За Солнцем Луна стоит

Боль в районе спины и бедра отозвалась на легкое движение жгучим и парализующим покалыванием. Машинально я вскинула руку, пытаясь дотянуться до ноющего участка и почесать раздражённую кожу, но тут же одернула себя, шарясь по постели и натыкаясь на тёплые и крепко сжимающие мою талию руки. Все, что происходило несколько часов назад выветрилось из головы, но с каждой секундой события прокручивались с самого начала, раз за разом приобретая новые краски. Когда ты пытаешься смотреть на всю картинку в целом, то иногда можешь упустить самые мелкие детали и забыть что-то важное под воздействием различных факторов, будь то всплеск огромного адреналина или банального беспокойства. Ты помнишь основные события, которые потом будут казаться лишь мелкой соринкой в куче мусора памяти. Будешь стараться воспроизвести те самые эмоции, но не сможешь больше ощутить ту атмосферу страха и паники за свою жизнь. Несмотря на это подсознательно ты начнешь избегать того, что когда-то принесло вред твоей психике. И это нормально, когда паранойя тихонечко прошепчет на ушко слова о побеге от реальности. У меня не было желания открывать глаза и смотреть на взволнованное лицо Мехмеда. Не хотелось решать наступающие проблемы в виде «беременности». Верила ли я в это? Без понятия. Хоть разговор Шехзаде и лекарши отложился в памяти, но от этой информации бросало в дрожь и ужас. Животный страх за свою жизнь доводил до паники. Где-то глубоко в душе я верила в ложность этого заявления, ибо те обрывки диалога могли быть и обычным помутнением рассудка. Или я находилась в осознанном сне. Когда нервы напряжены до предела, теряется концентрация и силы для поддержания холодного и трезвого взгляда на происходящее. Застонав, я открыла слезящиеся глаза и приступила к разглядыванию белого потолка. Было очень тихо, словно на съемках какого-то хоррора с наступающим кульминационным моментом. Вон из того угла сейчас выскочит маньяк и перережет случайной жертве глотку. Другой человек закричит в ужасе, схватившись за рот и осядет на пол, парализованный происходящим. Или же начнет спасаться бегством из клетки, в которую угодил, ища путь к выходу из нескончаемого кошмара. Каждый реагирует на страх по-разному, но если бы я была актрисой такого спектакля с неизвестной концовкой, то попытка избежать боли и страданий в будущем — самое первое, что пришло бы мне в голову. Неизвестность — единственное слово, которое охарактеризовывает происходящее. На улице стояла темная и холодная ночь. Свет от луны пробирался сквозь неплотно задернутые старые шторки. Я видела на потолке тени качающихся деревьев, силуэты которых, возможно, казались странными и пугающими. Они напоминали монстров из сказок, но, как ни странно, при этом успокаивали и дарили душевный покой, в котором я сейчас так нуждалась. Мне всегда казалось, что когда солнце опускается после долгого и трудного дня, наступает самое лучшее время суток. Меняется всё вокруг: остывает воздух, мир погружается в мёртвую тишину, нарушаемую лишь воющим ветром за окном и гавканьем собак на летающих ночных птиц. Многие не видят красоту природы в это время, но она завораживает и заставляет посмотреть на мир другими красками. Более тёмными и мрачными, но очаровательно спокойными и меланхоличными. Ночное небо снимает стресс и весь негатив, накопленный за день. Призадумавшись, я не сразу почувствовала, как под моим боком закопошились, издав какой-то странный звук, а после растрёпанная и темная шевелюра встала перед носом, вызывая одно желание — чихнуть. Не удержавшись, я оглушила поднявшегося парня. Сонное и заспанное лицо Мехмеда появилось перед глазами, пытаясь сфокусироваться на мне. Шехзаде зевнул, потирая одной рукой ухо. — Любительница же ты поспать, — наследник поднялся на локти, а потом зашипел от боли, схватившись за плечо. В темноте почти ничего не было видно, но мне показалось, что в его уголках глаз выступили крохотные слезинки. — Стрела? — он замолчал, скорее всего удивленный тем, что я знаю про рану, но быстро вернул серьёзное и задумчивое выражение лица, растирая и разминая плечо. — Да, неудачная попытка убийства Мустафы в Манисе. Матушка и отец сильно беспокоились из-за этого, поэтому сейчас носятся со мной, как с маленьким птенцом, — Мехмед почесал затылок, смущённо улыбнувшись, — сама-то ты как? — До свадьбы заживёт, — попыталась повторить его беззаботное выражение лица, но улыбка вышла какой-то кривой, — нам нужно поговорить в другом месте, Мехмед. Шехзаде кивнул, вставая с кровати. Подойдя к небольшому креслу, парень поднял свою теплую накидку из натурального меха какого-то животного, которую, судя по всему, бросил ранее в порыве гнева, и протянул мне. — Накинь, в замке ночью прохладно, — медленно встав на ноги, я покачнулась, чуть не упав, если бы Мехмед мягко не придержал за локоть одной рукой. После накинул на меня одежду, помогая укутаться с головой. — Сколько я была без сознания? Ты давно приехал? — Лекарша сказала, что ты проспала несколько часов. Мы приехали вчера вечером, — взяв меня за руку, наследник уткнулся лбом в мои ладони, будто что-то проверяя. Я еле заметно улыбнулась на такое действие. В детстве Мехмед часто так делал, чтобы успокоиться. Мы тихо вышли из пустого лазарета. В коридоре неподвижно стояла стража, которая опустила головы, заметив наследника. Мехмед мотнул головой, подзывая одного к себе, и что-то тихо пробормотал ему. Я спрятала нос в накидке и следила за каждым движением его губ. Парень бросил какую-то последнюю фразу, а затем повёл по тёмным и холодным коридорам дворца, еле слышно стуча подошвой своих сапог. Сколько раз я ходила по этим местам ночью и не боялась, что меня поймают и накажут. Сейчас же все ощущалось совершенно иначе. Раньше эти белые стены были не просто глазами и ушами, а крепким щитом и укрытием от местных обитателей, которые с лёгкостью могут избавиться от любого мешающего человека. Халиль постоянно ворчал, как старый дед, что ему не нравится это место, пахнущее болью и кровью. Я же отмахивалась и говорила про больную фантазию и паранойю, хоть и знала, что его слова — чистая правда. Они избавятся от ребёнка. Под словом «они» я подразумевала сразу нескольких людей: Хюррем, Михримах и Афифе-Хатун. Первая могла запросто послать слуг, которые вместе уложат меня в два счёта, а потом под командованием русской проведут сложную операцию, имеющую высокий шанс моей смерти. Она не посмотрит на то, что я долгое время нахожусь у неё под крылом. Правила есть правила, и никто не смеет их нарушать. Вспомнив Эфсун и её трагичный конец, я передернулась. Увы, здешняя медицина не была такой продвинутой, как в 21 веке. Что касается остальных, то Михримах и Афифе либо расскажут Хюррем о моем положении, либо сделают всё самостоятельно и без лишнего шума. Куда не глянь — везде опасность и риск. Съёжившись от страха, я почувствовала, как рука Мехмеда обхватила мои плечи. Я знала, что он понимает, о чем думаю сейчас, но Шехзаде не произносил ни слова, лишь успокаивающим взглядом говоря, что такое обсуждать в пустых коридорах, скрывающих в себе невольных слушателей, очень опасно. Набрав воздух в лёгкие, я попыталась успокоить разбушевавшееся сердце и лёгкую панику. «Он защитит, — именно такая мысль промелькнула в голове, чувствуя поглаживание плеча теплой рукой Мехмеда, — он не бросит.» И эта твёрдая уверенность, слепая вера в человека помогали смотреть вперёд и не думать о плохом. Я была не одна в этом страшном кошмаре. Спустя пару минут медленного шага, мы добрались до тяжелых и высоких дверей в покои Мехмеда. Парень, не позволив молчаливой страже открыть вход, сам легонько дернул ручку и кивнул, приглашая войти. Я замерла на пороге, осматривая плохо освещаемую комнату, словно видела её в первый и последний раз. — Тут бардак, — наследник, пройдя несколько шагов, пытался найти в темноте свечи, чтобы зажечь их, — мы приехали несколько часов назад. Я велел слугам оставить все вещи тут и ничего не трогать, пока не разберусь с твоими проблемами. — Что-то не похоже, что у тебя было хорошее настроение, — хмыкнула, поднимая с пола разорванную пополам книжку, — откуда ты узнал, что я в лазарете? — Спросил у Гюльшах, которая вышла встречать нас в саду. Она и сказала, что произошло, пока нас не было. — Что будет с Кларой? — присев на застеленную кровать, сняла с себя верхнюю одежду, аккуратно сложив дорогую вещь Мехмеда на подлокотник. В задумчивости уставилась на переодевающегося наследника, который уже зажег пару свечей в комнате. — Сошлют в старый дворец, хотя, наверное, просто выдадут замуж за какого-нибудь холостого торговца, — он отвернулся, не смотря на меня. — Вот так просто? А Фирузе? — Мама с ней разбирается сама. Ей пришло какое-то письмо от Рустема, думаю, больше мы её не увидим. — Ты злишься на меня? Шехзаде застыл, перестав рыться в каком-то комоде, и повернулся ко мне. — Глупые вопросы задаёшь, Айла. По твоему я должен быть счастлив твоему поведению здесь? — он проворчал. — Но я понимаю, что твоей вины тут нет, и все дело в Кларе и Фирузе, поэтому не волнуйся. Все хорошо, ведь теперь ты в безопасности, — он чуть улыбнулся и достал маленький деревянный гребень и пару ленточек из ящика, — давай расчешем тебя. Твои волосы выглядят просто ужасно. — Мне бы хотелось поговорить с Фирузе ещё раз. Не дают покоя слова про Якуба. Она что-то знает, — я повернулась спиной к Мехмеду, который пристроился сзади. Вместе мы уселись на кровати. — Может быть, она пыталась вывести тебя на эмоции? Кто знает, что у чокнутых в голове, — он зажал в зубах ленту и аккуратно начал расчёсывать мои запутанные кудри. — Не думаю, — я прикрыла глаза от быстрых, но легких движений гребня по своим волосам, — она верила в то, что говорила и явно хвасталась этими знаниями… — Может быть, это связано со смертью твоего наставника? Очень странно, что он так легко ушёл из жизни, ни сказав ни слова, — юноша остановился и замер на несколько секунд, о чём-то думая. — Якуб-Эфенди ведь был болен? — Да, когда Халиль был в отъезде, я часто бегала и приглядывала за ним, но все мои попытки помочь оказались бесполезными. Будто он умирал изнутри? — Если ты не хочешь говорить об этом, то я не буду настаивать, Айла, — проговорил он тепло и с какой-то нежной заботой в голосе. — Лучше скажи мне сразу, если что-то не нравится, прежде чем это выльется в ссору и недопонимание. — Скорее, такую серьезную и грустную тему лучше обсуждать на трезвую голову. Мне нужно отдохнуть немного сейчас. Замолчав, парень мягко проводил гребнем по кудрявым волосам, что-то мурлыкая и шепча под нос. Расчесывая непослушные и запутавшиеся локоны, он тихонько касался шеи пальцами, будто пёрышком щекотал чувствительную кожу. Я же через раз вздрагивала от легких прикосновений к спине и шее. — Мы давно так не сидели, — прикрыла глаза, тая под его тёплыми руками и чувствуя нахлынувшее спокойствие, — Мехмед… — Да? — Он остановился, убрав расчесанные волосы на одно плечо. — Мне страшно… Что мы будем делать со всем этим? Если они узнают, то мне конец, — замявшись, постаралась отодвинуться, но тяжелая рука надавила на плечо, вынуждая остаться на месте. Наследник не ответил. Ещё немного покопошился сзади с косичкой, в которую вплёл ленточку, ловко завязал тугой бантик. Он провел кончиком носа по шее, оставляя лёгкий поцелуй на коже, мягко и медленно поглаживая спину. — С нами все будет хорошо, Айла. Та женщина, что осматривала тебя, уехала из дворца с мешком золота. Его хватит на всю оставшуюся жизнь. Я знаю, у тебя в голове каша, которую мы будем разгребать вместе. Рано или поздно правда с Якубом выйдет наружу, — парень положил подбородок на плечо и закрыл глаза. — Я, может быть, выгляжу спокойным, но переживаю за тебя и за нашего будущего ребёнка. Нам нужно уехать в санджак как можно скорее… — Тебя не отпустят. Хюррем-султан и падишах против. Ты сам это прекрасно знаешь. Остаётся только аборт, — легонько потрепала его по голове, ощущая тёплое дыхание сзади. — Возможно, но у меня есть мысли, к которым матушка ещё может прислушаться, — он остановился, почувствовав мое любопытство, и спустя несколько секунд продолжил. — Недавно в Манисе мы с отцом были на рынке, слушали, что говорит народ про правление Мустафы. Его очень многие любят и уважают, в особенности янычары. А вот меня не принимают, не упоминают имя даже мое. О матери болтают всякое, ведьмой называют. Братьев ни во что ни ставят. Отец был недоволен, но молчал, а я не удержался, высказался. С того случая повелитель странно на меня посматривает, но ничего не говорит. Я не стал рассказывать об этом случае матери, незачем её расстраивать, но, думаю, она и сама уже всё знает. — Хюррем-султан не волнуют всякие сплетни и трёп простого народа, — Мехмед хмыкнул, как бы соглашаясь с моим высказыванием. — Матушка умная женщина, знающая, как добиться уважения и признания. Для этого нужно доверие со стороны простых людей. Если она хочет, чтобы меня и моих братьев заметили, признание народа — обязательное условие. Пусть даже если её и не заботит ничего, что не касается отца. Чем раньше я уеду в санджак, тем быстрее завоюю сердца других людей, как это сделал Мустафа. — Ты пытаешься угнаться за ним и стать лучше. Верно? Он кивнул, признавая это. Я подозревала, что Мехмед мог завидовать своему старшему брату, поэтому всегда пытался показать своей матери и отцу только ту идеальную сторону Шехзаде. Чтобы хоть как-то выделиться на фоне сияющего старшего брата, который под влиянием Махидевран думал, что он всемогущий. Мехмед же был реалистом и понимал, что не имеет такой власти и влияния на людей как Мустафа. Неудивительно, что он так яростно хочет отправиться в санджак. Накручивая на палец выбившиеся из косички волосы, юноша забормотал: — Я хочу поговорить с Малкочоглу, Халиль отправится с нами. Он довольно силён и умён. Много слухов среди воинов ходит про него. Мама спрашивала, знаком ли я с ним, а это значит одно — она хочет переманить его на свою сторону, или рассматривает его на определённую кандидатуру. Готовит потихоньку почву. Если мы пойдём с ним, то и отец, и матушка будут спокойны за меня. — Халиль не согласится, — я усмехнулась, вспоминая крики и споры учителя и друга, когда мы съехали с уютной и маленькой квартирки. — Он пойдёт туда, где будешь ты, поэтому прибежит сам, — Мехмед зевнул, укладывая нас на мягкую кровать. — Давай поговорим об этом утром, ты сильно устала после таких приключений. Покорно обмякнув в тёплых и надёжных руках, я позволила юноше устроить нас удобнее. Парень уместился сзади, обняв меня со спины и уткнувшись в шею, а через пару минут тихонько засопел. Я же подумала о том, что сейчас играю с огнем. Если у нас не получится уехать в санджак, придётся просить Халиля избавиться от ребёнка. Мне кажется, или я уже слышу его ор и крики о своей беспечности? Я не была против этой беременности, потому что понимала, что смогу воспитать ребёнка (благодаря опыту с Мехмедом и Михримах) и получить хоть какой-то статус в гареме. Проблема заключалась в том, что в каноне Мехмед должен умереть, и борьба за престол в будущем пугали до чёртиков. Придётся из кожи вон вылезти, но сохранить жизнь не только себе, но и ещё нескольким людям. Слишком опасно и рискованно, ведь я не супергерой, который может сделать всё. Не нужно наивно думать, что все проблемы рассосутся сами по себе. Но справлюсь ли я со всеми опасностями?

***

Хюррем-султан придирчиво осмотрела свою причёску в отражении зеркала. Подавив зевок, она подозвала к себе девушку, державшую в руках шкатулку с драгоценностями. Выбрав одну из самых красивых и изящных пар, женщина закрепила в ушах серьги и удовлетворенно прищурилась, проведя рукой по драгоценным камням, красиво блеснувшим на солнце, чувствуя приятное тепло и удовлетворение. «Их сделал мой повелитель», — мысленно улыбнувшись этой мысли, Хюррем отдала шкатулку и величественно прошествовала к своему длинному и мягкому дивану, где раньше сидела покойная Валиде. Женщина гордо расправила плечи, вспоминая свои первые дни во дворце и жестокость со стороны матери Султана. Надменный и презрительный взгляд Айше-Хафсы и её вечные недовольства поведением русской. Ядовитые слова о ничтожности от Махидевран и проклятого Ибрагима, признание её членом семьи, а после презрение и отторжение. Все трудности, что были на её пути, она с гордо поднятой головой выстояла и пережила. Не сломилась и не прогнулась под других людей! Ей осталось избавиться от Великого визиря и Мустафы, которые находятся на её пути к полной и желанной власти быть единственной и неповторимой для Сулеймана. Только её дети будут стоять во главе этого государства, и только она станет в будущем Валиде-султан. Ведь Хюррем не сможет смириться с тем, что у её мужа есть другой ребёнок от другой женщины. Султанша избавится от первого наследника престола и расчистит дорогу в рай своим детям, пусть ей даже придётся пройтись по головам ради этого. Она готова на все ради достижения своей цели. И плевать, что она будет гореть в аду за эти грехи. У Сулеймана есть Хюррем, а у Хюррем есть Сулейман. Больше ей и ему никто не нужен. Его ласка, любовь и внимание — это и есть причины, за которые султанша борется с самого первого дня в этом страшном и недружелюбном дворце, наполненном предательствами и ложью. Хюррем безумно любит своего повелителя и детей, поэтому новость о том, что в её старшего и горячо любимого сына стреляли, потрясла заботливую и внимательную мать. Она помнит, как в слезах прибежала к временным покоям своего первенца в Манисе. Помнит дочь, что рыдала вместе с ней и просила успокоиться, говоря, что Мехмед жив. Хюррем со злостью в сердце видит перед глазами растерянное и бледное лицо Мустафы, что стоял рядом с перепуганной матерью. Махидевран-султан внимательно и с усмешкой в глазах смотрела, как жена повелителя убивается по раненому Шехзаде, и злорадствовала, что именно Мехмед попал под стрелу, а не обожаемый Мустафа. Первый наследник имел при себе все: уважение и признание янычар, наследный санджак-Манису и многие другие привилегии, коих её сын был лишён. Даже несмотря на то, что все дети повелителя имели одинаковый статус, самым любимым в глазах народа и всех слуг во дворце был именно Мустафа. Хюррем задавалась вопросом: почему её детьми так пренебрегают? Её дорогой супруг не видел тех вещей, что происходят в гареме, но она знает, что на самом деле Сулейман очень любит Мехмеда. И на этой любви Хюррем будет делать всё, чтобы свергнуть свою заклятую соперницу. Да, Махидевран было что терять. Слава и богатство, которое она получала как мать наследника Манисы, статус султанши — всё это только благодаря сыну. Неудивительно, что она печётся о своём наследнике, как курица над яйцами. Шехзаде Мустафа купался в радости и счастье. Он знал, что все его любят и доверяют ему, поэтому скрытно пользовался этим. Притворяясь невинной овечкой, сын Махидевран ловко играл на чувствах своих младших братьев и сестры. Он всегда был только в плюсе с их любви и внимания, отчего Хюррем бесилась и готова была разорвать ему глотку, лишь бы он не касался лишний раз доверчивого Баязеда или ласкового Джихангира. Злость и ярость таились глубоко в её сердце, но ледяное спокойствие и трезвый ум говорили: «Ты отомстишь за страдания своего ребёнка! Они поплатятся за то, что так поступили с Мехмедом…» Больше всего султанша переживала за своего первенца. Зная, что её наследник питает нежные и глубокие чувства к старшему брату, который всегда был первым во всем и везде, внимательная мать видела, что мальчику было порой одиноко и грустно от нахождения в тени и мраке. Хюррем винила себя в том, что недостаточно много внимания уделяла Мехмеду в детстве. Уж слишком много проблем было у новоиспеченной мамаши в те времена. Не было ни власти, ни влияния, ни уважения. К ней относились, как к подстилке для султана и забавной зверюшке, которая только и могла скулить и лаять на всех. Этакая забава для всего гарема и для султанской семьи. Они не воспринимали русскую всерьёз, из-за чего и поплатились позже. Её старшие дети Мехмед и Михримах видели, как тяжело было матери в те года. Пусть к султанской крови и относились с хоть каким-то уважением, Хюррем же всегда оставалась нелюбимой, в отличие от своих детей. Женщина только нежно и грустно улыбалась, когда маленькая Михримах спрашивала её, почему к их маме относятся так невежливо. Умный не по годам Мехмед понимал с чем это связано, поэтому лишь хватал маленькую ладошку своей сестры и утыкался личиком в грудь матери, пока та со смехом гладила его по макушке. Его же маленькое сердечко трепетало от любого внимания в свою сторону. Русская клялась себе, что сделает все, чтобы её признали в этом чертовом дворце. Она проложит золотой путь своим детям! Оба её ребёнка видели, что султанша возится с младшими детьми, поэтому не особо докучали матери, предпочитая плыть по течению и развлекаться самим. Тогда-то и появилась Айла-Хатун, которая и заменила двум детям мать и отца в одном виде. Русская не злилась, наоборот, была рада и благодарна за то, что её любимая маленькая девочка не капризничает, и Мехмед не замыкается в себе, читая скучные книжки в одиночестве. Но в скором времени они оба начали делить бедную Айлу, что разрывалась между требующей внимания Михримах и ревнивым Шехзаде. Рассорившись, троица распалась, а детские мечты и радость были похоронены где-то глубоко внутри их маленьких и больших сердец. Хюррем любила всех своих детей, и никогда не признается, что на самом деле больше выделяет именно первых двух. Её первый сын, что подарил ей счастье в глубокую и тёмную ночь. Маленький лучик света, что ослепил своей красотой весь дворец, а после и оглушил диким и громким ревом бедную перепуганную мать. Женщина помнит тёплое и маленькое тельце, что жалось к ней после родов, или как её сын забавно морщил нос и не мог открыть глаза, словно слепой неумелый котёнок. Хюррем до сих пор чувствует эти радость, счастье и слёзы, которые она пролила при первом взгляде на своего старшего сына. Её крохотный сын. Её плоть и кровь. Её доказательство любви султана. Вот он второй лучик Солнца (первым же навсегда останется Сулейман) и света в её печальной и унылой жизни после смерти родителей. Хюррем всегда была и будет на стороне своего сына и никогда не позволит ему страдать! Все, кто посмеет обидеть её Мехмеда, будут гореть в адском пламени гнева. Уж Хюррем-султан позаботится об этом… Русская также помнит раннее утро, в которое родилась Михримах. Разочарование в том, что наложница повелителя родила девочку быстро сменилось радостью и облегчением при виде повелителя. Её мужчина умело держал в руках небольшой дёргающийся свёрток, а после, улыбаясь и похлопывая легонько по спинке, укачивал на руках свою единственную дочь от самой любимой женщины. Как же рада была Хюррем этому! Но время летит быстро и её дети давным-давно выросли из тех приятных и сладких воспоминаний младенчества. Теперь они пусть и стали старше, но все равно являются для неё неопытными детьми, которые совершают ошибки по глупости. Пусть Мехмед много знает и много читает, он часто ревниво подглядывает на свою наложницу и до сих пор видит во всем скрытый смысл и подтекст. Мстительная Михримах иногда может быстро пустить какой-нибудь слух в гареме, а после победно улыбаться, глядя на недоумевающих девушек, сплетничающих о какой-то глупости. Селим и Баязед, что стараются везде друг с другом соперничать, много раз устраивали ссоры и истерики на весь дворец. И её маленький ангелочек Джихангир, что пусть и хочет выглядеть взрослее, все же является маленьким ребёнком, который до сих пор просыпается по ночам и со слезами на глазах зовёт маму. Она является матерью пятерых детей и всегда будет смотреть за ними со всех сторон. Она будет оберегать их даже ценой своей жизни. Хюррем не позволит им оступиться и упасть в пропасть. Женщина сделает все, ради их счастья и благополучия. Иначе она не Хюррем-Султан, не жена Султана Сулеймана! Взяв в руки небольшой клочок бумаги, принесённый от Гюльшах, Хюррем коварно улыбнулась, видя несколько маленьких, но очень приятных строк: «Фирузе больше не вернётся…» Её сердце затрепетало от мысли, что больше никто не посмеет прикоснуться к повелителю и делить с ним тёплую и мягкую постель. Только она будет спать на тех подушках рядом с ним, а рано утром снова начнёт изучать красивое и благородное лицо Сулеймана, аккуратно разглаживая четкую морщинку на лбу, появившуюся из-за разных терзаний и дум. Никто кроме неё не посмеет приблизиться к этому мужчине, потому что они связаны между собой несколькими нитями судьбы. Громкий стук в дверь прервал её сладкие мечты. — Войдите, — наложница повелителя уселась поудобнее и приняла обычное и слегка холодное выражение лица, пытаясь унять дрожь от нетерпения и радости новой встречи с мужем. — Госпожа, — ворвавшийся в покои с раннего утра Сюмбюль-ага поклонился, улыбалась во все зубы, — доброе утро, моя госпожа! — Что привело тебя в такую рань? Селим и Баязед опять не поделили одеяло? — вспомнив недавний случай, произошедший между её детьми, рыжая заулыбалась, внимательно следя за лицом своего верного слуги. Только рядом с ним и ещё несколькими людьми она могла так беззаботно и искренне улыбаться, ведь понимала, что эти подчиненные не посмеют предать её. — Говори, Сюмбюль. — Госпожа, Шехзаде Мехмед пришел. Он стоит за дверью и говорит, что у него есть важный разговор. Мне впустить его? Или попросить зайти позже? — Зови, — женщина слегка нахмурилась, мысленно спрашивая, зачем её сын пришёл к ней в такое раннее время. Сюмбюль быстро-быстро закивал, как болванчик, и подбежал к двери, впуская наследника в покои. Мехмед благодарно прищурился слуге матери, попросив оставить их одних, а после подошёл к вставшей на ноги султанше. — Матушка, — он аккуратно и тепло обнял женщину, вдыхая родной и приятный запах близкого человека. Наследник нехотя отстранился, позволяя ей аккуратно погладить его по голове. — Мехмед мой. Мой дорогой сынок! Тебе нужно больше спать, чтобы восстановить силы после ранения. Ты мог поговорить со мной после обеда или ближе к вечеру. Что-то случилось? Твоя рана снова болит? — заботливо погладив сына по щеке, затараторила султанша. — Я хотел поговорить с тобой, мама. С моей раной всё в порядке, не волнуйтесь из-за этого пустяка, — обняв одной рукой рыжую, наследник указал на диван, предлагая присесть. — Думаю, вы будете злы и недовольны нашим с вами разговором, но прошу, для начала выслушайте меня и мое мнение. Мехмед умоляюще посмотрел на настороженную мать и продолжил: — Я знаю, вы очень негативно относитесь к этому и полностью поддерживаете позицию отца оставить меня здесь во дворце, не отправляя в санджак. Уверен, вы думаете, что я слишком юн для управления государственной территорией, и не доверяете моим способностям и знаниям, но прошу, дайте шанс доказать вам, что я могу быть полезен… — Ты никогда не был бесполезным, Мехмед. Что за глупости ты говоришь? — Хюррем-султан нахмурилась, из-за чего на её красивом лице появились глубокие морщины, а сами черты лица ожесточились. — Не знаю, почему ты заговорил об этом, но мой ответ — нет. Категорично нет! Тебе напомнить, что произошло в санджаке Мустафы? Не позволю! — Матушка, — Шехзаде прищурился, пародируя недовольное выражение лица своей матери, пока Хюррем с еле сдерживаемым вздохом смотрела на своего сына. Безумно похожего на её мужа и её саму, — мне нужно поехать в санджак и не важно, хотите ли вы этого или нет. Тот случай в Манисе был лишь стечением непредвиденных обстоятельств. — Не смей дерзить мне, Мехмед, — подавляя недовольство прошипела женщина. — Если ты собираешься идти с этим разговором к повелителю, он разозлиться, и тогда ты точно останешься здесь ещё на несколько лет. Пойми, что мы переживаем, волнуемся за тебя, и не хотим отправлять тебя в санджак. Ты слишком мал для этого! — Не нужно делать этого, мама. Я не пятилетний мальчик, коим вы считаете меня в глубине души. Я вполне могу постоять за себя и за близких мне людей. Мне по силам взять на себя такую ответственность, какую взял отец в моем возрасте. — Не сравнивай себя и повелителя, Мехмед. Ты хочешь подвергнуть свою жизнь опасности? — Она вдёрнула подбородок, ещё сильнее сморщившись. В её светлых глазах сверкали молнии и раздражение, но Мехмед разобрал в этом океане эмоций ещё и боль. Боль, которую испытывал и он, когда кто-то трогал и обижал что-то важное и нужное ему. — Случившееся в Манисе — это другой случай. С нами рядом не было охранников. Мы не ждали западни… — А кто её ждёт? На то это и было скрытое убийство без предупреждения! — Да, верно, — вздохнув, он решил зайти с другой стороны. — Поэтому мне и нужно в санджак, чтобы завоевать доверие народа. Скажите, матушка, вы ведь хотите, чтобы я стал султаном? Хюррем проглотила гневную тираду и закусила губу, с удивлением рассматривая своего сына, мысленно подмечая, что её любимый ребенок, оказывается, очень хорошо разбирается в людях и может давить на самое больное и желанное место. Шехзаде смотрел прямо в пронзительные глаза матери, пытаясь понять её мысли и реакцию на его странные вопросы. Они никогда не обсуждали будущее их династии, поэтому оба смотрели так, словно первый раз видели друг друга. — Да, — спустя несколько секунд ответила та, — я хочу, чтобы мой ребёнок был следующим султаном. Но готов ли ты противостоять своему брату Мустафе? — Хюррем улыбнулась жестоко, пытаясь запугать сына. — Не боишься идти против него, зная, что это бой насмерть? Он же твой брат, — выделяя последнее слово, произнесла она, надавливая на ту привязанность, что была между ними. — Если вы будете рядом, то я и горы сверну, — Мехмед тепло и искренне улыбнулся. — Да и многое можно решить мирным путём, без кровопролития и братоубийства. Я много думал об этом: чтобы стать важным человеком для людей, нужно иметь власть и уважение. Опыт управления тоже обязателен. Только так я смогу стать на шаг ближе к трону… — С каких пор ты стал интересоваться этим, Мехмед? — Если я не стану кем-нибудь в этой жизни, то все, что мне дорого погибнет, — Шехзаде грустно улыбнулся, взъерошив волосы. — Мне самому сложно говорить об этом, но я хочу доставить родным не только счастье и радость, но и показать всему миру, что он прекрасен и чист. Хочу быть достойным человеком, которого будут ценить и принимать. Добиться чего-то и не зря прожить эту жизнь. Наверное, это моя цель, матушка. Глупо и по-детски, но дарить любовь — это ведь замечательно! Хюррем отвела взгляд, не выдержав доброе, но при этом грустно-тоскливое лицо своего сына. Слишком уж наивно это звучало. Но в глубине своей души она понимала, что он прав. Без труда не выловишь рыбку из пруда. Только другие люди помогут тебе стать важным и уважаемым. Нужна власть и репутация, коей Мехмед пока не обладал. Но его мягкий характер и добродушный взгляд на мир не дадут ей спокойно спать по ночам. Именно из-за этого Хюррем и боялась за своего ребёнка. Самые добрые и открытые люди легко становятся жертвами в лапах хищника. — Подумайте над этим, матушка. Я попробую поговорить с отцом, но больше он слушает вас, нежели кого-то другого, — встав с дивана, наследник поцеловал руку и преподнёс ко лбу. — Спасибо, что выслушали меня. Не дав задумавшейся женщине опомниться, Мехмед быстрым шагом и с дрожащими руками вышел из покоев Хюррем-султан. Проглотив вязкую слюну, он внимательно посмотрел на стоявшую в стороне Айлу. Девушка наклонила голову в бок, внимательно изучая наследника и пытаясь понять, как все прошло. Шехзаде прошёл к ней и молча взял её лицо в руки, прислонился своим лбом к её лбу. В то же время законная жена Султана Сулеймана нервно ходила по комнате и думала о словах своего сына. «Пусть он и прав, сын слишком молод. Одному ему не справиться. Айла? Нет, слишком зелёная, но достаточно смышлёная. Нет, все же нужен кто-то ещё. Более жестокий, более серьёзный и хитрый. Кто-то надёжный», — подумала русская. Если отправить её сына в санджак, тот может прекрасно показать себя в глазах отца и завоевать любовь народа. Мехмед был умным ребёнком, много читал, знал и умел. Он хорошо подходил на роль главаря, способного быть милосердным и жестоким одновременно. Свою вторую личность он пытался подавить в себе, но острый взгляд матери и уши по всему дворцу помогали ей следить за сыном. Хюррем знала, что недавнее нападение на свою любимую наложницу Мехмед не простил этой Кларе. Все в гареме говорили, что девушку быстро выдали замуж на какого-то торговца, но султанша только хитро улыбалась, когда услышала, как сын приказывал выкинуть бывшую обитательницу гарема в море. Её сын понимал, когда нужно быть добродушным, а когда ошибки прощать не следует. Этим он часто напоминал Хюррем Сулеймана. Женщина знала, что Мехмед никогда не скажет об этом поступке своей драгоценной Хатун, боясь за её хрупкое здоровье и спокойствие. Пусть Айла и дальше будет считать Шехзаде ещё невинным и маленьким ребёнком, неспособным на какие-то важные и сложные решения. Хюррем же старалась смотреть на своего ребенка с другой стороны, и видела изменения в своём обожаемом сыне. Он и вправду сумеет защитить то, что ему дорого, но кто защитит его самого? Выйдя на балкон, женщина уперлась руками в перила, переводя дух, а подняв голову, увидела вдалеке тёмные и быстро приближающиеся фигуры воинов. Малкочоглу Бали-бей шёл вместе со своим хмурым и недовольным учеником, который еле держался, чтобы не врезать трещавшему мужчине про свою замечательную ночь с Эленикой. Халиль закатывал глаза и фыркал на слова о своём бесчувственном поведении и шутках о «увядающей силе молодости». Хюррем-султан встретилась взглядом с изучающими и настороженными глазами парня, который заметил её с балкона. — Сюмбюль, — позвав слугу, Хюррем взглядом указала на идущих людей внизу, — это тот парень, о котором рассказывал Мехмед, рядом с Малкочоглу? — О, — мужчина удивленно вздохнул, — да, это Халиль-Эфенди. На прошлой войне он прекрасно показал себя, как опытный и сильный воин! — Да неужели? — Говорят, что он хорошо тренирует юного Шехзаде Мехмеда, но сам находится в подчинении у Бали-Бея. Я часто вижу их с Матракчи и Малкочоглу. — Хм, — султанша улыбнулась, — а что ты сам думаешь о нем? Сюмбюль замялся, пытаясь придумать ответ. — Достаточно интересная личность, — евнух почесал затылок, — сложно сказать что-то конкретное, потому что Халиль очень скрытный и недружелюбный на вид человек. Я слышал, что он редко общается со стражей из дворца. Часто ходит один или проводит время на тренировочном поле. — Производит серьёзное впечатление, значит… — Вы что-то задумали, моя госпожа? — Да, возможно, с ним будет гораздо легче, — Хюррем-султан хищно улыбнулась, смотря, как мужчины заворачивают за угол и пропадают среди деревьев парка. — Найди Рустема, у меня для него новое поручение.