***
Тяжелый сегодня выдался рабочий день, Ира перебрала множество отчетов и совершенствовала свое заклинание идеального перевода, которое она создает для лучшей коммуникации волшебников по всему миру. Это стало делом ее жизни. Заклинание позволило бы волшебникам прямо вливаться в язык, без знаний говорить и понимать любой, какой пожелаешь. Именно из-за знания английского в она и выбрала международное направление в российском министерстве магии, расположенном прямо под зданием ФСБ на Лубянке. Ей каждый раз не нравилось приходить на работу через здание этих структур, там люди злые и скрытные, но никуда не деться: приходилось каждый будний день так и делать. В помещениях министерства ничего не изменилось еще со времен создания этого органа при Дзержинском: следы решеток на стенах, бетонные блоки, на которых красовались зеленоватые подтеки. Самое ценное в этом месте, так это история. Интересно, что большевики, оказывается, сотрудничали с российскими магами, как Ларина вычитала в местных архивах. То-то у них во время революции получилось в Петербурге захватить сразу связь и разогнать учредительное собрание за одну ночь, подчинить себе всю страну так быстро. Какая была у магов выгода? Они хотели с революцией выйти из подполья, очиститься от плохой репутации, созданной шаманом языческой магии Распутиным (хоть сам Распутин утверждал царскому двору о причастности к православию, маги то все знали и видели). А раньше маги и с Рюриковичами, и с Романовыми хорошо сосуществовали, и только к середине XIX века их значение в государстве начало падать, Распутин был лишь последним ударом. Когда распространились в середине девятнадцатого века либеральные прогрессивные взгляды среди интеллигенции, перетекшие в народ, о верованиях, магических ритуалах и волшебниках стали отзываться как о шарлатанстве, гребущем деньги с наивного населения, а еще магов обвиняли в доносах имперскому руководству. Версия была проста, как два плюс два: приходит, предположим, женщина к знахарке, рассказывает, как живется в стране плохо и как в семье дела в разлад идут, та ей микстуру и заклятье, а потом будто самому императору докладывала, что народ недоволен тем-то-тем и та конкретная женщина — народница и революционерка. И верили все. А при царском дворе дела были тоже плохи: все никак волшебники не могли предсказать, когда опасность грозит царским особам. Как-то промахнулся один маг в своих видениях и не предупредил Александра II, что покушение очередное будет. Вот и убит был, и первый, и второй. При окончательном захвате власти сам Ильич договорился о постепенном выходе волшебников в свет с представителем магического сообщества в России, он и предоставил помещения под современным зданием ФСБ, которое тогда было просто доходным домом. А раньше волшебники были вынуждены в центральной России скитаться, а создавать административные точки только в районе уральских гор, рядом с Колдовстворцем или в нем же. На этом стороны сошлись, тогда и началось полноценное сотрудничество. Однако, когда главой партии стал Сталин, который очень не любил магов и все, что было с ними связано, и который перестал совершать подступы к выходу волшебников из тени, чародеи менее охотно выполняли просьбы партийной верхушки. А просьбы были весьма прозаичны. Первые репрессии совершались лишь над действительно опасными кадрами, которых и выявляли волшебники, но после очередных переговоров стороны совсем разошлись во взглядах: магам не нравилось своими действиями приносить лишь горе, а взамен почти что ничего, на чем было решено прекратить сотрудничество в варварских репрессиях и иных деяниях. Партия просто оставила магов в покое и предоставила им уже выделенное помещение в свободное пользование. Именно поэтому следующие волны репрессий были такими массовыми, ВЧК составила статистику с самыми распространёнными признаками «неверных», которых ловили маги, и уже действовала в своих соображениях не глядя. Но сейчас российское правительство спокойно хранит тайну магов и не стремиться с ними сотрудничать, исключения бывают только в крайних случаях, как и в Британии, как и в других государствах. Внизу ждал любимый кабинет, который всецело посвящен изучению закономерностей языков и их связью. Все его стены обклеены схемами с различными движениями палочки или колец, ведь в Колдовстворце, откуда практически весь штаб министерства и российские маги выпускались, использовали кольца. Ларина ежедневно, неделя за неделей подбирала движения для правильного сотворения своего заклинания. Все же это не просто, создавать все с нуля, хотя и казалось, что с ее способностями это не так сложно, еще в Хогвартсе она промышляла таким, но простой поджог чего-нибудь синим пламенем не сравниться с вероятно самым удобным способом коммуникации магического мира в будущем. Ее любят и уважают коллеги, она поднялась на такую должность только своим умом и упорством, чему действительно можно было позавидовать. Статная, серьезная волшебница, к которой с первого взгляда на ее дружелюбие легко подобраться, но это не так. В ее душе есть стена, грозно отгораживающая слишком близкие отношения. «Принцесса, не хочешь может пойти сегодня на Тверскую? Отдохнем, выпьем, все дела!» — подошел к ней раз коллега, с которым они постоянно пересекались в буфете, наглец по своей натуре «Саш, прости, но нет. — ответила она снисходительно и приветливо, а потом холодно проговорила сквозь зубы — и никогда больше не называй меня принцессой. Никогда.» В ее голове словно были битые стекла. У нее есть хорошие и лучшие подруги, старые добрые Юля и Алиса, но даже они многого не знают, что в той внутри. Ира натянула старый серый платок на голову, накинула серую шубу из искусственного меха и подкрасила губы алой помадой. Красные губы стали частью ее пост-учебной жизни. Ведь красные губы на столько же элегантны, насколько вульгарны. Она вышла на сумеречную снежную площадь перед желтым зданием и зажгла сигарету. Москва такой удивительный город: все куда-то спешат, гуляют, работают, как и Ира пять минут назад. Она могла бы после работы направиться прямиком в свою новую квартиру в сталинке на Кутузовском проспекте, однако сегодня пятница, а значит сегодня приходит она — фея. Фея — Ирина вторая личность помимо холодного и серьезного работника такого органа, как министерство, и многоуважаемой волшебницы. Фея приходит обычно по выходным, но иногда овладевает и в будние вечера. Она любит танцевать, соблазнять и получать наслаждение. Временное, но сильное наслаждение: если Ира предпочитает дорогой крепкий алкоголь и хорошее пиво, то Фея любит коктейли, разноцветные таблетки, пудру и секс с незнакомыми мужчинами, которые платят ей, только чтобы она хотя бы взглянула на них. Поэтому красная помада всегда на ней — она связывает их, Фею и Иру, показывает, насколько они неразрывны.ЛСП — Шест
Тихий переулок на курской, голубо-розовая неоновая вывеска и курящие пьяные мужчины у входа — она дома. Ее и только ее шест блестит в неоновом свете стробоскопов, маня своей похотью и красотой. Ей не нужен был доход от ее танцев, за полученные деньги она покупала алкоголь и другие увеселители, ей просто хотелось показаться, выплеснуть всю себя на шесте. Показать, насколько она желанна и недоступна для этих свиней на диванах под пилоном. Ира зашла в шумную гримерную, где ее коллеги уже надевали высокие стрипы, но оттуда не вышла. Вышла Фея — так же ее называли завсегдатае клуба. Высокие черные стрипы на платформе, кружевное черное белье и красная помада — главные ее атрибуты. Он шла к своему шесту, сверкая серебряными тенями на глазах, которые скрывала кружевная маска. Весь зал ее, она тут главная. Все смотрят на девушку, она будто гипнотизирует этих паразитов, которые швыряют свои цветные грязные купюры ей под ноги, захватывала она их внимание лишь взглядом, пронзительным и манящим. Она ненавидит этих людей, но в то же время хочет доказать, что все их семьи, отношения, статус и честь — ничто перед ней. Все мужчины в ее глазах животные, которые готовы бросить и отдать все, лишь бы отодрать красивую стриптизершу. Так низко и завораживающе. В этом и вся суть мужчин — использовать и выбросить. Каждый раз после своих выступлений она отдавала бармену энную сумму, а он наливал ей дорогой коктейль или передавал небольшой пакетик с кокаином. Этот порошок, как и алкоголь, помогал ей окончательно погрузиться в эту грязь и похоть, забыть травмирующее прошлое. Прошлое, в котором она верила в любовь, верность и доверие. Все это ничто перед граммами вещества, вводящего в экстаз. Когда она вышла из туалета, почесывая нос, на ее глаза попался один мужчина, которого она сочла хоть на прошлой неделе мытым. Сейчас она животное, которое не хочет привязанности, а просто хочет секса без обязательств. Фея пользуется уже много раз испытанной тактикой: она подходит к «жертве», окрыляет ее комплиментами и ведет в приватные комнаты. Там ее затуманенный разум придается плотским утехам, но даже ее методы и позиция в сексе поменялась — теперь она актив. Теперь только она будет все контролировать и добиваться лишь своего удовлетворения. Она эгоистка, настоящая эгоистка в постели. Этот женатый мужчина, который наговаривал, пыхтя себе под нос, как его жена после двух родов не может доставить такого удовольствия как Фея, оставил после себя лишь грязную постель и несколько пятитысячников, и девушка забудет его уже к утру. Увлечение запрещенными веществами, алкоголем и свободным грязным сексом началось как невинная шалость для расслабления. В один из своих первых походов в стрип-клуб с подругами она увидела, с какой жадностью и животным возбуждением мужчины смотрели на элегантную танцовщицу на шесте, которая даже не смотрела на них, а просто наслаждалась собой. Этот образ ей так въелся в душу, что это сначала привело к занятиям в студии в качестве спортивной дисциплины, затем к закупке красивого белья и обуви, а уже потом к сцене. Алкоголь она пьет очень давно — ей нравилось ощущение спавших социальных оков и расслабления, которое гасило всепоглощающую серость вокруг и тревогу. А наркотики совершенно случайно попались на глаза во время очередной пьянки, когда одна из государственных шишек, которая внезапно заглянула в уже знакомый стрип-клуб и решила затусить со стриптизершами, подсунула ей дорогой колумбийский порошок за свой счет. Такого забвения и амнезии она не испытывала никогда, ей так понравилось, что эта вещь не только приводит ее в экстаз, но и медленно разрушает ее. Все эти усилители были выбраны по сути вместо селфхарма, ведь она уже взрослая женщина, ведь новые шрамы на руках выглядят не эстетично, а саморазрушение так приятно для дохлой психики. Ей много раз предлагали встречаться, пойти в ресторан и в этом аду, и в обычной жизни, но ей чуждо это. Если ей захочется трахаться, она найдет с кем. Если она захочет развлечься, то пойдет выпьет. А если ей захочется любви… А не захочется. Зачем она, когда весь мир готов тебя бросить? Нужно сразу кидать первой, пока тебя не кинули. Такой вот жизненный принцип застрял у нее в голове. Что-либо нежное и искренне испарилось. Теперь за мнимым счастьем и холодностью она скрывает пустоту. Античная трагедия в печальном русском лице. В таком режиме и проходит ее жизнь: работа на высокой должности над крупным проектом и блуд. Откровенный блуд. Настоящий пример конфликта социальных ролей и социального статуса. Она снова пришла угашенная в четыре утра домой. Не снимая грязных туфель и шубы, она отправилась в ванную, желтый свет лампы накаливания ослепил ее, она облокотилась о грязную раковину и вплотную взглянула в зеркало. Мутные глаза долго пялились друг в друга, из них полились тяжелые слезы, как же ей было противно от себя, от этого поношенного, уже старого в двадцать с лишним лет тела, которое облапал каждый проходимец клуба. Она стянула дорогие серьги, скинула шубу на кафельный пол и достала ватный диск. Слезы все продолжали литься, и нет, она не рыдала навзрыд, не была опечалена чем-то конкретным, не плакала осознанно, просто копившееся с каждым днем выходило по ночам, когда она возвращалась домой. Если нельзя на людях показать свою слабость, внутреннюю борьбу, то пусть поддержкой ей будет человек в зеркале, который смотрит и смотрит, осуждает за каждое движение, за каждый неверный шаг, за каждый вред себе. Она заметила лопнувший капилляр в глазу и приблизилась к зеркалу, натягивая веко пальцем, дабы разглядеть все получше. Лопнувшие глаза, как и кровь из носа, уже не приносили беспокойства, она знала, к чему приводит ее такой образ жизни, поэтому отодвинулась и как ни в чем не бывало открыла шкафчик с уходовыми средствами за зеркалом, которые едва поддерживали ее кожу в приличном состоянии. Она намочила диск мицеллярной водой и начала грубо, но медленно стирать немного смазанную красную помаду.***
Но как бы не пыталась она забыть и забить на него, ничего не выходило. Она постоянно видела облик Малфоя то на работе, то на улице, что приводило ее в отчаяннее и ужас, что, например, бросала она набранные продукты в корзине и уходила домой, подзабив, что холодильник пуст, а она ужасно голодна. И взяла она в привычку все заказывать на дом и по мелочным причинам не появляться на улице, особенно трезвой. Выход из этой ситуации она видела лишь в алкоголе и веществах, что губили ее, но при этом их употребление лишь усугубляло видения. На период в полгода она совсем заотшельничала, перемещаясь трансгрессией и на работу, и в клуб. Так ее это угнетало, превращало ее в еще более жуткую особу. С подругами встречи прекратились, хоть и приглашала она их раньше к себе, но как видели они, в каком немощном состоянии находиться девушка, начинали отмазываться, не приходить попросту, ведь у каждой уже своя университетская жизнь, которую Ларина безнадежно пропустила за работой. И тогда, сидя в одиночку за кухонным столом с рюмкой в обнимку, Ира гордо вылила на пол остаток настойки и накинула свою любимую волчью шубу, чтобы наконец проветриться и покурить хоть во дворе, глаза новое что-то увидят за полгода. На улице падал блестящий снег в свете оранжевых фонарей. Замерзший фонтан в середине сквера поблескивал гранитом, а в Ириной руке лежала тонкая сигарета. Сегодня воскресенье, но в клуб не тянуло от слова совсем. Размазанная красная помада чуть пачкала шубу и фильтр сигареты, а Ларина пристально смотрела по сторонам, как обычно в поисках Драко, хоть и в глубине души и разумом понимала, что это лишь ее фантазии, но состояние на грани белой горячки от алкоголя вводило ее в настоящую паранойю. Вокруг прогуливались люди, семьи с детьми, романтичные парочки, а она, вглядываясь из-под шерстяного капюшона в их счастливые лица, улыбалась и чуть хихикала, для нее все эти люди лишь притворщики, ведь не бывает нормальной любви, настоящей, это чуждо, и смотрела она с высока и со старческим снисхождением, будто эти люди наиграются, а потом повзрослеют. Затянулась сигаретой, ее тело чуть расслабилось, ей даже понравилось сидеть не только в квартире, но и во дворе, наблюдая за всеми не через окно, тревога даже чуть отпустила. Но едва придалась она спокойствию, снова повернула голову не туда и вдали увидела человека, что шел прямо на нее по центральной тропинке от проспекта, а в его стройном вытянутом силуэте, светлых волосах и походке снова увидела знакомый лик. Недолго думая, она бросила остаток сигареты в урну, присыпанную снегом, встала и по скользкой дороге пошла домой, периодически оглядываясь назад. Собственно, ничего нового: прогресса ноль, поступала она как обычно, безмолвно уходила без попыток воспротивиться своему ложному предчувствию. «Нет, нет, нет…. Где же оно?» она открывала ящик за ящиком, нервно шаря по каждому в поисках хоть таблетки, хоть пакетика. Наркотики были сейчас как никогда кстати, если даже в алкогольном опьянении ее руки от страха и тревоги так тряслись, то еще одной бутылкой лимончеллы сбить это не удалось бы. Но везде было пусто, а в гостиной, как назло, развелся беспорядок. От досады и на нервной почве Ира стукнула кулаком по стене и тонкими пальцами достала сигарету. Дымящая бухнулась на диван и начала истерично смеяться и неосознанно плакать, приложив ладонь ко лбу, настолько ей не хотелось верить своим глазам. Это был не он, точно не он, как этот человек мог раз, и лишь присутствием отправить девушку в бегство. Обида душила, что она до сих пор этому поддается, ее состояние можно описать как укачивание в транспорте, каким бы странным ни было это сравнение: тело мутило, бросало в ужасное состояние, а голова оставалась в хоть какой-то работе и твердила, что это все бред, что опасности нет, все это ведения или иллюзия. Но в этот раз все показалось таким реальным, что дошло до истерики. Так прошел час, она уже спокойно лежала и пыталась отрезвиться в борьбе с ломкой. Но как назло в дверь позвонили. Лениво глянув в телефон, она перепроверила, есть ли на сегодня доставка, но ничего запланированного не было. «Может, на шум соседи приперлись?» — вяло потянулась она и закинула в рот мятную жвачку, чтобы хоть как-то перебить перегар. Подойдя к двери и накинув на голое тело шубу, она заглянула в глазок. Когда в шоке от увиденного она отдернулась и упала на пол, отползая от двери, в дверь позвонили еще раз. «Нет» — качала она головой и смотрела на себя в коридорное зеркало. Если это галлюцинация, то очень жестокая. Там стоял он. Либо это ей так только казалось. Через силу поднявшись на ноги, протерев глаза, Ира снова заглянула за дверь. По-прежнему стоял, такой возмужавший, в черном пальто с мокрыми от растаявшего снега волосами. И разум наконец взял свое: если она откроет и убедиться, что там никого на самом деле нет, то тревога пропадет, а если и будет стоять… То скорее всего мент. Слегка поправив волосы, она повернула защелку и открыла дверь. Перед Драко показалось изнеможденное от нездорового образа жизни, с бледной желтоватой кожей тело с темными синяками под глазами в огромной волчьей шубе. Ира оценочно оглядела его и колеблясь пригласила войти, хотя сама не верила своим глазам. Ей только его голоса не хватало, чтобы с разбегу влететь в стену в истерике. Этого не может быть. Но на практике на шесте научившись скрывать свои эмоции, Ларина натянула маску и уверенно продолжила плыть по течению и наслаждаться этой то ли иллюзией, то ли нереальной действительностью. К тому же, что он ей сделает в ее же доме, убьет? Так и страха смерти больше нет. Девушка, приняв свое рабочее и напористо формальное поведение как на работе, провела его на кухню, которую освещал несчастный уличный фонарь из окна с деревянной рамой и хрустальная люстра с наполовину перегоревшими лампами. На газовой плите красовалась бронзовая турка с тонкими подтеками кофейной гущи, на столе расположилась многочисленно использованная пепельница со скуренными до фильтра бычками, а у стены стоял полупрозрачный сервант с многочисленными бутылками вина и крепкого алкоголя. Ларина равнодушно показала Драко на свободный стул за столом, а сама повернулась к серванту и распахнула его: — Будешь коньяк? — она достала полупустую бутылку Х.О. и поболтала жидкость внутри. Выпить сейчас уже было кстати. — Да, пожалуй — сложил он руки в замок и облокотился о длинный деревянный стол, выкупленный на винтажном блошином рынке. Ира достала два блестящих стакана и плеснула алкоголя, после чего бухнулась на стул на другом конце стола от Драко и томно выдохнула: — Смотри, что бы тебя не привело сюда… Зачем ты пришел? Как нашел мой дом? У нас нет тем для разговоров, все исчерпано. — Хотел спросить, как у тебя дела — спокойно произнес он, ожидая любого ответа из уст статной девушки в огромной шубе. Ира слегка улыбнулась и покачала головой, болтая коньяк в стакане и пялясь в пол. Так это было странно, разговаривать, как старым знакомым на таких спокойных тонах, но уже верилось, что это не видение или сон. — Как дела? — усмехнувшись опешила она и протянула — У меня, сам видишь, как всегда, медленно схожу с ума и живу свою жизнь. Это все, что тебя так интересует? — Я хочу объясниться. — вырвалось из его уст — Спустя столько времени… Зачем? Передо мной? — посмотрела на него исподлобья, иронично прыснула и снисходительно улыбнулась — Да, перед тобой. — уже раздраженно выпалил Малфой, сжимая стакан. Его присутствие тут было для обоих испытанием, но раз он решился, придется идти до конца, смотря на настолько изменившегося человека, что раньше был у самого сердца. — Это была правда, то, что я сказал во время битвы. Я не мог поступить иначе, пожалуйста, пойми меня. Мы поменялись, но я до сих пор не могу забыть. — выпил он немного и поставил стакан на стол. — Может, — с комом в горле и еле держащейся уверенностью и холодностью произнесла она, отхлебнув горячительный напиток — я тоже не могла? Может, я устала тащить это все? Например, первое твое «подчинение» воли отца? Тогда я осталась, хоть и не сразу. Я была рядом, как и обещала, и когда ты стал пожирателем, когда твоего отца заключили в азкабан, когда ты должен был убить Дамблдора. И все это стало ничем, после того как ты воспользовался моим доверием и близостью. Просто пылью. Я думала, у тебя хватит смелости не сдавать меня таким свинским способом, «оберегать» от этого, загнав прямо в пасть хищнику. Я же реально тебя любл… любила. А вот ты нет. И я поэтому и спрашиваю, зачем ты тут. — А я любил, понимаешь? Любил, но он бы убил меня, мою семью. Это был вопрос жизни и… Боже, что я несу — он сделал большой глоток — Я не смог забыть тебя, отпустить, поэтому я тут. Я виноват, очень сильно. У меня не было выбора. — Мне даже уже все равно, как ты прям ко мне пришел. — отчаянно хихикнула она — Даже если я поверю тебе, меня не вытащить с этого ебаного дна. Посмотри на меня, такой бы ты хотел видеть свою партнершу, жену? Ведущую двойную жизнь стрипуху и служителя министерства? Вряд ли. Достала Ларина из кармана пачку сигарет и положила одну меж алых губ. Щелчок пальцев, и сигарета задымилась, отдавая резкий табачный запах на всю комнату. Она сделала глубокую затяжку и снова глотнула, опустошая стакан. — Я далеко не такой человек, как раньше. Я больше не могу отдавать любовь, мне… — она замолчала, наигранно улыбнулась и подняла голову к потолку, выдыхая дым — больно мне. Надоела, эта сраная верность, честь и доверие. В этом мире этого нет, пойми. Да… ты сам это знаешь. — Но я же тут. Я… — он тоже замер в раздумьях и опустошил бокал, на что Ира телекинезом вытащила пробку из бутылки и подлила коньяка в стаканы, услужливо улыбаясь через силу. — Я тут. Я может и не такой идеальный, правильный, хер знает что еще, но я опомнился. Не мог оставить все недосказанным. Это мой долг. Можно сигарету? — отстраненно от темы разговора спросил он — О, конечно, держи Она удивленно приподняла брови, вытащила еще одну сигарету, встала со стула, положила фильтр прямо ему в губы и подкурила своей же тлеющей сигаретой, так что их лица были непростительно близки. Она, будто ничего не произошло, резко развернулась и обратно села на свое место. — Знаю я, какой ты. Но ты же сам понимаешь, в любом случае мы вряд ли имеем совместное будущее. — Это еще почему? — претенциозно протянул он и выдохнул дым, с прищуром смотря на нее — Наглеешь? — широко улыбнулась она — Вот и старый добрый Драко! — вскинула Ира тонкие изуродованные руки — Старый Драко в прошлом. –раздраженно встал он со своего места и подошел к дымящей девушке вплотную — Он лгал. Лгал о многом и очень многом, поступал неправильно и мерзко. Но он не лгал о том, что чувствовал. А новый Драко уже не врет ни о чем. Ира бегло взглянула на руку Малфоя, которой он облокотился о стол и замерла в изумлении. На его безымянном пальце сверкало серебряное кольцо, которое она подарила очень давно, на рождество на четвертом курсе. Слезы начали подступать к глазам: — Это же… — нескрываемо пялилась Ларина на его руку и стягивала улыбку с уст. — Оно самое. — потушил он сигарету в пепельнице и хрипло шепнул — Я не снимал Она уже не смогла сдержать слез. Наконец кинулась в поцелуй и объятья такого родного человека, потерю которого она так долго заполняла наркотиками и алкоголем, а он принял ее порыв сразу же и с такой охотой, погрузившись в этот поцелуй и окутав ее пахнущее табаком тело руками. Они жадно целовались и трогали друг друга, будто это единственный и последний шанс почувствовать близость и искреннюю любовь, почувствовать друг друга без фона из прошлых ошибок и обид, не скрывая на этот раз ничего во взрослом самостоятельном мире. Не отрываясь из рук Драко, Ира поплела ногами к двери в свою спальню, расположенной в конце кухни. Дверь со скрипом открылась, они вошли в темную комнату семи квадратных метров. Через некоторое время беспрерывного поцелуя, стоя во тьме, он отодвинулся, взглянул в ее карие медовые глаза, блестящие в свете из открытой двери в кухню, вокруг которых красовалась растекшаяся тушь, и прикоснулся рукой к ее губам: — Ты же еще совсем не зачерствела, не сгнила. Ты все еще тут, моя любимая, нежная принцесса Ира тяжело всхлипнула и слабо улыбнулась, пока его родные ледяные глаза смотрели в ей душу, где едва осталось небольшое место для возвышенного и светлого. Вероятно, что именно он, предатель, любимый человек и бывший пожиратель смерти в одном лице, сможет добраться до этого, воскресить в ней надежду. — Как ты это делаешь? — протянула изголодавшаяся по любви девушка, буквально вешаясь на его шее — Ты просто приходишь и… — Тихо — снова приложил он палец к ее губам — Ты же знаешь, когда мы вместе молчим, все яснее некуда — закрыл он свои глаза и примкнул к ее губам, от чего она тоже закрыла свои покрасневшие глаза. Как только поцелуй нежно прервался, она снова взглянула в его счастливые сверкающие глаза и тихо прошептала: — И только ты можешь называть меня принцессой.