Волшебство есть, если ты в него веришь

1. Прошлое В течение месяца запрошенные Государем сведения были собраны. То, что ребенка мужеского пола, окрещенного Владимиром, родила именно Ольга Петровна Барятинская, подтвердили на допросе и священник в селе Марьино, и уездный доктор. Ребенок родился в срок в августе 1814 года, а ведь как раз в ноябре-декабре 1813 года счастливые влюбленные активно предавались страсти, и почти каждую ночь Николай проводил в комнате фрейлины. О беременности младшей сестры от Великого князя рассказал и специально подпоенный Александр Барятинский, отбывавший каторгу на Петровском заводе в Сибири. И, самое главное, отцовство подтвердила в личной беседе с шефом жандармов и сама Ольга Барятинская, выставленная шурином доживать свои дни в лесной избушке в Двугорском, под прозвищем Сычиха. Вера Петровна перед смертью покаялась и рассказала о своем грехе мужу. Тогда-то барон взял клятву с Ольги, что она никому не расскажет о подмене, взамен пообещав сохранить Владимира наследником. Но жить в одном доме с виновной в подлоге свояченицей не пожелал и, объявив ее сумасшедшей и добившись права распоряжения всем остававшемся у нее имуществом Барятинских, включая дом в Санкт-Петербурге, переселил в лесную избушку, запретив появляться в поместье. Барон вообще оказался весьма злопамятным и по-немецки педантичным в осуществлении своей мести. Именно Иван Иванович позаботился о том, чтобы беспрекословно верящий ему ребенок посчитал что, желая занять место сестры, Ольга убила его родную мать и возненавидел родственницу. Также старший Корф запретил мальчику видеться с “тетей”. Теперь несчастная женщина могла лишь издали наблюдать за любимым Володенькой. Когда Барятинская узнала от Александра Христофоровича, что расследование предпринято по личному поручению Государя, который желает принять участие в судьбе юноши, если будет доказано, что молодой паж – его ребенок, женщина не могла сдержать благодарственных слез. Последние годы Ольга всерьез опасалась за будущее своего сына. После открытия правды о рождении барон к Владимиру полностью охладел и, если и интересовался им, то скорее для того, чтобы указать на недостойное их благородной фамилии поведение или отметить какой-нибудь настоящий или мнимый проступок мальчика. Что, с учетом вспыльчивого характера обоих Корфов, приводило только к дальнейшему углублению размолвки. Всю свою любовь и ласку Иван Иванович предпочел обратить на маленькую крепостную девочку, взятую в дом воспитанницей. Барон покупал для любимой Аннушки дорогие платья, требовал от наследника и дворни обращения с ней, как с дворянкой, оплачивал гувернанток и репетиторов, стараясь дать малышке наилучшее образование. А когда в ребенке обнаружились способности к музыке, решил сделать из нее актрису и организовал крепостной театр, чтобы любезная его сердцу Аннушка могла бы в будущем развивать свой, якобы, несравненный талант. На оплату строительства и обстановки театрального зала ушли все деньги, вырученные им от продажи подмосковного имения, приданого Веры и Ольги Петровны, завещанного умершей женой Ивана Ивановича Владимиру. Но барону и этого показалось мало и он стал залезать в долги, занимая у соседей деньги под все новые и новые премьеры. Сычиха боялась, что старший барон Корф, не интересовавшийся более ничем, кроме любимой Аннушки и служения Мельпомене, может лишить Владимира наследства либо промотает все состояние на свои бесконечные театральные эксперименты. Ольга Петровна была счастлива узнать, что теперь у ее ребенка появится влиятельный покровитель, но в то же время желание Государя приблизить к себе юношу, дабы определить его дальнейшую судьбу, пугало беззаветно любящую сына женщину. Она могла только ежедневно молить Бога, чтобы очень похожий на своего настоящего отца характером – гордый, упрямый, вспыльчивый и своевольный Володя не вызвал неудовольствие своего Венценосного родителя. Собирая сведения о Владимире, Бенкендорф вызывал в Третье Управление и князя Долгорукого, попросив отца семейства выложить все, что он знает о Корфах, особенно про младшего, и потребовав дать слово чести, что беседа останется тайной. Петр Михайлович, предполагая, что расспросы как-то связаны с маневрами и учебой, начал рассказ с того, что узнал от сына про учебные будни в Пажеском корпусе. В процессе беседы по комментариям собеседника князь понял, что все эти истории, в гораздо больших подробностях, уже были известны начальнику третьего отделения. Неожиданно гораздо больше шефа жандармов заинтересовали дела Двугорские. Долгорукий поведал что помнил о происхождении Сычихи, тяжелой болезни и смерти Веры Петровны, о любимой приемной воспитаннице старого барона. Князь также честно признался в своих изменах жене и той неблаговидной роли, которую играл Иван Иванович в его многолетней любовной связи с крепостной. Петр Михайлович рассказал, как на правах старой дружбы, неоднократно пенял приятелю за холодное обращение с родным сыном. Старший князь не понимал причин странного поведения друга, но жалел одинокого мальчика. Зная от Андрея о злоключениях Владимира в Пажеском корпусе, Долгорукий не раз задумывался, не была ли невероятная в столь юном возрасте щепетильность продиктована отчаянным желанием одинокого ребенка любым путем заслужить одобрение отца, которого молодой барон мнил непререкаемым авторитетом в вопросах чести. Забирая Андрея с другом на выходные или во время летних и зимних отпусков, князь старался уделять время не только родному сыну, но и его товарищу. А зная о болезненной гордости молодого Корфа, из-за которой барон не мог допустить себе навязчивости, всегда давал понять юноше, что ему очень рады в их гостеприимном и хлебосольном доме. Именно Петр Михайлович приучил Владимира коротать вечера за совместной игрой в шахматы, сделав их баталию обязательным ритуалом во время каникул в Двугорском или воскресных дней в Санкт-Петербурге. Неудивительно, что большую часть отпусков молодой Корф пропадал у радушных соседей, где вечно подбивал Андрея и его бойкую младшую сестрицу Лизаньку на разные шалости и авантюры. Марья Алексеевна иногда расстраивалась из-за опасной для материнского авторитета дружбы ее детей с задирой Корфом, но, зная душевную склонность ее мужа и сына к бойкому мальчишке, а также то, что именно молодой барон защищает ее послушного и домашнего Андрея от нападок учеников старших классов и придирок воспитателей в корпусе, вполне спокойно мирилась с регулярным присутствием в доме этого сорванца. Тем более, что со временем, замечая крепнущую дружескую склонность Лизы и Володи, княгиня решила, что юноша вполне может составить хорошую партию ее слишком своевольной, порывистой и упрямой старшей дочери, чьи манеры были даже в юном возрасте столь далеки от требований придворного этикета, что княгиня понимала: при дворе найти хорошего мужа сумасбродной дочке будет очень сложно. А под нежным, но настойчивым давлением жены Петр Михайлович довольно быстро сговорился с Иваном Ивановичем. Этот момент особенно заинтересовал Бенкендорфа, и генерал счел необходимым уточнить: −Является ли помолвка официальной? И есть ли у Владимира какие-либо обязательства перед княжной? Старый князь удивился вопросу, но подтвердил, что есть только устный сговор между родителями, а с официальной помолвкой решили подождать, хотя бы до той поры, пока Лизавете Петровне не исполнится 16 лет. Разговор оставил тягостное ощущение у старого князя. Вышедший в отставку придворный не понимал, к чему были все эти странные вопросы про детские игры, любимые книги, привычки и интересы Владимира. Петр Михайлович, несмотря на данную Александру Христофоровичу клятву не мог скрыть от жены, ожидавшей его возвращения в столичном особняке, сути беседы и своего страха за заинтересовавшего влиятельного начальника III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии юношу. Марья Алексеевна, подумав и приказав слугам подать вино и любимый коньяк мужа, за бокалом благородного напитка напомнила мужу о том, что рассказывал Андрей про прошедшие маневры. Как Наследник, по мнению младшего Долгорукого, явно выделял Владимира, был совершенно им очарован и не хотел расставаться. Княгиня предположила, что, скорее всего, эта проверка на благонадежность затеяна Императором перед назначением Корфа на должность камер-пажа к Наследнику. Князь, расслабившись от коньяка и совершенно успокоившись, еще раз признался в своем восхищении разумностью своей seconde moitié¹ и даже порадовался за молодого барона. А Долгорукая решила более не препятствовать тесному общению и, возможно, очень раннему браку своей старшей дочери с таким перспективным кавалером. Александр Христофорович доложил Императору о результатах расследования. После ознакомления с докладом и собранными документами и показаниями, Николай I остался благосклонным к пажу и решение о принятии личного активного участия в судьбе мальчишки не переменил. Государь, к удивлению Александра Христофоровича, спокойно отнесся даже к тому, что с помощью son amante² Долли Фикельмон, по австрийским дипломатическим каналам Владимир получает книги, запрещённые ко ввозу в Россию. А ведь барон, в том числе, интересовался и опаснейшими предметами – философией и общественным устройством. Был он знаком и с трудами Оуэна и Рикардо – этих опаснейших святотатцев, в конечном итоге отрицавших преимущество абсолютной монаршей власти над другими формами устройства общества. Подобный проступок мог стать препятствием в успешной военной карьере любого другого молодого человека, но в этом случае Император решил закрыть глаза на весьма сомнительные, по разумению генерала, наклонности юноши. После изучения материалов, Государь остался весьма доволен: его волшебно обретенный сын умен, красив, горд, удачлив. Он умеет добиваться своих целей, подчиняя своей воле и обаянию окружающих, успешно воплощая в жизнь многие из тайных юношеских мечтаний самого Николая Павловича. Да, пусть порой юноше свойственны редкостное упрямство, бешеная вспыльчивость и рано проснувшаяся чувственность, но это фамильные романовские черты, доставшиеся сыну от своего Венценосного родителя. Как говорят крестьяне: “На зеркало неча пенять, коли рожа крива”. А вольтерьянство и своеволие – увы, это плоды столь неудачно развитой старым бароном привычки сына к чтению. Император вспомнил, как удивился еще тогда, в 1826 году, стопкам книг на ящике молодого пажа, и еще раз убедился в правильности своего убеждения, что “западное развращает, а совершенное просвещение должно быть основано только на религии". Но Государь был уверен, что будущая придворная служба и общение с умными и опытными людьми, такими как сам Николай Павлович, оставят мало места и времени на опасные глупости. 2. Настоящее И пусть Саша уже несколько раз просил отдать ему Корфа в камер-пажи, Николай I не планировал уступать Владимира даже Цесаревичу. Император хотел получше узнать своего чудесно обретенного старшего сына. Тем более, что с учетом склонности Корфа к участию в рискованных проделках, за ним и самим надо было присматривать. Да и ни к чему подвергать опасности физическое и моральное здоровье будущего Императора. Не все то, что простительно молодому пажу, должно быть дозволено Наследнику Российского престола. Оставшиеся несколько недель отпуска Владимир провел в Двугорском, где, откинув светский этикет и избавившись от напускной важности, смог окунуться в круговорот веселых деревенских забав. Барон ездил на охоту с Долгорукими, играл в горелки с деревенскими девушками, многие из которых за небольшой подарок были весьма охочи до барской любви, а по вечерам помогал отцу с расходными книгами или обменивался мыслями о прочитанном, сидя за шахматной партией с бокалом вина. Иван Иванович, к удивлению Владимира, искренне порадовался подаренному пресс-папье и был настолько доволен рассказом об участии сына в маневрах, что даже соизволил отписать поверенному в Санкт-Петербург, с просьбой погасить все карточные долги сына, взамен потребовав только беспрекословного соблюдения пожеланий командиров, дабы не посрамить славную фамилию Корфов. В имении наконец установился мир и, счастливый наладившимися отношениями с батюшкой, Владимир дал себе зарок не обращать внимания на отцовскую воспитанницу, которая, хоть и достигла возраста вступления в брак (13 лет), но показалась юноше на первый взгляд слишком скучной маленькой серой мышкой с невыразительными чертами лица и вечно затянутыми в тугие прически волосами. Серьезная крошка сидела с ними за столом, сопровождала отца на прогулках, читала Ивану Ивановичу, бесконечно занималась гаммами под строгим контролем его уже бывшей гувернантки мисс Бенуа, очень чопорной, не понимающий юмора, девицы 50 лет. Внезапно все поменял случай: как-то очень ранним, но уже жарким августовским утром барон возвращался от Долгоруких, у которых оставался на ночь по просьбе Петра Михайловича. Старый князь пожелал после удачной охоты, завершившейся праздничным ужином, поподробнее расспросить господ пажей Старшего специального класса об их будущих обязанностях, а потом и просто о жизни в Петербурге за бокалом коньяка и партией в шахматы. Не смотря на то, что светило совсем недавно появилось на горизонте, стояла сильная жара, и Владимир подумал освежиться ещё до завтрака. Но когда барон доехал до ближайшей к поместью Корфов удобной заводи, то юноша услышал плеск воды и многоголосый веселый женский смех. Молодой барон решил подкрасться к речке незаметно и вдоволь полюбоваться на крепостных красавиц, купающихся по деревенскому обыкновению нагишом, оставшись неузнанным. Привязав коня на полянке и незаметно приблизившись к берегу, Владимир скрылся за разросшимися кустами орешника и посмотрел на воду, где купались дворовые. Юноша завороженно замер. Вокруг монументальной фигуры их кухарки Варвары кружилась, брызгалась и смеялась настоящая маленькая наяда. Тоненькая, длинноногая, пропорционально сложенная, со светящимися волосами, заплетенными в простую косу, малышка в окружении золота волос и блестящих водных брызгах показалась Владимиру волшебным существом из услышанной в детстве Вариной сказки. Наконец, легкий мелодичный смех прелестницы вывел пажа из восхищенного оцепенения. С неудовольствием Корф теперь узнал в фее воспитанницу своего отца Анну. Это существенно меняло дело. Крепостную девушку обаятельный барон мог бы уговорить поменять девичью честь на подарок, но не воспитанную дворянкой Анну. Да и отец никогда не простил бы Владимиру совращение своей любимицы. Расстроенный Владимир вернулся на поляну, развернул коня и решил вернуться к соседям, дабы утолить внезапно вспыхнувшее плотское желание со своей любовницей - так удачно приехавшей погостить у Долгоруких госпожой Бутурлиной. Опытная 27-летняя дама, всегда accoutréе³, ветеран придворных балов и жена камергера, имела в свете репутацию красавицы. Барон часто в столице навещал и утешал в спальне Елизавету Михайловну, страдающую от невнимания мужа, поскольку ее âme sœur⁴ Дмитрий Петрович предпочитал проводить ночи не в спальне супруги, а за ломберным столом. Барон легко смог убедить свою cher ami⁵ уделить время несчастному, покоренному ее красотой, страдальцу. К завтраку мадам Бутурлина не вышла, сказавшись больной, но к обеду весьма оправилась, поблагодарив Марью Алексеевну за ее заботы и сделав комплимент удобству кровати и чудесному виду из окна. Но даже утолив физическое желание и чудом выбравшись незамеченным из окна второго этажа усадьбы Долгоруких, Владимир не смог забыть то чудесное утро и игривую прелестницу. Молодой барин начал пристально разглядывать Анну за совместными трапезами, пытаясь понять, почему его влечет к этой совсем юной неопытной девушке, почти ребенку, заставляя стыдливо опускать глаза воспитанницу Ивана Ивановича. С каждым днем паж находил расцветающую малышку все более милой, но решил не бороться с сердечной склонностью, предполагая, что скорый отъезд и придворная жизнь быстро помогут выкинуть мечты о нежных лазоревых очах сельской нимфы из головы, а пока можно просто наслаждаться обществом очаровательной и весьма рассудительной для своего возраста крошки. Сын ее “дядюшки” все больше смущал воспитанницу. Владимир мог тихо подойти к ней в классной, где Анна делала уроки, пока у мадам была de la sieste⁶, и поправить ее глаголы. Будущий гвардейский офицер внезапно вызвался учить девушку верховой езде и сопровождать на ее первых неуверенных утренних конных прогулках, помогал смущенной воспитаннице под охи и вздохи гувернантки, боявшейся лошадей, сесть или спуститься с лошади, нежно придерживая за талию. А однажды, когда ее лошадь понесла, всю обратную дорогу к дому нес испуганную малышку на руках, поскольку девушка побоялась снова подняться в седло, а туфельки девушки не были созданы для дальних прогулок по размытой ночным дождем дороге. Внимание будущего офицера одновременно пугало и волновало Анну. Она хоть и воспитывалась дворянкой из непонятной прихоти Ивана Ивановича, но, понимая реальное происхождение хозяйской воспитанницы, дворня от девушки не сильно таилась. Так Анна рано узнала о физической стороне любви, да и об успехах Владимира на альковном фронте. Дворовые и сельские девушки, сидя у Вари на кухне, часто сплетничали о том, какой молодой барин пригожий, нежный, сильный, ласковый да щедрый, как с ним сладко спать. Провести время с красавцем были готовы даже благородные. Девушка слышала, как кучер Долгоруких Ефим сказывал, что третьего дня соседский сын в одних брюках и рубашке вылезал из окна второго этажа, где остановилась какая-то важная столичная барыня. Анна позволяла себе мечтать, воображая, как какой-нибудь офицер, такой же смелый и красивый, как молодой барон, сможет так увлечься воспитанной барышней девушкой, что будет готов жениться, несмотря на низкое происхождение избранницы. Но ревность Владимира, вызванная слишком явным проявлением склонности старого барона к взятой в дом холопке, а также обида барчука за необходимость скрывать по прихоти отца тайну происхождения воспитанницы и выдавать перед соседями и гостями крепостную за дворянку, не позволяли юной девушке питать надежду на какие-либо благородные намерения по отношению к себе со стороны барчука. Да и слишком уж спесив и горд был потомок благородной фамилии чтобы отказаться от карьеры ради крепостной рабы. Поэтому всю последнюю неделю отпуска пажа, Анна, оберегая свое сердечко от пустых надежд, по мере сил старалась избегать Владимира. Но от себя юница не могла скрыть поселившиеся в сердце чувство благодарности за чудесное спасение от падения с лошади и грусть от предстоящего расставания. Теперь и сама воспитанница часто украдкой следила за трапезой за своим старшим "братом". А перед самым отъездом, Анна, расхрабрившись, подошла во дворе к молодому хозяину и вложила в руку на счастье свою ладанку, единственную сохранившуюся у нее от родителей вещь. Она хотела сразу убежать, но юноша внезапно обнял ее, прижал к себе и зашептал ласковые слова, поглаживая по волосам и утешая горько плакавшую девушку, как в детстве прячущую свое лицо у Владимира на груди. Анна не знала, сколько прошло времени, пока потерявшая воспитанницу мисс Бенуа не вышла во двор, и барону пришлось отпустить свою милую малышку. 3. Будущее На следующий день после доклада Александра Христофоровича Император повелел явиться Директору Пажеского Корпуса для обсуждения кандидатур постоянных камер-пажей из состава старшего специального класса к Высочайшим особам. Приняв Александра Александровича без излишних церемоний у себя в Зеленом кабинете на третьем этаже Зимнего дворца и предложив сесть, Император дважды проглядел предложенный список из 16 фамилий. Государь был поражен: опять мальчишка сумел изумить его – в списке фамилия Корф не значилась. Рассерженный срывом своих планов Император поспешил уточнить: −Александр Александрович, я не вижу в этом списке Корфа. Не Вы ли мне рассказывали о выдающихся академических достижениях барона? Тем более, что во время маневров он отлично проявил себя, обеспечив победу корпусу в Grand Game, чем заслужил личную благодарность Наследника и Императрицы. Извольте объясниться, на каких основаниях столь noble jeunesse⁷ лишен права построить карьеру при дворе? −Ваше Величество, Вы же знаете, что барон не отличается примерным поведением и легко способен вызвать неудовольствие Высочайших особ. Тем более Вы сами неоднократно отмечали его упрямый нрав, дерзость и отсутствие должного уважения к авторитетам, − попытался оправдаться Директор. −Александр Александрович! – оборвал генерала Самодержец. − Я то же говорил и в отношении Михаила Репнина, но его фамилия в списке имеется. Извольте немедленно говорить правду. Император начал выходить из себя. Не зря, не зря современники отмечали, что "в жилах Николая Павловича течет много крови его родителя, и мгновения беспричинного бешенства затмевают его рассудок". Самодержец вскочил и стал расхаживать по комнате, бросая яростные взгляды на немедленно вытянувшегося по струнке генерала. Кавелин, не понаслышке знавший о суровом и крутом нраве Государя, его бешеной вспыльчивости, несдержанности, внушающим непритворный страх даже самым приближенным к Императору лицам, совсем не хотел стать объектом гнева монарха, торопливо заговорил: −Ваше Величество, прошу простить, виноват. Это было желание самого юноши, который добровольно уступил свое право службы при дворе Андрею Долгорукому. Владимир, движимый желанием попасть в артиллерию, получил приглашение с апреля занять место адъютанта у командира гвардейской бригады конной артиллерии. Карл Густавович готов терпеть временное совмещение бароном службы с учебой. Также у Владимира есть желание вольноопределяющимся прослушать курсы топографии Бларамберга и тактики и военной истории у Медема при Императорской военной академии. Николай I обрубил: −Довольно с юноши историй. Ни вам, ни уж тем более Корфу не дано право решать, где и кем будут служить пажи Его Императорского Величества. Решение принимаю я. Ваша задача – не думать, но исполнять приказы и быть способным приучить других к исполнению без рассуждений. Юноша имеет все задатки сделать успешную карьеру, но Ваше попустительство самоволию молодого человека не пойдет на пользу Вам обоим. И раз Вы, генерал, оказались не способны разъяснить суть военной службы воспитаннику, то мне придется взять эту задачу на себя. Объявляю Вам свою Высочайшую волю – Владимир Корф вместе с Николаем Линдфорсом будут назначены камер-пажами при моей Высочайшей особе. Я лично подумаю над тем, какие обязанности назначить барону, и не потерплю, слышите, не потерплю никакого отступления от параграфов военного устава. По остальным воспитанникам я пришлю Вам свое решение. Идите… Генерал вышел из кабинета, миновал приемные покои и, только оказавшись в коридоре, позволил себе опереться на стену, выдохнуть и вытереть пот со лба. У него тряслись колени, но самого страшного – неконтролируемого гнева Государя – на этот раз удалось избежать. Но генерал совершенно не мог взять в толк, зачем Самодержцу мог понадобиться Корф, чья свобода мыслей и поступков уже неоднократно вызывали откровенное недовольство Императора. Александр Александрович увидел бы логику, если бы барона назначили в камер-пажи к Наследнику. Да и что это за непонятные поручения, генерал решительно не мог придумать. Кавелин волновался за своего protégé⁸, ибо теперь мечты юноши об артиллерии скорей всего пойдут la poubelle⁹. Если барон вызовет недовольство Государя, он в лучшем случае будет отправлен в действующую армию забритым в солдаты, а если сумеет угодить, то его оставят при дворе, например, продолжать выполнять этот загадочный отдельный круг обязанностей. Отказа и возражений авторитарный Император не потерпит. А в том, что служба Корфа не сможет пройти незаметно, генерал был совершенно уверен. Владимир обладал удивительной способностью вызывать у окружающих сильные чувства, колеблющиеся от слепого обожания младших Пажеских классов до настоящей ненависти части преподавателей. Сам молодой генерал, выпускник Пажеского корпуса и кадровый военный, получивший чин поручика за битву при Бородино, видел в юноше продолжателя пажеских славных традиций и будущего смелого и умного боевого офицера. А еще Кавелин, неоднократно на себе испытавший каким безжалостным, оскорбительным и жестоким отношение старших классов к младшим, гордился установившимся в корпусе культом товарищества и взаимовыручки, основанном во многом на готовности Корфа и его друзей немедленно расквасить физию тому, кто нарушит code de l'honneur¹⁰. Благо друзей и храбрости у Владимира хватало. Еще недавно директор думал, что Государь испытывает стойкую неприязнь к своевольному барону, но сейчас стал сомневаться в своих выводах, вспоминая, как часто останавливался на Корфе взгляд Николая Павловича. И если бы не широко известная любовь, которую испытывал к дамам Император, Александр Александрович предположил бы, что слишком смазливый и строптивый мальчишка нужен Самодержцу для альковных баталий. Уж больно пристрастным и эмоциональным для обычно сдержанного Императора было отношение Николая Павловича к этому пажу. Генералу на маневрах в Петергофе, Красном Селе или столице пару раз уже поступали просьбы направить темноволосого красавчика Корфа в тот или иной полк вечером с депешей. Но Александр Александрович, отвечая на подобные предложения, всегда говорил о несдержанном нраве барона, его великолепных результатах в стрельбе, гимнастике и сабельной схватке. Этого хватало, чтобы незадачливые поклонники удовлетворялись с отказом. Так ничего путного и не придумав, но предполагая неприятности, Кавелин отправился в Корпус. В карете генерал продолжил свои размышления. Видимо и он сам, опытный педагог и военный, поверил в сказку о том, что везунчик Корф всегда добивается того, чего хочет. Но Бог на небе, а царь на земле… И совсем не надо было барону дразнить ни того ни другого, публично объясняя приятелям отказ от придворной службы тем что “может быть подданным, даже рабом, – но холопом и шутом не будет и у царя небесного”. Волю Императора активно обсуждали все классы. Это было невероятное une violation flagrante¹¹ устоявшегося порядка. Ранее фельдфебель корпуса всегда состоял единственным камер-пажом при Императоре, а тут вдруг неожиданно Корфа назначили вторым камер-пажом, да еще и с каким-то пока неизвестным кругом обязанностей. А ведь только к императрицам назначалось по два камер-пажа. Государь, Цесаревич и великие княгини до недавнего времени обходились одним. Воспитанники никак не могли решить, является ли для своевольного и упрямого барона столь неожиданное назначение к строгому и известному своей педантичностью и вспыльчивостью Императору карой или милостью, но сошлись на том, что любимцу фортуны скорей всего опять волшебно повезло. Сам Владимир это мнение не разделял. Он, в отличие от Мишеля Репнина или Андрэ Долгорукого, никогда не хотел делать карьеру при дворе, защищая честь мундира на парадах и маневрах. Корф ненавидел бессмысленную муштру, это глупое следование мельчайшим, ремешковыми требованиям, когда вся нравственная сторона дела приносится в жертву наружному блеску, и условия создаются не для подготовки войска к боевым действиям, а лишь к слаженным движениям на разводах и парадах. Владимиру претило крайне взыскательное, предоставленное бесконтрольному произволу начальника обращение с рядовыми: палки, розги, фухтеля играли самую безобразную роль на всех учениях. Солдат делался машиной; запуганный, он терял способность мышления и чувство собственного достоинства. Впрочем, от офицеров также требовалось только безусловное выполнение приказов. Да и придворная жизнь с её сплетнями и интригами была Владимиру не совсем по душе. Барон не любил льстить и притворяться. Конечно, юноша не был анахоретом, и участие в пышных развлечениях, общение с прекрасными придворными дамами могло бы его увлечь, но не в такой опасной близости от Императора. Корф честно себе признавался, что до дрожи боится Николая I, которого видел жестким, бескомпромиссным, не способным признать любое другое мнение, кроме своего собственного, и одновременно слишком умным, чтобы не отличить ложь от правды. Но дать слабину и показать Государю или кому-то другому свою слабость и неуверенность было для Владимира совершенно немыслимо. Почему? Ответа на этот вопрос он не знал. Может быть потому, что однажды в далеком детстве, под прицелом обращенных на него с надеждой и восхищением лазоревых глаз золотоволосой малютки, Корф вдруг понял, что не может быть недостойным этого доверия, и в первый раз спрятал свой страх за личиной самоуверенности и спокойствия, пробираясь вечером на кухню воровать сливки для котенка Аннушки. Эта маска, вместе с умением действовать быстро и нестандартно и стали во-многом истинным секретом его успехов, положивших основу выдуманной младшими пажами побасенки о сказочной везучести Корфа. Поэтому, получив вызов в Зимний, Владимир, с улыбкой поднял перчатку, брошенную ему судьбой. ¹seconde moitié - фр. вторая половина ²son amante - фр. его любовница ³accoutréе - фр. при параде ⁴âme sœur - фр. вторая половина ⁵cher ami - фр. милый друг ⁶de la sieste - дневной сон ⁷noble jeunesse - фр. благородный молодой человек ⁸protégé -фр. тот (та), кому кто-либо покровительствует, ₉la poubelle - фр.в мусор ¹⁰code de l'honneur - фр. кодекс чести ¹¹une violation flagrante - фр. грубое нарушение