За Солнцем Луна стоит

Когда я открыла глаза в этом мире, то сама удивилась от своего же крика. Писклявый и громкий при этом детский голос истошно орал. Точнее, орала я. Степень шока было не описать словами. Мало того, что меня перекладывали из рук в руки, так ещё и люди говорили на странном и непонятном языке. Мысли путались в голове, и я никак не могла понять, что происходит. Еще несколько секунд назад я чувствовала невероятно адскую боль во всем теле, а сейчас кричу от голода и холода в непонятном месте. Было страшно и горько осознавать происходящее. Мне часто становилось тоскливо и одиноко. Каждый раз я вспоминала лица своих друзей и родных. Как там мама? Её здоровье, итак, слабое, а моя смерть только больше пошатнёт её состояние. Диана? Что она чувствовала в тот момент, когда я внезапно пропала и перестала отвечать на её вопросы и крики? Переживала ли она и горюет ли? Это я уже никогда не узнаю. Я снова тихо заплакала. Эмоции конфликтовали со слабым детским телом. Я не контролировала нужды и своё настроение. Когда размышляла, то просто отрубалась. Походы в туалет, голод. Раздражало то, что я не могла это контролировать. Я испытывала стыд и неловкость за свои действия, хоть и понимала, что в этом нет моей вины, потому что я маленький и беспомощный ребёнок. Очень часто меня трогала тёплая женщина и мужчина. Я долгое время не могла увидеть лицо своих родителей, но слышала их голоса. Голос «мамы» был тихий и слабый. Она редко разговаривала со мной в полный голос, чаще всего предпочитая тихий шёпот, будто чувствуя, что иногда мне нужен отдых и покой от всего шума вокруг. «Отец» же наоборот говорил много и бодро, отчего порой я морщилась от его быстрой речи. Я не понимала их язык. Он казался для меня странным, немного грубоватым и шипящим, но иногда смысл можно было уловить. Эти люди часто называли меня «Айлой». Когда мне исполнилось пару месяцев, я смогла спокойно открывать глаза и не отключаться каждые пять минут, мне удалось рассмотреть окружение. Первая мысль была: «Это что средневековье?» Тяжёлые двери, деревянные сундуки, странная одежда и непонятные предметы быта. Меня пугала сама мысль, что я могу оказаться в какой-нибудь Европе, где люди не мылись по несколько дней и ходили в туалет на улице. Спустя пару дней, я тяжко вздохнула, поняв, что я переродилось в османскую империю. Конечно, шансы на выживание чуть возросли, ведь я не умру от какой-нибудь болезни, но традиции и обычаи народов востока я не знала от слова совсем. Лёжа в кровати, я смотрела в потолок и думала, как быть дальше. Учиться всему заново будет не трудно (кроме языка естественно), но это совершенно другая страна и мир. Появлялись мысли, что я оказалась в каком-то сериале, как, например, «Великолепный век» или в фентези книжке с попаданцами. Если это окажется сериал, то сюжет я особо не помнила и знала только основные события и персонажей. Но мне казался маловероятным такой «подарок» с небес, что я очутилась в великолепный период времени, как правление Султана Сулеймана. Дни тянулись за днями. Прошло примерно два года с первого появления в этом мире. Учить турецкий получалось, но иногда я путалась в словах и говорила всякую чушь. Отец, с которым я часто сидела, только смеялся из-за глупых вопросов и детского любопытства. Мне повезло с семьей. Айнур был невероятно внимательным и серьезным человеком, хоть иногда и предпочитал строить из себя шута. Он много сидел в кабинете, что-то вычерчивал и считал. Как отец потом рассказал, он работает дворцовым астрологом и изучает такую сложную науку как астрономию. Почесав затылок и вспомнив свои знания в астрономии, я с неподдельным интересом начала расспрашивать про его деятельность. Айнур исследует звёзды, часто составляет карты звездного неба и предсказывает события на основе движения астрологических величин. Астрологи дают предложения для организации различных церемоний, а вклад астролога определяет его ранг. Выдающиеся астрологи, как мой отец, обладают большой властью. Часто падишахи прислушивались к советам таких людей и придерживаются их мыслям и предостережениям. Конечно, я не особо верила, что по звёздам и планетам можно поведать о судьбе человека, но с умным видом слушала своего отца. Мало ли, когда-нибудь пригодится. Моя теория о Сулеймане подтвердилась. Айнур работал пока на его отца, Селима. Мое удивлённое в тот момент лицо, когда я услышала эту новость, видимо, было настолько смешным, что отец громко рассмеялся. Сейчас был 1519 год. Что касается мамы, она, как я и предполагала, оказалась невероятно красивой. Длинные и густые чёрные волосы падали вниз тяжёлыми кудрями. Когда я была младенцем, мне постоянно хотелось дёрнуть прядку, чтобы проверить, насколько она мягкая на ощупь. Она часто улыбалась взглядом, который был наполнен любовью и заботой. Было видно, что я очень дорога ей. Женщина обращалась ко мне по типу «Моя лунная красавица». Айнур на такие слова только улыбался и тихо целовал в макушку сначала меня, а потом и смущающуюся мать. Родители обратили внимание на мое стремительное развитие. Они удивлялись таким быстрым достижениям. Ведь я рано начала ходить и говорить. Тяга к знаниям и учебе тоже поражали их. В один вечер я осталась дома вместе с отцом. Мама ушла куда-то на рынок, а мы с Айнуром сидели за рабочим столом. Я уместилась на его коленях и следила за движениями рук отца. Он составлял прогноз движения планет на месяц. — Отец, а Шехзаде Мустафе сейчас сколько лет? Мужчина прекратил рисовать и с удивлением в голосе спросил: — Я никогда не рассказывал тебе про Шехзаде Мустафу, и тем более про Шехзаде Сулеймана, откуда ты про них знаешь? Я чуть не дёрнулась, услышав такой вопрос. В голове пробежала мысль, что отец очень проницателен и может заподозрить что-то неладное. Айнур редко говорит про свою работу и коллег, поэтому откуда я могла узнать про такое? В голове заметались мысли. — Мама как-то упоминала. Она говорила, что скоро Султан оставит свой пост и взойдёт Шехзаде Сулейман, — единственное, что осталось, так это привлечь в диалог Суфию. Айнур ничего не сказал, лишь хмыкнув, ответил на вопрос: — Ему где-то 4 года. Он появился на свет в 15 году. Помню, какое тогда было чистое небо над головой. Мой коллега говорил, что правитель будущий родился, на что я лишь рассмеялся. Время летит быстро, вот только недавно был праздник в честь его рождения, — Айнур продолжил чертить на бумаге. — Отец, а я тоже хочу попробовать, — я решила уйти от темы правителей, иначе длинный мой язык все разболтает. В прошлой жизни не сказать, что получалось рисовать шедевры, но что-то умела, — дай мне, пожалуйста, бумагу. Он странно взглянул, но молча достал пергамент. Устроившись поудобнее, принялся наблюдать за неумелыми движениями. Моторика у двухлетнего ребёнка была не сильно развита, но удалось сделать набросок цветка, пусть на цветок это походило разве что кружком в центре. Айнур провёл пальцем по рисунку и посмотрел на меня: — Да ты прям талантливый гений, каждый раз удивляешь больше и больше, — мужчина потрепал по макушке. Он свернул рисунок и убрал к себе в карман, а я же, спрыгнув с его колен, побежала вниз на первый этаж дома, Суфия должна была к этому времени уже вернуться с рынка. Пробежав мимо родительской комнаты, остановилась и заглянула за дверь. Сбоку от кровати стояло большое зеркало. В нем отражалась маленькая девочка с коротенькими чёрными волосами, которые еле-еле завивались. Глаза были светло-голубые вперемешку с серым оттенком. Скорчив рожу, и услышав звук открывающейся двери, повернулась. Мама стояла на пороге. Её лицо было такое белое, что походило на снег вначале зимы. Ее ноги подкашивались и почти не держали, рухнув на колени, женщина закрыла лицо руками и тихонько завыла от боли. — Мама, — я подбежала и легонько дернула её за плечо, — что случилось? — На вопрос Суфия лишь подняла голову и слёзы покатились из её глаз. — Прости меня, моя маленькая, — Суфия крепко прижала к своей груди. Руки её дрожали, а сама она была какой-то холодной и сломленной, не было больше в ней того тепла, что было раньше, — я сделала все, что могла, все ради тебя! Суфия продолжала плакать, а я в панике успокаивала её. Айнур нашёл нас на полу в таком виде. Позвав служанку, он приказал увести меня, и последнее, что я видела из закрывающейся двери, как отец укладывает на кровать бессознательную мать. В тот же вечер мама слегла с высокой температурой. Она бредила и металась все время. Иногда я слышала из комнаты доносящиеся крики и плач, а после успокаивающийся шёпот отца и его усталые вздохи. За несколько дней беспрерывных истерик, отец исхудал. Он плохо спал и чёрные круги под глазами с каждым днём становились всё больше. Я пыталась поговорить с матерью, ведь только в моем присутствии она успокаивалась и не буянила так сильно. Она прижимала меня к себе и все время шептала всякий бред, который порой разобрать было ужасно сложно. Это были то обрывки каких-то предложений, то в целом странные фразы. — Я все взяла на себя, ты будешь в безопасности, — мы лежали на кровати, когда мама тихо шептала эти слова и плакала, — удача будет с тобой, а дар будет расти. Контролируй его и не бойся, — я не знала, о каком «даре» Суфия говорила, но на вопросы она лишь вымученно и загадочно улыбалась. Отпихиваясь от тревожности, я только накрывала её дрожащие руки рукой и целовала холодные пальцы. Мы обращались к лекарям, но они только разводили руками на наши вопросы. За два минувших года, мать почти перестала разговаривать и замечать нас. Она сидела у себя в комнате и смотрела в окно, то и дело напевая песенку себе под нос. Женщина потихоньку сходила с ума. И как-то в зимнюю и холодную ночь Суфия не проснулась больше. Дом погрузился во мрак. Айнур ходил бледный как призрак. Мне из-за вечного стресса и головных болей стали сниться кошмары. В них я часто бежала в лесу или в каком-то здании без окон и дверей. Я была в своём прошлом теле, звала своих друзей и родителей. После долгих метаний и криков, когда я не могла даже застонать, вдалеке леса или в тумане в комнате я замечала белый храм, стоящий одиноко где-то среди деревьев. Я не заходила в него, просто рассматривала, подмечала детали: никого снаружи не было. Пустота и тишина. После я добегала до какого-то моря, на берегу которого стояла лодка. Меня манило к ней, но я не садилась в неё, боялась, что унесёт течение. После таких снов, я чувствовала себя опустошённой и разбитой, словно из меня кто-то вытянул все силы и желание жить. Айнур был тише воды ниже травы, но все же замечал мое беспокойное состояние. Как-то раз, сидя в кабинете у отца, я смотрела на его сгорбленную фигуру. — Ты стала тихой, — мужчина после длительного гипнотизирования свечи наконец заговорил, — ночью кричишь и зовёшь маму. Понимаю, тебе тяжело, но я не хочу, чтобы ты страдала так же как и она. — Все будет в порядке, отец, — я подошла к нему. Айнур, усадив на колени, прижался подбородком к макушке, — я так скучаю по ней и по её тихому голосу… — Понимаю, моя хорошая, мне тоже очень тяжело, но надо держаться вместе, каких усилий бы это не стоило, — ночью в тишине, в объятьях отца, я чувствовала безопасность вперемешку с тоской и грустью. Слова были не нужны. Пару минут мы молчали и каждый думал о своём. — Я узнал кое-что, связанное с твоей мамой, — Айнур отстранился, взяв за подбородок, как бы заставляя посмотреть на него, — после твоего рождения, Суфия часто пропадала у гадалок. Не смотри так. У меня везде есть уши и глаза. Возможно, те сказали ей что-то, касаемо тебя. Я часто слышал от твоей матери про какой-то дар и счастье. Честно, понятия не имею, что произошло, — я выгнула бровь, но на детском лица это, наверное, смотрелось забавно, что мужчина слегка улыбнулся, — поэтому решил проверить правда ли это, но не нашёл никаких следов. Хочу обратиться к одному старому знакомому, Якубу-Эфенди. Это имя я уже слышала, но не помнила никого с ним. — Мы должны найти его и спросить, что так подкосило твою мать, а заодно узнаем, про кошмары, идёт? — Хорошо, — я была в рассеянности, поэтому фраза слетела спонтанно. Напрягало имя, названое отцом. Оно было смутно знакомым, и при этом в глубине души я чувствовала, что этот человек сыграет важную роль в моей жизни. — Ты знаешь, как его найти? — Да, завтра пойдём на рынок, торговцы разносят интересные сплетни. Попробую поспрашивать и разузнать чего-нибудь. На этом наш диалог в тот вечер был закончен, а на следующий день мы отправились на базар, который находился рядом с рынком невольного труда. Как сказал отец, это лучшее место, где все и всё знают. Айнур опрашивал торговцев, пока я держала его за руку и смотрела по сторонам. Рядом с рынком группа рабов, одетых в лохмотья, спешили перенести большие деревянные ящики. Мужчина, наблюдающий за ними, держал в руках кнут и ругал мальчика из группы. Иногда в порыве злости и гнева он хлестал худощавого ребёнка с такой силой, что можно было представить, как ломаются внутри него кости. Мальчик же смотрел на него с нескрываемой злобой. — Быстрее пошевеливайтесь! — Мужчина громко кричал, отчего даже я на расстоянии нескольких метров слышала его голос. — Вот этого мальца связать так, чтобы ноги и руки онемели, — сквозь зубы процедил мужчина, — думал, раз такой борзый, ты не будешь работать? Да размечтался! Я с жалостью взглянула на мальчика. Он был худой, с темными волосами и пронзительными карими глазами, которые смотрели на всех агрессивно и с жаждой убийства. Ребёнок был в грязи, на руках и ногах заметны красные следы от плети. Но это не отменяло тот факт, что он был красив. Стало жалко человека. Раб, привезённый в чужую страну, униженный и озлобленный на всех. Без родителей и близких. —Папа, — я дернула Айнура за рукав. Думаю, он тоже слышал эти крики, — давай возьмём того мальчика к себе, мне так жалко его, — отец нахмурился. — Нам вполне хватает людей, девочка моя, нет нужды в других, — мужчина покрепче взял меня за руку. — Разве не жалко его? — Нахмурившись, посмотрела на папу. — Он ведь не виноват в том, что не может работать. Ему не по силам таскать такие тяжести. Нельзя же так. Айнур со странным взглядом посмотрел на меня и повернулся. Его глаза были направлены в сторону, где ходили туда-сюда люди. Отец мельком посмотрел на ждущую меня и со вздохом направился туда. Заметив, как мы приближаемся, мужчина успокоился, и расплывшись в скользкой улыбке, подбежал к нам. — Вы желаете приобрести рабов, господин? Может тех мужиков? Сильные духом, работают как надо, или, может вот этих девушек? — Он указал на стоящих в ряд девиц, — прямиком из дворца султана… — Нет, — перебив мужика, отец указал на мальчика, которого недавно избивали, — думаю вот этот подойдёт. — Вы уверены? Он очень дикий, не слушается, да и к тому же из Крыма, ни слова не понимает по-нашему, — мужик покачал головой, — но раз так, забирайте его… Дальше я особо не слушала разговор отца и торговца. Глаза смотрели прямо на мальчика. Он же подозрительно прищурился и враждебно пялился на меня. — Ты говоришь на русском?— Слова слетели с губ непривычно, с жутким акцентом. — Откуда ты знаешь этот язык? — Голос у него был детский, удивленный. Пацан рассматривал меня, будто я была каким-то чудовищем или цирковой мартышкой на сцене. — Что вы со мной сделаете? Что вам надо от меня? — Стой, тише, — я попыталась приблизиться ближе и шепотом заговорила, — мой отец возьмёт тебя к нам домой, будешь служить у нас. Будет еда, крыша над головой, не бойся, зла не причиним. — Как тебя зовут? — Пацан тихо прошептал. — Я могу тебе верить? — Айла, — я улыбнулась и протянула руку, — меня зовут Айла. Я обещаю, тебе ничего не угрожает. Тогда я не знала, что этот человек станет для меня одним из самых важных людей в моей жизни. Мальчика, которого привезли из Крыма, звали Дима, но отец дал ему другое имя. Халиль. Как бы намекая 7 летнему ребёнку, что он должен быть мне другом и служить верой и правдой своей госпоже, то бишь мне. Делать из него раба я не собиралась. Поэтому старалась относиться к нему с уважением и считала за равного. Сам Халиль был очень умным ребёнком, схватывал все налету. Он не особо пользовался нашей с отцом добротой. По больше части стеснялся и закрывался в себе. По началу походил на колючего ежа, но поняв, что мы не собираемся причинить ему вред, он успокоился. Стал дружелюбнее и всюду таскался за мной, повторяя как попугай незнакомые слова. Родителей Халиля убили при нападении на деревню в Крыму. После мальчика посадили на корабль с другими людьми и отправили в османскую империю в качестве человечного товара. Параллельно заставляли сортировать награбленные вещи и таскать коробки. — Мне было страшно, — говорил шепотом Халиль. Мы лежали с ним на траве в нашем небольшом саду. Было тепло, весенний ветерок обдувал, но солнце пекло сильно, поэтому спрятавшись под тенью дерева, мы смотрели на облака и разговаривали. Любопытно было узнать о новом друге побольше, — все казалось страшным сном, кошмаром, который не заканчивался. Нас часто избивали за мелкие косяки. Никого не щадили, ни детей ни женщин. Я планировал сбежать, но меня поймали. Тогда тот черт с кнутом и избивал за это, — раздраженно процедил он, невольно касаясь плеч. — А что бы ты делал, если бы тебе удалось сбежать? — Я перевернулась на живот и посмотрела на него. — Стал бы бродяжничать, не зная язык? — Придумал бы что-нибудь, — Халиль тяжко вздохнул, — свобода — это главное, что есть у человека, но мне повезло, что встретил тебя и господина Айнура. Вы дали мне спокойную жизнь, о которой можно было лишь мечтать тогда, — он с благодарностью в глазах посмотрел на меня, — я никогда не смогу расплатиться за все, что вы сделали, поэтому единственное на что способен, так это служить вам до конца, — мальчик аккуратно, еле касаясь моего лица, убрал волосы за ухо, — я не предам тебя, Айла, никогда. Буду следовать за тобой и защищать. Поверь мне. Его искренние слова тронули меня за душу. В свои 7 лет он был необычайно серьёзен. Его действия, доброта и забота поражали меня. С ним было спокойно и безопасно, я будто сразу интуитивно начала доверять ему. И где-то глубоко в душе знала, что этот человек говорит правду и чувства его неподдельные. Впервые после смерти матери мне стало легче. Отец был рад, что я нашла себе друга и не хожу с кислой миной. Он относился к Халилю, как к своему сыну, что баловал его и ласково трепал по макушке, получая розоватый оттенок на щеках. Я же была счастлива, что судьба послала такого хорошего человека. Но если говорить про мать, то Айнур выяснил, где можно найти Якуба-Эфенди.