Возжигатель

      Я любил Киаран всем сердцем, но порой мне искренне хотелось открутить ей голову. Как в этот раз, когда она начала барабанить обеими руками мне в дверь, стоило мне только взяться за молот.       — Ну чего случилось-то? — я открыл дверь так резко, что она еле успела отпрыгнуть. — Подождать не может?       — Не-а, — она решительно тряхнула головой. — Мы завтра едем на охоту.       Я вскинул брови и недоумённо наклонил голову.       — Ладно, давай по очереди. Кто — «мы»? И охота на кого?       — Ты, я, Арториас, — начала загибать она пальцы, — Гох, Орнштейн. Принц Гвинедд, принцесса Гвиневер и… скорее всего, принцесса Филианора.       Я не смог сдержать улыбки. Гвинедд во второй своей младшей сестре души не чаял и если мог бы, то наверняка бы брал с собой её, куда бы только ни поехал.       — А охотиться будем на виверн, — закончила Киаран. — В окрестностях Дейтбурга.       — Так понимаю, они жителям докучают? — я встал в проёме, опёршись на косяк. — А они сами справиться с ними не могут?       Киаран досадливо хмыкнула, уловив в моём голосе снисходительное удивление.       — Вспомни себя, я не знаю… лет пятьсот назад? Не всем, знаешь ли, повезло как тебе. Что ты там — попал в ученики к госпоже Квиле? А служил под началом кого, не напомнишь?       Она, конечно, была права. Потому я и не стал ничего говорить — только виновато пожал плечами.       — Так или иначе, ты меня понял. Завтра ровно в десять выезжаем от главных ворот. Не опаздывай!       Киаран коротко кивнула, развернулась и быстро зашагала прочь. Виверны в окрестностях Дейтбурга... как они залетели так далеко? Впрочем, подумаю чуть позже. Подруга сказала: «в десять», — да? Тогда и на размышления, и на то, чтобы помахать молотом, у меня есть ещё очень, очень много времени.       К месту встречи я пришёл чуть раньше, чем рассчитывал. И не особенно прогадал: там собрались уже все, названные вчера Киаран, а вместе с ними — ещё полдворца придворных и прислуги.       — Здравствуй, Эрдис, — принц приветственно махнул рукой, завидев меня. — Ты как раз вовремя: экипажи уже почти готовы.       Гвиневер улыбнулась мне и снова скользнула таким взглядом, от которого меня то ли бросило в жар, то ли окатило холодом. Филианора же почему-то несколько смутилась и потупила глаза.       — А короля с нами не будет? — спросил я исключительно из сугубой вежливости.       — Нет, — принц покачал головой. — Отец днями и ночами не отходит от постели матери. А Гвиндолин помогает ему.       Мне показалось, или я впервые услышал, как Гвинедд говорит о Гвине с некоторым уважением? Или это просто потому, что его сёстры рядом?       — Всё готово, мой принц, — один из слуг подбежал к нам четверым и низко опустил голову. — Можем выезжать.       — Прекрасно, — улыбнулся Гвинедд, коротким кивком отпуская его. — Эрдис, ты не будешь против составить нам троим компанию?       — Да, конечно, — кивнул я в ответ. — Тем более, что у них Орнштейн как раз за двоих будет.       — Дошутишься, — тихо проговорил рыцарь.       Я мог поклясться, что под шлемом он улыбается.       — А Гох, кстати, что? — повернулся я к гиганту. — Ты-то в экипаж точно не влезешь.       — Го-о-ох пе-е-ешко-ом.       Где-то такого ответа я и ожидал, пожалуй. Сам я свидетелем не был, но мне как-то рассказывали, что он однажды несколько дневных конных переходов прошагал ногами. Уже и лошади были измотаны, а он всё шёл и шёл — только пару раз остановился, чтобы попить воды из реки.       — А ты, я смотрю, всё так же, без оружия? — Гвинедд указал мне на пояс.       — Мне кажется, рубить летающего противника мечом не так уж сподручно, — я улыбнулся ему. — Да и принцессы, — и уважительно поклонился им, — тоже, я погляжу.       — Мы и не воины, — мне показалось, с оттенком грусти сказала Гвиневер. — Отец решил хотя бы нас двоих уберечь от этой участи.       Хоть мне и не хотелось этого признавать, но здесь… в этом, пожалуй, король был прав. Да и на его месте, наверное, я бы поступил так же.       — Выезжаем?       К Гвинедду подбежал оруженосец, и принц передал ему протазан — впрочем, сейчас его так вряд ли можно было назвать: древко оружия было укорочено почти вдвое, и теперь действительно напоминало меч, насаженный на слишком длинную рукоять.       — Ты подбросил неплохую мысль, — он проследил, похоже, за моим взглядом. — Нынешний его вид мне нравится больше.       Я коротко кивнул ему. И слуга, только стоявший у двери экипажа, вдруг куда-то запропастился, так что я занял его место: открыл дверь сам и подал руку старшей из принцесс. Она, благодарно улыбнувшись, слегка опёрлась на мою ладонь и… не то, чтобы я не ожидал этого чувства, но оно пронзило меня почти так же, как тогда на площади — когда Гвинедд коснулся моего лица. Но и ощущалось оно несколько иначе — не обжигающий жар солнца, но почти невыносимая истома натопленной бани и горячего вина.       Вслед за ней, почему-то зардевшись, в экипаж зашла Филианора. Полная противоположность — холодное, почти ледяное касание звёзд, которые рассыпались по всему телу и снежными искрами заморозили кожу. Острый, но ласковый зимний ветер под горящей полночной луной.       Мне всегда было интересно: а ощущают ли они мою душу так же остро, когда дотрагиваются до меня?       Гвинедд зашёл следующим, немного пригнув голову, а я — за ним, последним. Слуга, который возник рядом так же неожиданно, как и исчез до того, громко захлопнул дверь. И ровно тогда, когда я закрыл её изнутри на задвижку и задёрнул занавеску, экипаж тронулся.       Некоторое время мы ехали в полном молчании. Гвинедд, сидевший по левую руку от меня, запрокинул голову и слегка прикрыл глаза — не то задремал, не то задумался о чём-то. Гвиневер чуть приоткрыла занавеску со своей стороны и, положив подбородок на руку, тоже задумчиво глядела в окно. А Филианора же… только слепой бы не заметил, что её с самого начала поездки распирает безумное желание сказать что-то. Или спросить. И продолжаться так наверняка могло бы ещё очень и очень долго, так что я решил сделать первый ход: вопросительно посмотрел на неё и улыбнулся настолько доброжелательно, насколько мог.       Принцесса смутилась ещё больше, а потом выпалила на одном дыхании:       — Эрдис… позволите спросить у вас одну вещь?       — Да, конечно, — я подбадривающе покивал головой. — Всё, что пожелаете, принцесса.       — Почему вас называют Алым Когтем?       Я широко улыбнулся — даже скорее не Филианоре, а самому себе. Никогда бы не подумал, что буду отвечать на подобные вопросы в такой обстановке.       — Я могу рассказать, принцесса, — откинулся я на мягкую спинку, оббитую кожей. — Но проще показать. — Принц, вы позволите?       — Оставь, Эрдис, — Гвинедд поморщился — как почти всякий раз, когда я называл его «принцем». — Здесь все свои, нет нужды в этой притворной вежливости. И… что именно ты хочешь показать?       — Алый коготь.       Я склонил голову набок и, чуть повернувшись, внимательно посмотрел на принца. Одна секунда — вторая — и его лицо просветлело.       — А, — усмехнулся он. — Понял тебя. Да, только прошу: будь осторожен.       Только бы не ударить в грязь лицом. Вовек же не отмоюсь!       Я глубоко вздохнул и попытался привести мысли в порядок. Свою правую руку я немного согнул и приподнял — так, чтобы она не касалась ни моей одежды, ни чьей-либо ещё. А дальше нужно было лишь немного сосредоточения — меньше, чем в тот раз, во время нашего с Гвинеддом поединка, — но тоже немало. Тем более, что я не делал этого уже очень давно.       Я сжал и разжал ладонь. На самых кончиках пальцев вспыхнуло по небольшому огоньку, которые быстро выросли в размерах и приобрели острые, почти неподвижные очертания. Весёлая золотистость их сменилась пугающей краснотой, а они всё продолжали и продолжали расти, пока с одной стороны полностью не укрыли все пальцы, а с другой — не вытянулись до размеров немалых бритвенно-острых когтей.       Филианора замерла, широко распахнув глаза; в них плясало то ли восхищение, то ли ужас — я так и не смог понять. Гвиневер тоже оторвалась от окна и смотрела на мои пальцы как заворожённая. Даже Гвинедд удивлённо и заинтересованно приподнял брови.       — Так я и сражался в ближнем бою, — кивнул я ему. — Режет даже железо почти как масло. Даже чешую, если постараться. А ещё… можно сделать так.       Я немного поморщился, и коготь на среднем пальце увеличился почти втрое и сразу же ярко вспыхнул.       — Чаще всего они и не понимали, что их настигало. Во многом благодаря именно этой штуке, — я в один миг погасил свои огненные когти, — я и выжил. Прошу прощения, если… — я поспешно повернулся обратно к Филианоре.       — Нет, что вы!.. ты... — она снова покраснела и опустила взгляд. — Я даже и не представляла, что с огнём можно сотворить такое.       — Ну, сестрица, — ласково улыбнулся ей принц, — ты тоже вспомни, какие чудеса мне показывала. Вот только на днях.       Я с интересом склонился вперёд. Я видел, как горит и сверкает Солнце — как старшее, так и младшее; а вот Луны не наблюдал никогда.       — Да пустяки, — она неловко пожала плечами. — Просто глупые развлечения.       — Вовсе не глупые!       Гвинедд ответил слишком резко — и, похоже, сам это понял. Немного поморщившись, он потёр лоб и положил руки на колени.       — Совершенно не глупые. Они замечательные. Кто тебе вообще вбил это в голову?       «Ясное дело, кто», — хотелось мне сказать, но я хмуро промолчал. Даже до меня доходили слухи, как Гвин обращается со своим младшим сыном, Гвиндолином — как с дочерью, да ещё к тому же нелюбимой. А всё потому, что Всеотец решил наделить его не царственным солнечным огнём, а каким-то там еле заметным серым лунным блеском. Как будто бы в этом была его, Гвиндолина, вина.       — Ладно, — Филианора кивнула, и на этот раз уже увереннее. — Эрдис, только не удивляйся сильно.       Я чуть подался вперёд и, кажется, даже непроизвольно приоткрыл рот. Принцесса же слегка вздохнула — и по всему её изящному платью пробежали мягкие сине-пурпурные искры. Свет снаружи вдруг померк; я, потянувшись к окну, отдёрнул занавеску и… увидел точно совсем не то, что ожидал. Жёлтый круг на небе виднелся так же ярко, как и прежде, но не источал никакого света — будто бы наступило затмение, которое случайно забыло спрятать самое важное — светило. Молодой же месяц луны, бледно висевший где-то над горизонтом, вдруг набрал силу, а вместе с ним — тысячи мерцающих звёзд, вдруг взлетевших в дневное ярко-голубое небо.       Я в потрясении перевёл взгляд обратно на Филианору. Она выдохнула ещё раз — и всё вокруг вернулось в свой первозданный вид. Я прислонился к окну ещё раз, чтобы точно удостовериться — и действительно, ни один из слуг, ехавших за нами верхом, не выказал ни малейшего удивления. Так что, похоже, Луна решила посветить в этот раз лишь нам троим.       — Филианора, — повернувшись обратно к принцессе, я твёрдо посмотрел ей в глаза.       Она как-то подавленно моргнула и уже хотела отвести взгляд, но что-то словно ей не давало.       — Скажу просто: твоя сила — это нечто потрясающее. Я не имею ни малейшего представления, кто и что тебе говорил о ней раньше, но прошу: выслушай меня. Как человека, который немного разбирается в таких вещах.       Принцесса, чуть помедлив, кивнула.       — У тебя талант, — улыбнувшись, кивнул я ей в ответ. — И было бы невероятно глупо зарывать его в землю. Ты однажды станешь великой королевой — и вот, вот в чём должно быть заключено твоё величие.       — Благодарю!       Филианора снова вся зарделась, но уже не смущённо, а скорее, с удовольствием от неожиданной похвалы. И Гвинедд вдруг улыбнулся мне и хлопнул по колену — с одобрением и, кажется, тоже благодарностью. Хотя что, по сути, я сделал? Просто сказал что думал. Правду, как я её видел.       Рессоры несколько смягчали тряску, но всё равно я в конце концов не выдержал и задремал. Сложно сказать, сколько времени я так спал; помню лишь, как один раз Гвинедд осторожно отодвинул мою голову в сторону, когда она случайно упала ему на плечо. И ещё я совсем ненадолго приоткрыл глаза, когда мы проезжали сквозь первые врата крепости — той самой, которую местные жители построили для принца Гвинедда. И в которой — раньше, очень давно — он порой уединялся, желая отдохнуть от суеты и шума столицы.       Окончательно я проснулся уже когда мы въехали в Дейтбург. Экипаж ненадолго остановился, когда люди открывали для нас ворота, а потом двинулся дальше. И меня сразу же оглушило невероятной громкости шумом.       — Слава Богам! Да здравствует принц Гвинедд, Бог Войны! Многая лета принцессам Гвиневер и Филианоре! Хваление Эрдису, Богу Огня!       От этих однообразных выкриков сразу же разболелась голова. Хоть бы только это быстрее закончилось.       — Чествуют тебя тоже, а Эрдис? — принц пребывал, похоже, в самом благодушном расположении духа. — Уже до целого бога огня вырос.       — Надеюсь, на этом и остановлюсь. Да и вообще, — не остался я в долгу, — лучше уж бог огня, чем бог войны, не находишь?       — Сущая правда, — Гвинедд мрачновато усмехнулся.       Наконец экипаж остановился. Выходить из него, честно говоря, совершенно не хотелось; я бы лучше снова откинулся на мягкое сиденье и подремал. Хотя бы ещё часик.       Выждав полагающееся время после того, как копыта лошадей наконец перестали стучать, я мягко сдвинул задвижку в сторону и открыл дверь. Небо накрывало город безбрежной синевой; я мягко спрыгнул на выложенную камнем дорогу и огляделся по сторонам.       Почему… почему они такие маленькие?       Самый высокий из стоящих здесь людей еле доставал мне до пояса — а я ведь сам, по меркам Повелителей, был не так уж велик ростом. То есть, эти люди смотрели сейчас на меня так, как я смотрел на Гоха, а Гох им казался… даже страшно представить, чем.       Я постарался взять себя в руки: Гвинедд выходил из экипажа вслед за мной, а я сдвинулся чуть в сторону, чтобы он не налетел на меня. По этикету сейчас полагалось… я никак не мог вспомнить: имею я право прикасаться к королевским особам? А в этом случае? Но времени рассуждать особенно не было, потому я просто вздохнул и протянул руку, понадеявшись на лучшее.       И, похоже, не слишком-то прогадал. Филианора, благодарно кивнув, взялась за неё и почти невесомо выпорхнула наружу; вслед за ней — Гвиневер. Крики людей достигли такой силы, что жутко захотелось прижать к руки к ушам.       — Да здравствуют Четверо! Рыцарям Гвина — ура!       Мы прошли чуть вперёд, и я занял место по правую руку Гвинедда. Принцессы шли прямо за нами, Орштейн с Арториасом — чуть правее, а Киаран с Гохом — левее. Всего-то пройти несколько сотен футов до главной площади — убеждал я себя. Дальше ещё раз показаться всем, а после уже можно и отправляться на охоту.       Мы неспешно зашагали к площади. Мне очень хотелось хоть немного повернуться и посмотреть на лицо Гвинедда сейчас, но… нужно было соответствовать своему нынешнему положению. К тому же, я и так был почти уверен, как он выглядит: решительно сжатые губы и пронзительный светло-янтарный взгляд, устремлённый вдаль.       — Господин Эрдис!       Я от неожиданности чуть не споткнулся. От толпы слева отделился мальчик — совсем крохотный — и нелепо побежал ко мне, размахивая короткими ручками. Его мать рванулась вслед за ним, но кто-то из людей придержал её; один из наших слуг хотел уже перехватить мальчонку, но Гвинедд быстро обернулся к нему и отрицательно качнул головой.       — Господин Эрдис! — мальчик, добежав до меня, в нерешительности склонился; его голос дрожал от волнения. — Прошу, благословите!       Я чуть не поперхнулся. Благословение? У меня? Кто я вообще такой, чтобы делать такие вещи? Неужто сам Всеотец?       Но тело моё, похоже, соображало быстрее. Я осторожно присел рядом с ним и мягко коснулся его плеча… какой же он хрупкий! Небольшое усилие — и в моей левой ладони горит небольшая искорка. Яркая, но совсем безопасная.       — Держи, — протянул я мальчику огонёк.       «Что я вообще делаю?..»       — Донесёшь до дома, — улыбнулся я ему, когда увидел, что он никак не может решиться взять его, — растопишь им печь. А потом сложишь куда-нибудь — в горшок, например. Он долго ещё будет гореть, так что смотри, не сожги случайно дом!       Мальчонка, неловко поклонившись, взял искорку обеими руками, прижал её прямо к груди и со всех ног помчался обратно. Я выпрямился и подошёл обратно к Гвинедду, терпеливо дожидавшемуся меня; от напряжения, кажется, я весь вспотел.       — Молодец, — он незаметно коснулся моей руки. — Правильно сделал.       Мы зашагали дальше. Толпа будто бы совсем взбесилась, но я её уже не слушал. Мне стало одновременно приятно, грустно и невыносимо мерзко на душе.       Какой же, в Бездну его, из меня бог?..       Вот мы уже стоим на площади, улыбаемся толпе и приветственно машем руками. Гвинедд говорит какие-то слова, а они отдаются у меня в голове глухими ударами молота — ударами, в которых нет никакого смысла. Так громко… и так пусто.       Целое море душ горит передо мной. Они медленно тлеют в груди всех этих людей. В них нет той силы, что я видел в душах Повелителей; в них нет той красоты и мощи. Они тусклее даже моей. Но… даже отсюда я вижу, как они глубоки. В этих дымящихся белым чёрных точках будто поселилась тихая и ласковая Тьма во всей её полноте.       — А теперь прошу вас… — голос Гвинедда наконец добрался до моих мыслей и сразу же осёкся.       И мгновением позже я тоже это ощутил.       — Прочь отсюда! — завопил я, уже не заботясь ни о каких приличиях. — Бегите! Сверху раздался истошный то ли визг, то ли рёв — и меня обдало обжигающе-липким жаром. Существо плюнуло в нас длинной струёй огня — и в собравшихся здесь людей тоже.       Некогда было думать. Я обеими руками перехватил пламя виверны и направил его вверх, прочь от оцепеневшего народа. Только парой слабых языков оно скользнуло по земле — оставшийся же жар растворился в яркой синеве.       — Беги-и-ите!       Безмятежный голос Гоха привёл людей в чувство. Они, закричав от испуга ещё громче, чем я до того, бросились врассыпную. Всё это происходило невероятно медленно, как в дурном сне, а между тем виверна, уже набрав высоту, готовилась для нового удара.       — Вторая!       Гох с невероятной прытью развернулся, вскидывая в прыжке лук — и сразу же его опустил. Тварь неслась на нас с такой скоростью, что даже стрелы гиганта не смогли бы её остановить.       Воздух за моей спиной удивительно знакомо зазвенел. Прямо между нами и виверной из-под земли выросла изящная башня; камень её просвечивал насквозь, но это уже было не так важно. Это существо, странно раскинув крылья и изогнувшись в воздухе, попыталось остановиться. Похоже, только этого и дожидался Орнштейн: через мгновение он взмыл в воздух, а его копьё полоснуло по глазам нестерпимым блеском.       Я коротко кивнул Филианоре и поднял взгляд к первой виверне. Она снова открыла пасть, но теперь мы знали, чего ожидать. Короткий замах — и в тварь летит одновременно моя искра и молния Гвинедда. Виверна, взмахнув хвостом, смогла увернуться от второй, но крошечный огонёк она, похоже, совсем не заметила. Он разорвался у неё прямо под брюхом, отбросив её в сторону.       Слева снова раздался рёв. Я даже не успел повернуться — увидел только, как Гох не глядя вскидывает лук и мгновенно стреляет. Один миг — и рёв захлёбывается жалобным пронзительным воем.       — Три?! — гневно закричала Гвиневер. — Откуда их здесь столько?       Подбитая виверна, неловко перекувыркнувшись, начала падать. Гвиневер, упрямо сжав зубы, шагнула вперёд и воздела обе руки. Прямо над нами из воздуха сплелась мерцающая золотистая сеть с шестиугольными ячейками — она сразу же растянулась во все стороны и накрыла собой точно полгорода, если не меньше. Полностью остановить тварь она не смогла, но замедлила её падение и мягко, даже почти ласково опустила на землю.       Арториаса и Киаран здесь уже не было — они, перепрыгивая через людей, со всех ног мчались к начинающему приходить в себя чудовищу.       Гвинедд метнул ещё одну молнию в виверну, пострадавшую от моего огня, но она зло ощерившись, снова увернулась — и широко разинула пасть. Я не успел бы сделать ничего, а потому просто упал на камень, с силой ударив в него обеими кулаками.       Вокруг меня, Гвинедда с сёстрами и Гоха, яростно загудев, выросла сплошная огненная стена. Пламя виверны было сильно, но оно не могло преодолеть мою защиту. А гигант же вскинул лук ещё быстрее, чем в тот раз: чтобы стрелять, видеть ему не было нужно.       С тетивы сорвалась стрела — а из рук принца выпорхнула такая же, только золотистая и звенящая. Стена, зашипев дымом, угасла; первая из стрел до половины вошла твари прямо в основание шеи, а вторая мгновением позже ударила туда же. Виверна, не успев довести взмах крыльями, оцепенела — и начала падать. Так же, как и предыдущая.       Гвинедд бросился к ней, а я развернулся на месте и присмотрелся к тому, что происходит над моей головой. Копьё Орнштейна торчало у виверны прямо из хребта, а сам он, ухватившись за него, старался то ли вогнать его глубже, то ли направить чудовище вниз, к земле. Виверна яростно сопротивлялась: изогнув шею, она попыталась укусить его один раз; второй — а затем, похоже, она заметила меня. И уже разинула пасть, но я был готов: мигом вскинул руки и создал перед собой широкий огненный заслон.       В последний миг всё поменялось. Орштейн в очередной раз с силой насел на копьё, и оно с отвратительным хрустом провалилось глубже. Виверна, дёрнувшись, начала клониться набок; её пламя лишь слегка задело мой щит.       И выжгло широкую полосу на земле.       Среди людей, не успевших разбежаться в этой давке.       Я плохо помню, что происходило дальше. Орнштейн увёл виверну в сторону от площади и добил её ещё в воздухе. Арториас и Киаран, судя по отдалённому стуку шагов, тоже возвращались. Гвинедд, правда, почему-то задерживался.       Я сразу же погасил огонь, выросший на земле чуть ли не из пыли и камня, но было уже поздно. Прямо передо мной простиралась широкая тропа из обугленных, скорчившихся, догоравших и умирающих тел. Я чувствовал, как печально звенят внутри них души.       Совсем как тогда, сотни лет назад.       Я отвернулся, заприметив на груди одного из них крохотную искорку. И, нетвёрдо шагнув вперёд, сразу же остановился: ещё один шаг, и я бы сбил с ног невысокую темноволосую женщину.       Она с ужасом, болью и немым укором в глазах смотрела мне в лицо.       Как бы мне хотелось, чтобы она лежала сейчас среди них! Чтобы эти её большие, печальные серые глаза полопались и вытекли в жаре огня! Чтобы они смотрели куда угодно… куда угодно! Не на меня!       Я медленно выдохнул. Мне пришлось повернуться обратно и сделать несколько шагов. Потом — ещё немного, чуть меньше, пока от смрада горелого мяса не начало чесаться в горле. Стараясь не дышать, я осторожно склонился над телом мальчика. Несчастный.       Он ещё был жив.       Ну так пусть моё благословение хоть напоследок послужит ему.       Огонёк рассыпался искрами и вспыхнул так ярко, что я прищурился. Этот огонь был не жёлтым и не красным — а скорее белым, с изредка проглядывающей между языками чернотой. Совсем немного времени понадобилось, чтобы от тела не осталось ничего. Ни даже самой малой косточки.       Я не стал возвращаться к матери. Проку сейчас от моих слов?       — Эрдис!       Я медленно, нехотя повернулся. Гвинедд быстро шагал ко мне; глаза его то потухали, то снова начинали сиять злым янтарём. Очень, очень дурной знак.       И весь клинок протазана был покрыт уже начавшей засыхать кровью.       — Она говорила. Виверна.       Я покачал головой. Эти твари — выродки драконов — не имели разума. С чего бы им?..       — Она говорила, Эрдис, — его слова повторила уже Гвиневер, твёрдо посмотрев на меня. — Назвала имя короля.       Я еле сдержался, чтобы не вцепиться руками в волосы. Кто на нас напал? Что за существо мы убили? Чего они вообще добивались?       Какая-то совсем бестолковая охота.