За Солнцем Луна стоит

В конце мая, перед началом июня в 1524 году Хюррем родила Шехзаде Селима на свадьбе Хатидже-султан и Ибрагима-Паши. Сулейман был неимоверно счастлив такому событию. Дальше действия разворачивались очень быстро. Я только успевала моргать и переваривать происходящее: бунт янычар против Ибрагима, потеря ребёнка у Хатидже. Ссора повелителя и Хюррем, что аж первый выгнал всех новых наложниц из дворца. Обстановка с каждым днём накалялась все больше между Валиде и Хюррем. Было положено начало войны. Тяжело вздохнув, я очнулась от тяжёлых мыслей. — Айла, расскажи сказку! — Мехмед, стоящий около меня и дергающий за ткань платья, уже пять минут выпрашивал историю на ночь. — Ты обещала интересную в прошлый раз! Рядом на кровати сидела маленькая Михримах. Её светлые большие глаза внимательно следили за неугомонным старшим братом, который все никак не мог лечь спать. Девочка сонно потирала глаза руками, но упрямо ждала, пока я начну свою шарманку. — Шехзаде, если вы сейчас же не успокоитесь, я обижусь и ничего больше не буду вам рассказывать, — сложив руки на груди, упрямо дернула головой в сторону, прикрыв чуть-чуть глаза, а сама наблюдала, как мальчик послушно сел, сложив ручки на коленях, и уставился выжидающе. — Вот так лучше. Какую вы хотите услышать историю на этот раз? — Интересную! — Мехмед вздернул руки вверх, счастливо улыбаясь. Михримах, пытаясь повторить движение брата, чуть не завалилась в бок. Я еле успела её поймать за ногу, затащила на кровать. — Ну, тогда, — загадочно протянув, убедилась, что маленькая госпожа устойчиво сидит. Произнесла, — вы когда-нибудь слышали что-нибудь про Келлское аббатство? Дети отрицательно мотнули головой. — Что такое абба.? — Любопытная Михримах пыталась повторить слово, но запутавшись в буквах, смешно высунула язык. — Мы же с вами мусульмане, ведь так? Верные рабы Всевышнего. Но понимаете, существуют и другие веры. Например, христианство, которое делится ещё на несколько ветвей веры. Одна из таких-католицизм. Аббатство — это католический монастырь. Мехмед пытался выговорить эти слова, но сдавшись, стал задавать вопросы. Побоявшись, что Михримах станет скучно от такого слишком сложного потока информации, я перевела тему в обратное русло, мысленно сделав заметку в голове, поговорить с ребёнком о обо всем, что его заинтересовало. — А знаете ли вы историю, про старинную Келлскую книгу? — Они снова дали отрицательный ответ. — Тогда слушайте внимательно. Когда-то давным-давно, в далеком 9 веке, в стране под названием Ирландия существовала книга, чью красоту было не описать словами. Говорили, от ее страниц исходит такой ослепительно прекрасный свет, что недостойные люди теряли зрение от одного лишь взора. — Я сделала жуткий голос, понизив его до шепота. — Эта книга являлась сокровищем, сделанным из драгоценных камней, украшенная золотом… Мехмед восхищенно вслушивался в историю, почти не моргая и не дыша, а его сестра больше следила за моими всплесками рук и постоянными сменами эмоций на лице. Девочке нравилось, как дергались туда-сюда мои волосы, подпрыгивая, как пружинки. Дети сидели, словно заворожённые. — Но однажды на мирное аббатство на острове Иона, где жил мастер Айден — лучший иллюстратор книги, напали злые и жестокие викинги, убивавшие всех на своём пути. Мужчина успел сбежать к Дяде Келлаху, у которого есть своё поселение и племянник лет 12. Его звали Брендон… Стоял поздний зимний вечер в феврале 25 года. На улице лил нескончаемый дождь, превращая всю землю в жидкую кашу. Где-то вдалеке гремел гром и сверкали молнии, дополняя рассказ мрачностью. Свечки тускло горели и освещали детскую, в которой на кроватях лежали дети, и я, устроившись где-то на полу, сидела и пересказывала им мультфильм, который смотрела со своим троюродным братом в прошлой жизни. Им было интересно каждый раз слушать невероятные сказки, о которых они никогда не слыхали. Хюррем-султан всегда удивлялась, откуда у меня такая богатая фантазия, что я каждый день повествую о чём-то новом, невообразимо странном. Женщина сама вникала в истории, что-то уточняла и просила разъяснить непонятные моменты. Мне был виден её неподдельный интерес и детское любопытство, поэтому я часто засиживалась допоздна в покоях, из которых порой меня не выпускал Мехмед. Я сильно привязалась к этому маленькому Шехзаде. Его трепетное отношение, выделявшее меня среди остальных служанок, заставляло чувствовать себя исключительной. Его детская доброта, искренность и отзывчивость растапливали самый большой кусок льда в моей душе. Как мягкое солнышко, он счастливо улыбался, когда замечал меня, освещая самый кромешный уголок тьмы. После ухода мамы и отца, свою любовь и внимание я отдавала только Халилю и Якубу, иногда переживая за персонажей сериала, но чёткая уверенность, что с ними все будет хорошо ещё долгое время, делала меня равнодушной ко многих вещам. Но не смотря на это, такое тёплое отношение от маленьких детей льстило и было приятным, но я не забывала своё место, поэтому лишь трепала их по макушке, ласково улыбаясь. Мехмед, словно утёнок, следовал за мной по пятам. Он слушал всегда внимательно, никогда не перебивал и не перечил, проявляя уважение, возможно, ещё не до конца понимая свой высокий статус? Ребёнок был любопытным, стремился к чему-то новому и неизведанному, поэтому каждый день просил рассказать что-нибудь новое или научить чему-то; почитать вслух, разучить простенькое стихотворение или песенку, которую потом дружно напевали на турецком, а после и на русском языке. Я рассказывала «сказки», которые по сути являлись фильмами и книгами из прошлой жизни, а после просила его самого сделать какой-то вывод или подвести итог. Таким образом, учила думать и размышлять, находить верное и правильное утверждение, иногда не совсем соответствующее нормам морали, но справедливое и честное. «Наивная доброта ведёт лишь к смерти»*, — постоянно повторяла ему эту цитату из одного аниме. Я не пыталась сильно влиять на ребенка, полностью перевоспитывать его. Просто помогала слушать голос совести и сердца, совмещая все это с разумными мыслями. Возможно, из-за моего и материнского воспитания мальчик прекрасно вёл себя с другими людьми. Был прилежным и послушным учеником, иногда шалил и баловался, но в почти 4 года это было вполне позволительно. Нечего отнимать у малыша детство! Хюррем никогда не внушала ему слова, которые я часто слышала от Махидевран в сторону своего сына. Мать Мустафы, всегда выделяла ребенка, чуть ли не прописывая его в Султаны. В то время как рыжая говорила, что станет султаном не тот, кто старше, а тот кто сильнее и умнее. После таких слов она нежно улыбалась первенцу, легонько целуя его в румяные щечки. Недавно, Гюльшах выразила неуважение к Мехмеду на уроке, а когда об этом узнала Хюррем, то чуть не задушила служанку Махидевран своими собственными руками. Она никогда не позволяла своим детям вести себя неподобающе с другими. Кто бы что не говорил, но Хюррем была прекрасной и заботливой матерью, уделяла внимание каждому, давая замечательное воспитание и мудрые советы. Мое же желание было простым: вырастить достойного Шехзаде и прекрасную госпожу солнца и луны. Это был мой долг, как их няни. Следовать и направлять. Закончив рассказ, я дотронулась до плеча Мехмеда, выводя его из задумчивости. — Что вы поняли из всей истории, Шехзаде? — Нужно сохранять древнее искусство? — Мальчик в ответ уставился на меня с вопросом в глазах. — Верно. Искусство воспитывает в нас личность, обогащённую духовно и нравственно. Без всего этого, общество будет отступать назад. — Получается, нельзя забывать прошлое, ведь без него не будет будущего? — Ребёнок, будто осознавший тайну мира, смотрел на меня вытаращенными глазами. — Да, вы абсолютно правы, — гордо улыбнулась тому, что донесла до него тяжёлую мысль. Наследник как-то притих и почесал затылок. — Пора спать, Шехзаде, — тихонько укрыла его мягким одеялом, — вам нужно отдыхать и набираться сил. Ваша сестра уже давно спит, — я хихикнула, смотря на маленькую сопящую девочку. Ребёнок кивнул, а после сладко зевнул, прикрыв глаза. Облегченно вздохнула, последний раз мельком оглядела двух детей и вышла из детской. Попрощавшись с мечтательно расчёсывающей свои волосы Хюррем, которая ждала повелителя, я вышла в коридор. Ладони резко вспотели, небольшой холодок пробежал по позвоночнику, но упрямо вздёрнув голову вверх, я пошла в свою комнату. Недавно, Якуб вручил мне тот самый кинжал, показанный мне год назад. Сейчас же я таскала его везде, чуть ли не в баню вместе с собой. Спала рядом с ним, иногда по реакции бросалась на человека. Месяцы тренировок дали о себе знать, что чуть что-то, я дёргалась, как ненормальная. Один раз Халиль разбудил меня, а я случайно врезала ему в подбородок. Слава Аллаху, ничего не сломала, хотя удар был приличным. Друг потом долго ругался всеми возможными выражениями, потирая красную кожу. Вздохнув, я прощупала под платьем около бёдер ножны. Хмыкнув, спокойно и неспешно прошла к себе, а после улеглась отдыхать. Но мой шикарный сон прервали. На весь дворец стояли крики девушек. Быстро накинув на себя какую-то тряпку, в холле столкнулась с недоумевающей и злой Дайе. Женщина хмуро посмотрела на мое сонное лицо и растрёпанные волосы, но приказала следовать за ней. Через несколько поворотов все отчетливее стали слышны звуки непрекращающегося плача. — Что здесь происходит? — Калфа строго оглядела всех, остановившись на бледной Нигяр. Её глаза заметались в панике, но открыв рот, она даже сказать ничего не успела, как мы увидели окровавленную спину Гюльнихаль, и её почти неживое бледное выражение лица. Я прижала руку ко рту, издав какой-то приглушённый вздох, чуть не подавившись слюной. В голове сразу прозвучал громкий голос совести, что это я не уберегла девушку. Но признаться честно, у меня совершенно вылетело из головы нападение на неё, поскольку я все время вожусь с Шехзаде и маленькой султаншей. — Айла, — вздрогнула от громкого голоса хазнедар, который вывел из депрессивных мыслей, — живо в свою комнату! Не став возражать, почти бегом отправилась назад к себе. Дайе-Хатун лучше не беспокоить по пустякам, и лучше спокойно посидеть в своей комнате до утра, не доставляя проблем бедной женщине. «Плохо, все очень плохо!» — В голове происходил хоровод мыслей, пока я бежала в комнату, замечая, как девушки в гареме хмуро перешёптываются. Кеша встретила меня сонным недовольным карканьем, ворчливо укусив за руку. Вздохнув, я легла на кровать и стала смотреть в потолок. Мне было слишком стыдно за своё бессилие и слабость в этом ужасном и жестоком мире. Я боялась идти в новый день, зная, что в любой момент на меня могут напасть с ножом и спокойно убить. Я дрожащими пальцами коснулась шеи, к которой год назад было приставлено холодное лезвие. Даже мысль о том, что на месте Гюльнихаль могла быть я, вводила в ужас. Мы часто с девочками менялись местами, помогая какими-то делами. Если б девушка попросила меня посидеть с маленьким Селимом, то скорее всего я бы согласилась и всё. Это был бы конец моей игры… Заснуть этой ночью я так и не смогла. Гюльнихаль после выздоровления отослали из дворца, быстро выдав замуж. Я с грустью смотрела ей вслед. Всё-таки несколько лет работали вместе. Больше я её никогда не видела. Из рассказа я Дайе узнала, что также некая Виктория напала на султана, а после была убита. Хюррем же ходила, как в воду опущенная. Она была снова беременной, и такое состояние могло плохо повлиять на дитя. Чтобы поднять настроение своей любимой перед походом на Венгрию, Сулейман подарил женщине красивую чёрную лошадь, которую рыжая назвала Страстью. Я, конечно, в душе посмеялась над таким именем, но держала ухо в остро и кинжал наготове. Паранойя начала развиваться? После того, как родился Шехзаде Баязед, меня стали мучить кошмары, связанные с наставником. Его перекошенное лицо от боли, часто всплывало перед глазами. Я боялась за него, потому что человек стал мне отцом, терять которого я была не готова. Этот мужчина слишком долгое время находился в моей жизни, оставляя огромный след в моей душе. Мне сразу же вспоминалась мать. Пусть она и была со мной не так долго, я до сих пор помнила её холодные руки и пустой взгляд, будто проникающий в душу, говорящий, что это по моей вине она умерла. Это чувство отчаяния и вины за её кончину до сих пор таилось во мне… — Ты какая-то рассеянная, — задумчиво произнёс друг. Мы с Халилем сидели поздно вечером у Якуба. Сам наставник ненадолго вышел на улицу, ибо кто-то незнакомый постучал к нему в дверь. Что поделать, у него клиентов в последнее время. — Всё хорошо? — Рассеянный с улицы бассейной, — на подозрительный взгляд, я стушевалась, чуть не продолжив язвить дальше. Всё-таки он действительно искренне интересуется и переживает, — отвратительно… Мне страшно, Халиль. Каждый день я вижу смерть Эфенди. Смотря в зеркало, мерещится мне его мертвое выражение лица и окровавленная грудь… Я так устала от этого всего. Я потёрла переносицу пальцами, красными вставшими глазами метнула взгляд в сторону мальчика. — Ты говорила ему про это? — Друг посмотрел в окно, выходящее на задний двор и начал слегка барабанить пальцами по подоконнику с цветами. Спустя несколько секунд он развернулся и чуть нервно дернул плечом, спросил. — Где его шайтан носит? — Я предупредила, но он лишь отмахнулся, сказав, что его никто не сможет найти и ничего с ним не случится, — оторвав взгляд от кружки с чаем, услышала какие-то шорохи в коридоре. Халиль напряжённо сузил глаза и схватил первый попавшийся предмет — тяжёлую чугунную сковороду. Первое правило нашего дома: если ты не слышишь красивые матерные слова от Якуба при каждый заход в дом, значит, что это кто-то незнакомый. Я чуть зашипела, когда Халиль случайно не заехал мне в лицо, быстро размахнувшись сковородкой. Товарищ на цыпочках стал красться в коридор, а я же осталась сидеть на месте, решив оставить незваного гостя ему. «Шило в пятой точке играет, или паранойя вышла на новый уровень?» — Подумала перед тем, как отпить уже остывший ягодный чай. Мое спокойное состояние было вполне обоснованным. Такое поведение друга было уже привычным, что чуть что, он подскакивал, как заяц, моментально превращаясь в дикую чёрную пантеру, реагируя на каждого ночного клиента Якуба, как на красную тряпку бык. Из коридора послышалось шебуршание, а после какой-то чужой мужской голос, ругавшийся самыми красочными выражениями, не уступавшими Якубовским. — Ай-яй-яй! — Что-то грохнуло или упало? — Кто ж так гостей почетных встречает? Ты что, малец, размахиваешься сковородкой, как ненормальный? А если бы убил, а?! Ты хоть знаешь, кто я такой?! — Прикрикнув на застывшего в шоке Халиля, я заметила низкого мужчину в чёрном плаще, под которым были видны голубые одежды дворцового евнуха. Гюль-ага собственной персоной? Неожиданно. — Гостей встречают со сладостями и вином на пороге, но никак не со сковородкой! Шайтан тебя раздери! — А вы кто такой вообще? — Грубо ответил Халиль, так не опустив сковородку, и пристально сощурился. «Косплей на Рапунцель», — подумала я про друга. — Как это кто такой? Ты что, окаянный, не видишь мои одежды? Я знаменитый и неповторимый Гюль-Ага! Единственный в своём роде! — Мужчина прикрикнул, но заметил стоящую меня в дверном проеме, как-то восхищённо залепетал. — Ох всевышний, это же Суфия-Хатун, — мужчина, напрочь забыв про Халиля, почти подлетел ко мне, взяв за руку. Я скривилась от такого фамильярного отношения. — Ты точная её копия! Вылитая Суфия! — Простите? — Недоуменно спросив, подавив гримасу отвращения, выдернула руку. — Откуда вы знаете мою маму? — Так ты дочь противного Айнура, — Евнух презрительно фыркнув, ворчливо произнёс, — был знаком я с твоей матушкой. Какая красавица была, персик сладкий! Чудо, а не женщина… Выражение моего лица было, наверное, очень удивленным. Потому что первый раз я слышала столько комплиментов в сторону матери от чужого человека. Таких слов не говорил даже мой отец, любивший мать до потери пульса, что было ещё страннее… Сзади Гюль-аги, Халиль покрутил пальцем у виска, а после я заметила заходящего в дом Якуба, который приложив указательный палец к губам, тихо закрыл входную дверь. — Вот зачем только связалась она с ним? Ужас какой! Мерзкий астролог, но ты, видимо, в мать свою пошла, Айла-Хатун! Наслышан-наслышан. Сюмбюль все уши прожжужал про твои успехи в учебе! Умница, красавица, так ещё и отважная… — Не смущай моих учеников, — Якуб положил руки на плечи моему товарищу, как Чеширский кот улыбнулся, когда евнух подпрыгнул от неожиданности, — вон, девочку напугал своими странными выражениями. Наставник по-доброму улыбнулся и подошёл ближе к мужчине, крепко обняв его, похлопал пару раз по спине. А после улыбнулся как маленький школьник, впервые подёргав девочку за косичку. — Думаю, лучше нам поговорить про твой приезд. Не ожидал так скоро встретить тебя! — Мы всей четверкой прошли на кухню. — Вызвали во дворец? — Что поделать, не могут без меня и дня прожить! — Евнух перевёл взгляд на нас, а после чего, глаза мужчины расширились в размерах. — Стой, погоди! Что она здесь делает?! Ей же нельзя покидать дворец! — Тихо ты, — Якуб одернул его, прерывая возмущённые возгласы, — девочка учится у меня, вот и приходит иногда отчитываться. Я контролирую своих учеников. — У вас тут своеобразный тройничок? Халиль, до этого молча пивший свой чай, сидя рядом со мной, подавился и чуть не оплевал весь стол, закашлявшись. Он шокировано уставился на Гюля-агу, а потом на меня, залился краской. Я же почувствовала, как мои щёки и уши запылали в след за другом. Сидят два извращенца, ищущие подвохи даже в самых обычных фразах. — Как два голубка стесняются, — видимо, мужчинам было забавно наблюдать за нами. Они оба улыбались: один глазами, сохраняя спокойное выражение лица, а другой во весь рот, обнажая свои белые зубы. «Чувствую, нам во дворце будет очень весело», — сглотнув, я постучала по спине товарищу. И я не прогадала: с приходом Гюль-аги дворец будто стал ещё шумнее. Сюмбюль постоянно цапался с мужчиной по любому поводу. Оба были громкими и не стеснялись в выражениях, ругаясь на весь дворец. Порой были слышны их любимые фразы: «Пёс плешивый» и «Шайтан», где-нибудь в подворотнях замка. Потому что Дайе следила за ними пристально, ругала за такое «неуважительное поведение» к господам и молодым девушкам в гареме, которых они учили «непристойным вещам». Я же с Нигяр тихо посмеивалась в сторонке. Мне нравился Гюль-ага, да и я, возможно, напоминала ему свою маму, из-за чего евнух часто баловал меня, приносил всякие сладости с кухни (Шакер-ага мне и сам их давал, но всё равно приятно было), а иногда ещё и Сюмбюль добавлял в придачу, у которого тоже начал играть какой-то отцовский инстинкт. Половину сладостей я отдавала Халилю, потому что бедного пацана опять потащили на какие-то тренировки. Пусть лукум пожуёт, хоть какая-то радость будет. Насчёт Гюля-аги; он явно был на стороне Хюррем-султан, достаточно преданно ей служил и выполнял любые приказы. Девушка же, видя такое преданное отношение к ней, сама начала испытывать к мужчине дружественные чувства, пытаясь всеми силами и защитить его от нападок Валиде, и собрать всю последнюю информацию. Уж что делать евнух умел отлично, так это собирать сплетни и слухи отовсюду. Новый платок у Махидевран? Первый знает об этом Сюмбюль и Гюль-ага. Открылась новая таверна в городе? Мужчины уже побывали там и отведали вкусное вино и угощения. Про себя я где-то решила, что этот странный, но искренний мужчина должен остаться во дворце, ведь без его помощи в будущем может оказаться очень сложно, а преданные люди всегда будут нужны. Сам евнух часто осыпал комплиментами и меня, и Хюррем, и весь гарем в целом. Его задорное настроение помогало отвлечься от депрессивных мыслей и тревог по поводу наставника, с которым, на удивление, он был в очень даже хороших отношениях. Также в нашем с Эсмой коллективе появилась новая служанка-помощница. Нилюфер-Хатун была девочкой сообразительной, но ей не хватало опыта в уходе за госпожой и маленькими детьми. Даже я иногда подсказывала, что и как делать, но девочка охотно принимала помощь, ни сколько не стесняясь спрашивать меня или Эсму. Нам втроём было не сильно скучно. Обычно я сидела с Михримах и Мехмедом. Эсма с Селимом и Баязедом. А Нюльфер, Нигяр и Гюль-ага выполняли другие поручения Госпожи. Некогда маленькие покои стали похожи на новогоднюю дискотеку. Уж слишком много людей за день приходило сюда. Что же касается Якуба. Пусть мне и удалось поговорить с ним на тему будущей смерти. Мужчина ответил, что сам предвидел свою судьбу, и у него есть запасной план, как избежать той участи, показанной в сериале. Меня это особо не успокаивало, и я лишь ещё больше нервничала, но всё-таки решила не вмешиваться в его дела. В конце-концов провидец уже взрослый и сам способен защитить себя. А в скором времени я тайком узнала, что Хюррем приказала изготовить яд для Ибрагима-Паши. После того, как ребёнок Хатидже умер, Якуб предсказал и смерть Ибрагима, и теперь злой визирь идёт по следу наставника…

***

Якуб-Эфенди всегда знал, что его род деятельности опасен и принесёт немало хлопот в будущем. С детства его привлекала мистика и алхимия, о которых часто говорила его любимая покойная бабушка. Его родители запрещали маленькому мальчику общаться с, по их мнению, сумасшедшей женщиной, но со временем он осознал, что на самом деле прекрасно понимал свою родственницу, и что он обладает такой же способностью видеть то, чего не могут видеть другие люди. Часто ему мерещились странные по форме тени в темноте, люди, давно покинувшие этот мир, и чувство дежавю, преследующее его почти всю жизнь. Но начал свой путь провидца он по другой причине. После смерти бабки, его ныне покойный отец нашёл одну очень старую книгу, прокрытую пылью, пахнущую, словно старое корыто. Кожаный переплёт был исцарапан, а в некоторых местах виднелись обугленные от огня пятна. Но первый раз взяв эту книгу в руки, Якуб больше не мог выпустить её. Он будто зачарованный прилип к ней. В книге находилось столько тайн и загадок этого мира, что всё перечислить было просто невозможно. Она, словно магнитом тянула из него силы, но при этом и давала в два раза больше знаний, чем от других источников. «Если ты будешь часто пользоваться магией, постепенно она будет отбирать у тебя чувства, эмоции, но самое главное — родных и близких. Будь осторожен с ней. Помни, магия есть везде, она найдёт, даже когда ты не ждёшь этого», — говорила ему бабка перед смертью. Якуб не воспринимал эти слова всерьёз. Жизнь тогда казалось такой простой. Он был почти что всемогущий! Человек, способный заглянуть в самые сокровенные желания и пороки людей. Он просто развлекался, игрался, как с любимой игрушкой, и даже не думал о выпавших на его душу последствий. Его дочка, маленькая Лейла, радостная как солнышко. Тёплая и добрая душа погибла от его рук. Провидец сам не осознавал происходящее, и лишь в ужасе смотрел, как дочь захлёбывалась в собственной крови, тихо шептала одно слово: «Отец». Якуб никогда не простит себе свою же ошибку, за которую расплатилась его маленькое солнышко. Именно он виноват в том, что выпустил дочь на базар одну, а после нашёл её в подворотнях, с изорванной одеждой и ножом в животе. «За знания приходится платить кровью», — подумал он в тот момент, перед тем как полностью закрыть от окружающих свою душу. Став безразличным ко всему, он отрёкся от таких замечательных качеств, как доброта и отзывчивость, ведь именно они напоминали её. Огонёк погас, как и та старинная книжка, сжигаемая в пламени, давшая ему этот дар. Только выгода, хладнокровность и пустота заполнили разум. До того момента, как к нему не вошёл старый знакомый — Айнур вместе с дочерью. Якуб в первый раз за последние несколько лет почувствовал что-то, что не ощущал уже очень давно… Грусть и тоску по временам, когда он так же ходил вместе с маленькой девочкой за ручку. Его хмурый взгляд изучающе смотрел на Айлу, замечая необычный цвет глаз и скрытую глубоко в душе власть и мудрость. Этот полный уверенности в себе и своих силах взор, находящийся за маской холода и страха, лишь подогрел интерес, что мужчина сильно увлёкся новым объектом внимания. Он знал, что девочка необычная и вряд ли тянет на свой возраст. Такие он глаза видел один раз, когда встретил душу из мира мертвых, переместившуюся в чужое тело. Тут было то же самое, но при этом что-то совершенно иное. Такой сильный дар был у девочки с рождения, а не приобретённым, как у него. Это и означало, что Айла была сильнее его в разы, просто не раскрытая, не знающая, как правильно пользоваться своими умениями. Халиль и Айла были похожи друг на друга. Оба старались выжить, учились всему, что может пригодиться в жизни. И оба заплатили за это цену. Первый потерял сразу троих, вторая похоронила мать и своего отвернувшегося отца в душе. Оба страдали, оба были такими же, как и он когда-то очень давно… Мотнув головой, мужчина сел в кровати. Тишина в пустом доме его напрягала. За окном где-то выла от голода соседская собака. Выживание. Одиночество утихало в последние дни с приходом двух шумных детей. Эфенди знал, что он рано или поздно умрет. Раньше мужчина сказал бы, что хочет прямо сейчас отойти в мир иной, чтобы отдохнуть от вечной кутерьмы и помощи людям. Но в данный момент он был не готов оставлять две потерянные души в этом грязном и отвратительном мире. Прикрыв глаза и глубоко вздохнув, Якуб решительно встал, и начал собирать все вещи. В этот момент он отчаянно хотел жить. Обретя смысл в заботе о других, мужчина увидел свет, и сам стал тем человеком, коем когда-то являлся раньше. Собрав несколько сумок с самыми необходимыми вещами, оставил записку, положив под порог входной двери. «Прости, Гюль-ага, моя помощь больше не пригодится тебе», — подумал он и в последний раз окинул взглядом свой старый дом, где родилась дочь, где умерли отец и матушка. Якуб смахнул одну катящуюся по щеке слезу и отправился в путь. Не оглядываясь. — Кар! — Прилетевшая Кеша, села на плечо мужчине, а после легонько укусила за мочку уха. — Ка-ар! — Да, я тоже так думаю, — провидец ответил на громкие слова ворона. — Ей надо научиться тому же, в будущем пригодится всё. В темноте, путник в черном плаще, сливающийся с голыми без листвы деревьями, с сумками в руках и птицей на плече показался бы странным, но кого бы это волновало? Разве что призраков и духов, наблюдающих за ним.