***
Тем же вечером Джемин ждал Донхёка у трущоб вместе с Тэёном. Оба гвардейца не были уверены в том, что картёжник будет именно тут, однако, что-то подсказывало им, что юношу стоит ждать на этом месте. — Мне кажется не придёт он уже. — Ли оглянулся по сторонам, слыша где-то вдалеке крики. Для трущоб такие звуки были вполне привычными, однако его, который не сильно жаловал подобные места и старался тут не появляться, вся обстановка не впечатляла. И проходящие мимо жители трущоб, косящиеся на гвардейцев, и сама атмосфера угнетающей бедности. — Давай подождём ещё немного. — Джемин поджал губы, спиной прислонившись к спине и напряжённо вздохнул, прикрыв глаза. — Не пойдём мы ведь его по всему Хакрилу искать. Им и не пришлось. Буквально через пять минут скрипнула дверь одного из подъездов, и оттуда вышел картёжник, которого тут ждали уже достаточно долго. Юноша словно сразу же почувствовал взгляды спиной и, чуть хмурясь, обернулся, а затем на его лице явно отразилось удивление. Он приостановился, получше приглядевшись, чтобы точно убедиться в том, что двое знакомых ему гвардейцев действительно стояли не так далеко от его подъезда и смотрели на него, не отрывая взглядов и перекидываясь между собой фразами, которые он услышать не мог. — Джемин? Тэён? — от удивления Ли забыл даже поздороваться. Гвардейцы сами пошли ему навстречу. — Что случилось? Вы зачем сюда пришли? Нет, я не против, просто трущобы… — он оглянулся по сторонам, пытаясь понять, не следит ли кто-то за их разговором. — И тебе привет. — кивнул Тэён, но его тут же перебил заговоривший Джемин. — Марк пропал на выходных. Мы понятия не имеем, что с ним случилось, а в Академии об этом никто не говорит. Не преподаватели, не патрульные, дежурившие в тот день, из верхушки тоже никто об этом говорить не хочет. Ты не знаешь, что вообще могло с ним случиться? — Как пропал? — переспросил Донхёк, с недопонимаем уставившись на гвардейца, несколько раз моргнул и затем нахмурился: — Подожди… — он взглянул куда-то в сторону, словно на стенах покосившихся домов мог найти ответ: — Я не знаю, честно… Мы с ним вместе уходили из твоего дома, он собирался в Академию и сказал, что сегодня встретимся. Я сейчас к нему как раз и собирался идти. Картёжник, казалось, побледнел на глазах. Его карамельная кожа приобрела странный оттенок, а взгляд стал потерянным. Было видно, что Ли нервно прикусывает внутреннюю сторону щеки и озирается, словно ища поддержки, поэтому до его руки дотронулся Джемин. — Успокойся. Не паникуй только и не поднимай из-за этого весь Хакрил. Может Марк и правда натворил что-то, о чём нельзя говорить и уж тем более у кого-то в открытую спрашивать. Его даже из списка в Академии убрали. Ты в городе ни от кого ничего не слышал? — Да в Хакриле каждый день что-то происходит. — Донхёк взглянул куда-то на дорогу, а затем всё-таки перевёл взгляд на гвардейцев: — Если бы он сделал что-то серьёзное — мы бы все уже знали. В Хакриле о таком не молчат, вы сами знаете. А чтобы с ним что-то случилось… Он гвардеец, его бы никто трогать не стал. Знают, что потом придётся отвечать перед Академией. — Значит он просто захотел уехать сам. — Тэён поджал губы: — Другого варианта я уже и предложить не могу. Возможно попросил, чтобы об этом никому не говорили… Вы с ним не ругались случайно? — он перевёл взгляд на Донхёка, слегка изогнув бровь. — Не ругались. Да и он бы навряд ли так сделал. — картёжник даже слегка поморщился, когда представил, что Марк бы забрал документы из Академии и уехал, никому ничего не сказав. Слишком на него не похоже. — Вот и я ему тоже это говорил. — Джемин кивнул: — Так бы сделал кто угодно, но только не Марк. Тем более если бы он просто забрал документы, то никто не стал бы в такой спешке переделывать все документы. Тут что-то другое случилось. — Порадовали вы меня, конечно — Донхёк судорожно вздохнул, пытаясь побороть накатывающую на него волну паники: — Я постараюсь всё разузнать. Может кто-то знает, что вообще произошло. В последнюю неделю Донхёк не помнил сам себя, за то все люди, знавшие картёжника, прекрасно помнили, как он бродил по городу, всё кого-то высматривая, и с каждым разом взгляд его становился всё отчаяннее. Он слышал лишь бесконечно повторяющееся: «Не знаю я ничего!», хотя прекрасно понимал, что те, кого он спрашивал о Марке, всё знали. Донхёк видел это по глазам — у врущих они тут же приходили в движение, хаотично бегая от одного предмета к другому, только бы не смотреть на картёжника; они закусывали губу и нервно теребили рукава одежды, мяли их, заводили руки за спину и пытались быстрее уйти, находя самые разные и глупые причины. Но самое ужасное было то, что Ли не знал, как выудить из них эту информацию. Напоить? Каждого? Навряд ли согласится хоть кто-то из них. Если для них это столь пугающе, то они наверняка осознают, что могут проболтаться в пьяном бреду, а значит споить их не получится. Где он только не побывал за всё это время, и нигде никто не сказал ему ничего внятного, хотя кругом все только о произошедшем и перешептывались за его спиной. И это, наверное, убивало Донхёка больше всего. Джемин и Тэён, да и все остальные товарищи Марка, тоже ничего не узнали. Донхёк смотрел в одну точку, сидя в своей комнате в трущобах. Он не обращал внимание на пьяные крики за стеной, а лишь прикусывая губу, думал о странной закономерности. В его жизни вновь появился гвардеец, к которому он испытывал чувства, и гвардеец этот вновь пропал, как и все остальные. Это заставило юношу судорожно вдохнуть в себя воздух, выпрямляясь и прикрывая глаза. Ему совершенно не хотелось рассматривать такой вариант. Рука его потянулась к карману, в котором лежала колода карт. Когда-то он пообещал Марку, что не будет гадать на него без его согласия, но сейчас Ли уже просто не мог терпеть и надеялся на то, что хотя бы карты подскажут ему, что же произошло в этом его чёртовом родном Хакриле. Его всего трясло от ощущения накатывающей безысходности и он поджал губы, стараясь подавить рвущиеся эмоции. Пальцы картёжника умело перетасовывали колоду, а затем он раскладывал карты по поверхности старой кровати, на которой сидел. Видно было, как Донхёк хмурился, словно что-то пошло не совсем так, как он хотел, а затем юноша окинул взглядом все разложенные карты. — Да чёрт бы вас побрал! — цыкнул он и бросил оставшуюся у него в руках часть колоды, а те карты, что уже лежали на поверхности кровати, буквально на его глазах разлетелись по сторонам. Донхёк ничего не увидел. Карты ему не открылись, и он знал, почему — старуха, которая учила его гаданиям, всегда говорила, что карты не любят эмоции, а особенно очень сильные. Он же сейчас испытывал целую палитру — и беспокойство, и глубокое горе, и раздражение от того, что изначально карты показывали, что никакого ответа он не получит. А уж когда Ли не увидел целостный рисунок, из которого мог бы получить предсказание, его охватило ещё и раздражение. Он уткнулся ладонями в лицо, пытаясь успокоиться. Ему даже карты ничего не рассказали — и что же ему теперь делать? Просто в очередной раз смириться с тем, что ему вновь разбил сердце без вести пропавший гвардеец? А может он и правда проклят? Не зря ведь такое случается именно с ним, и не зря его знакомые за спиной шептались об этом. И не зря Джемин отговаривал Марка заводить с ним какие-то связи, прекрасно зная все прошлые истории. А теперь куда-то пропал и Марк. Донхёк шумно вздохнул, открыл глаза и взглянул на разбросанные по кровати карты.***
А Марк, которого так усердно искали в Хакриле, тем временем прибыл в столицу. За всё время в поездке он немного осунулся — ещё бы, сопровождающие юноши буквально заставляли его есть, ведь должны были приехать с живым гвардейцем, а не полумёртвым, однако, под конец поездки уже махнули на это занятие рукой. Они и так были наслышаны о Марке явно не в самом хорошем ключе, а когда оказались с ним наедине, то их мысли о том, что он странный, подтвердились. И какой, спрашивается, им смысл возится с ним? Всё равно ему грозит каторга, а там уж с ним никто церемониться не станет. Но церемониться с ним не стали ещё раньше, до каторги. Ли, наверное, навсегда запомнил, как обращались с будущими каторжниками — не как с людьми, а скорее как с животными. Конечно, к грубым толчкам и ударам ему было не привыкать, ведь в Академии во время рукопашных боёв и фехтования бывало ещё и не такое, но одно дело, когда тебя толкают и бьют на тренировках, а совершенно другое, когда тебя заталкивают в камеру. Марк слегка усмехнулся, вспоминая, как он дежурил в подвале Академии, а за решёткой сидел, сверкая в темноте глазами, Донхёк. Теперь же он смотрел на тяжёлую металлическую дверь с маленьким окошком, запаянным решёткой, оказавшись на месте картёжника. Он почувствовал несколько недопонимающих взглядов — и с чего он вообще усмехается, если оказался в таком месте? Да и недопонимание вызывал весь вид юноши. Как настолько молодой, да ещё и явно не бедный, попал в эту камеру? Когда по камере пошёл слух о том, что юноша ещё и бывший гвардеец, то недопонимание только увеличилось, но расспрашивать никто не стал. Марк держался вдали от всех, сидя в самом дальнем углу и молча смотря на свои руки, на которых остались синяки от наручников. Он точно не знал, сколько дней провёл в этой камере. Лишь видел, как в маленьком окошке, практически у самого потолка, в настолько маленьком, что в нем бы мог застрять даже пятилетний ребёнок, то появлялся, то вновь мерк свет. А ещё он слышал, что за стенкой шёл дождь, из-за чего в помещении было влажно. В тот день, когда дождь стих, их наконец вывели на улицу. Марк знал о том, что заключённых держали на территории императорского дворца, потому что рядом находилось здание суда. Некоторых за эти дни уже увели, и больше они не возвращались. Ли догадывался, что на днях настанет и его очередь, но сейчас под конвоем они выходили на улицу, и юноша слышал, как гвардейцы, которых отправили охранять заключённых во время прогулки по задам дворика, перешёптывались — его явно узнали. Да и он их узнал, всё-таки за год обучения в столице он успел запомнит лица обучающихся тут юнош. И ему бы явно хотелось появиться здесь и снова их всех увидеть, но уж точно не при таких обстоятельствах. В столице было тепло. За месяца жизни в Хакриле Марк отвык от тепла, а за два дня, которые он провёл с родителями, теплом он так и не насытился, но теперь ему было всё равно. Да и какое теперь значение может иметь какая-то погода, когда он навсегда лишился будущего? Позади послышался топот копыт по выложенному небольшим булыжником дворику. Боковым зрением Марк заметил, как выпрямились и тут же перестали шептаться наблюдающие, и в его мыслях сразу же пронеслось предположение по поводу того, кто мог так напугать наблюдающих. Судя по топоту, лошадей было много, а если этого человека сопровождало большое количество охранников, то он явно был знатным. Конечно тут, на территории императорского дворца, знатными были практически все, и наблюдающие юноши могли так отреагировать на появление каждого второго, но что-то подсказывало Марку, что в этот раз тут появился никто иной, как сам император. И когда их выстроили в одну шеренгу, то предположение Ли подтвердилось. Он, конечно, знал, что им сейчас нельзя поднимать голову. Не в том положении находились, чтобы смотреть на императора. Но императора он и так знал в лицо — при поступлении в Академию, год назад, при параде он присутствовал и проходил так же, на коне, только при более парадной обстановке, мимо их взвода, только тогда им не приходилось прятать взгляды и смотреть на собственные ноги, как сейчас. Боковым зрением юноша видел, как император окидывает ледяным, как Хакрильский ветер, взглядом будущих каторжников. Когда император проходил мимо Марка, тот затаил дыхание, судорожно сглотнув подступающий к горлу ком, а когда императорский конь притормозил совсем рядом с ним, то Ли и вовсе показалось, что от волнения он вовсе забыл, как дышать. — Подними голову. — послышался голос сверху, от сидящего на коне мужчины, и Марк скосил взгляд сначала в одну сторону, а затем в другую, пытаясь понять, кому же это сказали, но когда его чуть толкнули в бок, юноша всё-таки понял, что император обратился именно к нему. С опаской и трепетом он поднял голову, вдохнув больше воздуха, и взглянул на лицо императора. Ему хотелось выпалить военное приветствие на одном дыхании, но он промолчал, понимая, что разговаривать с правителем он сейчас не имеет право. Император окинул юношу взглядом, несколько секунд помолчал, слегка сведя брови к переносице, а затем произнёс: — Ты один из тех гвардейцев, которые в этом году уехали в Хакрил? — Да, ваше Величество. — тут же ответил Марк, быстро отчеканив слова, так, словно кто-то его поторапливал. — И как же ты тогда оказался тут? Следующий вопрос императора заставил Ли осечься. Он не знал, должен ли он сейчас говорить что-то императору, да ему, собственно, и не дали. Мужчина на коне, по правую руку от императора, заговорил: — Ваше Высочество, позвольте объяснить, — тот дождался кивка от императора: — Он напал на чиновника из столицы, проникнув к нему в квартиру под предлогом того, что принёс письмо от генерала, который на самом деле находился в отпуске. — Всё было не так, Ваше Высочество. Марк и сам не понял, как в нём нашлось столько смелости, чтобы вмешаться в разговор императора и его слуги, в то время как он находился в таком положении. Однако император поднял руку, словно призывая всех успокоится, потому что до этого отовсюду пронеслись возмущённые вздохи. — Тихо. — произнёс правитель, а затем вновь взглянул на Марка: — Не так было, говоришь? И что же тогда произошло на самом деле?