Реверс

"―Поддеть красивую женщину — дело не из простых, ведь она от ваших слов не подурнеет." Сэр Уинстон Черчилль - Милая, ну что с тобой? – Пло обеспокоенно смотрел на Асоку. Всегда веселая, задорная, неусидчивая, сейчас она вяло пила свой чай, сгорбившись над столиком. Бледная, нахохлившаяся и очень несчастная. - Почему меня не призывают, papа́? – наконец, задала волнующий её вопрос девушка, поднимая несчастные глаза. Ей казалось полным кощунством сидеть в роскошном салоне Савойя и наслаждаться послеобеденной чашкой чая с молоком, в то время как её сверстники полным ходом готовились к предстоящим битвам. А как же она? Асока знала, что готова сражаться – хоть в небе, хоть «на пляжах», как заявил сэр Уинстон Черчилль в своей знаменитой речи. Более того, она же обучалась в летной академии при ВВС Британии, но пока отчего-то мобилизовали только старшие курсы. Асоке оставалось лишь ждать. И чем дальше от Дюнкерка, тем тягостнее становилось ожидание, ведь тогда, среди соли и страха, она приносила хоть какую-то пользу, а сейчас же… - Наберись терпения. Авиация – это элита, потому… - завел свою привычную, успокаивающую речь отчим, но Асока вдруг поперхнулась чаем, заметив, как в салон вошел он – тот самый летчик из Дюнкерка, который приходил к ней во снах вот уже не первую ночь. Сердце девушки забилось так громко, что заглушило дальнейшие слова отчима. Затаив дыхание, Асока наблюдала за тем, как Энакин – какое красивое, необычное и уже почти родное имя! – быстро шел по салону, не обращая внимания ни на устремленные на него взгляды, ни на красивое убранство вокруг. Ему, кажется, было все равно, что он явился сюда в летном комбинезоне, принеся войну прямо в этот уютный мирок. А затем то самое сердце дало сбой, поскольку Энакин подошел к молодой женщине удивительной красоты. Наклонившись, чтобы запечатлеть быстрый поцелуй у неё на щеке, он лишь потом сел. Асока снова погрустнела. Поцелуй был интимным и привычным, а значит эта женщина была ему близка. - Эни, дорогой, - Падме, тем временем, укоризненно посмотрела на мужа, выражая двумя словами неодобрение его видом. Как всегда прекрасная, изящная и утонченная, она осуждающе посмотрела на Энакина. - Извини, что не игнорирую, что у нас война, - тут же ощетинился мужчина, не имеющий времени сегодня на церемонии, переодевания или хорошую мину. - Все знают, что война. Но она будет долгой, и потому дай людям насладиться оставшимися мирными деньками. – рассудительно заметила Падме, отпив воду из хрустального бокала. Как и для её мужа, война для неё – секретаря Черчилля – началась давно и преследовала во всех тех отчетах, которые она выстукивала на своей печатной машинке в тайном бункере. Именно поэтому она так ценила те редкие моменты оставшегося спокойствия. – Что ты будешь? Энакин покосился на тарелку, что поставили перед Падме. Её любимое филе морского окуня «Рашель», названное так в честь актрисы театра «Комеди Франсез» и придуманное самим Огюстом Эскофье, который стоял у истоков Савойя. Естественно. Она – его Падме – любила все утонченное и прекрасное. Странно, что она любила – любила ли ещё? – его. - А есть здесь что-нибудь нормальное? – скептично поинтересовался Энакин. Все эти красивые порции со шлейфом истории – это хорошо, но после ночного полета над Ла-Маншем его организм требовал немного большего. – И вообще, почему мы встречаемся здесь? Потому что он дает тебе время на семью лишь во время своего обеда? Он покосился на дверь, за которой несколько раз в месяц обедали члены The Other Club*. - Я уже черт-те сколько не видел тебя дома. - Аналогично, Эни, - её ответы звучали мягче. Сделав заказ и за него, Падме укоризненно покачала головой. – Ты не прав. Его здесь сегодня нет. – в их семье они избегали упоминания имени Черчилля, хотя оба прекрасно знали, о ком идет речь. Но безликое «Он» как-то помогало не вспыхивать от злости, которую Энакин питал к премьер-министру. После того, как на Дюнкерк выделили преступно мало авиации, мужчина, и без того не питающий особой привязанности к Черчиллю, просто возненавидел того. «Ради своих амбиций он втянул всю страну в англо-бурскую войну, - бушевал обычно Энакин, - зато как спасать наших ребят – он проявил удивительную скупость. Лидер, думающий лишь о себе и своей политической репутации, нам не нужен, а ты упрямо следуешь за ним. Неужели ты веришь, что он выиграет войну?» - Савой - последний мирный островок. Здесь ещё не занавесили окна черной тканью и это, признаюсь, приятно, - добавила Падме, ностальгически улыбнувшись. Чуждый для Энакина, отель был для неё почти родственником. Она проводила здесь много времени с самого детства. Грустно было осознавать, что, возможно, скоро его не будет. Одна бомба – и конец детству, воспоминаниям, каким-то ценным моментам. И хоть на войне потерять можно было куда больше, отчего-то именно мысль о разрушении отеля отрезвляла Падме, напоминая, что мир уже никогда не будет прежним. - Последний мирный островок на последнем свободном острове, - задумчиво протянул Энакин, - что Он говорит? Мы начнем атаковать когда-нибудь или будем в унизительной позиции защищающихся? Позволим падать бомбам на голову мирного населения ради того, чтобы Черчилль сто процентов вошел в историю? - Эни, прекрати. - А где я не прав? – мигом вспылил мужчина, - или ты очнешься, когда они разрушат наш дом и пострадают наши дети? Тогда твоя персональная черная ткань спадет с твоих глаз, да, Падме? Или думаешь, если Люк и Лея укрылись в Шотландии – война не придет за ними? Что ты скажешь тогда? Женщина вздохнула, глядя на своего супруга. Как всегда, упрям и бескомпромиссен. Настолько, что они уже не первый год не находили общий язык. Они оба знали, что если бы не война – их брак бы давно закончился, но сейчас уже было не время разводиться. Разрушать что-то перед лицом катастрофы было глупо. Да и англиканская церковь все ещё весьма непрогрессивно относилась к таким решениям, а ей никак нельзя было иметь плохую репутацию на нынешнем месте работы. Разведенная женщина вызывала косые взгляды. Даже если она была настолько высокого и знатного происхождения. Или правильнее было бы сказать - особенно, если она была настолько высокого и знатного происхождения. - Я ничего не могу сделать, - вздохнула Падме. - Ой ли, - скривился Энакин, - как минимум, могла бы не работать на это чудовище. Сидела бы в Шотландии и растила наших детей. Или, думаешь, сиделка заменит им мать? Странно, что они Бреху не называют «мама». Ты нужна им, Падме. - Знаешь, прошли те времена, когда женщина должна сидеть и заниматься лишь детьми, - взгляд женщины стал суровее. – Энакин, ты не можешь просить меня сейчас отказаться от всего. Я, как и ты, служу своей Империи. Если ты этого не разделяешь, возможно, ты взял не ту девушку в жены. - Возможно, - вдруг резко ответил мужчина. Впервые в жизни он озвучил свои сомнения. В следующую секунду он спохватился, но уже было поздно. Падме одернула руку, к которой её супруг хотел прикоснуться. - Тебе пора, Эни, - ровно произнесла она. И хоть это была не их первая ссора, в этот раз зацепило по-особому сильно. Обоих, судя по ошарашенному виду Энакина. Обычно они, хоть и злясь, пытались быть мягче, оглядываясь на время. Можно было наговорить всякого, а на следующий день больше никогда не увидеть человека, но сегодня что-то сломалось в обоих. Энакин, больше не говоря ни слова, поднялся и направился к выходу из салона, а потом застыл. На каминной полке стояла деревянная фигурка черного кота, которого знал весь Лондон. Это был Каспар - кот, которого обожал Черчилль. Если верить дурацким слухам, то эту уродливую статуэтку ставили на стол всякий раз, когда число приглашенных на обед было тринадцать. Черный кот был призван отгонять смерть. Однажды южноафриканский бизнесмен Вульф Джоэл, категорически отвергавший суеверия, устроил в отеле торжественный банкет для 13-ти человек, не пожелав отменить его, когда 14-й приглашенный внезапно заболел. И когда Джоэла убили на улице, ушлые менеджеры из Савойя раздули из этого целую историю и теперь всегда доставляли этого уродца, обвязав ему шею салфеткой. Энакин оглянулся. Кроме Падме в чайном салоне был лишь мужчина с какой-то юной девушкой. Убедившись, что на него никто не смотрит, мужчина, поддавшись порыву, спрятал статуэтку под летную куртку и с чувством мстительного удовлетворения покинул пафосный отель. Он понимал, что ведет себя глупо и тем, что ворует статуэтку, никак не наносит вред Черчиллю, но мысль о том, что он испортит тому хоть один обед, как-то утешала**, ведь премьер-министр требовал Каспара постоянно и независимо от количества гостей. Прихоти ради. Асока, наблюдавшая сначала за бурной сценой, а затем за кражей статуэтки, внезапно впервые за много дней улыбнулась. * клуб, основанный Черчиллем. ** история с кражей Каспара – реальна. Его украли во время Второй мировой летчики ВВС и забрали с собой в Сингапур, но Черчилль потребовал статуэтку вернуть, и она до сих пор хранится в «Савойе». Мы немножко пофантазировали на тему, какой именно летчик Каспара мог украсть))) *** Кайло в прекрасном расположении духа вошел в Савой, но вместо своего номера направился в сторону Kaspar’s Seafood Bar, проигнорировав более популярный здесь ресторан Гордона Рамзи. Ему нравилась старинная атмосфера и слегка потертые кресла лазурного цвета. Мечтая о бокале Шабли от, например, Луи Жадо, мужчина размышлял о том, как прекрасно прошел его день. Вырвавшись за пределы лётной базы, которая ему порядком осточертела, он целый день провел среди коллег-историков в Кембридже на конференции. Оказавшись среди энтузиастов и студентов, чьи глаза горели и умы кипели от мыслей, Кайло осознал, насколько ему не хватает привычной жизни в Йеле. Его даже не обеспокоило, что он оставил расследование на целый день. В конце концов, лейтенант звена Кеноби – а все нити тянулись лишь к её фигуре – ещё вчера днем со своей эскадрильей умчалась – в прямом смысле слова – на боевое задание. Кайло видел её издали. В военной форме, сосредоточенную, без привычной улыбки. Она быстро кивала, видимо, выслушивая задачу, а затем направилась к истребителям. Этот момент вызвал у мужчины неожиданный трепет. Странно было осознавать, что нечто столь прекрасное создано для разрушений. Что ещё миг, и девушка, которой по возрасту больше подходила какая-нибудь вечеринка, летела выполнять военный приказ. Такая тонкая грань между яркой, шумной, мирной жизнью и войной показалась Кайло почти мистической. «Выбрось её из головы», - в который раз уже за сутки приказал себе профессор с нарастающим раздражением. Он нехотя признавал, что думает о Рей больше и чаще, чем нужно, после той странной драки между Кассианом и рыжеволосым другом девушки. Его удивило то, как просто она приняла удар. Вроде умом понимал, что Рей прошла военную подготовку и была там не какой-то дочерью богатых родителей, коих он насмотрелся в Йеле, а все же что-то стойкое было в том, как девушка молча вытирала кровь с лица. Стойкое и такое… трогательное, вызывающее алогичное желание прижать на секунду к себе, защитить от всего мира. Наверное, дело было в том, что Рей все же была очень красивой, и никому не хотелось видеть трещины на совершенном мраморе или кракелюры на шедевре. Зайдя в бар, Кайло уже хотел попросить у администратора свой привычный столик в полумраке, когда его взгляд зацепился за девушку, сидящую у окна и позволяющую закатным лучам рисовать узоры на прекрасном лице. Материализовалась она из его мыслей, что ли? - Не возражаете? – отбросив мысль «просто сядь за свой столик», Кайло подошел к ней. Рей, занятая своим ужином, подняла глаза, и в них мелькнула то ли досада, то ли удивление. Но неожиданно она пожала плечами, показывая, что нет, не возражает. – Добрый вечер… Рей. Он не притронулся к меню. Потому что точно знал, чего хочет в этот момент. Смотрел на девушку, удивляясь. Знал, что она, наверное, часа три как после задания, но заподозрить в ней военного летчика было невозможно. Привычный messy bun с выбивающимися шальными локонами, строгий жакет цвета того вина, о котором Кайло мечтал, и нежно-персиковое платье под ним, длинные стрелки и ассиметричные серьги… она выглядела прекрасной, молодой девушкой, ужинающей в любимом месте, но никак не той, которая вернулась с войны. От неё даже пахло не смертью и разрушениями, а дурманящей вишней от Тома Форда, которая опасно волновала. - Здравствуйте, профессор Соло, - тяжело вздохнув, поздоровалась девушка. Одной фразой она перечеркнула его попытку к неформальному общению. А Кайло подумал, что у неё снова темно—сливовые губы, но она ведь не знала, что они встретятся. Так для кого в этот раз был её вызов? Отчего-то эта догадка ревниво кольнула в самое сердце. Что она хороша не сама по себе, а ради кого-то. – Каким ветром? Рей отложила приборы, пока Кайло делал заказ – их прервал официант. Девушка подумала, что он не вовремя появился. Она была ещё немного уставшей после задания. И никакой Том Форд, помада от Живанши или любимый жакет не могли стереть эту особую усталость. Лишь маскировка, не более. Она, в самом деле, была обессилена, потому и пришла сюда – в место, где так часто ужинала с дедом, а после его смерти – всегда сама. И вот чертов профессор Соло нарушил эту традицию. Пусть даже – Рей отметила – и заказал бутылку розе д’Анжу, которая отлично подходила к её муссу из раков, но никак не к его заказу. «Да-да, я уже поняла и без этого заказа, что ты – внимателен» - мысленно добавила девушка, рассматривая профессора, который продолжал неформально общаться с официантом. Подумала, что впервые видит его в поистине «профессорском» образе. В костюме. Странно, что же он на пары к ним приходил, как какой-то ассистент, ведь такой стиль – строгие линии, белая рубашка да более винтажные очки – шел ему куда больше. - Я здесь живу, - наконец, ответил на её вопрос Кайло. Рей, вернувшаяся к своему ужину, вскинула бровь: - А не очень пафосно-то, а? - Савой был любимым местом моей бабушки, и останавливаться здесь – что-то вроде дани традиции, - задумчиво ответил Кайло. С минуту молчал, пока перед ними разливали вино. Подумал, что он не очень-то любил rosé, но сейчас тонкий аромат лакрицы, фиалок и ... вишни был очень кстати. Утолял хоть какую-то жажду. – Помню, когда был ребёнком и впервые посетил Лондон, Падме привела меня сюда. - Вот как? – вдруг заинтересовалась Рей. В отличие от Кайло, она своим розовым вином наслаждалась, не понимая, что, отдавая предпочтение такому нежному напитку, выдает какую-то часть себя. Было и в ней нечто нежное, пусть и скрытое под острыми стрелками или военной формой. Подумала, что они в чем-то похожи. И что в детстве, наверное, могли здесь и пересечься. Девочка с дедушкой и паренек с… назвать величественную даже в старости Падме бабушкой, у Рей не повернулся язык. Она посмотрела на профессора внимательнее. Ей казалось таким странным, что он говорил о тех людях, которых она прекрасно знала. Не просто говорил. Был их внуком, например. И при этом, они ни разу не пересеклись. - Рассказывала тебе всякие забавные истории из прошлого отеля, правда? - перейдя на "ты", предположила Рей. Отмечая, что профессор Соло заговорил о своем прошлом легко и непринужденно. Знал, сволочь такая, что она уже в курсе, кто он. Значит, та её встреча с Кардо не была случайной. Он нарочно все подстроил, чтобы она узнала. Его расчетливость понравилась Рей. Девушка всегда любила стратегов, а не исполнителей. - Точно, - ностальгически усмехнулся мужчина, - например, о том, как Эскофье рассказывал её отцу, что для mousse d’ecrevisses* нужны настолько активные раки, которые могли бы клешней откусить мизинец. - И что их нужно утопить в «Моэ», - подхватила Рей со смешком. Она поняла, почему профессор Соло выбрал именно эту историю. Естественно, её любовь к блюду, что она сейчас ела, привила именно Падме. И именно вот такой историей. Вообще, привязанность к блюдам великого Огюста Эскофье у неё зарождалась в этих стенах. - Точно, ведь это не просто милосердная смерть… - а смерть, которую можно пожелать и самому себе, - подхватила Рей, и они вдвоем расхохотались. Девушка неожиданно поймала себя на мысли, что наслаждается всем происходящим. Муссом, вином и…компанией Бена Соло. Он легко развеселил её, и усталость словно сняло рукой. А ведь обычно развеселить её было достаточно сложно, особенно, после боевых вылетов. – Эскофье был тем ещё оригиналом, да? Что ещё рассказывала Падме? - О том, как Цезарь Ритц все время пытался добавить какие-то технические чудеса в отель, что раздражало её консервативного отца, который ещё часто со смешком вспоминал, как юный Гуччо Гуччи, работающий здесь мальчиком-посыльным, таскал чемоданы за Сарой Бернар, а сейчас мир сходил с ума по их сумкам. Какая ирония. Рей снова улыбнулась. И не только потому, что парой фраз Бен оживил тени прошлого, а ещё и потому, как он умел ловко выворачивать диалог. Фраза о Гуччи прозвучала неслучайно. Кайло с едва заметной улыбкой покосился на её сумочку с фирменным значком GG, введенным во времена Альдо. - И что с ней не так? – покончив с муссом и заказав себе Fraises Sarah***, сознательно поддалась на провокацию Рей. Зачем-то же он смотрел на её вещь. Явно не потому, что впервые в жизни видел. - Ты так демонстративно фыркаешь на профессора из Америки, поскольку не можешь простить бывшим союзникам задержку с ленд-лизом, но при этом спокойно носишь Гуччи. Ты чем-то похожа на тех зоозащитников, которые кричат, что выступают против натуральных шуб, но при этом на ужин заказывают стейк. Дом Гуччи во времена Второй Мировой, чтобы выжить и удержать бизнес на плаву, шил сапоги для итальянской армии по заказу самого Дуче****. Несостыковка. Рей, не знающая этого, вскинула руки, демонстрируя капитуляцию. - Что, не любите Гуччи? - Ну, куда мне, я же простой профессор. Рей кинула быстрый взгляд на его пиджак Burberry и иронично хмыкнула. Очень простой профессор, да. А в следующую секунду, название британского бренда и диалог Кайло вдруг слились в одно. До неё дошло, что, надевая эту одежду, сей человек подчеркивал то, что он – британец. Она столько раз потешалась над американцем, не знающим их историю, а ведь он же, в самом деле, был таким же, как она. Пусть даже и говорил с акцентом. «Неловко вышло», - подумала Рей, пытаясь сосчитать, сколько раз за время беседы Бен акцентировал на этом внимание. - Почему ты вырос в Америке? – вырвалось у неё. Вся формальность вмиг спала. - А ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Бен. Послал Рей хмурый взгляд. Она, задумавшись, отпила вино. Неужели все дело было в Энакине? Его собственная семья не принимала прошлое и потому уехала из Британии? – Надо же, они вернули Каспара, - резко сменил тему мужчина, наткнувшись взглядом на деревянную статуэтку чёрного кота. Он хотел увидеть его с первого дня, как поселился здесь, но каждый вечер Каспар был «занят» на «суеверных ужинах». – Знаешь, а ведь британские летчики однажды украли его в период Второй Мировой. Поговаривают, Черчилль был в ярости. - А знаешь, кто именно его украл? - забрасывая клубнику в рот, невинно спросила летчица, а Кайло подумал, что клубника, хоть и выглядела соблазнительно, не была фруктом Рей. Ей куда больше подошел бы вишневый десерт, но Эскофье предпочитал персики или клубнику. А она… она была словно картина в стиле поп-арт. Яркая, сочная и дерзкая. Не в его вкусе, а все же притягивающая взор. Не зря многие художники эпохи Ренессанса, включая Леонардо, считали, что не яблоко, а именно вишня была тем фруктом, которым соблазнили Еву. Что-то порочное было в этой ягоде. И в самой девушке. Вся её красота была окутана первородным грехом. Может, потому к ней и тянуло, хотя голос разума отрицал это? - История умалчивает. - Твой дед, - просто ответила Рей, будто речь шла о пустяке, но не зря же она была военной летчицей. Стрелять наповал умела в любое время. Даже за ужином и в платье. Кайло с минуту изумленно на неё таращился, пытаясь понять, шутит Рей или нет. Та спокойно уплетала свою клубнику, вспоминая «и нежно тебя целую – нежнее, чем Fraises Sarah…»***** и ощущая, как покрывается мурашками под взглядом профессора. Что-то в нем такое было, в этом мужчине. Не опасное, нет, но определенно завораживающее. Он действовал на неё, как музыка на кобру. Гипнотизировал, что ли? - Откуда ты знаешь? – медленно спросил мужчина, примеряя новую деталь к образу деда, который был весьма скудным, ведь Лея и Люк не говорили об отце, и всю информацию о нем Кайло вычитал в учебниках по истории. Даже Падме поджимала губы, когда он что-то пытался расспрашивать. Легендарный Энакин Скайуокер остался для него сухими фразами из энциклопедий да голосом летчика из «Маленького Принца». А здесь такая яркая, живая деталь. Надо же. Отчего, интересно, Энакину пришло в голову красть Каспара? Он ощутил прилив благодарности к девушке, которая милостиво подарила ему такую вроде малость, но эта деталь так раскрасила черно-белую картинку из головы Бена, оживила на минуту его деда. Рей задумчиво смотрела на свою клубнику. Это был решающий момент. О Каспаре она узнала в один из воскресных бранчей здесь, в Савойе. Естественно, от дедушки Бена, который со смехом поведал ей эту историю. Но… кто сказал, что она должна быть честной перед этим вот Беном? Человеком, который высокомерно сказал ей «нет» и никак за это не поплатился? - Из дневников моего дедушки. В них ещё много интересного есть, - глядя профессору Соло в глаза, четко, буква за буквой, выговорила Рей. Ощутила себя так, будто резко, без предупреждения делала реверс****** и без подготовки выполняла колокол*******. И если за штурвалом этот трюк ей удавался блестяще, то сможет ли она обмануть радары профессора Соло и переиграть своего противника. Резкий разгон, а потом сброс скорости должны были его ошарашить. Профессор молчал достаточно долго, оценивая уровень уязвлённого самолюбия. Что ж, его трюк с отказом сработал, уязвлённая гордость требовала жертвы. Все же не зря он сказал ей «нет» в тот пятничный вечер, хотя…блядь, да, это было очень трудно, учитывая, насколько девушка была красивой. - Итак, какова цена? – откинувшись в кресле, тихо спросил Бен. – Ты знаешь, что мне нужны эти дневники. - Знаю, - спокойно ответила Рей, доставая сигарету и демонстративно зажимая её в пальцах. Мужчина молча достал зажигалку и приложил огонек к кончику. Подумал, что вот оно – она уже начала переигрывать ту пятницу. – И жду, что же Вы можете предложить мне, профессор Соло? Тут уже закрытием прогулов не обойтись. Она закурила, склонив голову. Длинная сережка тихо звякнула. Булавка во втором ухе напомнила Бену, с кем он имел дело. Острая, как кончик иглы, за который он как-то зацепился. - Наверное, для начала я должен извиниться, что был так невежлив в тот вечер? А затем могу предложить закончить то, что мы не начали. В качестве моральной компенсации. Рей выдохнула дым. Знала же, как ей идет. - Почему-то я сомневаюсь, что с тобой возможно…закончить, - мило улыбнувшись, выразительно сказала она. А сама пыталась понять – хотела ли она этого мужчину или просто играла с ним в свои привычные кошки-мышки? Конечно, то, что он сказал «нет» её разозлило, но в желании ли наказать было дело? Ведь весь вечер она осознавала, что с профессором ей по-настоящему хорошо. Как давно ни с кем не было. А ведь они лишь болтали. И именно это «хорошо» заставляло её сомневаться. Что будет, пусти она его в свою постель? Не будет ли слишком хорошо? Настолько, что она забудет обо всем на свете, когда должна сохранять здравый, четкий, хладнокровный ум? - Звучит как предмет спора. Проверим? - Пытаешься обменять гипотетический оргазм на архивы? – Рей рассмеялась. Его самоуверенность её развеселила. Естественно, допускать чужака до архивов дедушки она не собиралась, но… что ж, она умела быть сдержанной и не идти на поводу у собственного тела, а проверить этого профессора иррационально хотелось. – Ну, попробуй удивить. Они переглянулись. Звучало все игриво, но в рамках каких-то договоренностей, отрицающих любые привязанности, но… тянуло их друг к другу отнюдь не из-за архивов, споров и прочего. Просто так. Они играли в гляделки, однако оба хотели большего. И пара бокалов rose д’Анжу позволяла этим желаниям раскрываться. - Но не раньше, чем я закончу с десертом, - добавила Рей. Бен нахмурился: - Сегодня? - Мне увольнение дали всего на ночь, или ты думал, что я ради тебя должна ещё раз ехать в Лондон? Естественно, сегодня. * мусс из раков. ** как вы помните, великий французский шеф-повар стоял у истоков отеля «Савой». ***клубничный десерт, названный Эскофье в честь своей обожаемой Сары Бернар. **** вдруг вы забыли, это титул, который носил Муссолини. **** так Эскофье однажды закончил письмо своей жене. Кстати, весьма невежливо, правда, если учитывать, что Сара Бернар была его любовницей…. ****** здесь слово «реверс» употребляется как изменение направления движения. ******* колокол – фигура высшего пилотажа, при котором самолет переводится в вертикальный набор высоты последующим гашением скорости до практически полной остановки, за счет чего самолет начинает «проваливаться» вниз в вертикальном положении. Выполняется для обмана вражеских радаров, поскольку, зависая на несколько секунд в воздухе, самолет становится невидимым. *** Рей спокойно открыла дверь в квартиру, которая находилась на верхних этажах. Бен видел, что она ни капли не нервничает, что говорило лишь об одном – на деле, девушка не собиралась с ним спать, а значит, архивов ему тоже не видать. И если на секс мужчина особо и не рассчитывал – все же у Рей не было определенной, скользкой репутации на авиабазе, а потому он осознавал, что её приглашение продиктовано желанием высмеять его, то архивы Бену были очень нужны. Поэтому упускать возможности он не собирался. «Дело ведь лишь в бумагах», - подумал профессор, глядя в спину Рей. Возможно, коварное розовое вино слегка дурманило мысли, но и только. Она не нравилась ему. И к тому же была Кеноби, частью лживой семейки. - Будешь чай? – Рей была сама любезность, снимая свой строгий жакет и оставаясь в платье, нежный цвет которого делал её какой-то хрупкой, - или хочешь сразу…в кабинет? - она лукаво сверкнула глазами, небрежно оставляя жакет на пуфе. - Не будем терять времени. - Так и знала, что ты ненастоящий британец, - фыркнула девушка, видимо, пытаясь сказать, что у неё чай в крови был, и она бы ни за что не отказалась от чашечки. Лениво улыбаясь, летчица подошла к широкой лестнице, ведущей на второй этаж, и сделала пару шагов, таким образом, становясь выше Бена. – Провалил ты проверку. - Думаешь? – тихо полюбопытствовал мужчина, заставляя одной фразой Рей развернуться. Что-то особое было в его голосе. Манящее. Девушка замерла, глядя на него. Сейчас, в полумраке холла, он выглядел таким привлекательным. Волнующим. Кайло протянул руку и коснулся её запястья. Подтянул девушку к себе, но не сократил расстояние полностью. С любопытством посмотрел на обнаженную кожу выше локтя, где горизонтально была набита татуировка, состоящая из набора цифр, размещенных в два ряда. - Что они означают? – искренне полюбопытствовал Кайло, изучая первый ряд и медленно повторяя очертания каждой цифры большим пальцем. Его ум никак не подсказывал ему, что такое 821393. - Райт Флаер, - ровно ответила Рей, но мужчина уловил, что дыхание у неё стало более рваным и глубоким одновременно. И оно, черт побери, обжигало ему шею, сбивая с толку. Мало ему этого аромата вишни, сводящего с ума? – Это номер патента братьев Райт на их Райт Флаер, - уже более развернуто пояснила девушка, не сводящая с Кайло ошарашенного взгляда. Она же ничего не ощущала, когда к ней прикасались другие, что происходило? Отчего он чертил буквы на её коже, а у неё подгибались колени от такой мимолетной ласки? – Он пролетел тридцать шесть метров на протяжении двенадцати секунд. Огромное достижение для 1903 года, правда? Она помнила формулировку, что самолет был тяжелее воздуха, а вот она сейчас была легче всего на свете. - Совершенный чертеж, - кивнул Кайло, но сказал это так, что девушка ощутила – он говорил отнюдь не о Райт Флаере, а о ней. Сейчас она была совершенным чертежом, а что он? Собирался тоже оформить на неё патент? «Даже не надейся», - восстанавливая самообладание, подумала Рей. Мягко освободила руку и потянулась к пиджаку Кайло. Она привыкла все делать сама. Даже в сексе у штурвала любила оставаться она, чтобы не вылететь во время очередной мертвой петли. Но Кайло усмехнулся, сделал шаг назад и сам стал расстегивать пиджак. Делал он это неспешно. - А вторые цифры? – негромко поинтересовался он, вешая пиджак на перила. «Боже, да ты до черта винтажный сегодня, - подумала Рей, стараясь не закусить губу. Ей очень, прямо очень, понравились черные подтяжки на фоне белой рубашки. Вот это было по-настоящему стильно, - да ну что же ты медлишь, ублюдок ты такой» - Это личное, - тут же ощетинилась девушка, которая никому, кроме Армитажа, не раскрывала глубокий смысл второй татуировки. - Не знал, что у тебя кто-то из родственников был в Аушвице, - словно не услышав её, просто ответил Кайло, закатывая рукава своей рубашки. – Для историков как раз таки эти цифры не имеют тайны. - Нарушаешь чужие личные границы, - недовольно заметила Рей, которая, в самом деле, вытатуировала на коже номер, который носила её бабушка по материнской линии, когда попала в ад Освенцима. Так она берегла память. - Ну ты же не против, правда? – его руки, ещё секунду назад лениво закатывающие ткань, переместились на её талию, а сам Кайло оказался ближе. – Мы же ради этого здесь. Чтобы…нарушить твои границы. Ему пришлось наклониться, чтобы с опозданием в неделю запечатлеть поцелуй у неё на шее. Поцелуй, который бы заставил Рей прекратить думать о грустном. Поцелуй, который станет либо её капитуляцией, либо последним, если девушка даст ему пощечину, обрывая игру. Как далеко она хотела зайти? Рей едва слышно выдохнула. «Хорошо, - закрывая глаза и обнимая мужчину за шею, с каким-то мучительным облегчением осознала она, - хорошо же» И это осознание – что ей хорошо в объятиях раздражающего её мужчины – наполнило девушку каким-то непонятным, давно забытым чувством счастья, которое было таким сильным, что она позволила Бену прижать её к стене. Возможно, потому что ей давно не было хорошо. Просто, беззаботно, бездумно хорошо. Хоть ни для неё, ни для него все происходящее ничего не значило. Наверное, осознание бессмысленности происходящего и отсутствие последствий в виде отношений и позволяли хорошему стать ещё лучше. Потому что будет только это, и никаких потом встреч, свиданий, чувств. - Как-то для злостного нарушителя ты неспешен, - тяжело дыша, заметила Рей, откидывая голову, но не прекращая обнимать его за шею. Удерживаясь. Она ощущала, как руки Кайло сжимают её грудь сквозь ткань, как твердеют от возбуждения соски, как дрожь потихоньку пронизывает тело. Отчего оно её предавало и рвалось к этому мужчине? «К черту. Оно заслужило отдых», - непривычно беззаботно думала девушка, не ища его поцелуев губами, но наслаждаясь, когда его губы касались то шеи, то ключицы. - А ты хочешь, чтобы все было как в истории братьев Райт? – Рей не видела, но готова была поклясться, что он абсолютно хулигански усмехается. - Двенадцать секунд, и ты в облаках? - Если ты вознесешь меня в облака хоть на двенадцать секунд, я буду страшно удивлена, - хихикнула Рей, а в следующую секунду тихо ахнула, когда его ладонь скользнула под платье и бесцеремонно забралась под трусики. Он пересек её границы слишком резко. Но сейчас Рей это не тревожило. Теплые пальцы, правильные ритмичные движения, вызывающие давно забытую дрожь, и никакого стыда по поводу того, что он уже знал – она была очень возбуждена. Да какая к дьяволу разница. В конце концов, физиология брала свое, не более. Лишь реакция на его правильные – чертооооовски правильные – движения пальцами. Прижимаясь к Бену сильнее, она слегка поерзала бедрами, вызывая в нем ответную реакцию. Мужчина почти зарычал ей на ухо, и девушка ухмыльнулась. Она все ещё была у штурвала и одним движением могла все изменить, но…не хотела. Ей нравилось то, как властно его пальцы касались её. «Неробкий профессор Соло, - довольно подумала она. Девушке нравилось, как он навалился на неё, таким образом, не позволяя больше ерзать и дурманить его. Этот мужчина явно предпочитал ясный ум в любом процессе. – Да ну и хрен с тобой, просто коснись меня…ближе. И глубже. Ну же, я совсем не скромная девочка, ты же знаешь, что я хочу….». Словно читая её мысли, Кайло на секунду замер, заставив Рей недовольно прохрипеть что-то на ухо, после чего неспешно погрузил в неё один палец, затягивая её в какое-то туманное безумие. Рей прикусила губу и напряглась. Вот теперь, когда он добавил ещё один палец, было слишком хорошо, на грани, а ей не хотелось кончить вот так сразу, чтобы этот мужчина возомнил о себе черт-те что. Потому, находясь на грани удовольствия, она, тем не менее, закусывала губу, умоляя тело перестать играть за Бена Соло. - Можешь не стараться, - вдруг коварно прошептал на ухо мужчина, а затем нежно прикусил мочку, заставляя Рей застонать. От этого её стона у него самого мурашки по спине поползли. Какая она все-таки была чувственная. - твое сердце стучит так громко, что несложно угадать, что ты сдерживаешься лишь из-за подросткового упрямства. - Самовлюбленный идиот. – фыркнула девушка, ненавидящая, когда её кто-то смел считывать, и эта злость немного развеяла дурман в голове, но она все ещё поддавалась телом навстречу его пальцам, выбивающим из неё стоны. Ей очень хотелось узнать, насколько снесет крышу, когда Бен будет в ней, но отчего-то ему больше нравилось её дразнить. Ничего. Ночь была длинной. У неё так много часов найти ответ на свой вопрос. «Блядь, нагнуть бы тебя и отыметь прямо здесь, но почему ты такая… такая Кеноби», - почти отчаянно подумал Кайло, рассматривая лицо девушки. Красивое, сияющее, страстное. Он знал, что чертова фамилия – просто приговор для него. Черта, которую он не переступит. Ведь мозг уже сформулировал, как получить архивы, но решение ему не нравилось. Переспать с такой девушкой…да, черт возьми, было бы удачей для любого из мужчин, ему невероятно повезло, что она вот так пылко отдавала себя ему, однако… да, эту девушку он взять не сможет. Её пальцы вдруг нашли его свободную руку и сжали за запястье. Требовательно и весьма болезненно. - Ты…должен…сдержать….слово, - хрипло прошептала Рей. Естественно, это не та девушка, от которой дождешься «пожалуйста», она умолять не будет, даже задыхаясь. Поцеловав – неожиданно ласково, бережно и более интимно – Рей в висок, Кайло уткнулся лбом в стену и, закрыв глаза, ускорил темп с мучительного на тот, который заставил девушку стонать громче и нетерпеливее. Её рваное дыхание, вздымающаяся грудь и нетерпение просто сносили крышу. «Хочу тебя, - стучало у него в голове, когда она, жадно хватая воздух, кончила. А он, опустошенный и напряженный, вдруг снова поцеловал её в висок, на котором пульсировала голубая жилка, - как же сильно я бы хотел...» - Ох ты ж черт, - прошептала Рей, не улавливая его состояния. Разнеженная, она замерла в его объятиях, а затем потянулась к верхней пуговице на белой рубашке. – Пойдем, я покажу тебе место, где удобно продолжить, - она впервые улыбнулась ему без насмешек. Её взгляд был слегка одурманен, но летчица, в самом деле, хотела продолжения. С ним. И прямо сейчас. - Кабинет с документами, например, - отстраняясь, ровно сказал Кайло, будто ничего не произошло. С едва заметной жалостью посмотрел на красивую девушку. С каким бы удовольствием он пошел за ней в спальню, огонь, воду или на край света… и до чего же приятен - весьма неожиданно - этот её восхищенный взгляд и открытая улыбка. Такая она славная, когда сбрасывала броню.– Я выполнил свое условие, разве нет? Ты получила свой оргазм, а теперь я хочу получить свои документы. Будь хорошей девочкой, выполняй свою часть сделки и иди спать. Мне кажется, ты выглядишь очень устало. - последняя фраза прозвучала с искренней заботой, которую Рей не расслышала. Она услышала лишь триумф человека, выигравшего её. Девушка сузила свои огромные глаза, не поверив ушам. В её груди что-то нехорошо полыхнуло. Он серьезно просто использовал её? Наверное, он либо идиот, либо бессмертный. Что ж, ему хуже. Она же, правда, получила удовольствие, а он пусть идет и ковыряется в бумажках неудовлетворенный, зато гордый, раз ему так хотелось. Ничего не прокомментировав, Рей поправила платье и гордо запрокинув голову, направилась к кабинету деда. - У тебя времени до шести утра. Потом проваливай. Это твой единственный шанс увидеть архивы дедушки, - она мстительно улыбнулась, понимая, что до утра он не успеет пересмотреть все документы, а значит...значит, в выигрыше осталась она. *** Пятничный привет вам, дорогие читатели! Что ж, кажется, пусть профессор Соло победил, но капитулировал он первым. Пока Рей ещё не осознает, Бен-то уже понял, что попал, но... бляха, почему какие-то там высшие цели и давно забытые семейные распри взяли верх? Обидно, потому что Рей вряд ли спустит ему такое двойное пренебрежение своей персоной. Хотя...