***
Как я и говорила, началась битва между Хюррем и Хатидже вместе с Фирузе. Пусть я и знала главный козырь, как выпнуть эту ненормальную из дворца, решила не обращать внимание на себя. Мне хватило той стычки в бане. Рустем-паша должен завоевать доверие госпожи, ведь он очень важная пешка в этой большой и сложной игре. Да и не мои проблемы. Свою бы шкуру спасти для начала. Фирузе постоянно искала момент, чтобы остаться со мной наедине, а я же бегала от неё по всему дворцу. Даже сама попросила Афифе дать какую-то работу, чтобы не видеть и не слышать противный, жутко сладкий голос. Старая Хазнедар странно прищурилась на меня, ведь просьбу о работе она слышала от меня впервые, но заставила оттачивать навыки танца. Без понятия, что она хотела этим дать, но от сурового взгляда, я ловила флешбеки с Дайе. Чуть прогнувшись, я качнула бедром лёгким и плавным движением, а после другим точно также. Руками медленно провела по ключицам, не забывая покачиваться всем телом. Затем одну руку вытянула наверх и изящно сделала волну вверх-вниз. Вторую ладонь положила на грудь, ближе к сердцу и направила вперёд, будто маня кого-то идти ко мне. Я пыталась сдержать смех, чтобы не опозориться ещё больше перед хмурым Сюмбюлем, наблюдавшим за мной, но, казалось, что ему было все равно на мои корявые движения. Танцы-точно не мой конёк… — Неплохо, Хатун, но поработай над движениями ещё, — Сюмбюль, прислонившись к косяку двери, отстранённо следил за танцем, будто о чём-то думая. — У меня плохо получается выполнять эти движения. Сюмбюль-ага, как вы это делаете? — Что конкретно? — Он прищурился, глядя на моё уставшее лицо. — Так плавно двигаемся? — Да! Это же всю спину надо прогибать. Иметь хорошую пластичность и «слушать тело». Сюмбюль подошёл ближе ко мне, пощупал тело в некоторых местах. Оглядел с ног до головы. — Ты очень крепкая, Хатун. Удивительно даже. Фигура у тебя женственная и заломов нет. Спортивная и подтянутая. Единственная проблема — пластичность, как ты сказала. Попробуй больше разминаться и делать упражнения, например, мое любимое колечко! И представь, что руки стали легкими, как перышко. Двигай ими плавно и медленно, каждый раз все больше и больше. Не заметишь, как начнет получаться! — Что за движение колечком? — Я недоуменно уставилась. Сюмбюль хитро-хитро улыбнулся, отчего его лисьи глаза прищурились. — Вот так, — он повилял бёдрами, качая их в разные стороны, — туда-сюда. Вот так и вот так. Будто ты вся горишь и пылаешь, выплескиваешь свою любовь и страсть, — евнух танцевал извиваясь. Я же сжала губы в тонкую полоску, глядя на все это. Какой позор! — Только так ты сможешь завоевать мужчину! Чувства, эмоции влияют на первое впечатление и первый танец. Мужчины любим глазами, помни об этом, хатун! Он хлопнул меня по плечу, подмигнул, а затем скрылся за дверьми класса, где я осталась одна. Присев на пол, я легла на подушку, прикрыв от усталости слипающиеся глаза, но заметив со стороны выхода движение, чуть приподнялась, встречаясь взглядом с Мехмедом. Парень улыбнулся, кивнул на моё приветствие. — Отдыхаешь? — Отдохну я, наверное, только в гробу, — он усмехнулся на высказывание. Было бы мне так смешно! Он уместился рядом на подушке, позволяя сесть к нему поближе. — Айла, могу я задать тебе один очень личный вопрос? — Вы не должны у меня спрашивать, если хотите-задавайте, — я прищурилась с укором в глазах, за которым скрывалась легкая радость. Мои уроки в детстве дают о себе знать. Вежливость и уважение — основа основ. Пусть я и была намного ниже по статусу, Мехмед никогда не позволял себе грубость, оскорбления или невоспитанность ко мне, чем не брезговали его родственники. — Что вас интересует, мой Шехзаде? — Ты бы хотела стать Калфой? — Он вопросительно уставился на мое удивлённое лицо, которое перекосилось от отвращения. Шехзаде непонимающе спросил, — разве нет? Я думал, тебе нравится руководить.. — Чтобы быть Калфой — нужно время. Надо уметь быть везде, заниматься делами гарема, которых пруд пруди. Следить за порядком и правилами. В гареме каждая вторая готова тебя прибить, отравить или на крайний случай волосы повыдирать. В этом рассаднике змей очень тяжело, Шехзаде. Одна головная боль и морока, — я расслабленно уселась поближе к нему, положила голову на плечо, прикрыв глаза. Мехмед не отстранился, лишь чуть пододвинулся, прижимаясь своей щекой к макушке. Вдыхая запах волос. — Не хочу быть Калфой. — А что ты хочешь? Я задумалась. А ведь действительно, чего я хочу? Попав в этот мир, я мечтала только о том, как всех спасти и осчастливить, стать сильнее и раздавать тумаков направо и налево. Как же наивно! И эгоистично с одной стороны. В этой помощи другим, я пыталась заглушить свои косяки и совесть с прошлой жизни, что недостаточно уделяла внимания близким людям, не ценила все то, что имела. В этом же мире я пыталась исправить ошибки, но делала только хуже. Даже не замечала, что это лишь моё желание всем помочь. Пожив здесь несколько лет, на минуточку почти 20 лет, я поняла, что этот мир лишь жесток и беспощаден. Реальность отличается от той красивой и притянутой за уши сказки в сериале. Куча нюансов, море недочётов и недостатков из-за эффекта бабочки. Реки крови, которые вытекают из берегов. Я вмешалась в привычную картину, перевернув вверх дном почти все, что только можно было. Здесь никто не без греха. У каждого тараканы в голове и куча скелетов в шкафу. Даже у меня. Впервые убила человека, потеряла близких. Хватит с этого. А что делать дальше? Куда мне идти после того, как я выберусь из дворца? И выберусь ли вообще? Просто уйду, бросив Мехмеда и остальных людей? Останусь здесь, буду и дальше лезть в эти кровавые интриги, где никто даже не заметит какую-то няню по имени Айла? Не побоятся и начнут использовать в своих грязных играх. Ладно, я еле-еле выкручиваюсь иногда (иногда спасает Халиль и Мехмед), но и тот и тот вариант — дурь полнейшая. Не собираюсь бросать близких. Я останусь с ними до конца по мере возможности. Возможно, Гюльшах была действительно права, что нужно взбираться на высоту, ближе к небу и раю, которого нет. Это единственный способ защитить то, что дорого. Но животный страх быть убитой или использованной останавливал, лишал чувств, сбивал с толку и мыслей. Я сжала кулаки, стиснув зубы, чуть отвернулась от внимательного и изучающего взгляда Шехзаде. Тот не торопил, лишь непонятно смотрел, о чём-то думая. А после мягко положил руку на плечо, успокаивая и согревая. — Не знаю, — спустя несколько минут выдавила из себя, — возможно, буду и дальше находится в гареме… — Когда тебе исполнится 20, то у тебя будет два выбора: стать Калфой или выйти замуж за какого-нибудь старого мужчину, потерявшего жену. Ты действительно хочешь прожить жизнь так? — Нет, — искривилась, представляя себя в роли послушной и покорной женушки. Не дождутся. Не сдамся ни за что! — Айла, — Мехмед взял меня за руку и чуть взволнованно произнёс, — хочешь ли ты пойти за мной? Стать моей драгоценной луной? — Он продолжил, глядя в непонимающие глаза. Уверенности ему не занимать. — Я никогда не заставлю тебя насильно стать моей фавориткой. Я уважаю тебя, но и моё эгоистичное желание не могу игнорировать. Хочу, чтобы ты была рядом и не досталась никому больше. Скоро моим братьям тоже начнут собирать гарем, и если ты попадёшь к ним, я не выдержу этого! Я понимаю, что не имею право удерживать, ведь стану чудовищем и монстром в твоих глазах! С детства ты была моим ангелом, и словно слепым детским восхищением. Я действительно помню все самые счастливые моменты, связанные с тобой. Ласковый смех, радостные вопли, недовольный взгляд из-под ресниц, когда ты злилась на мои косяки. Тёплые руки, сжимающие крепко ладонь, которые вели за собой вперёд. Я помню все с самого раннего детства, думая о тебе каждый день! Все года, что мы были рядом — чудесная сказка! Эта любовь всегда будет истоком счастья для меня. Не знаю, ответишь ли ты на эти чувства, но ты мне очень дорога, Айла-Хатун. Госпожа моего сердца… Он легонько поцеловал меня куда-то в висок, отчего я застыла, медленно подняла слезящиеся глаза. Никто и никогда не говорил мне таких тёплых и трогательных слов. Его томный взгляд был полон решимости и какого-то тёмного и обжигающего огня. Что-то опасное и дикое пробуждалось в его душе. Яростное и взволнованное ожидание моего ответа, но при этом что-то мягкое и нежно-трепетное надеялось в глубине его сердца. Он не торопил, не подгонял, лишь терпеливо и молча ждал, вспоминая те года, которые сохранил в отдельном уголке своих воспоминаний. Таких воспоминаний, которые наполнены искрящимся смехом, глупыми перепалками и молчаливыми разговорами на природе. Я подняла взгляд на него, попадая в плен темных и бездонных глаз, которые выворачивали душу наизнанку. Меня будто тянуло к нему, хотелось окунуться в этот бассейн с головой, понять, что творится в его сложных и запутанных мыслях. С одной стороны мягкий и добрый парень, который скрывает в себе вагон и тележку тайн и загадок. В тихом омуте черти водятся, да? Мехмед был человеком, которого я знаю очень давно. Я наблюдала за всеми его жизненными этапами. Он никогда не нарушает свои обещания, никогда не отворачивается от дорогих ему людей, а раз говорит, что не будет давить и даст время, то почему бы не довериться ему? Надежность и стабильность. Ты же всегда этого хотела, Айла… Долгое время я пыталась не смотреть на него. Боялась, что парень поймёт мои скитания и вечные перепалки между собой. — Шехзаде, — он, будто проснувшись, растерянно посмотрел в мои задумчивые и изучающие его лицо глаза. Закусив губу, я прошептала, — вы правда хотите, чтобы я осталась с вами? Он медленно моргнул, взяв моё лицо в тёплые ладони. Медленно и легко провёл большим пальцем по скуле. По спине побежали мурашки. Его обжигающее дыхание чувствовалось около губ. Такое томное и взволнованное ощущение я ещё никогда не испытывала, даже в прошлой жизни. Мехмед приблизился к уху, отчего по моей спине пробежался ещё один табун мурашек. Я чуть охнула, когда Шехзаде тихо прошептал: — Да, я хочу, чтобы ты вошла в мой гарем, Айла.***
Воспоминания как калейдоскоп проносились в голове. Все самые счастливые и лучшие моменты сменялись один за другим. Первые шаги, первое слово, первая прогулка… Воспоминания о прошлом порой причиняют боль. Тоску по тем временам, которые ты уже никогда не сможешь вернуть. В детстве все кажется таким светлым, ярким. Твоя душа не очернена грязными интригами и не обливается кровью других людей. Ты чист, невинен, как качающаяся на ветру ромашка в поле! До поры до времени. Когда тебя сорвут, ты начнёшь гнить, и рано или поздно растворится твоя невинность и детский взгляд на мир. Инстинкт самосохранения начнёт работать так сильно, что ты не будешь больше пытаться покорить высокую гору. Будешь понимать и спрашивать себя, а надо ли тебе вообще взбираться? Как будто детских воспоминаний и не существовало вовсе, все становится белым и чистым. Новым, неизведанным… Стираются прошлые эмоции и чувства, наступает новый этап в жизни. Мехмед рано понял все это. Будто дошёл до смысла жизни ещё очень давно, когда лежал ночью и размышлял о прочитанной книге. Что такое жизнь? Почему он родился и живет? Этого захотел Аллах? Он дал ему возможность быть и чувствовать себя особенным? Маленький Шехзаде не знал, как ответить на этот вопрос, поэтому всегда, когда заходил в тупик, обращался к отцу. Султан Сулейман удивлялся мудрости и образованности своего сына, что даже его такие вопросы ставили в неловкое положение. Мужчина и мальчик оба сидели в покоях и размышляли. Пока повелитель делал новое украшение для Хюррем-султан, его сын с интересом рассматривал блестящий камень, думая о чём-то своем. И Шехзаде только сейчас понял, что в детстве, дети смотрят в будущее и мечтают о нем. Их грёзы такие наивные и чистые, что взрослые не хотят расстраивать глупое дитя, хотя сами живут не будущим, а прошлым. Вспоминают о том, что уже давно прошло, прокручивая в голове по несколько тысяч раз одно и тоже. Мехмед задумался, когда же он начал жить прошлым? Тихий, мелодичный голос раздавался на всю комнату. Губы сладко и томно тянули звуки, полностью отдаваясь этому легкому и парящему чувству свободы и спокойствия. Меланхолия и блаженство наполняли его маленькую чистую душу. Будто ничего в мире больше не существовало, лишь мелодия, раздающаяся на всю комнату. Грустная, обречённая на тоску и такая чарующе-манящая… Мехмед зевнул, аккуратно потёр глаза, стараясь не уснуть, продлить этот великолепный момент ещё чуть подольше. Мальчик сладко потянулся, чуть щурясь, смотрел, как на диванчике сидела няня, и пела такую волшебную песню. Айла тихо напевала, медленно расчёсывала свои кудрявые волосы: расческа мягко и плавно распутывала локоны, отчего те становились гладкими и мягкими. Ребёнок сонно подумал, что хотел бы прикоснуться к её шелковистым волосам, пощупать и понюхать запах каких-то трав и леса. Так умиротворенно и спокойно. Уютно. В комнате давно спала Михримах, тихо сопя в подушку. Он один вместе с Айлой не спал. Девочка наблюдала за ним, а Мехмед просто не хотел отпускать такой момент. Он, борясь с обеденным сном, встал с кровати. Босыми ногами пошлепал к няне, которая, заметив его голые ноги, чуть зашипела, подхватив ребёнка, усаживая на диванчик рядом с собой. — Шехзаде, если вы простудитесь, ваша матушка будет очень недовольна, — она мягко улыбнулась, одевая ему на маленькие ножки тёплые носки. — Нужно следить за своим здоровьем! — Спой ещё, — Мехмед умоляюще посмотрел, — ту самую, на русском! — На русском? — Айла, улыбаясь, переспросила, чуть нахмурившись. — Хотите услышать песенку про смуглянку? — Кто это? «Как-то летом на рассвете, заглянул в соседний сад.» Девочка встала с диванчика, решив, что маленький Шехзаде не уснёт, одела на него верхнюю одежду и обувь. Взяла за руку, мягко улыбнулась и повела на улицу. Ещё не хватало разбудить госпожу луны и солнца. Напевая мотив себе под нос. «Там смуглянка-молдаванка собирала виноград.» Айла шла медленно, спокойно тянула предложения, пока сзади неё, маленьким ножками семенил Мехмед, восхищенно вслушиваясь. Ему было так хорошо и весело! «Я бледнею, я краснею.» Он чувствовал такую радость и счастье по отношению к этой няне, каждый раз удивляясь её знаниям. Шехзаде видел, как иногда родители и родственники уставали от гиперактивного в плане знаний ребёнка. Те, конечно, послушно отвечали на его вопросы, но порой с такой неохотой, привыкая к вечным расспросам и любопытству, чувствуя легкое раздражение. Эта же девочка была только рада что-то объяснить неугомонному ребёнку, разложить все четко и понятно. Отчего Мехмед ещё больше ценил её, возводил в своём сердце в отдельное место, проявляя искренние чувства, как уважение и привязанность. Айла могла говорить часами, что-то показывать и рассказывать. А главное — Мехмеду не было скучно. Никогда. Её вечные бурные эмоции, выходящие за край, яркое и улыбающееся лицо, освящаемое утренним солнцем. «Захотелось вдруг сказать: Станем над рекою зорьки летние встречать.» Дети вышли в высокий холл, ведущий в сад. Открыв дверь, Шехзаде удивленно уставился на льющий, как из ведра, дождь. Где-то вдалеке послышался громкий раскат грома, наводящий ужас на маленького ребёнка. Он покрепче схватился за руку, прячась за платьем Айлы. Девочка же с теплотой смотрела на это. — Шехзаде, вы боитесь грозы? — Я ничего не боюсь! — Он воскликнул, пытаясь грозно смотреть на неё, пародируя своего отца на важных приёмах, но няня лишь рассмеялась, тихо вытирая выступившие слёзы. Она присела на корточки и нежно улыбнулась ему, а после, нахмурившись, шутливо надула губы: — Как так? Великий и могучий Шехзаде Мехмед не боится ничего на свете? — Ничего! — А вы докажите это! — Она игриво подмигнула, отпустив его руку, и выбежала на улицу, счастливо смеясь. «Раскудрявый клен зеленый, лист резной…» Ребёнок наблюдал, как девочка кружилась под падающими каплями дождя, которые стекали по её лицу, одежде и волосам. Айла, раскинув руки в стороны, подняла голову вверх, вздыхая полной грудью. Где-то снова загремел гром. Тучи становились ещё темнее и гуще, но ей было все равно. Лишь летний тёплый дождь приятно щекотал кожу лица. Мехмед шокировано наблюдал за радостью, искренне недоумевая и не понимая её эмоций. «Почему она радуется обычному дождю? Что в нем такого?» — Он склонил голову, глядя, как та ручкой подзывает его, прося выйти к ней. «Я влюбленный и смущенный пред тобой…» Мехмед чуть качнул головой в знак отрицания, отступая от крыльца на несколько шагов назад, скрываясь в тени. Он боится грома и молний! Но признаваться в этом боится, пусть и знает, что няня не отругает его за трусость. Айла нахмурилась, подхватив мокрые юбки, поковыляла к нему. Присев на корточки рядом с его лицом, вопросительно уставилась. — Вы так сильно боитесь, что даже со мной не хотите выходить? — Мехмед качнул головой, готовый расплакаться от этого. Он так хотел казаться ей сильным и храбрым! — Или дело не в этом? — Не в этом, — он сжал края своей накидки, сминая роскошную и дорогую ткань, опустив голову, промямлил, — я просто боюсь… Девочка слегка улыбнулась, мокрой рукой тыкнула ему в надутую щеку, отчего он удивленно уставился на её задорный и искрящийся взгляд. За такую наглость могли даже повесить! А ей хоть бы что! «Клен зеленый, да клен кудрявый…» — Знаете, один очень известный писатель говорил такую вещь: «Трусливый друг страшнее врага, ибо врага опасаешься, а на друга надеешься*.» И я вот думаю, что страхи действительно сильно влияют на человека. Прогибают психику под себя. Но чаще всего, то, чего мы боимся, нам и необходимо сделать. Шехзаде, — она взяла тёплые руки в свои мокрые и холодные, чуть сжала, — но когда с тобой близкие люди, друзья, родственники, да кто угодно, вы никогда не будете одни. Вы не должны бояться положиться на того — кому верите! Только так разделите свои страхи и избавитесь от них. Помните, страх-компас, помогающий найти путь, указывающий на ошибки. Решите же их, станьте сильнее, мудрее и самое главное — отважнее! Она лукаво улыбнулась. — Мы ведь с вами друзья, Шехзаде? — Друзья должны верить и помогать друг другу, — он задумчиво уставился на их сплетённые руки, слегка сжал в ответ, — ты говорила, что друзья познаются в беде. Значит, чтобы окончательно стать друзьями, мы должны пройти препятствие? — И какое же первое препятствие вас ожидает? — Мехмед сглотнул, слушая грохот с небес. — Вы ведь мне доверяете? — Айла выжидающе серьезно на него посмотрела. — Да, я тебе доверяю, — он также со всей строгостью кивнул, схватившись за её руку окончательно, потянул к выходу с крыльца. — Поэтому и пойду туда, где будешь ты! — Верно! Мы вместе покорим грозу! Рассмеявшись, Айла подхватила его, пробрасывая и усаживая себе на шею. Ребёнок взвизгнул, а после схватившись за её кудрявые волосы, запрокинул голову на вверх, глядя на темные занавесы облаков, из-за которых начинало выглядывать солнце. Мехмед выставил руку вверх, будто пытаясь дотянуться до верха, слушая гром и глядя на яркие молнии. Но в этот раз он не чувствовал страха, паники и трясущихся рук и колен. Под его ладошкой была шевелюра няни, которая улыбаясь во весь рот, крутила головой туда-сюда как болванчик. Шехзаде улыбнулся. Он больше не боялся. Он больше ничего не боялся! «Да раскудрявый, резной!» Сквозь высокие и мокрые от дождя деревья появилась радуга.***
— Боишься? Мехмед будто очнулся из своих дум, обернулся, встречаясь взглядом с родным братом - Мустафой. Молодой человек очень сильно вытянулся за несколько лет, мягко улыбнулся, раскрыл руки для объятий. Мехмед прижался к брату, похлопав по спине. — Нет, брат. Мне нечего бояться, — старший Шехзаде усмехнулся на такую фразу, полностью окинул взглядом его золотого цвета кафтан, вспоминая себя в его возрасте. Молодого и неопытного мальца. — Я верю, ты справишься! — Ты тоже будешь на церемонии? — Да, отец разрешил мне присутствовать на вручении меча. Да и интересно взглянуть на твой потенциал. — Мустафа сдвинул руки назад, медленно пошёл на улицу вместе с задумчивым Мехмедом. — Матушка тоже будет наблюдать, — он покосился на старшего брата, — Паши будут там? — Да, и янычары придут посмотреть на тебя. Не волнуйся только, все пройдёт хорошо. Главное не растеряться! Мехмед кивнул, но ничего не сказал. Его мысли были вовсе не про церемонию. Вчера он разговаривал с Айлой-Хатун. Предложил ей стать его наложницей. Все мысли только и были заняты ею. С одной стороны Мехмеда очень мучила совесть, сам того не зная, он корил себя за такой импульсивный поступок. Но с другой стороны понимал, что так сильно привязался к человеку, что видеть свою жизнь без неё уже просто не мог. Девушка молчала очень долгое время после его признания. Он видел как её бросало то в холод, то в жар. Паника, куча воспоминаний и мыслей мелькали в её растерянные глазах. Мехмед сам понимал, что его мать и Афифе-Хатун будут недовольны. Он выбрал себе в гарем девушку, старше его на несколько лет! Айла должна была получить статус Калфы, и именно поэтому её долгое время никуда не распределяли, но его дерзкое решение напрочь перечеркнуло планы матушки и управляющую гаремом. В конце концов Айла сказала только одну фразу: — Шехзаде, я ведь обещала вам, что всегда буду рядом, поэтому соглашусь войти в ваш гарем, — она подняла на него слезящиеся глаза, и сквозь какую-то тянущую и лёгкую тоску прошептала, — вы не безразличны мне тоже, но мне очень страшно… — Мы ведь друзья и должны помогать друг другу преодолевать страх, Айла. Все будет хорошо, моя милая Хатун. Мехмед отложил тот переломный момент в своей памяти. Раз за разом он прокручивая их диалог у себя в голове. Это придавало ему сил и уверенности в себе и в будущем. Он не один! Шехзаде знал, что у него есть человек, который всегда примет и будет рядом. И этот человек — Айла. Его единственная подруга, няня, соратник и любовь! Да, именно любовь. Это детское чувство, которое он начал испытывать ещё в детстве, только усиливалось с годами. Айла видела его разным. Когда он в ярости крушил все на свете, то походил на монстра, сорвавшегося с цепи. Горячая кровь османов и бурный нрав его матери прекрасно, хоть и со вспышками сочетались в его характере. Один раз он заметил своё лицо в отражении зеркала матери, после ссоры с Михримах, когда его сестра убежала в слезах, а он чуть не разгромил детскую. Его горящие от гнева глаза, дрожащая губа и руки, бледное выражение лица. Мехмеду было противно от того, что он видел перед собой, но наткнувшись на спокойной взгляд няни, ему стало стыдно. Стыдно за своё порой неконтролируемое поведение и импульсивность. Но Айле было все равно. Каждый раз она вытаскивала его из какой-то тьмы, вела куда-то далеко, подальше от проблем. Будто она сама бросалась во тьму, разыскивая его среди демонов. И он шёл за ней. Ведомый игривым смехом и радостью. Чувствуя запах трав, легкости и леса. Мехмед ещё в детстве боялся, что Айла уйдёт или достанется кому-то другому, поэтому цеплялся за его первого человека, находящегося так долго рядом с ним. Его человека. Шехзаде мысленно улыбнулся от мыслей, что сегодня вечером он будет с ней. Он не будет принуждать или заставлять делать то, что она не хочет. Девушка должна сама привыкнуть к тому, что теперь её статус стал выше. Парень знает, что любые изменения для неё — это стрессовая катастрофа. Непривычная зона комфорта рушится, и ей нужно время. — Мы пришли, брат, — Мустафа чуть приоткрыл дверь, из которой выглянул на улицу, где уже собралась толпа народа. — Готов? Сын Махидевран повернулся, встречаясь с уверенным кивком головы. Старший удивленно смотрел на своего младшего брата, видя в нем стержень и твёрдую, непоколебимую волю и силу характера. Мехмед прекрасно сочетал в себе мягкость и стойкость. Каждый раз он менялся в зависимости от ситуации. Словно дикая и грациозная пантера, скучающе наблюдал за происходящими событиями и не лез в дела. Или же становился неуправляемым, следуемым по зову сердца и своих принципов правильности, совмещённых со справедливостью и честностью. Это и отличало его от Мустафы. Если первенец Султана Сулеймана имел в себе больше характера отца: такого же храброго и справедливого воина. То второй сын Султана обладал равновесием. Умел слушать и разум и чувства. Кровь Хюррем-султан бурлила в жилах, кипела и придавала сил, а кровь династии османов лишь дополняла, раскрывала истинный, скрытый в душе потенциал. — Готов, — Мустафа хлопнул по плечу в последний раз, ушёл в строй ко всем, встал, дожидаясь выхода брата. — Ради будущего Османской империи! Мехмед открыл большую и тяжёлую дверь. Твёрдой и уверенной походкой пошёл к отцу, который внимательным и изучающим взглядом рассматривал его. И не только султан это делал; все окружающие люди, включая Пашей, янычар, смотрели на него, но это внимание не доставляло беспокойство, наоборот лишь закаляло дух. Приходило осознание, что власть — это огромный труд, который нужно заслужить у народа. Власть — это оружие. Либо ты им защищаешься, либо ранишь других. Мехмед говорил свою речь, страстно и целеустремленно смотрел вперёд на главного янычара, который любовался отвагой и мужеством Шехзаде. Отважный львёнок от властителя всего мира. Сулейман с одобрением и восхищением в мудрых глазах смотрел на сына, которого видел после себя султаном. Его сын, его кровь и плоть от любимой женщины. Первенец, обожаемый матерью. Мужчина думал и верил, что Аллах слышит его мольбы и просьбы уберечь ребёнка. Спасти от всех бед и грехов, которые выпадут на его душу. Где-то вдалеке стояли Паши и Визири. Внимательный и холодный взгляд Халиля прошёлся по красивому лицу и крепкой, но недостаточно сильной и закаленной фигуре. Молодой человек бы скривился, если бы не окружающие его люди, которые могли неправильно понять. Халиль с отвращением думал, что же такого особенного его госпожа нашла в этом мальчишке. Он, словно птенец, только научился летать низко. Жизнь очень сильно помотала мужчину, который остался без наставника. С единственным человеком на руках, он сейчас находится в этом паршивом мире. Айла была его сокровищем, которое Халиль ревностно охранял. Он напряжённо прожигал взглядом прямую спину, чувствуя жгучую обиду, где-то под кожей, пронзающую кровоточащую душу. Чуть вздохнув, он попытался успокоиться, иначе точно выдаст эту неприязнь и раздражение к Шехзаде. Если Айла узнаёт — наорет на него. Теперь госпожа ещё выше его по статусу. Вошла в гарем и стала наложницей. Халиль чувствовал, что начинает терять девушку, заменившую ему всех на свете. Эта мысль ещё больше въедалась в мозг, каждую минуту просачивалась через клетки, достигая всех больных мест. Мужчина сжал руки до беления костяшек, чувствуя, что сейчас взорвется от гнева. — Что с тобой? — Стоящий рядом Матракчи удивленно покосился на хмурого Халиля. Бали-бай тоже посмотрел на раздражённого и колючего подопечного. После их первого совместного похода, Малкочоглу старался таскать парня с собой. Воин видел невероятную мощь и потенциал, поэтому пытался сделать из него достойного война. Холодная душа, но бурлящая кровь очень интересовали. Халиль, конечно, редко когда бывает в хорошем настроении, но в данный момент походил на грозовую тучу, готовую разразиться в любой момент непрекращающимся ливнем. — Держи себя в руках, Халиль. Халиль не ответил, лишь еле слышно фыркнув, наблюдал за проходящим на ура мероприятием. «Не к добру все это. Зря ты, Айла, связалась с ним. Погубит он тебя, госпожа моя», — какая-то грусть и печаль настигли его душу, отчего Халиль лишь тяжело вздохнул. И на удивление он оказался прав. Айла-Хатун спустя несколько дней прибежала к нему. С размаху раскрыв дверь в дом наставника, налетела на непонимающего друга, который тихо варил себе поздний ужин. — Халиль! Мне нужна настойка, чтобы забеременеть! Кажется, приближается буря.