаленно напоминало женское влагалище, но только поначалу, потому что практически сразу он наткнулся на внезапную каменную твердость — столь же внезапно прохладную по сравнению с окружавшими ее жаркими стенками. — Тащи, — сказал Дилюк, прикрыв глаза и сбивчиво дыша ртом, — не бойся применить силу. Протолкни пальцы и в… вытащи. Кэйа услышал, но смысл слов воспринимал очень фрагментарно. Хвала небесам, что за время, что они провели вместе, его тело на уровне рефлексов привыкло подчиняться Дилюку. Он послушно протолкнул пальцы, как требовалось, обмирая от обволакивавшей пальцы упругой мягкости, обхватил ствол, потянул на себя… Вытащил. — Дьяволы морские и речные, чтоб меня об штурвал… — выдохнул он в восхищении и благоговейном ужасе. Член Дилюка был… оружием — и это по самой скромной оценке. В пошлых бульварных романчиках (антологию которых он так и не вернул в библиотеку Ордо Фавониус, за что, в числе прочих прегрешений, едва не был обезглавлен в ту памятную ночь воссоединения) члены, как правило, сравнивали то с сияющим мечом, то с нефритовым, храни его небеса, жезлом, то с иной не менее романтичной и не менее абсурдной штуковиной. То, что находилось в распоряжении русалочьего короля, могло являться и тем, и другим, и чем угодно, что мог бы выдумать воспаленный мозг гипервозбужденного писаки. Кэйа очарованно провел рукой по неровной бугристой красной поверхности, коснулся пальцами острого навершия, потер, слегка сжал. Твердый, как раковина. И большой — не уступает ему размером. Черт, без тщательной дополнительной подготовки он точно на него не сядет. Без подготовки таким можно разве что убить. — Ты… не мог бы так не делать? Кэйа мгновенно отдернул руку, испуганно вглядываясь в напряженное лицо напротив. Он сделал больно? …Или нет. Дилюк отворачивался, цветом кожи почти сравнявшись с волосами и чешуей, хватал приоткрытым ртом воздух и хмурил брови. Кэйа моргнул и расплылся в коварной улыбке. Ничего, если сегодня он не покорит эту вершину: в конце концов, сделать приятно можно разными способами. — Как? — медово промурлыкал он, вновь с силой проведя ладонью по ороговевшей поверхности, и у Дилюка перехватило дыхание. — Так? Или, может… — он потер большим пальцем острый кончик — Дилюк дернулся всем телом, подбросив хвост вверх, — …вот так? Поясни, пожалуйста, я не совсем понял, — он невинно хлопнул ресницами. — Сейчас я тебе по морде поясню, — загнанно прорычал Дилюк, сжав хвостом его лодыжку. — Теперь ты осознаешь масштаб проблемы? Нам нужно придумать способ, как разогреть панцирь так, чтобы он стал мягким! — Горячая вода? — предложил Кэйа, покорно замерев и игнорируя скрип мачт «Каэнри’и». Просмолить ее, что ли? Дилюк покачал головой. — Не выйдет. Даже кипятка будет недостаточно. Кэйа моргнул, осмысляя. Кажется, проблема действительно серьезнее, чем он предполагал. Это какими горячими должны быть женщины-русалки, что даже кипяток по сравнению с ними — теплая водица?! — Ну, ты ощущаешь прикосновения — это уже, считай, полдела, — он утешительно потрепал его по головке члена, и русал, задохнувшись, рассерженно куснул его за плечо острыми зубами. — Ай, прости-прости! Знаешь, а ведь я, в общем-то, бессмертный, так что, может?.. — Нет, — сказал вдруг Дилюк изменившимся голосом. — Нет, Кэйа. Под его серьезным взглядом Кэйа не решился спорить. — Хорошо, — сказал он растерянно. — Как скажешь. Выражение лица Дилюка смягчилось, и он ласково погладил капитана по щеке. — Мы найдем способ, обязательно, — пообещал он, слегка улыбнувшись. — Просто пока нужно потерпеть. Но мне… — он смущенно опустил голову, — мне льстит твое внимание. И то, что ты меня, хм, хочешь. Прости, что все так странно, я пойму, если… — Тш-ш, — Кэйа прижал к его губам палец. — Глупостей не городи, не отнимай мой хлеб. Я хочу тебя любого, Диди — сверху, снизу, слева, справа, хоть вприсядку по спирали, мне плевать. Я хочу тебя, потому что это ты. У Дилюка заблестели глаза, и он молча прижался нетерпеливыми губами к его губам — так, словно задыхался, а Кэйа был его воздухом, его необходимостью. Капитан был готов променять на это чувство все бордели мира. Какие непреодолимые проблемы могут существовать для тех, кто едва не потерял друг друга, а потом вновь обрел? — У меня есть мысль, — сказал русал, когда они прервались перевести дух. — Смотри. Он снова направил руку Кэйи вниз, скользнул мимо члена, все такого же твердого, в уже знакомую влажную пазуху, но в этот раз несколько выше, ближе к животу. Теперь, когда она была свободна, Кэйа мог протолкнуть пальцы глубже, что он и сделал с молчаливого одобрения Дилюка — и ойкнув, едва не отдернул руку. Горячо. — Не хочешь воспользоваться? — спросил Дилюк с лукавой ухмылкой (прижатые уши выдавали его нервозность). — Ну, раз уж ты упомянул, что хочешь меня любым… Он предлагает ему… Собственный член болезненно сжало тесными штанами. Кэйе показалось, что голова его вот-вот лопнет от жара. Во рту пересохло, и он облизнул губы под потяжелевшим взглядом Дилюка. — Разве твое отверстие предназначено для подобного? — спросил он хрипло. — А твое? — в тон поинтересовался Дилюк, выгнув бровь. Кэйа ошеломленно рассмеялся. — Туше. — Я, конечно, не женщина и никакими лишними отверстиями не обладаю, — продолжил Дилюк, — Но в этой лакуне, помимо полового органа, есть кармашек для жемчужин… Кэйа едва не подавился воздухом. — Для чего?! — Жемчужин, — терпеливо повторил Дилюк. — Не слез, а других, из которых вылупляются русалочьи мальки. Это самое теплое место, оно есть и у матери, и у отца. Не знаю, как там у вас на суше, но у моего народа в вопросах ухода за детьми царит равноправие, — добавил он с деланным высокомерием и фыркнул, когда Кэйа осоловело вытаращился на него. — Вау, — выдохнул он, качая головой. — Просто… вау. — И, если ты собрал достаточно материала для своей диссертации, — вкрадчиво произнес Дилюк, — то предлагаю заняться делом. Он выразительно вскинул хвост, и Кэйа, не успев среагировать, погрузил пальцы в кармашек почти до основания. Во второй раз было уже не так горячо. — Ты либо сажаешь меня на кол, либо варишь мой член, как трепанг, — кивнул он сам себе с задумчивым видом. — Я тону в твоей любви, Диди. Корабль затрясло. Да что ж такое-то?! Впрочем, не плевать ли? — Назови меня детским прозвищем в постели, и рискуешь утонуть вполне буквально, — пригрозил русал, нетерпеливо ерзая. — А вообще, у нас есть вариант прекратить все это, заварить чай и заняться… эээ… допустим, вязанием. — Воу, попридержи морских коньков! — ужаснулся Альберих. — Я, конечно, мужчина вольных взглядов, но вязание? Пощади, мне такого даже проститутки не предлагали!.. Дилюк утомленно возвел очи горе и без дальнейших церемоний заткнул Кэйе рот хвостом. — Меньше слов, больше дела, милый. Кэйа озорно лизнул его хвост, ухмыльнулся и занялся делом. Не то чтобы у него был выбор. (Не то чтобы ему был нужен этот выбор.) …Внутри Дилюка было тесно и жарко, нестерпимо жарко, почти до боли, но пару минут спустя, когда Кэйа привык, получаемое удовольствие с лихвой компенсировало изначальные неудобства. Дилюк предупредил его, что не получит удовольствия от подобной стимуляции, в конце концов, карман был предназначен совершенно для иных целей, но на этот случай у Альбериха был припасен один козырь. К тому же, русалу явно нравился его вид: всякий раз, когда Кэйа открывал глаз, он сталкивался с потемневшим из алого в багровый взглядом. Дилюк хотел его. Хотел так, что Кэйа готов был кончить от одного этого желания. Он брал, но при этом чувствовал себя отдающимся. Наверное, это правильно. Твердый панцирь русалочьего члена упирался ему в живот, и Кэйа старался при каждом толчке тереться об него животом, чтобы хоть как-то помочь ему с возбуждением. Дилюк приглушенно постанывал, вскидываясь навстречу, цеплялся руками за шею, оставлял нежные поцелуи-укусы на щеках и шее. Это было жарко и мокро, сумбурно и странно, но боги, как же восхитительно! — Ди… люк, я… — выдохнул Кэйа, остатками перетекшего в промежность мозга в последний момент сообразив назвать верное имя. — Я сейчас… Русал укусил его под ключицей, следом обвел языком ушную раковину и игриво забрался самым кончиком под глазную повязку. Кэйа задрожал всем телом и застонал неожиданно жалобно и уязвимо, изломив брови. — Я люблю тебя, Кэй, — шепнул Дилюк в самое ухо, почти промурлыкал. Кэйю уничтожило и собрало заново ласковыми русалочьими руками. — …Я тоже тебя люблю, — сказал он первым делом, как только пришел в чувство спустя пару минут и обнаружил себя грудью на русалочьем хвосте. Бледные руки Дилюка гладили его по волосам и спине, легонько вырисовывая когтями что-то абстрактное на покрытой испариной смуглой коже. Кэйа чувствовал приятные мурашки между лопаток и жмурился — разморенно, но не сонно. Спать было нельзя. Сейчас переведет дух и займется Дилюком… — Тебе… было приятно? — осторожно спросил русал, и Альберих приоткрыл глаз. — Шутишь? — хмыкнул он. — Я только что при тебе кончил чуть ли не в слезах и слюнях, а ты спрашиваешь? — Потому и спрашиваю, — буркнул Дилюк, смущенно дернув острым ухом. — Откуда я знаю, отчего ты расплакался. Кэйа аж взбодрился и прихватил его за соблазнительно заалевшее ухо. — Диди, ты что же… ни разу?.. Дилюк отвел взгляд. Румянец с лица и ушей сполз на шею и плечи. — Думаешь, мне было с кем? — проворчал он. — Отстань. С полминуты Кэйа молча смотрел на него, не отводя взгляда, затем так же молча обхватил руками за талию и размашисто лизнул твердый ствол. Русал охнул и чуть не завалился на спину, еле успев опереться на руки. — Что ты!.. — Теперь есть, с кем, — коротко бросил Кэйа и взял его в рот. Дилюк захлебнулся стоном и поспешно вцепился ему в волосы на затылке. — К-кэйа! Альберих сладко застонал сам, откинув голову под давлением когтистой руки, но члена изо рта не выпустил. Дилюка ощутимо тряхнуло, и он всхлипнул. Кэйа бы возгордился, но сейчас важнее было сделать русалу хорошо. Пропускал его в горло капитан осторожно, помня об остром навершии. Не стоило омрачать первый раз Дилюка кровавой лужей из распоротого горла. Закостеневший панцирь был неудобен, но Кэйа старался, как мог, а как не мог, восполнял языком и ладонями. Дилюк потянул за волосы слишком резко, и Кэйа нечаянно царапнул ногтями по жесткой поверхности, и хотел уж было извиниться, как вдруг замер, осознав. Дилюк… он же только что… Стон, громче и слаще всех предыдущих, вырвался из горла русала, стоило ногтям пройтись по стволу во второй раз. И в третий. В четвертый раз Кэйа, осмелев, прикусил панцирь зубами и чуть сжал челюсти. — А-а! — взвыл Дилюк, зажмурившись, чисто и высоко, и бесконтрольно ударил хвостом. — Кэйа! Кэйа-а! Альберих довольно прищурился. Жесткие ощущения для жесткой оболочки, хах? В конце концов, не одному Дилюку дозволено кусаться. …Русал кончал долго и громко, изливаясь толчками, не успев даже толком предупредить и совершенно не контролируя хвост и, видимо, волны, потому что скрежет обшивки было слышно даже тут, в капитанской каюте. Кое-как, кашляя и давясь, Кэйа торопливо проглотил все, что смог, что не смог — вытер, и поспешно сел на него верхом и придавил, чтобы тот не поранил плавники и не стесал себе обо что-нибудь драгоценную чешую. Выражение лица Дилюка было… непередаваемым. Восхитительным. Прекрасным. — Красивый мой, — целуя его в висок, шепнул Кэйа, когда тот затих и чуть съежился, все еще слишком чувствительный, уставший и шумно дышащий. — Мой хороший. Он обнял его руками и прижал ближе к себе, устроив между колен, головой у себя на груди. — Кэй… — обессиленно прошептал Дилюк и слабо сжал его ладонь. Кэйа намек понял и переплел их пальцы, прижался щекой к макушке. — Вот так это и бывает, скажи же, приятно? — хмыкнул он, пересчитывая пальцем чешуйки на острых лопатках. — Когда-нибудь я покажу, как это бывает по-другому. Я на тебе еще покатаюсь, помяни мое слово! — Дилюк слабо стукнул его кулаком в грудь, постепенно приходя в себя, и Альберих рассмеялся. — Без излишнего геройства, умоляю, — устало проворчал русал, обняв его хвостом, как кот. — Слушаюсь, ваше высочество, — поддразнил Кэйа. Дилюк улыбнулся и поцеловал его колено. — Слушай, Диди, а ты… все еще хочешь узнать, что у меня под повязкой? — тихо спросил Кэйа спустя какое-то время, когда оба остыли и успокоились. Дилюк, завороженно-монотонными движениями гладивший и разминавший зачем-то его ногу, словно очнувшись, вскинул на него настороженный взгляд. — Да. А что?.. Кэйа пожал плечами. — Ну, сегодня ты показал мне то, что считал пугающим и странным… думаю, будет, мм, справедливо, если я сделаю то же. Дилюк закусил губу и нежно погладил его по щеке. — Не нужно, Кэй. Я не прошу. Кэйа покачал головой. — Но ты хочешь узнать. А я — так уж совпало — готов. Дилюк промолчал, лишь прильнул плотнее и теплее, не отводя взгляда. Кэйа вздохнул и улыбнулся. Обычно в подобные моменты он улыбался, чтобы защититься. Сейчас же он улыбнулся, просто потому что ему хотелось. И снял повязку, позволив себе слабость закрыть зрячий глаз. Дилюк как молчал, так и молчал — даже не ахнул, дыхание не сбилось, ничего. «Ему все равно?» — поразился Кэйа, а потом до него дошло. Дилюк не дышал. Перепугавшись, Альберих распахнул глаз и увидел прямо перед собой выцветшие от гнева в ржавую рыжину радужки, ставшие, казалось, еще ярче на побелевшем лице. Даже чешуйки-веснушки на щеках, казалось побледнели. Два пожара. Должно быть, примерно такое зрелище явилось перед смертью тому бедолаге, которому в голову не пришло ничего лучше, кроме как метнуть в Кэйю топор. Право, если бы в эту секунду русал сказал, что это он — Гнев Недр, Кэйа бы поверил. — Кто, — спросил Дилюк ровно, тихо и страшно. Кэйа понял все с полуслова и сжал его руку с как можно более беззаботной улыбкой. — Кто сделал, того больше нет, Диди. Ты же не думал, что я отпущу человека, который выколол мне глаз, живым? — зафыркал он, гладя Дилюка по спине, чтобы успокоить. — Кто, — упрямо повторил русал, не мигая. Кэйа досадливо щелкнул языком. Вот же наседка! Ладно. — Папаша, — выплюнул он, скривившись. — Не хотел умирать, как полагается порядочному родственнику. У меня не было еще тех навыков и опыта, коими я обладаю сейчас, а оружие раздобыть как-то не успел, — сказал он отрывисто, словно оправдываясь, сам не зная зачем. — И как ты?.. — Зубами, — Кэйа смущенно ухмыльнулся, нервно пожав плечами. — Как видишь, это было долго и ненадежно. Дилюк угас мгновенно, будто угли залили водой, и гнев в его взгляде сменился ужасом, затем — печалью. Он осторожно протянул руку и замер, будто испрашивая разрешения. Кэйа улыбнулся, наклонил голову, прикрыл глаз и вздрогнул, ощутив нежное прикосновение к изуродованному веку. Дилюк долго поглаживал его пальцем, затем судорожно выдохнул и обхватил ладонью Кэйину щеку, притягивая ближе к себе, и поцеловал старый некрасивый шрам. Кэйа задрожал, чувствуя, как в уголках здорового глаза собираются слезы. — Это не пугающе, — горячо заявил Дилюк и снова приник губами к веку, грея дыханием. — И не странно, — и снова. — Это — твоя храбрость, Кэй, — сказал он и оставил на смуглой, в отметинах, груди несколько ласковых поцелуев. — Если бы я мог, я убил бы его еще пару-тройку раз. Зубами тоже. У меня зубы острее, — хмыкнул он тихо. — Ой, да ну его нахрен. Пусть лучше никогда не возвращается, — прошептал Кэйа, смаргивая слезы, и благодарно потерся щекой о его белую руку. — Спасибо, Диди. Спасибо. Вместо ответа Дилюк привлек его к себе и поцеловал уже в губы — глубоко, жадно. Большего не требовалось.***
Чисто гипотетически, Кэйа был готов ко всему. К такому он готов не был. — Ущипни меня, Диди, — попросил он мертвым голосом. — Скажи что мне это снится. — В таком случае мы видим один и тот же сон, — не менее пораженно отозвался Дилюк, но все же ущипнул его за задницу. — Помнишь, ты как-то спрашивал, разумна ли она? — продолжил Кэйа. — Так вот, полагаю, это — ответ на твой вопрос. — Я стал подозревать еще с того раза, когда она мешала тебе поставить парус, — признался Дилюк, и, черт… теперь все сходилось. Паруса издевательски пошли рябью, а флаг, напротив, гордо распрямился, во всей красе являя залихватски алое сердечко на розовом фоне. Когда они вышли из капитанской каюты — то есть, вышел-то Кэйа, Дилюк же, если так можно выразиться, выехал у него на руках, — первое, что встретило их, помимо восхитительного солнечного утра (во всем остальном мире царил полдень, но это мелочи) — розово-голубые, как рассветное, мать его, небо, паруса в очаровательные мелкие красненькие сердечки. И в полосочку. Паруса, которые еще в последний раз, когда Кэйа их видел, были черными. Замечательного пиратского черного цвета, угрожающего и зловещего. Первой мыслью капитана было почти инстинктивное: «Я убью этого божественного ублюдка». Но «Каэнри’а», сволочь, закряхтела обшивкой, закачалась на волнах, переваливаясь с борта на борт, будто в истерическом хохоте, а потом… Потом черный флаг порозовел буквально на глазах, и капитан понял. Не в каждом бешеном выкрутасе судьбы виноват Венти. Ох, не в каждом. — Вот ведь сучка, — не то ужаснулся, не то восхитился Альберих. — Это нам что же, получается… носок на дверь каюты вешать? — он повернулся к Дилюку в поисках поддержки. — Тебе вообще знакома концепция носков? — Был бы я рыбой в другую сторону, то да, может и ознакомился бы, — сказал Дилюк, не сводя взгляда с кривобокого легкомысленного сердечка на флаге, заменившего оскаленный череп. — А так нет. Придется принять тот факт, что в отношениях нас теперь трое. — Слава богам, она как минимум совершеннолетняя, — рассеянно пошутил Кэйа и прижал руку ко лбу, чувствуя, как щеки заливает краска. — Она все видела, Диди. Она. Все. Видела. Они замолчали. Первым не выдержал Дилюк. Он затрясся в объятиях Кэйи, хлопнул ладонью по спине, и уткнулся ему в изгиб шеи, не в силах сдержать рвущийся наружу смех. Парой секунд спустя сорвался и Кэйа. Через минуту они уже валялись по палубе, растрепанные, цепляясь друг за друга, истерично хохоча в голос и подвывая, потому что конечности никого из них уже не держали. «Каэнри’а», корыто драное, ходила под ними ходуном и скрипела, скрипела, скрипела… Да, в отношениях их теперь трое. Но чего еще было ожидать от сумасшедшей судьбы? Жить с извечным клеймом эксгибиционистов — но зато теперь можно не задумываться о детях. Полноценная, блядь, семья. Кэйа бессильно заскулил и уцепился за трясущегося Дилюка. Дилюк не возражал.