За Солнцем Луна стоит

На следующий день после ухода Султана мне приснился жуткий сон. Тёплая кровь стекала по моим дрожащим рукам. Я чувствовала себя опустошённой, потерянной и одинокой, будто кусок оторвался от души. Резко и быстро, но боль с каждой минутой только нарастала. Горькие слёзы потекли по щекам. Отчего, открыв рот, я хотела закричать, выплеснуть свои эмоции, чтобы стало легче. Грудную клетку сдавило, и вышел только какой-то кряхтящий всхлип. Сквозь пелену слез, я пыталась убрать эту кровь с рук, ещё больше растирая по коже темно-красные пятна. Его кровь. — Нет, нет, нет, нет, нет, — как в припадке я повторяла одно и то же слово, смотря на свои кровавые пальцы. Переведя взгляд в сторону, я наткнулась на холодные и пустые глаза. Отрубленная голова вместе с телом лежали перед моими ногами. Стеклянные очи заставляли меня вспоминать прошлое, что было между нами. Всхлипнув, я протянула к нему окровавленные руки, дотронулась до ледяной кожи. Друг больше не пах травами и лесом. Больше не ощущался аромат сосен и густой травы, остался только запах смерти. Беспощадной и мрачной смерти, забравшей его. — Халиль, — я опустилась вниз к лицу, похлопав по щекам, но он так и продолжал лежать неподвижно. Кошмар не заканчивался. Мой голос в панике дрожал. — Халиль! Я кричала, звала на помощь, молилась Аллаху, чтобы он не забирал его у меня. Не такого человека, который был и в горе и радости. Только не его. Только не его! Единственный в этом чужом мире, оставшийся со мной. — Только не его, пожалуйста! Я вскочила с места, ощущая чувство падения с высоты, безысходности и страха. Все кружилось перед глазами. Съёжившись, закрыла лицо руками, зарыдала навзрыд. Мучительная боль и тоска на душе, что ни мысли, ни какие-то посторонние звуки не отвлекали от все больше нарастающей истерики. Если бы такое случилось в реальности, то вряд ли я пережила бы потерю. До меня кто-то дотронулся, мягко, еле касаясь, но тёплые объятия были как спасательный круг, вытаскивающий из океана горя и печали. Я прижалась к источнику тепла, проливая слёзы на чью-то мягкую и шелковую ткань. Утыкаясь носом, чувствуя запах старых и пыльных книг. Спокойствие и уют. Поглаживания по спине и слова, что все будет хорошо. Обессиленная, даже не заметила, как уснула, держась за руку крепко, почти до хруста костей. Утром я проснулась будто после продолжительной пьянки. Лицо опухло от слез. Красные глаза ещё и от болезни щурились на яркий свет из окон лазарета. Отвратительное и подавленное настроение. Пытаясь встать с кровати, заметила движение сбоку. Шехзаде Мехмед сонно потирал глаза, пока я безразлично смотрела на него. — Что вы здесь делаете? На мой холодный вопрос после такой эмоциональной встряски, мальчик, не заметив враждебности, зевнул и сладко потянулся. А затем встал с неудобного кресла, разминая затёкшую спину и плечи. — Я хотел найти тебя ещё позавчера, но узнал про твоё недомогание, пришёл поддержать, а ты в таком ужасном состоянии. На, держи, — он протянул красное яблоко. Глаза округлились, ведь в последние дни я очень сильно подсела на яблоки и мясо, которые стали моей любимой едой. Но если первое можно было достать проще простого, то мясо являлось деликатесом. — Не смотри так, Шекер-ага сказал, что тебе вроде как нравится их есть. Я прикажу на кухне приготовить что-нибудь легкое для тебя. Или хочешь чего-то конкретного? — Нет, с моей стороны будет нагло пользоваться вашей добротой. Спасибо, — приняла из рук фрукт, чуть-чуть протерев, посмотрела, как Шехзаде засмущался и залепетал отрывисто: — Я пойду. Да, мне надо идти. Поправляйся! — Краснея, он выбежал из комнаты, чуть не упав, запнувшись о свои ноги, а после едва не врезался в дверной проем. Переволновался мальчик, бедный. «Как мило», — я хмыкнула, откусив яблоко. С той небольшой практики с Якубом мне действительно полегчало. Тревожность и стресс ушли, стало легче дышать и двигаться. Будто ты несколько лет нёс на себе тяжёлые мешки с песком или картошкой, но теперь кто-то забрал эту ношу, а ты выгнулся, радостно и счастливо улыбаясь. Такой обмен энергией проходит не часто, лишь когда нужно снять напряжение, но очень интересно находиться несколько минут в чужом теле. Особенно в теле птицы. Совершенно другие эмоции, ощущение свободы. Приятный ветерок, от чего глаза слезятся и колыхаются перья. Конечно, иногда меня одолевали смутные сомнения по поводу Халиля. После этого кошмара, я чуть сама пешком не отправилась вслед за ним на войну, выдирая от беспокойства волосы на голове, но получила письмо. Мой друг сражается, и каждые две недели в дворец приходили вести, что уже уменьшалось волнение за его состояние. Халиль писал, что он очень быстро продвигается по карьерной лестнице: сам Ибрагим-Паша заметил его таланты, и предложил работать в его личном отряде. Но друг, мой преданный товарищ, отказался от этого, за что получил нагоняй и чуть не лишился головы, благо повелителю понравился честный и храбрый ответ, что он будет служить преданно империи и народу, а не какому-то конкретному человеку. Визирь был недоволен, но смирился с решением падишаха. С того момента, Халилю прохода не давали воины, удивляясь навыками в бою, прося научить каким-нибудь техникам, а тот в ответ шугается от них, как ошпаренный. Также, в последнем письме говорилось о том, что скоро он вернётся домой. Пустив слезу, я радостно строчила письма, хваля его за достижения. Первым мое расслабленное состояние после «выздоровления» заметил Мехмед. Он чувствовал, что-то изменилось в лучшую сторону, поэтому лишь радовался за меня. Теперь я не ворчу и не засыпаю на ходу. Но как я поняла, мальчик думал, что я была довольна тем, что осталась в гареме, а не отправилась в объятья к Мустафе. Валиде-султан сдалась под напором своего упрямого внука, отдав выбор наложниц Махидевран. И та первым же мазком пера по бумаге убрала моё имя из списка. Чему я была, несомненно, счастлива. Конечно, в гареме пошли неприятные слухи, что Шехзаде сам отказался от меня, добавляя к этому кучу всяких неприятных описаний внешности и характерных данных. Говорили, что чары, которым меня научила Хюррем-султан не сработали на сыне Махидевран. Ведьменские фокусы не удались, привороты и отвороты не действуют. Конец истории бедной Айлы-Хатун. Посмеявшись над этим, мне было все равно, что обо мне говорили в гареме, ведь главное, что моя жизнь наладилась, и я снова свободна на несколько лет. Пока я прохлаждалась от учебы и работы в лазарете. На русскую напала Фатьма, и в гареме опять стало неспокойно. Хотя когда хоть там царил мир? Словно кипящий котёл с ядом постоянно качался в разные стороны, выливаясь за края и обжигая всех. Гарем-рассадник змей и предательств. Дайе-Хатун начала терять благосклонность Валиде, потому-то она и ходила злая, как демон из ада. А в скором времени Гюльшах встала на место Хазнедар. Началась еще одна катастрофа. Трунь! Противный звук багламы раздался на весь класс. Зашипев, я хотела разбить этот чёртов инструмент об стену, чтобы не мучить свои бедные руки и не насиловать мозг противным звуком. Рядом со мной на подушках сидел Мехмед. Он что-то усердно и внимательно читал. Глаза так и бегали туда-сюда по строчкам, с интересом вникая в какую-то книжку на итальянском или испанском языке. Я невольно засмотрелась на его ещё пока детские, но красивые черты лица. Всё-таки красивый ребёнок получился. Хюррем и Сулейман постарались. Я поражалась, как этот мальчик за несколько дней, а то и часов, прочитывает столько книг, поглощая знания как пылесос. При всем этом он успевает учиться и тренироваться в остальное время. Мой же прогресс в музыкальных и танцевальных навыках мог порадовать разве что глухого, а в придачу ещё и слепого, потому что видеть этот позор не хотел никто. Учителя лишь качали головой, видя мои странные попытки красиво кружиться и петь. Причина в столь резких движениях была в упорных тренировках. Слишком уж много времени я провела с этим человеком, который вдалбливал в меня рефлексы и боевые стойки. Иногда мне хотелось бросить эти занятия танцами, махнуть рукой и сказать: «Провались оно пропадом». Но строгий взгляд Дайе, почти прожигающий дырку в затылке, когда я шаталась без дела, тоже не радовал, знаете ли. Эта женщина была воплощением дьявола. И в последние дни чуть ли не действительно дышала огнём на всех подряд. Пусть и без своей прошлой должности, она сохраняла власть и уважение в гареме. Иногда, слушая всякие истории на кухне, я убеждалась в том, что эта женщина была очень влиятельной. Решив, что мне незачем попадаться на глаза ей и Гюльшах лишний раз, которая терпеть меня не могла, я стала больше пропадать на занятиях. Претензий ко мне никаких не было, потому что я вроде бы как старалась учиться, и одновременно развлекала таскающегося за мной наследника. Мои мучения и старания видел Мехмед, который каждый раз сидел рядом, иногда комментируя сочиняемые песенки или мои неловкие танцы. Редко, когда он просто молча читал, погруженный в свои мысли. Обычно в такие дни у него не было настроения. Трунь! Этот звук меня настолько взбесил, что я чуть не психанула, скорчив гневное выражение лица. Вовремя заметила Шехзаде, спокойно смотрящего на меня. Он прикрыл книгу и монотонным голосом начал говорить: — У тебя напряжены руки, пальцы в неверном положении, поза неправильная, сидишь криво. Даже я спустя столько времени уже запомнил, как и что делать. У тебя ничего не получается из-за того, что ты дёргаешь струны со всей дури, — он с таким же отстранённым лицом сделал замечания. Дожила, меня отчитывает ребёнок… — Может тогда вы покажите мастер-класс, о великий гений? — Чуть язвительно буркнула. Сама же и поддаюсь на его провокации. Мальчик, отложив книжку, тихо приблизился ко мне, взяв гитару. Он мягко, лёгким движением руки коснулся струн, отчего по комнате раздался приятный мелодичный и чистый звук. «Ого», — подумала я, глядя, как Шехзаде, первый раз взяв багламу в руки, сделал такое идеальное и точное движение. Это он научился на моих ошибках? Или прочитал в своих невероятно сложных книжках? Почувствовав стыд, что какой-то пацан играет лучше меня, заметила его проницательный взгляд. Он улыбнулся, тихо пропев, перебирая пальцами струны, вовремя зажимая, тянул слова с небольшим акцентом. Его голос на русском было очень непривычно слушать, поскольку Шехзаде старался говорить на нем только с матерью или сестрой в крайних случаях. Я не знала, учила ли Хюррем других своих детей русскому, но точно знала, что первые двое разговаривали на нем немного. Я шокировано смотрела на маленького Мехмеда. Поражало не только его умение, пусть тоже коряво, но играть, так ещё и то, что он запомнил одну песню, которую я пела ему в детстве перед сном только один раз. Мальчик чуть запнулся, словив мой взгляд, а после, видимо смутившись, отложил инструмент. Прокашлялся. — Похоже шутка про гения не была шуткой, — я усмехнулась, глядя на его покрасневшие щеки от такого комплимента. — Я думаю, ты поняла суть, — он прокашлялся и вернулся к прошлому занятию, зарывшись с головой в книжку. Хихикнув, взяла в руки багламу, пытаясь повторить его движения. На удивление, мелодия раздалась плавно и легко. «Магия, не иначе», — счастливо улыбнувшись, продолжила бренчать, представляя себя музыкантом из мультика, не замечая удовлетворённого взгляда Мехмеда. — Айла-Хатун! В класс вбежала запыхавшаяся Эфсун. Её грудь тяжело вздымалась от продолжительного бега. Девушка сначала недолюбливала меня из-за хороших отношений с Мустафой, но после того, как тот распрощался со мной, отправив обратно в обычный гарем, она поняла, что соперница из меня никакая, и мы более-менее подружились. — В гареме беда! Мехмед, оторвавшись от книжки, посмотрел непонимающим взглядом, взглянув на меня. Ответила ему тем же. Решив не медлить, ведь кто знает, что там Гюльшах в голову от мимолетной власти взбредёт, я сорвалась с места вместе с Эфсун и Мехмедом, который побежал вместе с нами за компанию в гарем. «Плохо дело», — мысленно я снова материлась за свою беспечность. Не дай Аллах с Калфой случится что, я не готова терять людей, менять их как перчатки. Хватило кошмара с Халилем. Передернувшись, я чуть не запнулась об свои ноги, благо Шехзаде сзади поймал, покачав головой, чтобы была аккуратнее. Промчавшись мимо проходящей Михримах, Мехмед махнул ей рукой, мол, позже поговорим. Мы подоспели как раз вовремя. — Безрукая! — Крик Гюльшах раздался на весь гарем. Всей троицей мы притаились за углом. Мальчик приложил палец к губам, заставляя евнухов около дверей молчать о нашем приходе. — Ничего страшного. Она все уберёт сейчас… — Не она! А ты уберёшь, — мы видели, как Гюльшах нагло приблизилась к Дайе, смотря, на неё будто сверху вниз. — Что ты сказала? — Слышишь плохо? Сейчас же убери все это! Чтобы блестело как стёклышко! Быстро! После девушка приблизилась к столику, опрокидывая подносы с едой на пол. Крича, чтобы Дайе убирала и это. Сжав руки в кулаки, я гневно смотрела на эту пигалицу. Как она смеет так поступать с женщиной, которая старше на несколько лет? Совсем нет никакого уважения к старшим? Бывшая калфа гораздо опытнее и мудрее её. — Подожди, — Мехмед стоял сзади, на ухо шепча, чтобы я успокоилась. Гневно сжимала кулаки, готовая раздавить эту змею. Задушить собственными руками, — умей выжидать и наблюдать, Айла. — Делай! Я приказываю! И только попробуй не послушаться… — Гюльшах надменно смерила взглядом. Не выдержав, я шепнула Эфсун, чтобы она бежала за Нигяр или Сюмбюлем. А сама выпрямив спину, выскочила из рук Мехмеда в гарем. Я подбежала к тяжело дышащей Дайе-Хатун, попутно поднимая тарелки и подносы, но вещи из моих рук пнули и те отлетели ещё дальше. — Надо же, помощница Айла нашлась! Гляди-ка, может поколдовала бы над подносами. Вдруг взлетят ещё. Все знают, что ты ведьма! — Она сама же и рассмеялась от шутки. — Айла, оставь, я сама разберусь, — Дайе, отодвинув мою протянутую руку, слегка улыбнулась только мне, медленно вставая. — Ну уж нет! — Выпрямившись, я чувствовала, как закипает все внутри от гнева. — Как ты смеешь, Гюльшах? — Подошла ближе, смотря в глаза. — Она уже в возрасте и не может выполнять такую работу. Имей хоть каплю совести! — Её проблемы. Будет знать, как перечить тем, кто выше по статусу! — Да я тебя сейчас прибью! Если ты выше, то это не значит, что у тебя есть право делать всё, что вздумается! — Её наглый и уверенный взгляд настолько вывел меня из себя, что я было набросилась на неё, собираясь вырвать пару клочков волос для профилактики, а потом навести какую-нибудь порчу. Но Гюльшах оттолкнула меня в сторону со всей силы, больно ударив в грудь. Опешив от такого, я упала на каменный и холодный пол, проехавшись ладонями по неровной поверхности камня, сдирая кожу в кровь. Дайе-Хатун, услышав мой сдавленный вздох, тяжелым шагом направилась к наглой девушке, явно с желанием ударить эту змею. — Гюльшах, — холодный голос Шехзаде Мехмеда заставил «главную» вздрогнуть и ошеломлённо обернуться. Видимо, она помнит тот случай, как ей Хюррем пригрозила, чтобы никогда не смела приближаться к наследнику. Выражение лица Дайе и всех остальных наблюдавших за комедией девушек тоже было весьма удивленным. — Какое право ты имеешь вести себя подобным образом? Кто ты такая, Хатун? — Шехзаде, — поклонившись, заикаясь, она начала оправдываться, — я выполняю свою работу… — Дайе-Хатун является уважаемым человеком в гареме, — он начал приближаться ближе, глядя, как девушка смяла края платья от нервов. — Её все почитают и любят, тогда почему ты ведёшь себя как госпожа? Столь нагло и дерзко? Кто дал такое право? — Мальчик нахмурился. — Я скажу об этом случае Валиде. Будь очень аккуратна в своих действиях, Гюльшах. Дайе-Хатун, оставьте! Не утруждайте себя, девушки уберут все, — Мехмед строго оглядел присутствующих, а после подошёл ко мне. Сидящей в шоке от того, что воспитанник так достойно и без криков повёл себя, защитив калфу. Наследник, схватив за плечо, поставил на ноги, замечая кровь на ладонях. Ничего не говоря, он меня вывел из гарема под полнейшую тишину, напоследок посмотрев хмуро на всех. Девушки мигом сорвались, начиная убирать разлетевшуюся еду и тарелки. — У вас могут быть проблемы, — я тихо пробормотала, пока он вёл меня за локоть в лазарет, — Валиде-султан будет недовольна… — Это не твои заботы, Айла, — Мехмед, даже не смотрел на меня, но интуиция говорила, что он зол. — Простите, но я должна была вмешаться! — Ты бываешь на редкость импульсивной и упрямой. Лезешь в неприятности, в такие вещи, которые совершенно не должны тебя трогать и волновать, — почему-то от этих слов стало дико стыдно. Сколько раз он меня отсчитал за этот день? — А когда не надо, проявляешь безразличное и холодное отношение ко всему на свете. Невозможно предугадать, что у тебя в голове, следующий шаг и действие. Как маятник, ты качаешься из стороны в сторону. Ты странная, — он немного улыбнулся. — Это комплимент? — Рассмеявшись, игриво спросила, на что Шехзаде неопределённо пожал плечами. — Скорее, твоя особенность, — он непонятно улыбнулся. И кто из нас действительно странный?

***

«Как же меня все это раздражает. Хочу домой», — Халиль хмуро осматривал построенный временный лагерь. Воины были сильно истощены. Кого-то потрепали смерти товарищей. Кто-то закрылся в себе, тихо плача и скуля от боли по ночам. Многие погибли, а некоторые ходили побитыми и тяжело ранеными. Слабость, боль от потерь и тоска по родному дому преследовали абсолютно всех, а этот тяжёлый запах крови и смерти так въелся в нос, что дышать было практически невозможно. Парень стиснул зубы и сжал кулаки. Ему это безумно надоело! Хотелось простого человеческого принять ванну, поесть и завалится спать на несколько дней. Их поход затянулся. Напрягало, что он целый год потратил в бою, сражаясь. Халиль почти перестал спать по ночам, ибо слышал крики своих безумных товарищей по несчастью. Безусловно, новый опыт — прекрасная вещь. Военный опыт ещё более ценен, но рисковать своей жизнью, которая так ему дорога, не мог. Он не кошка, у которой их целых 9. Халиль должен вернуться домой как можно скорее! — Халиль! — Ему махнул рукой один янычар, который подбежал ближе. — Вечером будут бои, хочешь прийти? Вместе посмотрим? Говорят, что сегодня будет драться Малкочоглу Бали-бей! Слышал о таком? — Слышал, но я не хочу идти, — грубо буркнув, он хотел уйти, но его схватили за плечо, надавливая, чуть сжимая. — Прости, — молодой парень виновато улыбнулся, но после серьёзным голосом проговорил, — мне приказано, чтобы ты явился тоже. Халиль холодно посмотрел на руку, мысленно отрубая её. Никто не смеет его касаться, кроме Айлы! Янычар примирительно поднял ладони вверх и отправился ужинать. Парень тоже пошел за едой. Взяв остывшую похлебку, он сел один рядом с костром, наблюдая за пляшущим огнём по брёвнам, чувствуя взгляд со всех сторон. Многих интересовал такой опытный и молодой боец, как он. Мало того, что молчаливый, так ещё и сильный. Говорил только по делу, ходил прямой, как скала, и с каменным выражением лица. Но кто знает, какие извержения вулкана происходят в его душе? Халиль привык выделяться не только своей внешностью, но и навыками. В этом походе, он показал себя со всех самых лучших сторон. Как же жестоко Халиль убивал противников и не получил даже царапины! Часто, закончив со своими врагами, он бежал на помощь другим, а на слова благодарности только презрительно смотрел. «Стань сильнее и защищай себя сам!» — думал он иногда. Зависть, восхищение. Многие недолюбливали его, но при этом боялись. Это бесило, не нравилось, раздражало. Хотелось забраться на высокое дерево, уйти от этих взглядов куда-нибудь подальше. Сказать: «Как же хочется, чтобы все это закончилось». Халиль прощупал под рубахой цепочку с кулоном. Достал украшение, смотря на красиво переливающийся на свету темно-синий камень, обрамлённый маленькими бриллиантами. В одной вылазке, в которой они грабили дома, он наткнулся на сундук с украшениями, но прежде чем сообщать об этом, покопался там. Найдя красивый набор, состоящий из ожерелья и пары больших сережек, которые были выполнены в том же цвете. Халиль решил забрать с собой украшения, а после подарить их своей госпоже. Айла могла часами сидеть и наблюдать за красотой алмазов, изумрудов и других драгоценных камней, но в силу статуса не имела большое количество украшений. Да и большинство этих безделушек принадлежали её матери, из-за чего она боялась их надевать. Он же решил порадовать девушку новым подарком. Серьги спрятал в коробку со своими лекарствами. Вряд ли найдётся самоубийца, надумавший покопаться в его вещах. А вот ожерелье он носил на себе, пусть это и выглядело слишком странно и опасно. Ему так было спокойно. Так Халиль не забывал, что ему есть куда возвращаться, и где его ждут. Съев невкусный, слишком жидкий суп, он направился в то место, где часто проходили спарринги между воинами. Такие бои были почти каждый день. Кто-то оттачивал навыки, учился хоть какому-то опыту, кто-то хвастался, а кому-то было просто скучно. Втиснувшись между людьми, Халиль стал наблюдать, как Бали-бей дрался с янычаром, явно проигрывающим такому опытному бойцу. Мужчина нанес удар, от чего соперник упал на землю, что-то глухо простонав. — И наш победитель — Малкочоглу Бали-бей! — Зрители взревели, а сидящий на троне султан, удовлетворенно кивнул. — Теперь же, поприветствуйте нашего нового участника! Много слухов ходят, да вот кто он и откуда, никто не знает. Прошу Халиля выйти на битву! Парень слегка удивлённо посмотрел, как на небольшой площадке его ждал грозный и сильный соперник. Малкочоглу славился своими умелыми навыками в бою и прекрасной реакцией. Ему мало того, что не победить, даже уложить будет сложно такого громилу. Мускулистый, тяжёлый воин с красивым телом и лицом. — Удачи, Халиль! — Его хлопнули по плечу, подталкивая вперёд. Он оглянулся, встретившись взглядом с лучшим другом Бали-бея. Матракчи по-доброму улыбнулся. «Это проигрыш без вариантов», — сделав обычное отстраненное лицо, юноша вышел в центр, чувствуя интерес толпы, а главное — султана и визиря. Ох, не нравится ему все это! Сулейман внимательно рассматривал бойца, почесывая густую бороду. Бали-бей отбросил ножны в сторону, наблюдая за тем, как Халиль делает то же самое. Мысленно парень матерился трехэтажным матом. Ноги подкашивались. Если у него и были шансы на мечах, но в рукопашном он не профи. «Якуб-Эфенди, простите, что опозорю вас сейчас», — подумал он перед тем, как встать в позу, параллельно вспоминая все советы и рекомендации наставника: руки согнуты на уровне лица, защищая голову. Ноги в коленях, одна нога впереди, на которую и делается упор, на другую оставшийся вес. Халиль напряжённо всматривался в противника, пытаясь найти уязвимые мест, но Малкочоглу был очень силён. Крепкие мышцы и уверенный взгляд. Мужчине тоже было интересно, почему такого салагу выставили против него. Пацан и в сыны ему годится! Щуплый, пусть и высокий, но не такой мускулистый. Зато, наверное, быстрый и ловкий. Бали-бей ударил сверху, отчего парень только увернулся, даже не пытаясь блокировать удар. Он мог бы попробовать перекинуть его, но есть риск сломать себе руку или повредить связки. В конце концов, он весил меньше, наверное, в два раза. «Вот чёрт», — Халиль отпрыгнул назад, глядя как мужчина замахивается в челюсть. Хитро мысленно улыбнувшись, он придумал один план. Уклонившись от очередной атаки. Парень поставил правую одну ногу горизонтально, чуть поворачивая корпус вправо и перекладывая вес на переднюю ногу сторону, а после занёс другую наверх, и со всей силы ударил в челюсть опешившему воину, который видимо подумал, что он собирается сделать выпад рукой, а не ногой. Халиль повернулся. Послышалось ругательство. Бали-бей отлетел на несколько сантиметров, но остался стоять на ногах. Халиль хмуро посмотрел на него. Достать, то он достал, но уложить не получилось. Решив начать действовать по-другому, он замахнулся, но кулак поймали, и вывернув руку, Бали-бей уложил парня на пыльную землю, усевшись на живот. Потеряв на секунду воздух из легких, от того, что ему чуть не придавили все органы, по инерции, еле как успел увернуть голову от мощного удара. Кровь из содранной кожи мужчины осталась на песке. Но тот даже не обратил на это внимание. Прошипев, Халиль всеми силами поднял задние наверх ноги, колечком поставил их, окружив ногами тело и голову мужчины, а после подтянувшись впритык к лицу, посмотрел в глаза непонимающему Бали-бею. Халилю было все равно, как они немного интимно смотрелись со стороны, только горящий огонь в душе, так и хотел завалить или придушить противника. — Подавись!, — Язвительно пробормотав сквозь зубы на русском, парень резко дернул головой, ударив по лбу, тем самым выталкивая Малкочоглу назад. И стремительно, перегруппировавшись, действуя на эффекте неожиданности, Халиль одним коленом упёрся в шею, а другой ногой в правую руку лежащему на земле мужчине. Его чёрные волнистые волосы выбились из хвостика, что Халиль мотнул головой, от чего капельки пота слетели с лица. Голова кружилась и болела от удара по лбу. Будет шишка. Бали-бей под ним ошарашено всматривался в лицо, будто увидев кого-то перед собой очень знакомого, а после, легко и свободно улыбаясь, поднял единственную свободную руку в знак того, что сдался. Воины, смотревшие на шоу, взревели аплодируя. Халиль, пошатнувшись, когда встал на ноги, устало взглянул на него. — Видимо не зря о тебе столько говорят, — воин протянул руку, за которую парень схватился, а после сильно похлопали по плечу, от чего чуть не согнулся в два раза. — Повелитель смотрит… Улыбнувшись, Бали-бей покинул место битвы, уходя вместе с задумчивым Матракчи. В это время к Халилю подошёл Ибрагим-паша. Еле как поклонившись, парень, стиснув зубы от боли в спине, устало посмотрел на задумчивого визиря. — А ты очень хорош для новичка, — зять Султана осматривал его, будто товар на рынке, — даже самые опытные люди не могут победить Бали-бея, а ты сумел. Хотя признаться не очень обычным способом. Похвально, — мужчина, скользко улыбнувшись, продолжил, — у меня есть для тебя предложение. Подумай хорошенько перед тем, как ответить. Я предлагаю вступить в ряды личных воинов. Служить и подчиняться мне, исполнять мои приказы. Умелые войны всегда нужны, но талантливые ценятся ещё выше, — визирь наблюдал, как парень с безразличным выражением лица смотрит на него. — Что думаешь? — Нет, — Халиль нахмурился, от чего между бровями залегла морщинка, — я не стану выполнять ваши личные приказы, Паша. — Почему же? — Тот кажется не был удивлён отказом. — У меня есть человек, которому я подчиняюсь, и это не вы. — Вот как, — засмеявшись, мужчина махнул рукой. Парня схватили за руки сзади, насильно опуская на землю. Поставили на колени, тяжело надавливая на плечи. — Я неправильно поставил вопрос. Ты будешь служить мне? Или нет? — Да я лучше сдохну, чем склоню перед кем-то другим голову, — прошипев, Халиль увидел холодное выражение лица. — Ого, вот значит как. Печально, что, обладая такими навыками боя, ты не имеешь достаточно мозгов для принятия правильных решений! Отрубите ему голову, — Ибрагим хотел махнуть рукой, как его запястье перехватила сильная и мощная ладонь. Сам повелитель, подошедший сзади, сделав грозное выражение лица, посмотрел на своего друга. — Что здесь происходит, Паргалы? — Султан хмуро оглядел стоящего на коленях Халиля. — По какому поводу, ты велишь казнить человека, который только что прекрасно показал себя в бою? Разве так ты относишься к своим преданным бойцам? — Повелитель, — сглотнув от строгого голоса, Ибрагим, набравшись смелости, проговорил. — Этот юнец сам выражает непочтение к Великому Визирю. Я подумал, разве так должен относится раб к второму по важности человеку в стране? Халиль, пока никто не видит, закатил глаза, наблюдая за мысленным диалогом двух людей. Ему было наплевать, какой он там визирь. Важный человек или не важный. Прежде чем бежать под юбку к самому могущественному, добейся чего-то сам, без подачек! Хмыкнув, он наткнулся на прожигающий взгляд Султана. — Тогда давай спросим этого парня, почему он так говорит? — Махнув рукой, его отпустили. Размяв плечи, Халиль напряжённо всмотрелся в выжидающие глаза, а после заговорил: — Во-первых, есть причины отказываться от службы неизвестному человеку. Я служу только одной госпоже, и за неё и умру, потому что я раб. — Вот оно как, — рассмеявшись, султан холодно посмотрел на него, — что же это за госпожа такая? — Невероятная, — улыбнувшись мыслям, продолжил, — наверное, вы задаетесь вопросом, почему же пришел на войну тогда? Я буду сражаться и служить на благо Османской империи и народу, проживающему здесь, пусть это чужая для меня страна. Сам я родом из Крыма. Проданный татарами в османские земли, принявший ислам в 7 лет. Я буду подчищаться приказам падишаха, но прислуживать конкретному человеку, пусть даже великому визирю, не собираюсь. — Почему же ты защищаешь страну, которая не является тебе родной? Замолчав ненадолго, он взглянул в глаза повелителя. Тот словно видел его душу, чувствуя правду, которую Халиль говорил. — Потому что в этой стране родилась госпожа. Это её дом. А если ей это важно, я буду беречь её родину. Мне все равно, казните вы меня или нет, но таков мой ответ. И окончательное решение! Опустив голову, он не видел недоумевающего Ибрагима и задумчивого Сулеймана. — Ибрагим, я хочу видеть его рядом в главных отрядах, — мужчина развернулся и отправился к себе в палатку. Юноша наблюдал, как визирь шокировано смотрел в спину Султана, не понимая, почему мальца не казнили. Да к тому же ещё и повысили в звании. Взглянув на него, парень пожал плечами, безразлично смотря в след. Ему было все равно. Жив, и на том спасибо. — Паргалы, — вздрогнув от крика повелителя, Ибрагим обронил еле слышимое «слушаюсь», — мы возвращаемся домой.