Волшебство есть, если ты в него веришь

Вернувшись из Петергофа после объяснения с Государем, Александр Христофорович сразу поехал к любовнице. Но даже страстное свидание с недавно выписанной из Италии примой, блистательно солирующей на театральной сцене и альковных подмостках, чьей благосклонности генерал добивался второй месяц, не доставило ожидаемого удовлетворения. Не помогли расслабиться ни уютная тишина домашнего кабинета, ни тихие переборы струн гитары, ни даже любимое бордо. В такие дни, Александр Христофорович был уверен, что у всевидящего и всезнающего Бога отвратительное чувство юмора – послать ему Корфа в наказание за грехи. Император, сменивший гнев на милость, с удовольствием подписал указ о награждении подпоручика Св. Анной 3 степени за гражданские заслуги. Довольный успехами бастрада, Государь потребовал от шефа жандармов извещать о малейших изменениях в судьбе беспокойного мальчишки. Николай Павлович изволил интересоваться не только профессиональной деятельностью барона, но и личной, желая, как предполагал Бенкендорф, сравнивать постельные victories (анг. победы) сына с собственными „des bluettes“ (незначительными любовными связями). Не имея возможности перехватывать все тайные амурные послания, жандармы были вынуждены ночь за ночью дежурить под окнами Корфа. А этот casanova (итал. казанова), как назло, предпринимал меры, чтобы его die Kurtisanen (нем. любовницы) оставались неузнанными. За той же княгиней Тумановой несколько раз пришлось мотаться по всему ночному Тифлису. Лишь удача помогла выйти на хозяина гостевого дома, в котором пряталась от погони Schönheit (нем. красавицу). Тайные ночные бдения еще можно было бы стерпеть. Но почему именно на Александра Христофоровича обрушился поток гнева и неудовольствия Императора, когда юноша всерьез увлекся княжной Чавчавадзе? Государь категорически отказывался видеть рядом с сыном молодую вдову. По мнению Николая Павловича, живущая на пособие по смерти мужа, 22-летняя нищая грузинская княжна не подходит его мальчику, которому будет составлена eine reizende Wahl (нем. достойную партию) из лучших придворных родов. Увы, все попытки перевести барона из Тифлиса успехом не увенчались − starrköpfig (нем. упрямец) нашел-таки способ остаться в городе. Александр Христофорович предполагал, что Императору откровенно польстило столь благожелательное отношение тифлисского генералитета и собственных министров к опальному подпоручику. Подумать только! И хитрый, многоопытный Нессельроде, и настойчивый, дисциплинированный Чернышев согласились принять на службу двадцатилетнего der Grünschnabel (нем. молокосос), находящегося в немилости у Императора. Хотя, offen gesagt (нем. положа руку на сердце), шеф жандармов понимал своего Государя. Корф сумел удивить и его. Раньше Бенкендорф лишь кривился, перечитывая отчеты, свидетельствующие о безбашенной наглости, самоубийственной смелости и сладострастии байстрюка. Конечно, в этом возрасте каждый юнец думает, что бессмертен. Но теперь, пролистывая доклады из Тифлиса, сделанные Владимиром и его писарями, Александр Христофорович уже не раз невольно ловил себя на мысли, что в эти моменты его лифляндская душа, измученная русской безалаберностью, чинопочитанием, ленью, крючкотворством и велеречивостью, отдыхает. На фоне потока бездарно и витиевато составленных доносов, прошений, протоколов и заключений по-немецки четкие, грамотно сформулированные и убедительные доклады барона были глотком свежего воздуха. Многие из задумок Корфа генерал использовал и у себя. А иногда после особо тяжелого дня, заполненного бессмысленной и утомительной бумажной волокитой, Александру Христофоровичу приходила крамольная мысль засадить Корфа на несколько месяцев в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Возможно тогда жандармы по всей стране, наконец, научились бы писать донесения nach Schema (нем. по шаблону). Мечта прекрасная! Но в реальности Бенкендорф ясно понимал, что заставить работать на политический сыск вольнодумца, считающего доносительство предательством, ему вряд ли удастся. По крайней мере, пока не выветрится юношеский den Maximalisten (нем. максимализм) упрямого мальчишки. Государь очень быстро приписал все достижения барона успеху собственной воспитательной методы. Хотя такое же педантично - контролирующее отношение к взрослеющим законным детям, все чаще натыкалось лишь на протест. Да и вспоминая непростые отношения Владимира с Корфом-старшим, Бенкендорф очень сомневался, что vom Vater (нем. от родного отца) своевольный юноша стерпел бы то же обращение, что и от Императора. Но если кому-то достаются вершки, то кому-то корешки. Господа министры с докладами Корфа получали благодарности Императора за хорошо проделанную работу, а Александр Христофорович получал очередную der Rüffel (нем. взбучка) от недовольного отпрыском Императора. Взбешенный генерал, грешным делом, всё чаще приходил к мысли, что стоило бы прекратить собственные страдания. Сообщить, к примеру, одному из ревнивых тифлисских мужей, с кем во время его служебных отлучек предпочитает проводить время его законная супруга! Или намекнуть фанатикам Шамиля, где теперь обретается ″изменник веры″. Всё равно виноватым в очередном jouer un tour (фр. выкинутом фортеле) будет не ослиное упрямство Государя и его отпрыска, а Александр Христофорович. Хотя, если в Черкесии подпоручик погибнет или нарушит присягу, можно будет, наконец, избавиться от головной боли, не беря грех на душу. А графу нужно всего лишь немного подтолкнуть колесо Фортуны. Штабс-ротмистр Ломачевский с особыми полномочиями и распоряжениями прибудет в Севастополь вовремя. Розоперстая Эос начинала окрашивать небосклон над Сапун-горою, синее море, мерно колыхаясь, светилось серебряным блеском, донося далекий, неумолкаемый гул вечной водной стихии, а на кораблях в бухте глухо пробили вторые склянки. Стоявшая летняя жара заставляла Лазаря Марковича париться и потеть в парадном вицмундире. Серебряков недоумевал, что могло так внезапно понадобиться главному командиру Черноморского флота и портов, военному губернатору Николаева и Севастополя вице-адмиралу Лазареву, от советника при начальнике Главного Морского Штаба, чтобы приказать явиться оному срочно, секретно и непременно в пять утра. Капитан 2 ранга, задумался. Неужели вскрылись недоимки при закладывании нового Адмиралтейства, сухих доков или казарм? Все-таки курирование комплексного проекта застройки Севастополя, как военной крепости, не могло пройти совсем мимо мошны Лазаря Марковича (до службы на флоте – Казара Маркосовича Арцатагорцяна), представителя благородной армянской ювелирной фамилии из крымского Карасубаза́ра. Хотя, пока ведутся подготовительные работы по равнению с землей 30- метрового холма на мысу между Южной и Корабельной бухтами, особых растрат пока и не было. А недавний же спор с военным губернатором относительно отсутствия необходимости строительства в городе Морской библиотеки, когда городу нужны новые торговые лавки, чүп тә тормый (татар. яйца выеденного не стоил). Как уже не раз писал в столицу Лазарь Маркович, “высокие цены в означенном порте держались, поелику находилось весьма мало частных лавок для продажи тех припасов, хозяева коих, пользуясь сим обстоятельством, не иначе отдают оные в наем по самой дорогой цене за одну лавку до 1200 руб. и более в год”. А советник был искренне убежден, что заботы о пище духовной всегда дозволительно отложить до того момента, как будет решен вопрос о пище телесной. Да и сам адмирал, хоть и не терпел фрондирующей самостоятельности, признавал правоту Лазаря Марковича. Ибо не гоже, что даже офицеры вынуждены многими месяцами питаться чайками и катранами, и буйволы почитаются на флоте роскошью. Недостает теплой одежды, не удается наладить регулярную выдачу матросам лимонного и имбирного соков. А пока от невыносимых условий службы вымирают целые команды, Морская библиотека может подождать. За невеселыми размышлениями капитан второго ранга грустно потер свой легендарный армянский нос, набрался храбрости и зашел к адмиралу. Лазарь Маркович привычно отдал честь, заметив про себя, что даже недавняя свадьба и молодая жена не переменили привычек старого морского волка, не привыкшего откладывать неотложные дела даже для перерыва на сон. На столе между канделябров с оплывшими свечами вперемешку лежали карты, графики патрулей, какие-то бумаги. Серебряков проследовал было на свое обычное место справа и сбоку от стола вице-адмирала. Но, обернувшись на непривычное приветствие, увидел стоящую спиной у окна высокую фигуру в белой рубашке и брюках. Капитан второго ранга даже слегка позавидовал – в такую жару в подобном наряде было не в пример комфортнее, чем в плотном и натирающем летнем кителе. Но вопиющая небрежность костюма на приеме у вице-адмирала, в самом сердце Черноморского флота, выглядела невероятной фрондой. Глубокий бархатный властный голос незнакомца произнес: ″Is it a man we talked about? And how confident are you, vice-admiral, that he'll be able to guarantee required support and privacy? You understand how my mission is important. Saint-Petersburg will not give us a chance for a second try″ (англ. ″Это тот человек, о котором мы говорили? Насколько вы уверены, вице-адмирал, что он сможет обеспечить необходимую поддержку и конфиденциальность? Вы же понимаете, как важна эта миссия. Санкт-Петербург не даст нам второго шанса″). Капитан 2 ранга, хоть английского толком не изучал, но во времена стояния под Константинополем пообвыкся и через пень-колоду понимал суть сказанного. Теперь понятна бесцеремонность гостя − эти пронырливые и спесивые бритты везде чувствуют и ведут себя хозяевами жизни. От размышлений и наблюдения за гостем Серебрякова отвлек голос вице-адмирала: − Лазарь Маркович, вы знаете, что Император требует прекратить сношения туземцев с османами. Государь взбешен, что всего за год, не смотря на патрули, к побережью прибыло до двухсот английских и турецких судов со всем необходимым, поощряя туземные нападки на линию. Это не только огнестрельное оружие, пушки, но и предводители из числа польских эмигрантов и иных племен авантюристов. Да и мы не можем бесконечно жертвовать нуждами флота, откладывая наиважнейшее ради того, чтобы строить множество малых кораблей, бесполезных в сражениях и нужных только для несения обременительной крейсерской службы. Необходимо любой ценой выполнить приказ Государя и организовать охранную линию, включающую в себя ряд укреплений, крепостей, фортов вдоль всего восточного берега Черного моря до границы с Турцией. А Mr Korf поможет нам определить самые благоприятные места для высадки и размещения укреплений. Зная же о ваших связях в горских племенах, я хотел бы попросить вас, Лазарь Маркович, подготовить барона к ответственной миссии. Услышав свою фамилию, силуэт у окна издевательски небрежно кивнул, не сочтя нужным даже повернуться в сторону капитана 2 ранга. Лазарю Марковичу от волнения стало не хватать воздуха. Он расстегнул китель и, наклонившись к вице-адмиралу, быстро прошептал: − Не сочтите за дерзость, нижайше прошу вас выйти со мной из комнаты на пять минут. У меня есть, что Вам доложить. Михаил Петрович, усмехнувшись, кивнул и громко промолвил: − Mr Korf, we will leave you for several minutes due to the urgent occasion. Please feel free to make yourself comfortable back here in the cabinet (англ. ″Мистер Корф, мы ненадолго покинем вас по срочной надобности. Располагайтесь, кабинет к вашим услугам″). Глубокий голос сочился ядовитой усмешкой, казалось, бритт понимал не только каждое сказанное слово, но и угадывал, что хотел сказать капитан второго ранга: − Sure, vice-admiral. I will take care of myself, but it's all "time is money" nowadays and I hope you will come back shortly (англ. ″Разумеется, вице-адмирал. Я позабочусь о себе, но сегодня “время− деньги”, и я надеюсь на ваше скорое возвращение″). Сопроводив Михаила Петровича в приемную и убедившись, что двери плотно закрыты, Лазарь Маркович обернулся к вице-адмиралу и сбивчиво, но горячо проговорил: − Ваше превосходительство, как можно доверять англичанину? Ни за какие деньги не купить нам лояльность этого авантюриста! Мы лишь потеряем наши глаза и уши в местных племенах. Уже сейчас могу сказать, что этот нахал предаст нас при первой возможности. Заклинаю вас, Михаил Петрович, доверьте это деликатное дело разведки берега мне, под личную ответственность. Только откажитесь от безрассудной затеи натравливать врага на врага. Лазарев внимательно выслушал офицера, неизвестно чему довольно улыбаясь, и произнес озадачившую Серебрякова фразу: − В вашей преданности присяге, Лазарь Маркович, я и не сомневался. Давайте вернемся в кабинет, где я дам вам необходимые разъяснения. А впрочем, − улыбнулся вице-адмирал, − Вы и сами все поймете. Зайдя в помещение, капитан 2 ранга, к своему удивлению, не увидел англичанина. У двери же, отдавая честь, вытянулся по форме сверкающий орденами молодой щеголеватый подпоручик, явно из тифлисских штабных. Растерянный Серебряков еще раз недоуменно огляделся, заметив, что внимательно наблюдающий за ним вице-адмирал не скрывает удовлетворения, а в серых глазах офицера танцуют веселые огоньки. Немую сцену прервал Михаил Петрович: − Вольно, Владимир Иванович. Вы выиграли наше маленькое пари. Куда уж черкесам до нашего опытного и проницательного советника при Морском штабе! Но даже его вам удалось обвести вокруг пальца. Лазарь Маркович, подпоручик Корф к Вашим услугам. Юноша вежливо поклонился. Но подчеркнутая почтительность мальчишки уже не могла обмануть капитана второго ранга. Меньше всего Серебряков любил чувствовать себя в дураках, особенно перед нижестоящими. А тут очередной штабной щеголь, явно по протекции пристроенный в штаб. Паркетный шаркун, заработавший свои ордена за письменным столом, а не на залитой кровью палубе, будет выставлять его на посмешище. Капитан 2 ранга кивнул в ответ и ринулся в бой: − Михаил Петрович, на одной театральщине вряд ли удастся добиться успеха в таком рискованном и опасном деле. Черкесы весьма осторожный и горячий народ. Малейшее нарушение правил и обычаев может привести к бесславной кончине неверного. Да и английский, как вы знаете, никак не поможет при общении с натухайцами, шапсугами или абадзехами. Нужно знать ногайский, пару местных диалектов, разбираться в привычках и обычаях, а также иметь навыки в картографии. Лазарев, заняв свое привычное место во главе длинного стола, откинулся на спинку похожего на трон кресла и устало, но иронично произнес: − Пожалуй, Лазарь Маркович, ваш scepticisme (фр. скепсис) даже превосходит мой. Ну, подпоручик, извольте убедить капитана 2 ранга. Ведь от того, как вы сработаетесь, во многом будет зависеть успех операции и сохранность Вашей, Владимир Иванович, головы. Барон поклонился и начал говорить: − Лазарь Маркович, вы правы. Плохо подготовленная импровизация обречена на провал. Поэтому у нас есть месяц, to elaborate the details (англ. проработать детали). Я направляюсь к горцам, как представитель английского посольства, с миссией нарисовать карту проливов для обеспечения доставки грузов более вместительными судами, чем турецкие плоскодонки. Вот мои верительные грамоты − от Махмуда II и Генри Джона Темпла, виконта Пальмерстона, секретаря (министра) по иностранным делам Великобритании. На стол легли бумаги. Даже острый взгляд потомственного армянского ювелира не сразу отличил подделку. После тщательного осмотра Серебряков поднял голову: − Кто Вам делал эти бумаги? − Мои писари. По долгу службы в Тифлисе я курировал переписку с персидским и османским дворами, а также все перехваченные у контрабандистов документы. Так что было что взять за основу, − довольно улыбнулся барон. Лазарь Маркович вновь посмотрел на стоящего напротив подпоручика и напряг память: − Так вы и есть тот самый Корф, о чьих проверках на Кавказской линии гудели станицы? Это ведь из-за Вас свободных казаков войска Донского Алексей Александрович Вельяминов приказал стегать нагайками по списку? Корф − участник Хунзахского похода Клюгенау? Барон кивком головы подтвердил догадки капитана второго ранга. − Я несколько месяцев жил в аулах Лезгистана, как черкесский князь. Неужели не смогу прожить пару месяцев британским посланником в Черкесии? Я хорошо знаю английский, говорю на татарском и арабском. А еще, когда-то меня называли лучшим стрелком Императорской армии. Серебряков вчитался в суть документов: − А почему во вверительных грамотах Вы записаны как Влодзимеж Марцинкевич? Барон поднял красивую бровь, по-видимому, разъясняя не в первый раз: − Потому что никто не удивится появлению еще одного польского перебежчика и авантюриста. Так будет проще объяснить знание «руськой мовы», а также расхождение манер и обычаев. Лазарь Маркович откинулся на кресле, все еще не признавая поражения: − А вы разбираетесь в гидрографии, умеете пользоваться лотом, знаете обычаи местных племен? Корф виновато пожал плечами: − Увы, обучение я проходил в Пажеском корпусе, морских наук не разумею. Но картографии обучен. Серебряков повнимательнее пригляделся к опустившему глаза юноше, внезапно понимая, что подпоручик гораздо моложе, чем сначала предположил Лазарь Маркович. И если нахальному бритту можно было дать и 30, и 35 лет, то пытающемуся скрыть за бравадой свою неуверенность, подпоручику вряд ли было больше 25. А этот офицер с алеющими ушами казался вообще ровесником его старшего сына, лишь недавно закончившего Морской кадетский корпус. Капитан второго ранга внезапно развеселился: − И давно ли вы закончили свое обучение в кадетском корпусе, подпоручик? Мальчишка смешно насупился, пытаясь сохранить остатки былой важности и уверенности, хотя голос звучал по-прежнему спокойно и убедительно: − Почти два года назад. По личному распоряжению Императора с маневров отправлен в действующие войска с тройным обхождением в чине. За усмирение Лезгистана, взятие аулов Гимры, Гергебиль и Гоцатль награжден Святым Георгием и Анной 4 степени, за инспекции на Кавказской линии Святым Станиславом 3 степени. За организацию сношений с персидским и османским двором пожалован орденом Святой Анны 3 степени. А вот верительная грамота от начальника Тифлисской таможни, князя Орбелиани. Он говорил, что если в Севастополе у меня возникнут трудности, то мне нужно обратиться лично к Вам, Ваше высокоблагородие. Лазарь Маркович удивленно потер нос, бегло просматривая письмо своего давнего знакомого. Очередной раз за весьма короткое время капитан 2 ранга был вынужден переменить свое мнение о собеседнике. Сложно назвать неопытным юнцом или штабной крысой подпоручика, делом доказавшего свою полезность Империи. Да и за никчемного человека никогда не стал бы просить князь Орбелиани, прекрасно знающий, как дорого на Кавказе начальнику таможни может обойтись любая услуга. − Предложенный мною план получил одобрение главноуправляющего. Да и Михаил Петрович не нашел существенных изъянов. А от Вас, Лазарь Маркович, мне нужна будет помощь с организацией моей высадки и убытия. Серебряков достал платок и долго и обстоятельно вытирал нос и лоб, раздумывая: − Я знаю владельца турецкой кочермы, которая за небольшую плату сможет взять вас на борт, не задавая вопросов, а сопровождающего из ногайцев мы подберем. А в Туапсе вас найдет человек и поможет скрыться. Вице-адмирал довольно улыбнулся: − У вас ещё будет время обсудить все детали этого dangerous venture (англ. опасного предприятия), а пока я хотел просить Вас, Лазарь Маркович, на время приютить подпоручика у себя. Надеюсь, Ваша жена не откажется принять, допустим, друга ее сына? Не хотелось бы привлекать излишнее внимание общества к нашему тифлисскому гостю. Скрепя сердце, Лазарь Маркович согласился взять на постой столичного аристократа. Несмотря на первоначальные опасения, барон в быту оказался неприхотлив, и быстро пришелся по нраву Анастасии Саркисовне, растаявшей от обходительности и светских манер Владимира. Корф держался с хозяйкой подчеркнуто почтительно и услужливо, не забывая при этом под совершеннейшим секретом рассказывать наипикантнейшие истории и сплетни из столичного или тифлисского прошлого, до которых Серебрякова была великая охотница. Барон был неглуп и язвителен. Вечерами за бокалом вина Лазарь Маркович часто обменивался с подпоручиком мнениями о последней турецкой кампании, сравнивал нравы и обычаи горцев Шамиля и местных черкесов, иногда же просто молчал, любуясь после тяжелого дня на корабли в бухте. С младшими сыновьями, учениками Николаевской навигацкой школы восемнадцатилетним Егором и шестнадцатилетним Николаем, отдыхающими летом в родительском доме, у Владимира установились приятельские отношения. Все свободное время мальчишки проводили на море, обучая гостя управлению парусом, хитрой науке обращения с лотом или просто купаясь и рыбача. Барон, с разрешения и в присутствии заботливого отца, учил гардемаринов стрелять или драться на саблях. Наблюдая, как пуля каждый раз попадает в центр мишени или как легко и изящно уходит от нападения обоих соперников барон, очень аккуратно защищаясь, дабы не навредить неопытным, но таким азартным соперникам, Лазарь Маркович немного успокаивался за успех планировавшегося мероприятия. Наконец все было готово и, прощаясь ночью на пристани, Лазарь Маркович неожиданно для себя притянул и крепко обнял растерявшегося юношу. Хорошо, хоть жена так и не узнает, какая оказия привела к ним в дом Владимира Корфа. Не хватало еще и ей переживать за этого безрассудного, упрямого и такого живого подпоручика, к которому, как оказалось, они успели сильно привязаться. Неделя тянулась за неделей, а Анастасия Саркисовна изволила обижаться, отказывая мужу в законной супружеской близости. Оказывается, госпожа Серебрякова специально срочным письмом вызвала погостить из Карасурбазара двух племянниц и одну незамужнюю сестру, рассчитывая познакомить их с красавцем бароном. А супруг даже не соизволил проинформировать свою венчанную половину о скором отъезде Владимира. Да что там, лишив хозяйку дома даже священного права устроить прощальный праздник! Сыновья скучали, ежедневно интересуясь, не получал ли отец писем от уехавшего по срочной служебной надобности барона, но все, что мог сообщить Лазарь Маркович, − Корф жив. И это уже было большой удачей! А все потому, что по прибытии на место высадки на черкесский базар сумасбродный барон своей выходкой поставил под сомнение успех тщательно продуманной операции, на подготовку которой они с Лазарем Марковичем потратили многие дни и часы. Увидев в рядах пленниц, помимо черкешенок, заплаканных русских дам, “посланник”, прикрываясь незнанием языка и обычаев, нарочно оскорбил хозяина, устроил поножовщину и присвоил себе его добычу. Конечно, доверить капитану турецкой кочермы отвезти русских женщин и черкешенок в Анапу было бы верхом неосмотрительности. Хитрый осман несомненно предпочел бы вернуться с “живым” товаром в Оттоманскую Порту, по пути, возможно, избавившись от не слишком молодых и привлекательных русских пленниц. Поэтому переводчику, обязанному помогать и охранять “посланника” − натухайскому богатырю Абадзе Караулану, пришлось сопровождать шлюп с женщинами до Анапы. Барон же остался на берегу с одной из черкешенок. Спасенная рабыня закола кинжалом одного из охранников и поклялась именем пророка помочь “посланнику”, если тот сопроводит ее к отцу в земли пёх (убых. убыхи). Слухи о том, что по Черноморскому побережью с секретной миссией путешествует то ли английский посланник, то ли польский авантюрист на службе у султана в сопровождении прекрасной черкесской наложницы скоро долетели до Севастополя. Вице-адмирал, довольно потирая руки, приказал объявить награду за поимку всенепременно живого шпиона в размере 500 целковых. Увы, капитан второго ранга не разделял довольство Лазарева, волнуясь, что те же новости могут столь же быстро дойти и до Оттоманской Порты и английского посольства в Стамбуле. Но у Лазаря Марковича были и другие заботы. Появление в Севастополе неприметного жандармского штабс-ротмистра Ломачевского опытный Серебряков счел для себя дурным знаком, на фоне активизировавшейся стройки. Опасения подтвердились, когда в один из солнечных октябрьских дней, проводя инспекцию строящихся доков, советник был буквально похищен жандармами и препровожден в тюремную избу. Лазаря Марковича бесцеремонно втолкнули в одно из отделений. Тяжкий стук ключа и звук закрываемого замка прозвучали приговором. Возможно уже бывший, капитан второго ранга осмотрелся. Унылая казенная обстановка. В почти пустом помещении стоял стол, лавки по бокам, а из закрытого толстой решеткой окна в комнату пробивался солнечный свет. Колодник, низко опустив темную голову, сидел в углу на куче соломы, по-видимому, заменившей несчастному постель. Хриплый, но все еще хорошо узнаваемый голос прозвучал неожиданно: − Простите, Лазарь Маркович. Совсем не так я хотел отблагодарить Вас за помощь и гостеприимство. Капитан второго ранга неверяще пригляделся к закованному в колодки арестанту, узнавая пронзительно серые глаза и ироничную кривую усмешку Владимира Ивановича Корфа.