Волшебство есть, если ты в него веришь

Тифлис От князя Андрея Петровича Долгорукого отцу Петру Михайловичу Долгорукому. Милый батюшка, полагаю, что либо мои два письма пропали на почте, либо твои ко мне не дошли, поскольку с Рождества получаю весточки только от маменьки и Лизаветы. Я прикупил лошадь у генерала Вольховского и прошу вас, papà, прислать мне 1580 рублей: лошадь славная и стоит больше, − а цена по здешним меркам не велика. Тороплюсь сообщить новости, ибо в кои-то веки мой скромный устоявшийся быт был нарушен самым приятным образом. В один из неожиданно дождливых февральских вечеров мои невеселые, под стать погоде, размышления были прерваны внезапным стуком в дверь. Открытая бесцеремонной рукой створка впустила высокого казака: стеганый на вате черный бешмет, черкеска, бурка, изогнутая сабля и кинжал на поясе. Я не успел возмутиться наглостью нежданного гостя, как, скинув промоченную дождем широкоплечую бурку и развязав башлык, передо мной предстал Владимир Корф. Ты поймешь мое удивление: я не ждал друга ранее марта. Обменявшись привычными со времен пажеского корпуса шутками, мы обнялись. Конечно, по долгу службы многие бумаги о хунзахском походе, в том числе и о переводе подпоручика к нам после отпуска по ранению, проходили через меня. Успешная военная кампания сделала нашего бесстрашного барона излюбленной мишенью для мести джигитов Шамиля. Не раз и не два пуля мюрида подстерегала нашего homme courageux. (фр. храбреца) в горах. Но заставить Корфа склонить голову и отказаться хотя бы на время от вылазок в мятежный Лезгистан оказалось решительно невозможно. Владимир успел совершить еще несколько рейдов с казаками из Темир-хан-шуры, пока острый клинок фанатичного безумца не достал подпоручика в рукопашной схватке в очередном нуждавшемся в усмирении горном ауле. Опасаясь за жизнь подчинённого, скрепя сердце, Клюгенау написал прошение главноуправляющему гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области о переводе смельчака. Увы, становилось очевидным, что устроенная горцами охота на предателя веры, помноженная на очевидное небрежение Владимира собственной безопасностью, очень скоро увенчается закономерным успехом фанатиков. Почти одновременно с прошением Франца Карловича пришли бумаги из столицы с Высочайшим распоряжением перевести барона в ставку в Тифлис. Подкинув дров в камин, я крикнул денщику принести еще кахетинского. По редким весточкам, а также информации от прибывающих офицеров, мне было известно, что весь декабрь Владимир почти безвылазно провел в Пятигорске, залечивая рану и заботясь о тяжело выздоравливающем Мишеле, который так неудачно ухитрился подхватить лихорадку при переезде из Шуры. А в январе-феврале барон был временно прикомандирован к штабу Кавказской линии в Ставрополе. Составленные им разумно, толково, с пониманием дела донесения по результатам инспекций, написанные твердым размашистым почерком, как правило, подтверждали мнение генерала Вельяминова о казнокрадстве и нерадивости занимающихся снабжением чинов и наделали много шума в Тифлисе. За это, а также за честность и щепетильность подпоручика, ставшую на линии притчей во языцех, генерал быстро приблизил Корфа. Впрочем опытный военачальник заставлял нашего très attirant pour les femmes (фр. истинный любимец женщин) большую часть времени проводить в разъездах по линии, я думаю, опасаясь повторения пятигорской affaire (фр.истории)! Хотя нельзя отрицать, что генерал по-своему заботился об упрямом и целеустремленном подпоручике. После того, как конвой от Донского полка при появлении черкесов неожиданно бросил Владимира и ускакал, надеясь таким образом скрыть результаты произведенной им инспекции, выявившей множество злоупотреблений, генерал, узнав о происшествии от чудом спасшегося барона, лично приказал всех казаков по именному списку высечь нагайками. Вольные, не терпящие оскорблений донцы, конечно, подняли большой шум, Вельяминову был даже сделан высочайший выговор. Впрочем, сразу же смягченный пожалованием золотого оружия за летнюю кампанию. Ну а Владимир за храбрость и смекалку, проявленные в бою с черкесами, получил очередной орден, на этот раз Святого Станислава. Увы, наш Государь столь же щедр на награды за военные отличия, сколько скуп за гражданскую и мирную службу. Итак, Васька, забрав 5 рублей, побежал к хозяйке за одеялами и дровами. А пока мы устроились у камина с бокалами. Как же уютно было смотреть на огонь и представлять, будто мы также сидим у камина в Двугорском после заставшего на охоте дождя. Глядя на уютно потрескивающие поленья, я будто наяву увидел, как отворяется дверь и вбегает Лизанька, таща за собой тихую золотоволосую Аннушку и смущающуюся Сонечку. Как Вы, батюшка, степенно заходите вместе с Иван Ивановичем, обсуждая урожай озимых и стоящие погоды, шутливо сетуя на молодежь, ищущую приключений в лесу в любое ненастье. Как величественно в комнату вплывает маменька в сопровождении служанки с подносом и, выговаривая шалопаям, особенно упрямому несносному гостю, решившему, несмотря на карточные предсказания дождя, выбраться на охоту. А потом заставляет пить душепарку собственного изготовления, которую mamàn считает лучшим лекарством от любой простуды. Корф, задумчиво глядя на огонь, внезапно проговорил: − Да, сейчас и я бы не отказался от чудодейственного напитка, изготовленного по рецепту Марьи Алексеевны. И даже не возражал бы снова выслушать ее строгую отповедь. Я улыбнулся. Как часто бывало в корпусе, Володя угадал мои мысли, разделяя надвое тоску по оставшемуся в далеком Двугорском дому и близким. Немного согревшись и уступая настойчивым расспросам, барон удовлетворил мое любопытство. Камин почти прогорел, когда мой друг закончил рассказ о своем житье в качестве мюрида в горах Дагестана, о придуманной им с Мишелем искусной системе позывных, о красотах и неистребимом желании свободы и справедливости окружавших его людей. Оказалось, помимо совершенствования в арабском, барон посвящал много времени изучению Корана, нравов и обычаев и даже успел стать любимым учеником одного из наибов имама Шамиля. Как выразился Володя, в отсутствии вина, табака, карт и женщин поневоле приходилось занимать часы досуга чтением. Хотя, по мнению Володи, изучение арабского по сказкам Акбар-хана давалось ему гораздо легче. Более подробно о своих приключениях notre héros (фр. наш герой) напишет сам. Поддавшись моим настойчивым уговорам, он обещал завтра же по возвращении из штаба и вызволения багажа, застрявшего из-за непогоды вместе с денщиком в почтовой телеге где-то между Мцхетой и Тифлисом, написать Ивану Ивановичу и Лизавете. Пусть ее терпеливое ожидание и искреннее беспокойство о Владимире будут вознаграждены личной весточкой от жениха. Могу сказать только, что ее суженый все так же красив, здоров и беспечен, раз за разом ставя на кон свою жизнь, честь и карьеру. О щепетильности барона на линии уже ходят легенды. Столь прямо говорить неприятную правду в лицо вышестоящим осмеливаются не многие офицеры в его чине. И пусть на передовой слава меткого стрелка удерживает горячие головы, заставляя предпочитать гордости осторожность из опасения за свою жизнь, но здесь, в ставке, в окружении древнейших грузинских семей, находящихся в родстве с правителями этих земель, одной меткости может оказаться недостаточно. Да и известная склонность барона к прекрасному полу также может стать поводом для кровавой драмы. Увы отец, кому, как не мне, знать об этом. И тут я перехожу к той части истории, о которой мне бы не хотелось, чтобы узнали мои любимые сестры. Они еще слишком малы и наивны, чтобы понимать, что иногда мужчина нуждается в женском обществе не только для невинных бесед и услаждения глаз и слуха. Сознаюсь, отец, у меня был еще один повод радоваться неожиданному приезду барона. Ты помнишь, как неосторожный сын твой ухитрился простудиться дорогой и приехал в город весь в ревматизмах? Меня на руках выносили люди из повозки − я даже не мог ходить. Но за месяц тифлисские бани меня совсем исцелили! Тифлисские бани, построенные на серных горячих источниках, занимают немаловажное место в быту туземного населения, регулярно посещающего их не по одной надобности, но и в смысле приятного препровождения времени. Четыре городские бани, между которыми лучшей считается «архиерейская», потому что доходы с нее поступают в пользу тифлисского архиерея, никогда не остаются пустыми. Поочередно две бани отводятся для женщин, а две остаются в распоряжении мужчин. Устройство их похоже на все другие восточные купальные заведения. За длинным темным входом находится просторная ротонда, получающая свет через окна, пробитые в куполе. Посреди ротонды бассейн студеной воды с фонтаном, по сторонам глубокие ниши для раздевания, примыкающие к одной общей и двум или трем отдельным купальням, в которых из стены бьет горячий ключ. Широкие каменные скамьи, застланные циновками и тюфяками, расположены в нишах для отдыха после бани. Скажу тебе, papà, тифлисские банщики волшебным образом умеют растирать и разминать суставы так приятно, что купающийся погружается в какое-то сладостное изнеможение. Банщицы, как говорят, не уступают им в искусстве костомятной манипуляции, и неудивительно, что тифлисские красавицы, не имея большого выбора в удовольствиях, любят нежиться в банях и проводить в них целые дни в обществе своих приятельниц. При всей строгости грузинских обычаев, мужчине не позволяется даже близко подойти к бане, отданной в распоряжение женщин; и всякая попытка нарушить запрещет влечет за собой весьма неприятные последствия для нескромного искателя приключений. Но, как по секрету рассказал мне довольный чаевыми банщик, одна отдельная купальня не отнимается по четвергам у посетителей мужского пола, несмотря на присутствие женщин во всех прочих отделениях. К тому же ниша для раздевания, принадлежавшая этой купальне, отделялась от ротонды, занятой женщинами, одною темно-зеленою саржевою занавесью. И странное дело: женщины, отнюдь не из категории легконравных, недоступно стыдливые во всякое другое время, на улице закутанные в чадру до бровей, нисколько не смущались, ощущая за колеблющейся занавесью нескромный глаз незнакомого пришельца. Русским был неизвестен этот непонятный четверговый обычай − туземцы про него не рассказывали − и поэтому он укрывался от внимания большинства тифлисской публики. «Такой закон», – отвечал на мои аккуратные расспросы смотритель бани. «Такой закон», – утешали себя молодые купальщицы. И этим мудрым словом, решающим на Востоке каждый запутанный вопрос, устранялись все дальнейшие сомнения. Так, отец, пару месяцев назад я впервые увидел поразившую мое воображение красавицу без одежды. Помнишь, я писал, papà, разрешить мне ухаживать за княжной Марьей Ивановной Орбелиани и получил столь расстроивший меня отказ? Но сердцу, в отличии от разума, нельзя приказать. Особенно, когда объект всех твоих чувств и душевных устремлений находится в столь пикантном виде в волнующей близости. Устоять было невозможно − на фоне пленительно стройных подруг, прекрасная, будто сошедшая с картин Рубенса княжна, напоминала Венеру во всем блеске распустившейся женственной красоты, в окружении юных нимф из свиты Дианы. Я был слишком очарован и словно на службу являлся в баню в назначенный день и час, надеясь вновь и вновь увидеть свой идеал и полюбоваться прелестями, открытыми моему нескромному взору. По-видимому, регулярность визитов и пристальное внимание к одной из купальщиц не укрылись от других посетителей. И я, как Актеон, был пойман за наблюдением разоблаченного вида богини братом красавицы Илико Зурабовичем (Ильей Дмитриевичем) Орбелиани, юнкером Грузинского гренадерского полка. Князь обвинил меня в постыдном подглядывании и оскорблении чести сестры. Увы, по результатам объяснения, выбор невелик − либо женитьба с автоматическим разжалованием, либо дуэль. Владимир, услышав про нелепые злоключения своего друга, ухмыльнулся, задумался и внезапно предложил стать моим секундантом. Первоначально я возмутился и заявил горячем нежелании стреляться, но барон подтвердил, что сделает все возможное, дабы избежать ненужного кровопролития, и попросил довериться ему в решении вопросов чести. Ну что мне оставалось делать? Конечно, хватаясь, как утопающий за последнюю соломинку, я согласился на уговоры приятеля. На следующий день мы с Владимиром, не смотря на разыгравшуюся непогоду, превратившую улицы в грязевые потоки, направились верхом в генеральный штаб. Отец, ты удивляешься, почему, живя в 20 минутах ходьбы, мы предпочли конную прогулку пешей? Увы, в Тифлисе не существует мостовой, и даже после легкого дождя улицы мгновенно покрываются непроходимою грязью: экипаж или верховая лошадь становятся совершенно необходимыми. Не доезжая Мандатовской площади, мы наткнулись на препятствие − узкую улочку почти полностью перегородила потерявшая колесо карета. Я сразу узнал экипаж барона Розена. Только у него во всем городе была четырехместная бричка с гербом. А под козырьком дома, пытаясь спрятаться от непогоды и непролазной грязи, испуганно жались девушка и юноша. Володя соскочил с коня и, подойдя ближе, пожал руку офицеру, представившись, накинул бурку на девушку, крикнув мне последовать его примеру и спешиться. После недолгой, но неловкой борьбы с мокрыми стременами, спешившись и надев пенсне, я наконец разглядел неудачливых путешественников. Дмитрия Розена я помнил еще по Пажескому корпусу − он учился на класс младше. Когда-то зеленый новичок был избавлен Володей от тумаков старшекурсников за платье не по форме и с тех пор входил в число верных почитателей и подражателей проделкам Корфа. Оказалось, Розены ехали к мощам Святого Давида, надеясь, что непогода существенно проредит толпы паломников. Слушая сбивчивые объяснения брата, Владимир обошел повозку и расстроено подтвердил, что сломалась ось, а значит починить на месте карету не представляется возможным. Нужно ждать, пока приедет посланный за помощью кучер с кузнецом. Барон взглянул на меня тем одновременно задумчивым и повелительным взглядом, коего я всегда опасался. Он означал, что друг что-то задумал и хочет вовлечь меня в очередную авантюру. Володя ласково обратился к девушке по-французски: − Лидия Григорьевна, насколько уверенно вы ездите верхом? Сможете продержаться около получаса в неудобном седле? Лошадь я буду вести на поводу, а вам нужно будет только крепко держаться за луку седла. Растерянная барышня смогла только кивнуть. Тогда Владимир развернулся ко мне и уверенно промолвил: − Андре, я хотел бы попросить тебя оказать небольшую услугу и уступить твою смирную лошадку Лидии Григорьевне. Я сопровожу даму до дома и вернусь. Надеюсь, спасение дочери главноуправляющего будет сочтено достойной причиной опоздания в штабе. Мне оставалось только согласиться. Барон подошел к девушке и, без малейшего смущения, взяв ее на руки, донес до лошади и подсадил в седло. Все произошло так быстро, что мы с Дмитрием даже не успели возмутиться фамильярностью и бесцеремонностью обращения с благородной дамой. Хотя, с другой стороны, подобное нарушение этикета было оправдано чрезвычайными обстоятельствами нашего знакомства. Заставить девушку идти до лошади по колено в грязи было бы еще менее пристойно. Хотя и более осмотрительно, ведь дочь главноуправляющего сосватана. Грузинские обычаи допускают гораздо меньше вольностей, чем российские. Полковник Дадиани, хоть и служил при дворе флигель-адъютантом Императора, все же оставался грузинским князем. Я хотел было предупредить Владимира, но вовремя вспомнил, что командир Эриванского карабинерного полка в последнее время заметно охладел к невесте, неделями не появляясь в доме барона Розена. Да и помолвка длилась уже почти четыре года. Неудивительно, что бедная девушка вынуждена была прибегать к помощи Святого Давида. Не прошло и часа, как вернулся Корф вместе со слугами и, оставив Дмитрия разбираться с последствиями дорожной катастрофы, мы смогли направиться по служебной надобности. После знакомства с комендантом я, наконец, представил друга Владимиру Дмитриевичу Вольховскому, совмещавшему службу на двух должностях − начальника штаба и обер-квартирмейстера. Вольховского мы застали в канцелярии генерального штаба, занимавшей длинную залу в первом этаже штабного дома, на Эриванской площади. В конце залы сидел за письменным столом сухощавый, сутуловатый, черноволосый генерал. По левую руку, вдоль стены, были расставлены писарские столы; по правую, возле окон, размещались рабочие места начальников двух отделений генерального штаба и моего − третьего инженерного отделения. Генерал вежливо приподнялся. Барон отрапортовал: − Вашему превосходительству имею честь явиться! Тихим голосом, слегка краснея от извечной своей застенчивости, Вольховский начал расспрашивать Корфа, где он прежде служил, какие поручения исполнял, бывал ли на съемке и занимался ли в канцелярии. Получив незамедлительный и спешный строго отрицательный ответ на последний из своих вопросов, генерал улыбнулся: − Ну рапорты вы уже научились готовить знатные. Много шума понаделали. Обвинить донцев в казнокрадстве и халатности! Откуда про негодное состояние пушек узнали? Владимир, нахмурившись, ответил: − Хотел после окончания пажеского корпуса пойти в артиллерию. По голосу друга я понял, что давняя история продолжает терзать честолюбивого Корфа, и разрушенная карьера остается, несмотря на награды, предметом его расстройства и огорчения. Но тут мне приходится только вздохнуть, ибо и мое продвижение в чинах в Тифлисе застыло на одном месте. Генерал продолжил расспросы, приходя все в большее довольство на фоне мрачнеющего подпоручика, понимавшего, что теперь вместо артиллерии его оставят при штабе, а не направят в действующую армию. Так и произошло. – Надеюсь, вы не откажетесь от должности, для которой я вас предназначаю. В Пажеском корпусе вас приготовляли к военной и гражданской службе, тем более вы умеете вполне свободно писать по-русски, − в завершении беседы сказал генерал. Понимаю твое удивление, папенька. Позволь объяснить, почему хорошо зарекомендовавшего себя на передовой подпоручика оставляли глотать бумажную пыль. На Кавказе сохраняется замечательный недостаток в офицерах, которые, достаточно владея пером и русским языком, могут успешно вести официальную переписку. Последние два года прибывали в Тифлис один офицер за другим, но, как назло, все нерусские − отличные служаки, способные на все, только не на письменное дело, как его понимал Вольховский. Теперь ты можешь понять радость генерала, который, получив уведомление о назначении барона, подумал: «Корф… Опять немец!», − и его надежда пополнить одно из отделений толковым человеком почти растаяла. И вдруг такая удача! На радостях от успешно решенного кадрового вопроса, генерал, казалось, готов был обнять и меня, и хмурого Владимира. Напрасно мой друг пытался отказаться, говоря о своей неопытности и отсутствии расположения к канцелярской службе, но Владимир Дмитриевич более ничего не желал слышать. Мне было приказано познакомить барона с делами и помочь принять отделение формальным порядком в кратчайшие сроки. Кстати, скажу несколько слов о главноуправляющем, которому счастливый Вольховский немедленно лично представил нашего бравого подпоручика. Барон Розен, плотный, седой, большеголовый, краснолиций старик, уже извещенный об утреннем происшествии с каретой, принял Владимира добродушно, лишь слегка пожурив за излишне вольное обращение с барышнями, непозволительное в глазах местного общества. Оказалось, что и до дома Владимир нес девушку на руках! Смущенному Корфу пришлось оправдываться, что от переживаний, неудобного седла и непривычной позы у Лидии Григорьевны затекли ноги, и дочь главнокомандующего не могла сама ни спуститься с лошади, ни идти пешком. Конечно, мой друг не мог бросить даму в беде. Но, впрочем, и так знающий все обстоятельства, барон Розен лишь махнул рукой на торопливые оправдания сконфуженного подпоручика и великодушно предложил нам с Володей присоединиться к небольшому вечернему музыкальному суаре. Это считалось в офицерском кругу большой честью. Обычно гостиная баронессы была открыта для очень небольшого числа избранных − адъютантов мужа или других особо приближенных штабных, получавших, как мы, именное приглашение или имевших, как Вольховский, право бывать без зова. Я только третий раз удостаивался подобной милости, довольствуясь тем, что два раза в неделю, в четверг и в воскресенье, Розены принимали по вечерам все тифлисское общество. В обыкновенные дни редко можно было встретить дома у главноуправляющего кого-либо из городских дам. Мы провели вечер в тесном семейном кругу, состоявшем из баронессы и ее двух старших дочерей. Две младшие дочери тогда были еще дети, которых гувернантка увела при появлении первых гостей. Сжалившись над Владимиром, которого совсем замучили барышни, неустанно атаковавшие моего друга вопросами о службе при дворе и жизни в горном ауле, я взял гитару и исполнил несколько романсов, воспринятых дамским обществом весьма благосклонно. А Владимир, обрадовавшись короткой передышкой, утащил Дмитрия Розена в угол комнаты, где юноши о чем-то долго и активно шептались, пока с довольными лицами не вернулись к столу. На мой недоуменный взгляд Корф, наклонившись ко мне, промолвил: − Андрэ̀, не волнуйся. Твое дело скоро будет улажено. К сожалению, ни в этот вечер, ни утром мне не удалось выяснить никаких подробностей. Корф, пользуясь свободой выделенных на обустройство пары суток, вызвался подыскать нам новую, более просторную квартиру. Представь мое удивление, отец, когда, вернувшись вечером после очередного утомительного дня, я застал Корфа и Розена за бутылкой кахетинского. Было очевидно, что господа изволили пить уже достаточно длительное время, что не могло не вызвать моего неудовольствия, которым я сразу поделился с Владимиром. Но оказалось, что у подпоручиков воистину были поводы гордиться собой. Пока Володя гонял своего денщика за кахетинским и ужином для меня, захлебывающийся от восторга от удачного исхода рискованного мероприятия Дмитрий поведал следующее: тем же утром до начала работы официальных учреждений господа офицеры встретились в условленном месте и нанесли визит семье князей Орбелиани, попросив приема у главы семьи Зураба Николаевича, руководителя Тифлисской таможни. Подпоручикам пришлось настаивать на встрече с сказавшимся больным князем, ссылаясь на исключительную важность своего дела, и почти час ждать в приемной, пока старик, мучимый подагрой, наконец, изволил спуститься. Опираясь на палку и руку сына Ильи Дмитриевича, его сиятельство величественно вошёл в роскошную комнату и сел в кресло, грозно оглядывая посетителей из-под кустистых бровей. − Полагаю, молодые люди, ваше дело действительно безотлагательно, − князь счёл учтивость излишней, − раз вы посмели явиться к не имеющему чести знать вас больному. − Речь пойдёт о замужестве вашей дочери, − барон предпочёл пропустить грубость мимо ушей, и приступил прямо к сути, − ваш сын настаивает на дуэли с князем Долгоруким, обвиняя в преследовании и непристойном разглядывании сестры в бане. Ни дуэль, ни свадьба не должны состояться, если вы дорожите семейной честью. − Да как вы смеете! − прикрикнул вельможа. − Извольте объясниться! − Князю Долгорукому нет и 21, он не властен распоряжаться своей будущностью. Его род достаточно знатен и приближен к трону, чтобы добиться расторжения заключенного против воли родителей брака. Подумайте, что значит слово начальника Тифлисской таможни против слова близкого друга министра Императорского двора и московского генерал-губернатора? Каково будет вашей дочери вернуться в отчий дом опозоренной? −Да, − нахмурился старик, − тогда остается только дуэль. Нахал должен кровью искупить нанесенное оскорбление! − Вы заблуждаетесь, − проявлял чудеса терпеливости Владимир, − дуэль лишь укрепит мнение общества в том, что княжна позволила поклоннику гораздо больше, чем дозволительно девице, дав повод брату вступиться за ее честь. Пойдут слухи, и вне зависимости от исхода дуэли ваша дочь будет обесчещена в глазах общества. Старик нахмурился и дал знак сыну, уже почти доставшему саблю из ножен, отступить, слушая продолжающего как ни в чем не бывало говорить барона: − Да! И не надейтесь, что из-за плохого зрения мой друг станет для вашего сына легкой мишенью. Если пострадает Андрей Долгорукий, клянусь, что барон Владимир Иванович Корф, как его секундант и будущий родственник, встанет к барьеру. И, уверяю вас, я не промахнусь. Вы можете навести справки о моей меткости. Я стрелялся на дуэлях в Санкт-Петербурге, убивал лезгин и черкесов − мне не составит труда упокоить душу горячего грузинского юноши, а также любого, кто пожелает отомстить за его смерть. − Вы не посмеете, − недоверчиво потянул вельможа, − за убийство князя вы отправитесь на каторгу. Барон усмехнулся: − Я уже в немилости у Императора и сослан на Кавказ с тройным обхождением в чине. Мне остались только честь и дружеский долг, во имя которых я вполне готов рискнуть. Да, и позвольте представить моего секунданта − Дмитрий Григорьевич Розен, сын главноуправляющего гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области. Как вы думаете, неужели любящий отец не закроет глаза на несчастный случай в горах? Дмитрий церемонно поклонился. Старший и младший князья удивленно переглянулись. В разговоре повисла пауза, пока Орбелиани что-то быстро вполголоса обсуждали на грузинском. Наконец старик обратился к барону: − Вы можете обещать, сударь, что обстоятельства этого дела не выйдут за пределы данной комнаты? Немного успокоившийся, вельможа продолжил: − Я не затем закрою глаза на недостойное поведение князя Долгорукого, чтобы дать пищу сплетням о порядочности моей дочери. − Клянусь честью, если вы примете искренние извинения князя в сложившемся от незнания местных обычаев недоразумении, то ни я, ни Дмитрий Розен, ни Андрей Долгорукий не скажем ни слова о случившейся истории, − Владимир понял, что убедил старика забыть о произошедшем. Дмитрий подтвердил правоту Корфа кивком. После недолгих раздумий Зураб Николаевич величественно огласил свое решение: − Вы не оставили мне выбора, Владимир Иванович, наше общество не слишком велико, чтобы я не знал о приезде в Тифлис героя хунзахского похода, лучшего стрелка Императорской армии, так, кажется, вас изволили величать в столице, − князь Орбелиани впервые обратился к гостю по имени-отчеству, − мы вынуждены принять извинения. Владимир церемонно поблагодарил хозяев и встал, собираясь откланяться, но следующая фраза вельможи застала его врасплох: − Вам удалось удивить меня, барон. Мой возраст и специфика таможенной службы делают подобный факт невероятной редкостью. Для столь молодого человека вы хорошо умеете убеждать, хотя и слишком рассчитываете на свою славу записного дуэлянта. А ведь рано или поздно на любую силу найдется еще большая сила. Владимир растерянно поклонился, а князь продолжил: − Мой сын Илико храбрый, но горячий и увлекающийся юноша. Ему нужен друг, способный в сложной ситуации, когда замешана честь, дать совет или оказать услугу, подобную той, которую вы обеспечили князю Долгорукому. Скорость смены событий застала подпоручика врасплох, и с некоторой неловкостью Корф ответил, почтительно склоняя голову: − Для меня будет честью назвать князя Орбелиани другом. − Ждем вас завтра на обед, барон, заодно и расскажете старику, когда ждать возобновления поставок из Хунзаха. Корф поспешил принять приглашение, и господа офицеры откланялись. Узнав, что кровавая драма больше не довлеет над моей головой, я с радостью присоединился к пирушке, громко поклявшись именем Богородицы, что даже если Владимир вызовет на дуэль самого дьявола, я последую за ним и всегда буду верным секундантом на защите его жизни и чести! На следующий день благодаря магическому имени князя Орбелиани нам с Владимиром нашли чудесный дом с большим тенистым садом и двумя отдельными входами, совсем рядом с Эриванской площадью, за вполне разумную плату. Мне достался второй этаж, а барон занял первый, желая наслаждаться максимальной уединенностью. Хотя о какой уединенности может идти речь, если у барона за вином и картами теперь вечно можно было застать кого-то из его новых приятелей. Владимир быстро завел знакомства не только между представителями местной знати, но и в кругу помилованных декабристов, отбывавших на Кавказе последние годы своего отчуждения от родины. Не входя в их забытое прошлое, Володя водился с ними, не опасаясь показываться публично в их обществе. Я не раз советовал барону быть осторожнее в выборе знакомств. Но разве можно переспорить упрямца. На все мои увещевания, что штабное руководство может усомниться в его образе мыслей, мой друг беспечно отвечал: – Жалею о начальстве, которое во мне так мало уверено. Каждый навет, которым бы вздумали меня очернить, я надеюсь опровергнуть фактом. Поэтому ничего не опасаюсь. К чести Владимира, стоит сказать, что его немецкая педантичность и предусмотрительность оказались весьма полезными в нашей бумажной работе. Барон легко продирался через тонкие оттенки, которые, по мнению авторов, следовало соблюдать в сношениях с равными, с зависимыми и независимыми ведомствами, с младшими, высокими и высшими лицами. Он быстро научил подчиненных писарей готовить отчет на основе трех или четырех подчеркнутых им слов, составлявших, по его мнению, всю суть многостраничного доклада. Также барон стал активно использовать типовые ответы. Выявив наиболее популярные запросы и подготовив формы, теперь, знакомясь с письмом, Корфу достаточно было сказать – «шаблон 1» − и писарь брал готовый текст, добавляя к нему лишь новое имя получателя. Все это существенно облегчало и ускоряло работу вверенного ему отделения, к огромной радости Вольховского, почти избавленного от бумажной волокиты, отнимавшей ранее много сил и времени. Особенно Володя полюбил проекты по освоению Кавказа, развлекая самыми забавными общество на вечерах у главноуправляющего. Наше военное министерство засыпали подобного рода прожектами. Столичные же чиновники, не давая себе труда вникать в суть написанного, препровождали рукописи на рассмотрение в Тифлис и при этом требовали непременно самого срочного ответа. Авторы предлагали действовать против горцев, подвигаясь не с равнины к горам, а с гор к ровным местам; строить крепости на хребтах и наблюдательные посты на горных шпилях; рвать горы порохом. Мирным путем советовали усмирять кавказцев: водворением между ними роскоши, пьянства и даже музыкой, посредством заведения у горцев музыкальных школ. Рассказывая об этих и многих других столь же утопических проектах, сопровождая их меткими комментариями, Владимир не раз доводил до полного изнеможения от смеха главноуправляющего и всю его фамилию на семейных ужинах, на которых мы сделались частыми гостями. Барон не забывал и арабский, поскольку, узнав о его способностях, главноуправляющий доверил Владимиру заниматься перепиской с персидским и турецким двором.Первое же составленное моим другом многословное и цветастое славословие османскому владыке касательно поимки и выдачи туркам известного мятежника Кади-Кряна с его вооруженным скопищем пришлось по душе султану. Написано данное послание было по подобию лучших образцов бухарской дипломатии, столь ненавидимых Корфом ранее. В знак особой признательности султана барон Розен получил бриллиантовую саблю. На радостях главноуправляющий представил Владимира к очередному ордену, теперь уже за успехи на гражданском поприще. А на последнем перед Пасхой вечере у Розенов Володя очередной раз заставил меня поволноваться. Хотя начиналось все как очередное скучное собрание. Старики и дамы почтенных лет разместились за карточными столами в большом салоне, оклеенном, красными французскими обоями, что в Тифлисе считается завидною роскошью. В этой же зале теснились густою толпой все мы − кавалеры, не имевшие смелости проникнуть во второй, заветный салон, где сидела баронесса Елизавета Дмитриевна с дамами, не игравшими в карты. Жена главноуправляющего помещалась с дочерьми в глубине залы в окружении стоявших вдоль стен дам и девиц, перешептывающихся между собой. Из кавалеров весьма немногие смельчаки решались проникнуть в средину очарованного круга на испытание своего счастия в игре остроумия и светской ловкости. Но Володя никогда не боялся подобных трудностей, и вскоре я услышал его богатый интонациями баритон в окружении дамского щебета. Внезапно дамы оживились, и, терзаемый любопытством, я, вместе с другими офицерами, подошел ко входу в соседнюю комнату. В воздухе разлились нежные печальные звуки грибоедовского вальса, и посредине залы закружились в танце Лидия Григорьевна Розен с Владимиром. Пара двигалась изящно и стремительно, а когда барышня терялась, то, дабы не сбиться с ритма и не составить конфуза девушке, Владимир бережно кружил свою даму над полом, так что ее маленькие туфельки не касались паркета. Дочь главноуправляющего сложно в обычной жизни назвать la belle (фр. красавицей), особенно на фоне славящихся своей красотой грузинок, не знаю, что так ласково говорил ей Корф, но ее одухотворенное лицо, обращенное к моему другу, казалось невероятно нежным и прелестным. Изящная и гармоничная пара приковывала все взгляды. Когда же музыка наконец прекратилась, рядом с Владимиром возник решивший наконец прервать карточную партию в соседней комнате недовольный жених девушки − полковник Эриванского полка князь Дадиани. Господа обменялись парой фраз, и через несколько секунд, показавшихся мне вечностью, Владимир учтиво уступил партнершу нахмурившемуся князю. Светившаяся ранее баронесса сразу смутилась, лишаясь на глазах того огня, предававшего особую прелесть неправильному, но доброму ее лицу. Увы, рано я обрадовался, решив, что конфликт исчерпан. Бесконечный присутственный вечер уже подходил к концу, когда я обнаружил, что и барон, и князь изволили незаметно удалиться. Я, следуя за ними, вышел на террасу и спустился в сад. Долго искать господ офицеров не пришлось. Даже в сумерках были видны силуэты спорщиков. Владимир стоял напротив невысокого полковника. С того места, где я замер, мне было прекрасно слышно каждое слово, хотя раскидистая вишня и темная грузинская ночь надежно скрывали меня от глаз офицеров. − Не смейте подходить к моей невесте! Ваше общество компрометирует ее, − раздраженно высказывал моему другу князь. Владимир спокойно, но твердо отвечал: – Я никогда не сделаю ничего, что может скомпрометировать дочь моего командира, тем более мне нечего предложить Лидии Григорьевне. Баронесса заслуживает гораздо большего, чем опальный подпоручик. Да и я не имею права располагать собой, отец уже определился с выбором моей супруги. Князь сменил угрожающий тон на более учтивый: – Вы клянётесь ни словом, ни делом не нарушать покой Лидии Григорьевны? – Я клянусь быть ей самым верным и почтительным другом. Но поймите, Александр Леонович, природа не терпит пустоты. Рано или поздно ваша невеста устанет ждать, пока жених снизойдет до того, чтобы одарить ее толикой своего внимания. Без взаимности все проходит, даже любовь. Не удивлюсь, коли вскорости кто-то гораздо более достойный, чем моя скромная персона, найдет путь к сердцу одной из самых благородных из присутствующих здесь дам. Если вы любите баронессу − не мучайте ее, позвольте ей обрести в вас надежную опору, которую дает девушке брак, иначе она обратит свой благосклонный взор другого, − попытался достучаться до собеседника барон. В голосе Дадиани слышалась грустная, но не злая насмешка: – А вы философ, барон. Философ и романтик. Неужели сами надеетесь жениться по любви? Искренний ответ Владимира меня удивил: – Я надеюсь хотя бы раз испытать то всепоглощающее чувство, которое описано в книгах. Вопрос князя прозвучал чуть снисходительно: – А пока перебираете все потенциально достойные вашего чувства объекты? Ищите зерна промеж плевел? К барону вернулась привычная язвительность: – Метод ничуть не хуже других. Да и не пристало благородному человеку отказывать даме в небольшом одолжении. Господа рассмеялись и пожали друг другу руки. Так мы с Владимиром окончательно прочно вошли в местную светскую жизнь, начав посещать холостые пикники Эриванского полка, проводившиеся в поместье князя Дадиани в пригороде Тифлиса. Ранее я старался избегать подобных увеселений: эти обеды обыкновенно продолжались очень долго и не обходились без попойки, а мне следовало всегда держать наготове свежую голову, не зная заранее, когда Вольховскому вздумается потребовать меня к себе для дела. Но отказать Володе или игнорировать личное приглашение князя я не мог, тем более там обычно собирался весь цвет тифлисского офицерства, давая прелесть общения с равными по положению. Но подобные разъезды, papa, требуют наличия надежной и достойной звания офицера и дворянина лошади: пожалуйста, папенька, войдите в мое положение и пришлите скорее мне запрошенную сумму. Прошу вас также купить нам с Владимиром полное собрание сочинений Жуковского последнего издания и направить сюда. Я знаю, что Володя просил отца прислать полного Шекспира на английском, но Иван Иванович не знает, можно ли найти в Петербурге. Препоручите все хлопоты нашему столичному лакею Екиму. Прощайте, милый батюшка, будьте здоровы и покойны на мой счет, а я, будьте уверены, всё сделаю, чтоб избавить вас от волнений. Целую ручки маменьки и сестричек и прошу вашего благословения. Ваш любящий сын Андрей.