Хм, вчера было девятое… Сегодня, значит, десятое.
А? Что это за текст? Это слова или что? Хотя нет, слова, наверное, должны быть и так слышны, раз слышны зевки. Мысли? Ох, тогда это будет интересно.Ну-ка, начнём новый рабочий день. Сейчас проделаем всё необходимое и за дело. Мне так не терпится!
Дальше начались умывания и…прочие утренние процедуры, часть которых я поспешил промотать. Однако как-то я изучающе застыл на одном моменте, когда можно было не очень чётко, но всё же увидеть в зеркале носителя маски. Из того, что мне удалось рассмотреть, я увидел, что на лице почему-то нет никакого экрана. Прозрачный режим? Но его же можно использовать всего несколько минут. Странно, очень странно. Так же я увидел цвет волос «оператора». Они были тёмно-ореховыми, и не были как-то по-особенному уложены. Кожа, как я понял по рукам, была очень светлая, чуть ли не белая. В общем, рассмотреть подробно у меня не получилось, но я заметил, что на лице нет никаких примечательных признаков, которые можно бы выделить. Тёмные глаза, чёткие брови, обычные губы, обычный, не расплющенный и не задёрнутый, но и не очень-то аккуратный нос, небольшие круги под глазами, которые издалека были почти незаметны, и то, они скорее от общей суховатости лица, а не от недосыпа. В целом, человек этот выглядел одновременно и очень юным, но что-то как будто старило его. Я бы мог предположить, что снимающему от девятнадцати до двадцати пяти лет. Во время утренних процедур мысли на экране почти не возникали, возможно, всё, что происходит, это уже привычка, неосознанные действия. После этот юноша открыл дверь из своей комнаты и вышел в хорошо освещённый коридор, судя по всему, где-то на третьем этаже, так как внизу можно было увидеть лишь два пролёта. Он спускался небрежно, вытанцовывая на ступеньках. Лишь бы не упал. На втором этаже, который он тоже достаточно быстро проскочил, было замечено множество дверей с кнопками звонка и номерами. Я заметил, что числа были однозначными, видимо, это какой-то небольшой подъезд в каком-нибудь захолустье, где мало квартир. Хм, а на третьем этаже вроде была только одна дверь… На первом этаже на действующее лицо вдруг снизошла осторожность, серьёзность, которую почувствовал даже я, хоть я всего лишь смотрю запись.Надеюсь, сегодня не встречу её.
Нет, она не плохой человек. Просто не хотел бы её лишнего внимания к своей персоне. Мы уже столько живём тут, могла бы понять уже, что не всем жильцам нравятся её разговоры.
Я исправно плачу за жильё, тебя не очень должна волновать моя жизнь. Надо как-нибудь сказать об этом прямо, а то кто-то не понимает без прямых указаний.
Он начал довольно тихо шагать мимо комнат. Это что-то типа отеля или дешёвого жилого дома? Выглядит недурно, конечно, везде чистенько и опрятно, но думаю, человек с большим количеством денег не захочет тут оставаться. Тесновато да и люди рядом. Думаю, каждый бы хотел себе отдельную территорию и жильё, чтоб было уютно, просторно и в целом свободно. На встречу «мне» выходит женщина, которую в целом можно описать как «хозяйственную». Блин, это звучало немного оскорбительно, но я не хотел кого-то задеть. Он думал о ней?Попался.
… Да. Я угадал. Затем девушка, по-видимому, хозяйка этого заведения, заговорила, и взгляд снимающего сфокусировался на какой-то вазе недалеко от входной двери, чтобы его собеседница осталась где-то сбоку его поля зрения. Однако я мог немного её рассмотреть. Она была высокой (не выше, однако, чем её собеседник), приветливой на вид женщиной, с свежим лицом, которое, по видимому, недавно вбирало в себя пар из духовки, так как оно было несколько вспотевшим и покрасневшим. Длинные волосы фисташкового цвета с пробором посередине, убранные назад. Глаза примерно такого же оттенка, в целом лицо аккуратное, однако, на нём, как, возможно, и на руках, можно было найти какой-нибудь отпечаток, который на человека всегда накладывает ручной труд и работа по хозяйству. Не скажу, что это много кого портит, я в целом не оскорбляю никого за внешность. Одежда — обычное домашнее платье с фартуком и удобные тапочки. Что-то бесит его в поведении этой женщины. Звучит уверенный, яркий, но несколько тихий её голос. — Доброе утро! Вам чаю налить? В экране на пару секунд промелькнули наручные часы, затем взор обратился снова в сторону от хозяйки. — Не откажусь. Это протрещал голос носителя маски? Он звучит как-то громко, сухо и формально, будто реплики этого человека набирали текстом на печатной машинке. Таков был звук. — Хорошо, скоро будет. Позовите остальных жильцов, если кто-то тоже захочет. Хотя это только Вы у нас так рано встаёте, а они только к обеду… — Я думаю, Вам тоже не помешает побольше спать и отдыхать. — Ха, да Вы это говорите, чтобы я Вас меньше донимала. Нет, я своё дело бросить не могу. Иначе денег не будет, да и что с жильцами станется тогда? Эх, на старой работе было получше. — Я извиняюсь, если мои слова довели до того, что эта неприятная мысль всплыла у Вас в голове. Тьфу ты, это звучит так бездушно. Это как использовать «I apologize» вместо «I'm sorry». Так и сказал бы прямо, что тебе диалог не интересен. — Да ничего страшного, мои проблемы. А вот эти слова «я извиняюсь», думаю, обесценились ещё при людях разумных. — И то верно. Надо избавляться от вредной привычки. Знали бы Вы, сколько люди используют выражений, которые сейчас не имеют смысла, и который они сами уже не могут объяснить. До сих пор! Будто вовсе от наших предков не отличаемся. — О, чайник закипел. Сейчас налью, подождите.Что бы я про неё ни думал, не отнять того, что готовит она вкусно и чай отличный. Правда редко выходит попробовать то, что сделано её руками.
Когда ему поставили на стол небольшую чашку с чёрным чаем, который, похоже, был с малиной, он уставился на кружку, даже не взглянув на «творца» этого напитка.Не терпится оказаться на рабочем месте и заняться любимым делом.
Допив чай, он бросил быстрое «спасибо» и поскорее направился к выходу. Там он сел в вагон какого-то подобия троллейбуса, видимо, нововведение, которое я пропустил. Вагон был почти пустым, он выбрал место у окна и облокотился на спинку сидения, вглядываясь в ещё не проснувшийся город. Окружение было незнакомым для меня, да ещё и обстановка немного изменилась, пока меня не было, так что понять, где именно проходит его путь, я не мог. Однако скоро на горизонте показалось здание Башни. Я узнаю этот восходящий силуэт даже в такой утренней темноте, как на записи. Вскоре он вышел из вагона и зашагал к Башне сам. По пути к нему обратился какой-то подозрительный, мрачный прохожий, но был грубовато проигнорирован. Проходная выглядела схоже с тем, что я видел неделю назад. Думаю, это поможет мне определить, когда примерно происходят события. Он вызывает лифт на десятый этаж. Это Судебный Отдел? Значит, он работает в нём. Лифт движется недолго, он выходит из него и действительно идёт к дверям Судебного Отдела. Хотя бы узнаю, как там всё выглядит изнутри. У дверей проходит сканирование и скоро они разъезжаются в разные стороны, когда лампа над ними загорелась зелёным цветом. Внутри перед глазами предстаёт огромный полукруглый зал, ближе к входу стоит некая статуя из мрамора, поставленная, видимо, вместо «тела» Луча Дикэ. На невысоком пьедестале была изображена небольшая кучка потрескавшихся и дробившихся черепов, один из которых давила нога девушки. На её теле были мазки красной краской, сама же она несколько согнулась и смотрела вниз. Одной рукой она как бы замахнулась, чтобы ударить по чему-то снизу. А в руке её был… молоточек судьи? Но увеличенный в размерах, тоже обагрённый кровью. На голове девушки гвоздём был прибит якобы газетный лист с вырезкой из новостей: «Судебный Отдел открыт!», каждая буква и изображение были чётко высечены скульптором. Странный перформанс. Оператор зачем-то поклонился перед статуей и поймал пару косых взглядов проходящих мимо коллег, однако взгляды эти были брошены довольно лениво, так как таким ранним утром не у всех есть силы, чтобы что-то бросать. По бокам статуи восходили две лестницы, восходящие к большой и тяжёлой деревянной двери. Видимо, это вход в зал суда. Помимо лестниц, были так же и два небольших коридора, уходящие вправо и влево. В каждом из них было примерно по 6 дверей с каждой стороны, он отправился в правый, где, однако, в конце находился поворот налево, где была лестница, ведущая на второй этаж. То есть, это примерно над входом в судебный отдел. Там есть аналогичный коридор, однако, он соединён в один. Судя по всему, тут есть только два кабинета. Он заходит в один из них. И это один длинный, узкий кабинет. Очень длинный. Я уверен, что только для того, чтоб дойти до его конца, нужно сделать 40-50 шагов. Пол устлан обычным простеньким ковром, на стенах висят всякие награды, памятки, какие-то своды правил и картины. Так же с некоторым выверенным расстоянием друг от друга идут три окна, выходящие на улицу. Ой, как тут высоко. В конце кабинета расположен стол, позади него несколько шкафов и высоко прикреплённые настенные часы. Сам стол ничем не примечателен, за ним простенькое кресло. На рабочем месте аккуратно сложенные письменные принадлежности, стопки с листами, штампы, справочники, кодексы, книги, яркая лампа. Юноша ещё раз немного разминается, затем садится в кресло и произносит… Довольно глупую ободряющую фразу «Пора за работу!». Я бы в жизни не сказал бы это самому себе, когда находился бы один. Ну ладно, у разных людей разные причуды. Он принялся быстро прочитывать бумаги, разложенные на столе, в голове его быстро мелькали мысли. Читает какую надпись, в голове его возникает мысль «отвратительно», а я сам даже не успел ничего прочитать, что там было на этой бумажке написано. Видимо, он рассматривает какие-то материалы по уголовному делу, личные дела, сводки с места событий и показания очевидцев. Выписывает на отдельной бумажке: «Интересный экземпляр. Пожалуй, поставлю его на эти выходные. Злостное нарушение поправки номер 5 в статье №983 двухлетнего издательства. Надо будет приготовить затупленные лезвия, прочные верёвки, простенькое кресло, крючки, крепления…» и прочее. Довольно мелкие и беглые надписи, так их и не разберёшь. Затем он начал что-то зарисовывать, но рисование явно. ну, не на высоком уровне. Как только нужно рисовать что-то не по линейке, что-то, что он рисует именно по памяти, выходит что-то странное. Я бы сказал, он имеет хорошее представление, даже детальное о том, как выглядит то, что он рисует, но изобразить на бумаге нормально не может, так как есть проблемы с тем, чтобы вместить все эти детали так, чтобы это выглядело адекватно. Думаю, он делает свои записи так, чтобы они были понятны только ему. В общем, он отложил это в сторону и где-то ещё час разгребал всякие бумаги. Я наблюдал, как светлеет за окном, но это было единственным интересным процессом, так что я решил это промотать. В какой-то момент в кабинет вошёл несколько рассеянный, но более подвижный, явно более общительный человек, чем тот, за кем я наблюдаю. Это проявлялось в его размашистых и открытых движениях. Однако, с такого расстояния я мало могу о нём сказать. — Здравствуй, коллега! По какому делу? — раздалось эхом по всему коридору. — Я? Я-э. Принёс результаты того флэшмо…то есть опроса, про который я говорил раньше, помнишь? Вот того самого, где надо было написать честное мнение про своих… товарищей по рабочей сфере… мы это сами придумали, ради интереса… Не подумай, пожалуйста, что даже если о тебе написали что-то плохое, то это значит, что начальство будет что-то с этим делать… Мы же знаем, что ты представляешь… эээ… большую ценность для нашего отде… — Несите сюда, посмотрим. И я ещё раз извиняюсь, что не смог написать про кого-то что-то дельное. Думаю, мы мало работаем вместе, — сказал, снова уставившись в бумаги.Сейчас, небось, скажет какую-то ерунду, что, мол, «три года совместной работы это не мало!» Хотя, думаю, на этот раз промолчит.
— Да ничего, я понимаю… Думаю, мы мало про себя рассказываем, а если у тебя и есть что сказать, то это скорее… про нашу работу а не… что-то более личное, — он быстро шагает по коридору, стараясь не выронить то, что нёс в руках. Через полминуты он очутился рядом со столом, и можно было рассмотреть его получше. Вошедший был явно постарше своего коллеги. Лет на 15-20. Однако, довольно энергичный и «мягкий», что не так уж и часто можно встретить в такой обстановке. Выражение его лица было нарочито официальным, не выглядящим естественно на этом человеке. Думаю, просто пытается казаться более серьёзным и деловитым. В коллективе Судебного Отдела наверняка выполняет роль эмоциональной поддержки, всеобщего любимчика, который общается со всеми, но при этом и время на работу у него есть. Он молча положил файл на край стола. Сначала сидящий потратил немного времени на то, чтоб аккуратно отложить то, над чем работал, в сторону. Затем неторопливо начал открывать конверт и вытаскивать оттуда листы. — Ну-ка, почитаем, что про меня пишут. Вы можете идти, если хотите. — Как угодно, — затем он так же быстро зашагал обратно к двери после небольшой заминки. Когда в кабинете снова стало тихо, он начал читать: «Хороший работник, больше сказать нечего», «Его формальность и в целом стиль его общения невыносимы», «Слишком уж в кайф ему его работа», «Скучнейший из всех, кого я, встречал», «Вся его речь, движения и интересы выдают в нём ребёнка», «Не удивлюсь если он на деле окажется каким-нибудь маньяком», «помешанный на правилах сварливый дед. уже в его возрасте.», «Полный ужас в плане характера и прочего. Наверное, он считает это в себе привлекательным».Ясно, ничего нового не услышал. Потрудились бы хоть без ошибок писать!
Он сложил бумаги обратно в конверт и продолжил свою работу. Я решил, что на сегодня пока хватит, остановил запись и убрал «экранчик» подальше. Вряд ли в этой маске много всякого интересного. Но это может мне помочь немного узнать о том, что происходило в моё отсутствие. И взглянуть на что-то глазами другого человека, прожить то, что определяет его личность… Мне эта идея всегда казалась завораживающей. Да и не зря эта маска отличается от остальных, носитель её будто не замечает. Я докопаюсь до истины, но сегодня дайте герою страны отдохнуть.