Коварная месть

На следующий день Лилька и Ден сговорились в промежутке между парами, когда у обоих было окно, обсудить планы соблазнения, а также потренироваться. Ден захватил с собой стратегический блокнот. — Я, как девушка, хорошо представляю, что может нравиться парням. Это фигура, лицо, походка, уверенность в себе. Должен быть посыл сексуальной тигрицы. Денис засмеялся. Сексуальный тигр. — Что ты несешь? Ты не забывай, что я мужчина. Ни лица, ни женской фигуры и совсем не симпатичен, — добавил он с грустью. — Это не правда! — горячо возразила Лилька. — Ты очень даже симпатичный, а если тебя соответственно одеть и подстричь, то будет огнище. Ты копи деньги, знаешь, сколько красота стоит? — Даже у Графа? — Какой ты наивный! Конечно. У него модная брендовая одежда. И ты бы видел средства по уходу, ужасно дорого, — задумчиво бормотала девушка, — знаешь, для моих родителей среднего класса это просто было бы расточительством. Еще есть барбершоп, который он регулярно посещает. — Я думал он и так красивый. — Да красивый, но в этой обертке он великолепный. Действительно, Ден припомнил черные блестящие волосы, которые падали на лоб, выразительные глаза, яркие губы, как у девчонки, бледная фарфоровая кожа (да сколько можно про эти волосы и фарфор размышлять!), плотные толстовки из дорогой ткани, обтягивающие тесные джинсы, которые, наверное, стоили, как его ноутбук. И сам он был каким-то тонкокостным, но при этом жилистым, крепким, подвижным. Да уж, вот кто был сексуальным тигром или львом. Граф напоминал ленивого хищника, но всегда готового к внезапному прыжку. — Ладно, — Лилька прервала мысли Дениса, — давай будем использовать твою потрясающую задницу как средство воздействия на неокрепший гомосексуальный мозг. Этот час пролетел очень весело, Лилька показывала, как ходить красиво, а Ден копировал и по итогу показывал, как ходить некрасиво. Они оба ухохатывались, когда парень вертел попой и пытался томно смотреть на девушку. Внезапно раздался дикий смех, Денис испуганно оглянулся и увидел своих однокурсников, во главе с Графом. Смеялись все, смеялись над ним. Ден поднял сумку с пола, сел на скамейку рядом с Лилькой. Он внутренне съежился и немного физически, втянув голову в плечи. Посыпались издевательства. — Я всегда думал, что ты непросто чмошник, но и гомосятина. — Ха, ха, чмошник-пидарюга. — Да нет, у него просто трусы в жопе застряли и при этом случился припадок, видели, как глаза таращил. И снова гадкие смешки. Ден узнал голос последнего говорившего. Это был Женька Михайлов, такой же выпендрежный урод, как и Петров. — У самого у тебя трусы в жопе застряли! — крикнул Ден, надежда на то, что выпад окажется агрессивным и сильным не оправдалась, прозвучало жалобно и жалко. — Не можешь научиться отвечать, молчи и терпи. — Это уже говорил Граф своим протяжным голосом. — Ты как потерявшийся котенок. Я есть хочу, пойдемте. Лилька сжала руку Дениса. — Почему ты позволяешь с собой так обращаться, — она смотрела на него грустными глазами, — я же знаю, что ты очень сильный и справедливый. Почему не защищаешь себя? Денис был очень расстроен и хотел плакать. — Я не хочу конфликтов. А еще он постоянно чувствовал себя гадким утенком, по сравнению с этими парнями. Он был нищим, сиротой, у которого постоянно не было денег, который много работал и не имел родительской опоры, но из-за всех сил хотел получить образование, чтобы иметь шанс на достойную жизнь. У этих же людей все было, даже учились они платно и ни о чем не заботились. Иногда Дениса съедало острое чувство социальной несправедливости, с которым он тяжело мирился. К тому же он ни с кем не тусовался, не заводил крепких связей, в его жизни был один друг — Лилька, и никакой любви, развлечений, веселых компаний. Естественно, что Денис чувствовал себя изгоем. — Ты должен бороться с несправедливостью. Несправедливость — это поганое их отношение к тебе. Ты никому не разрешаешь обижать слабых, но позволяешь так обращаться с собой. — Эй, я не слабый. — Нет, конечно. Но они этого не знают, они думают, что раз ты молчишь, то ты такой. Лилька стала напоминать Денису случаи из жизни, когда он возмущался любым нечестным, грубым отношением к слабым. Такие истории были и Ден их стеснялся, потому что он вел себя невоспитанно, а Лилька говорила, что мужественно. В «Лавке добра» студенты выбрасывали приносимые вещи для малообеспеченных слоев населения, был грандиозный скандал, потому что Денис это увидел и писал всем, кому можно, даже президенту. Ректор по воспитательной части был вынужден пригласить его к себе и убедительно просил остановиться, клялся, что все виновные наказаны. А однажды в автобусе он подрался со стокилограммовым мужиком, потому что тот не хотел уступать старенькой сухонькой бабушке, оскорбляя ее, хотя на Лилькин взгляд это было глупо, так как данные персоны могли разобраться самостоятельно. И таких Денискиных историй была куча. Но за себя он упрямо не боролся. Все оставшиеся полчаса до пары девушка внушала парню свое видение жизни. Что оказалось не пустым делом, так как через два дня случилось такое, о чем Денис до сих пор не может говорить (и Лилька об этом никогда не узнает). Денис сидел в своем любимом углу в библиотеке. Усердно занимался. Не готовиться же в общаге с придурком Славиком, который постоянно его донимал. Он уже почти все доделал, осталось написать заключение, как вдруг услышал знакомый ленивый голос. Денис тихонечко, чтобы не было видно головы, подобрался к подоконнику и приоткрыл оконную раму немного шире. Вот. Подслушивать стало гораздо удобнее. — Но я же люблю тебя, — захныкал второй женский голос. — И? — Давай попробуем быть вместе? Вот увидишь, тебе понравится, - женский голос продолжал уговаривать. — Мне это не нужно. Ден разозлился, можно было и повежливее девочку отвергнуть, Граф такой подлец. — Я сделаю тебя счастливым. — Сомневаюсь. — У нас был прекрасный секс! — В этом я тоже сомневаюсь, — судя по раздражению, Граф терял терпение. — Ну, пожалуйста, — голос стал плаксивым и жалобным, у Дена разбивалось сердце. — Это был просто трах, совершенно нелепый, отвали от меня и перестань преследовать, а то я вывалю тебя в дерьме публично. Раздался звук удаляющихся шагов и жалобные всхлипы. От злости у Дениса помутилось в голове. Почему нельзя нормально с девушками обращаться, быть деликатным. Раздает обещания, заманивает в постель, а потом так отвратительно поступает с их чувствами. Такой человек должен быть наказан. Земля круглая штука, подкатится. Чертыхаясь, Денис собрал свои вещи, даже не закончив задание, что для него неслыханное дело, и пошел в общагу за велосипедом, надеясь выкрутить на доставках свое негодование.

***

Ден крутил педали с большим усердием. Пот неприятно стекал вниз между лопатками. Ему пришлось остановиться и снять огромную сумку со спины вместе с толстовкой. Хоть и стояла середина октября, погода была теплой, почти летней. Он с облегчением вытер мокрый лоб все той же толстовкой, опять взгромоздил рюкзак и покатил. Что за мерзкий народ кругом? Почему люди так злобно относятся к курьерам? Понятно, что в нашей культуре не принято раздавать чаевые, но захлопнуть дверь перед носом? Ни поздороваться, ни попрощаться, а только вырвать еду из рук. А в лифте что сегодня было? Почему он должен все это слушать и молчать? И что они тут таскаются, бандиты, и что воняют ходят, и что он должен нормальную работу поискать… Почему люди подобное озвучивают? Денис от расстройства поднажал на педали. Какой-то дурацкий день, по которому красной ниткой проходит неуважение к его персоне, с его стороны - постоянное молчание и избегание конфликтов. Он жалок. Просто жалок. Естественно, что у него так мало друзей и нет возлюбленной. Иногда ему кажется, что если бы хоть кто-то обратил на него внимание, то он сразу же влюбился бы в этого человека из-за чувства благодарности. Но разве это любовь? Разве это правильно? Он остановился у площадки, где одинокая фигура опять бросала мяч в кольцо. Не то, чтобы он тут проезжал часто, в надежде кое-кого увидеть (на самом деле каждый день), просто тут путь короче и улицы спокойнее. Все события за этим развивались очень быстро. Денис буквально бросил свой велосипед, стянул сумку, подошел к Графу и выдернул у него мяч из рук. Началась игра. Агрессивная, жесткая. Они пихались плечами, толкали друг друга, наступали на ноги, делали друг другу больно намеренно. Граф ухмылялся, это была такая кривая, пренебрежительная улыбка, что у Дениса просто закипела кровь. — Что такое, Принцесса? У тебя дурное настроение? — Почему Принцесса? — Ден выхватил мяч и отпихнул бедром соперника. — Ты так красиво вышагивал, — напирал с язвительным весельем Граф, — так сжимал губки. Денис остановился и уставился на него. — Ты сейчас пытаешься заставить меня чувствовать себя неловко только потому, что назвал девчонкой? Что с твоей самооценкой, парень? Хочешь уязвить меня через свои комплексы? О! Это Графа определенно разозлило. Он толкнул обеими руками Дениса в плечи. — У меня по крайней мере есть чувство собственного достоинства. Я не хожу со всем известной давалкой, как с матерью. Это он сейчас так о Лильке высказался? Урод, какой урод. Денис быстро - быстро задышал, пытаясь успокоиться, кровавая пелена застила глаза. — Легко иметь это достоинство, когда папочка оплачивает все хотелки и ты как у Христа за пазухой, — прошипел Денис. У Графа как будто сорвало крышу, он кинулся с внезапной силой на Дена, повалил его на асфальт, сжав толстовку за воротник. Последний больно стукнулся головой и вместо того, чтобы растеряться от быстрой смены плоскостей у него включился режим берсерка. Ден хуком слева свалил с себя Графа, упер его лицом в асфальт и прыгнул на него сверху. Граф трепыхался и пытался высвободиться, но Денис крепко сидел на его спине лицом к ногам, зажав своими коленками руки парня, не давая возможности двигаться. Что случилось потом, для него мало возможности объяснить свою мотивацию, наверное, сила привычки. В детском доме, когда он стал достаточно взрослым, на него легла ответственность в помощи воспитания младшего поколения. Валентина Ивановна (его любимый воспитатель) говорила, что у него жесткий моральный компас, поэтому доверяла сие достопочтенное дело. Иногда приходилось наказывать и физически. И вот он стянул спортивны штаны с задницы Графа вместе с трусами. — Пятнадцать. — Ты там что делаешь? — бесновался под ним парень, дергаясь, как необъезженная лошадь (а Ден действительно знает, что такое необъезженный жеребец, благодаря своему колхозу, поэтому так просто его с себя не скинешь), — что значит пятнадцать?! Денис уставился на гладкую безволосую задницу, провел, как в трансе, по ней рукой, замахнулся и с достаточной силой шлепнул по ней ладонью. — ААААА! — Раз, — произнес Денис, он на собственном печальном опыте знал, что силу нужно увеличивать постепенно. — Два, — шлепок. — Я тебя убью, убью! — Ты наказан, лучше успокойся и прими это достойно. Три. После шестого раза Граф замолчал, только раздавалось сдавленное рычание. Денис, словно зачарованный, смотрел, как расцветали бордовые цветы на белой коже. Так странно красиво. Его ладонь горела, после седьмого шлепка нужна передышка — середина. Он опять провел рукой по ягодицам, нежно разминая их. Из Графа вырвался хриплый стон, который заставил руку замереть. — Ты хороший мальчик, хорошо справляешься, — снизу раздался короткий всхлип, — еще немного потерпи. Как в тумане Денис поднял руку и опять ударил. Правая ягодица — восемь, левая — девять, правая — десять, левая — одиннадцать. Он шлепал со средним усилием, наверняка, это было просто обжигающе, а не ужасно больно, но Граф продолжал издавать полувсхлипы-полустоны, которые почему-то пробирали Дениса прямо до кости и зажигали что-то неведомое, непознанное, дикое и голодное в глубине его нутра. Перед четырнадцатым разом Граф обмяк корпусом, сжав ноги, прогнувшись в пояснице и приподняв ягодицы, словно ожидая удара. Еще два звенящих шлепка и Денис опять нежно гладил и разминал красную попу парня, стремясь облегчить боль. Его кожа была бордовой, горячей и невероятно гладкой, совершенной. Сам собой вырвался шепот: — Молодец, у тебя так хорошо получилось, ты справился. Граф громко вздохнул и Денис вернулся к реальности, осознавая, что перешел все мыслимые и немыслимые границы, начиная с того, что отшлепал взрослого совершеннолетнего человека, заканчивая тем, что с забвением ласкал его ягодицы. Ден поспешно стал натягивать штаны парню на задницу. Он скатился со спины, но даже не стал подниматься на ноги, так и сидел, и смотрел, смотрел глазами лани в свете фар движущейся навстречу машине. Его сердце так сильно стучало о грудную клетку, что казалось удивительным, почем у него до сих пор целые ребра. Граф медленно поднялся, как будто был совсем без сил, сначала в коленно-локтевую позу, руки его заметно дрожали, затем уперся ладонями в колени, и, наконец, он выпрямился. Волосы в полном беспорядке, глаза безумные, губы красные, обкусанные, толстовка в пыли, перекошена. Взгляд Дениса опустился вниз… У Графа была эрекция. У него встал. Член натягивал штаны палаткой. Фактически параллельно полу. Заметив огромные глаза Дениса, Граф сам опустил голову и отшатнулся. — Ты! Он выглядел таким растерянным, смущенным, даже беззащитным без своей маски совершенного безразличия. На щеках расцветали яркие розовые пятна. Денис обнаружил, что жадно впитывает эти новые черты и на краю сознания, едва уловимо, он осознавал, что испытывает радостную гордость от того, что и жопа, и лицо Графа были красными, горячими из-за него, такого простого, обыкновенного, деревенского Дениса Самцова. — Если кто-нибудь узнает, — Граф шагнул вперед, поднял руку и сжал ее в кулак, срывающимся голосом он продолжил, — если кто-нибудь… Я убью тебя, я действительно убью. Он развернулся и ушел с площадки, растворившись в темноте. Денис опустил голову и понял, что ни один Граф был возбужден.