Реверс

"Никогда еще столь многие не были обязаны столь большим столь малому [количеству людей]" Сэр Уинстон Черчилль о Битве за Британию …. 15 сентября 1940-го года вошло в историю, как самый крупный налет на Лондон, но для меня тот день запомнился проливным дождём над Портсмутом и знакомством с сержантом Тано, которую мы очень скоро начали звать Шпилькой. В то утро, такое серое и мрачное, ветер дул со стороны протоки Солент и нес тучи просто с бешеной скоростью. Энакин, зевая от усталости, крутился у своего истребителя. Он был привычно раздражен, поскольку с июля не видел своих детей и не мог вырваться в Шотландию - с начала лета немцы бомбардировали нашу морскую базу, и лучшие пилоты, вроде Эни, всегда были у дел. - Что пишет Падме? - спросил я у друга, заметив, что он вертит в руках письмо. - Это не от Падме, - коротко ответил он, и я понял, что их разлад продолжается, что лишь усугубляло упадническое настроение Энакина, которое меня беспокоило. Всегда веселый, он стал злым, раздражительным и, что хуже, нарушающим приказы. Хорошо, что его командиром был я, а значит пока новости о том, что его характер берет верх, не достигли высшего руководства, но я все время тревожился. Мне не хотелось, чтобы он по глупости и горячности попал под трибунал. - Что по вылетам на сегодня? - Пока все тихо. Лицо Энакина помрачнело ещё сильнее. Небо - в любую погоду - всегда его успокаивало. Даже во время битвы. Наверное, в иной жизни мой друг был соколом, поскольку ощущал себя по-настоящему свободным только поднявшись в облака. Он словно оставлял здесь, на земле, все свои проблемы и парил легко, непринужденно. Словно Спитфайр был продолжением его самого. - Боже, а это ещё кто? - удивился Энакин, увидев, как на летном поле появилась невысокая фигура, которую едва не сносил ветер. - Надеюсь, не обещанная подмога? - Да техник, наверное, какой-то. Я ещё с утра просил, чтобы твой Спитфайр посмотрели, - мне пришлось говорить максимально сухо, поскольку во время вчерашнего налета на базу техник, закрепленный за истребителем Эни, погиб, зацепленный взрывной волной. Поскольку мы тогда были лишь в начале войны, потери еще не вошли в привычку. Хотя смерть не могла войти в привычку даже в сорок пятом. Просто тогда, в самом начале, такие моменты ещё ошарашивали. К концу войны мы все более загрубели, что ли. И пусть имена всех погибших навсегда остались в сердцах, все же под конец потери воспринимались уже просто как цена. Страшная, но цена. - Понятно. Жаль Билла, хорошим был парнем, - в который раз за сутки повторил Энакин, хмурясь. - Я вчера написал его семье. Знаешь, Бен, у него двое детей было. Мальчик и девочка. Я вот не знал. Я знал, о чем он думает. О своих близнецах. О моих крестниках. О Люке и Лее. И о том, получат ли они такое письмо. Энакин не боялся смерти, но его пугало, что дети будут расти без него среди чужих людей, ведь Падме, как и он, была на службе у государства. - Ты знаешь, что я всегда присмотрю за ними. Они мне как родные. - Это и позволяет мне так спокойно выполнять задания. - неожиданно улыбнулся Энакин, закуривая. - Знание, что мои дети в надежных руках. - Так-так, я вдруг передумал быть вторым отцом Люка и Леи. Может, хоть это заставит тебя быть благоразумнее. Признаться, меня беспокоит…. - Командир крыла Кеноби, разрешите обратиться? - к огромному облегчению Энакина - я видел это по его глазам - нас перебили. Он не любил разговоры о его горячности, поскольку всегда говорил, что всегда идет на оправданный риск. А я считал, что даже пять сбитых Мессершмиттов не стоили жизни моего друга. Да и выигранная битва бы не стоила - но такое озвучивать в те времена было страшно непатриотично. Нас ведь интересовала Победа, а не сохранение той или иной жизни. И вклад у каждого был свой - у кого вылетом, а у кого - героической смертью. Но я все равно надеялся, что Энакин поможет ковать победу именно вылетами. - Слушаю, - я развернулся к фигуре, которая все так же покачивалась под порывами ветра. Человек снял шлем, и мы с Эни удивленно переглянулись. Перед нами стояла девушка - такая юная, что форма смотрелась на ней комично. Темные волосы, заплетенные в две косы. Огромные синие глаза на пол-лица. Смугловатая кожа. Она была хороша собой и невинна, как какая-то там Царевна-лебедь с полотна Врубеля. Судя по шевронам, техником она не была. - Сержант Тано из Хай-Уиком, - вытянувшись, отрапортовала девушка, - с сегодняшнего дня приказом командования я закреплена за вашей группой, командир крыла Кеноби. - Плохи наши дела, если в подкрепление дают детей, - не удержался Энакин. Хотя, если говорить откровенно, когда он удерживался, чтобы не прокомментировать? Как это ни странно, но в этот раз я был с ним солидарен. Сейчас в Портсмуте шли самые ожесточенные бои, а нам присылали ещё необстрелянных детей. С утра я уже принял в состав нашей группы десять новых пилотов, и вот Хай-Уиком прислал ещё это создание. Девушку. Не подумайте, что мы были сексистами, просто тогда было такое время, когда женщин… знаете, у них была иная роль. Наверное, потому Падме так выбивалась из их числа, и потому в семье Скайуокеров был разлад. Энакин никак не мог осознать, что его жена опережала время. И вот эта девочка, этот сержант Тано, похоже также была из таких. Её огромные глаза горели запалом. А я уже представлял, что однажды они могут потухнуть. Когда будет гореть её истребитель. И некому эти глаза будет закрыть. - Сержант Тано, Вы будете закреплены за одним из опытных летчиков, и во время боев вашей задачей будет четко следовать инструкциям вашего временного командира. - Да, я знаю. Меня уже закрепили. - неожиданно сказала она. За лидером эскадрильи Скайуокером. Судя по тому, как девушка посмотрела на Эни, она отлично знала человека, за которым была закреплена, в лицо. Что ж, был ли сейчас хоть один летчик, не знающий его в лицо? - Что? - я не думал, что и без того мрачное лицо Энакина могло потемнеть сильнее, но так оно и было. - Исключено. Я не буду ни с кем возиться, мне балласт точно не нужен. - Таков приказ в Хай-Уикоме, - пожала плечами девушка недрогнувшим голосом. Мне захотелось закатить глаза, но, конечно, такого я позволить себе не мог. О чем в Хай-Уикоме думали? Закреплять молодых, неопытных летчиков нужно было не за асами, а за рядовыми лейтенантами. Энакин был для этого ребенка смертным приговором - уж слишком он был необуздан. - Вы не правы, лидер эскадрильи Скайуокер, я… - Говорить будешь, когда к тебе обратятся, сержант, - рявкнул Энакин. Обычно он не был груб и никогда не срывался, но, видимо, у него в голове мелькнули такие же мысли. Да и не привык он нести ответственность в небе за кого-то, кроме себя. Девушка послушно умолкла, но её синющие глаза блеснули гневом. Мне показался этот факт неожиданно занимательным. Она подчинилась приказу, но не казалась слишком уж сговорчивой. Внезапно мне в голову пришла интересная мысль. А что, если эта девушка - точнее ответственность за её жизнь - и будет тем стоп-сигналом для Эни, который я давно пытался найти? Зная, что к нему привязан другой летчик, он может меньше рисковать. - Мы не будем нарушать приказ. - Бен, да ты спятил. - Это не обсуждается, лидер эскадрильи. С этого дня сержант Тано закреплена за вами. Как только ветер чуть утихнет, прошу приступить к пробным полётам. Хочу посмотреть, что у вас получится. - Разве непонятно, что ничего не получится? - Посмотрим, - вдруг непокорно подала голос девушка. Я увидел, как кончики её губ дрогнули. Забавно, в такое темное время она, кажется, пыталась сдержать либо смех, либо улыбку. Я, не удержавшись, улыбнулся ей первым. Понимаете, было в этой девочке что-то особенное. Глядя на неё, правда, хотелось улыбаться. Она ответила мне широкой улыбкой. Казалось, у неё даже душа засияла. Энакин мрачно курил, не глядя на свое приобретение. В тот день ещё никто из нас троих не знал, что один приказ - как оказалось со временем, далеко не случайный - станет началом великой дружбы. А затем драмы, стоящей множество жизней… - Расскажи что-нибудь о себе, - предложил я, надеясь как-то растопить лёд Энакина, который демонстративно фыркнул. - Меня зовут Асока, - представилась, наконец, по-человечески девушка, - я из Ковентри. Она вздрогнула от очередного порыва ветра. Что ж, о том, что Ковентри станет трагедией, мы тоже ещё не знали. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что 15 сентября 40-го года, мы были ещё беззаботно счастливы. Особенно она. Асока Тано. Девочка из Ковентри, которая думала, что сбылась её мечта, но на самом деле - застывшая перед лицом величайшей потери в своей жизни. Но, к счастью, она ничего тогда не знала. Улыбаясь, она рассказывала о себе, несмело косясь на Энакина. Я видел, что ей не терпелось подняться в небо и, наверное, доказать моему упрямому другу, что она не была балластом, но пока дул ветер, ей приходилось мокнуть под дождем и сражаться с бесстрастностью человека, в которого, как оказалось позже, она была влюблена... *** Дверь кабинета Оби-Вана была распахнута, и потому Рей получила возможность остаться незамеченной. Остановившись на пороге, она наблюдала за Беном, ощущая себя девочкой, которая, проснувшись от кошмара, прибежала к дедушке, чтобы он её успокоил. Все оттого, что, как это ни странно, сейчас профессор Соло был очень похож на человека, в честь которого его назвали. Только она была не девочкой, да и кошмары её уже давно не мучали. Бессонница – да, изредка, но, став взрослой и сильной, Рей перестала бояться того, что приходило во снах. Опасность представляли лишь люди. Бен сидел на стуле, согнув одну ногу в колене, как он обычно делал на парах, рассказывая о чем-то. Подтяжки были спущены, рубашка немного расстегнута, волосы взъерошены. Все внимание сосредоточено исключительно на дневнике, который он поднес едва ли не к носу, пытаясь разобрать замысловатый почерк деда. Выглядел мужчина взволнованным. Более взволнованным, чем когда выполнял свою часть сделки на лестнице. Это она, дурочка, расклеилась от странного «хорошо». Знала же, что никогда хорошему верить не стоит, и так глупо попалась. Люди редко бескорыстно дарили кому-то наслаждение. «Зато так проще – когда на всем свой ценник. Не нужно ничего испытывать и оправдываться утром, - подумала Рей, заходя в кабинет с кофейником в руках, - в конце концов, свою дозу удовольствия я получила”. Со своими вылетами накануне нового звания девушка позабыла, когда последний раз бездумно отдавалась наслаждению. Полноценный секс был бы куда лучше, но хоть какая-никакая, а разрядка. Она решила проявить гостеприимство лишь затем, чтобы показать профессору, что и для неё эта история ничего не значила, и её ничуть не задело его потребительское отношение. Там, пять часов назад, стоя под ледяным душем, Рей сама себе нехотя призналась, что да, на деле задело и серьезно, ведь она позвала его в постель, а профессор отказался, но в том и была её сила – не показывать, что у неё на душе. Её переживания могли принадлежать лишь ей. Он, этот американец, британец или хрен его знает кто ещё, не стоил эмоций. - Я Вам кофе принесла, - обычным, немного недовольным тоном, протянула Рей, заходя в кабинет и обнаруживая свое присутствие. А что стоять, изучая его? Будто на парах мало. Наизучалась и ничего стоящего ведь не обнаружила. Почти не обнаружила. Видимо, волнующим он ей показался лишь потому, что она хотела секса и выпила на бокал rose больше дозволенного. Бен, ещё секунду назад погруженный в чтение, вздрогнул от неожиданности, перенесясь из Портсмута в настоящее время, и быстро – слишком быстро - вскинул голову да взмахнул рукой, прикрывая глаза от света. Рей, неожиданно для него самого, резко отпрянула.. Мужчина в недоумении уставился на девушку, которая едва не уронила серебряный кофейник. Его удивило, что в драке она была бесстрастна, а сейчас…почти напугана. - Извини, я не ожидал тебя здесь увидеть. – замедляя свое движение, извинился мужчина, не понимая, что спровоцировало вспышку секундного, но страха в её глазах. Голос его звучал несколько глухо, отстраненно - он, наверное, пребывал между реальностью да историей, которая захватила его с головой. - Не ожидали меня увидеть в моем же доме? Забавно, - ехидно протянула Рей, будто ничего и не произошло. Поставив кофейник, она подошла к одному из шкафов и достала чашку. Бен отметил, что лишь одну. Похоже, летчица совершила визит гостеприимства, но никак не дружелюбия. Он вздохнул, поскольку и этому был удивлен. Вот если бы девушка плеснула кофе ему в лицо – это было бы весьма закономерно после его выходки. Видимо, там, под броней из невозмутимости, скрывался хороший человек. Пусть и по фамилии Кеноби. В конце концов, она предложила ему кофе, о котором он мечтал последние полчаса. Это было милосердно. Бен потер переносицу. Голова раскалывалась от количества новой информации. Его ошарашило так много. И то, что Кеноби был крестным его родителей, и то, что в истории была какая-то Асока Тано, о которой он впервые услышал… но больше всего мужчину удивила та теплота, с которой Бен Кеноби описывал Энакина. Что же произошло, что потом он его предал? О какой великой драме шла речь? - Ты знаешь, кто такая…эм…Асока Тано? – Кайло так не хотелось отпускать Рей, что он решил задержать её любым вопросом. Девушка, поставившая на стол чашку, присела на соседний стул. Мимолетом профессор отметил, что сидит она ровно. В отличие от него. Всегда собранная. Всегда…готовая к обороне? Так же Бен невольно обратил внимание, что в велосипедках и серой кофте она выглядела не менее сногсшибательно, чем в персиковом платье. Эта мысль его немного обеспокоила, ведь обычно он не давал в голове оценку тому, как выглядит Рей. Отмечая её красоту, Бен всегда сохранял нейтралитет, словно посетитель музея, смотрящий на шедевр кисти не самого любимого художника, но сегодня отчего-то его внимание заострилось. “Осторожнее, Кайло, так легко утратить хладнокровие”, - одернул он себя, нехотя переводя взгляд на кофейник, исходящий паром. А сам подумал о том, что прочитал в дневнике о той загадочной Асоке и её глазах. Вот у Рей не были глаза, как у девушек с картин Врубеля. Никакой наивности. Но так даже лучше. Её пронзительный взгляд ему нравился. - Да, конечно, - просто ответила Рей, мимолетно улыбнувшись, - ученица Энакина. Очень…близкая ему, если я правильно понимала то, что дедушка говорил мне между строк. Она сощурилась, и её ореховые глаза полыхнули ехидством. Словно девушка проводила какие-то параллели. Они ведь тоже в какой-то мере были в статусе «учитель-ученица» и пусть мимолетно, но тоже были близки. Не совсем полноценно, но все же не каждый мужчина имел возможность хотя бы ее татуировки увидеть, не говоря уже о том, чтобы забраться под юбку. Но Бену было не до статусов, ехидства или намёков. Не притронувшись к кофейнику, он рассматривал Рей. Не впервые она была так близко, но вдруг он получил возможность рассмотреть её без вызывающе-сливовой помады, зато с синяком на скуле. Ровно в том месте, где её ударил Кассиан. Оказывается, макияж был так мастерски нанесен, что он и не подумал, что на лице Рей остался какой-то след. Но сама девушка, кажется, нисколько не переживала по этому поводу, иначе бы ни за что не появилась перед ним, если бы считала свой вид уязвимым. А вот у Кайло весьма неожиданно сжалось сердце. Умом профессор понимал, что ударили её случайно, а все равно внутри поднялась волна гнева. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает, мужчина протянул руку и бережно погладил девушку по скуле, чуть ниже синяка. - Больно было? - он знал, что этого делать не стоит. Но, проклятие, до чего хотелось коснуться. Возможно, делать глупости заставляло осознание того, что через час летчица выставит его за дверь и больше не подпустит к архивам ни на шаг. К архивам и...себе. “И какой из этих фактов тебя расстраивает больше?” - вдруг сам у себя спросил Кайло и...не ответил. Предпочитающий быть честным с собой, он внезапно не решился признаться, зная, что будет очень недоволен. Потому что сейчас один факт того, что он тратил драгоценное время на беседу вместо продолжения чтения дневника, был очевиднее любых ответов. - Что? – Рей вскинула бровь и смерила профессора презрительным взглядом. Резко отодвинулась. Он смотрел на неё так…. как Хакс. С беспокойством. Только у Армитажа, в отличие от этого идиота, хватало ума не прикасаться к ней без разрешения. «Ты уже превысил тактильный лимит, ублюдок», - зло подумала девушка, поскольку его вопрос ей не понравился. Конечно, было больно, но она же, в самом деле, привыкла, как бы жутко это ни звучало, и о чем сама случайно проболталась. - Расслабьтесь, профессор Соло, сделка уже выполнена, - добавила девушка, намекая на то, что свои руки он сегодня распускал достаточно. И ей не хотелось говорить о глупой случайности. Хватит того, что Армитаж корил себя последними словами, будто он лично поставил ей этот синяк. Вообще слишком много шума вокруг одного кровоподтека. Раньше ей доставалось куда сильнее. - Так что там с Асокой? – сменил тему Кайло, наливая себе кофе. Рей рассказывала ему то, что он и так знал: о том, как летчица с таким именем стала ученицей Энакина в период битвы за Британию, потому мужчина особо её не слушал. Изучал, позволяя себе затягивать себя и дальше в этот неправильный омут. Капризные локоны, не сдерживаемые резинками и заколками. Тонкий шрам над бровью. Татуировки с глубоким смыслом. Чувственные губы, которые он так и не поцеловал, зная последствия. Его особенно удивляла некая зажатость Рей – словно эти стены странно на неё давили. Будто рядом со столом, угол которого был слегка надщербнут, на стуле, ножка которого была немного раскачана, ей было неуютно. Почему? Ведь это было рабочее место её любимого деда. Но как-то это не вязалось с вот тем затравленным взглядом, когда он слишком резко дернулся, и тем, как сейчас она натягивала рукава кофты на тонкие пальцы. Зато явная неприязнь девушки к этому месту объясняла царящую здесь, в отличие от всей квартиры, запущенность. Видимо, Рей очень не хватало деда, вот она и обходила кабинет стороной. «Наверное, ты очень его любила», - подумал он даже с некой долей зависти. - И где она сейчас, эта Асока? - Да я о ней, кроме как от деда, ничего и не слышала, - пожала плечами Рей, обрывая ту единственную нить, которая вела к Энакину. – Наверное, пропала без вести или погибла. А, возможно, не захотела после войны летать, вышла замуж, сменила фамилию и прожила прекрасную жизнь. Кто ж знает. Могу точно сказать лишь то, что в списке знаменитых летчиков она не числится, а значит дальше ученицы Энакина не продвинулась. Бен отметил, что говорила летчица быстро, ровно и как-то заученно. Почему? Правду ли она сказала? Или знала об Асоке Тано больше, чем пыталась показать? Но зачем? Поднимала цену дневникам или хранила какую-то фамильную тайну? - Могу я задать вопрос? - Конечно. - кивнул профессор, про себя отмечая, что девушка резко сменила тему. Это лишь усугубляло его догадку о том, что она знает куда больше, чем пытается показать. Кем, черт побери, была эта Асока? И почему о ней история - вся история! - умалчивала? - За что Вы так не любите моего деда? - Разве это не очевидно? - Видимо, нет, раз я спросила, - холодно отбила Рей. - Странная история вышла, не находишь? – отпив кофе, неспешно начал Кайло. – Два летчика получают приказ, проваливают задание, но возвращается лишь один. Живой. Целый. И заявляет, что тот, второй, пропавший без вести, нарушил тот самый приказ, после чего некогда героический Энакин Скайуокер становится предателем Родины. Но этого не могло случиться, он преданно служил Британии, всем сердцем. Даже твой дед это упоминает. - При этом он открыто бунтовал против Черчилля и Даудинга*, потому вполне мог приказ нарушить, - Рей, которая сталкивалась с непослушанием достаточно часто, не находила в истории ничего странного. Бен Кеноби задание выполнил, Энакин - провалил. Кто-то считал это предательством, кто-то нет, а кто-то, похоже, считал, что её дед солгал всему миру? И это после того, как именно дедушка сделал все возможное, чтобы обелить репутацию Энакина? Один из немногих, сохранивших верность? Да ведь даже не Бен донес правительству о нарушении приказа! Это сделал кто-то другой. Точнее...другая. “Это не твоя тайна”, - напомнила себе Рей, прикусывая язык. Были вещи, которые она не имела права рассказывать. Возможно, во благо самого Бена Соло, как бы странно это не звучало. Ему не нужно было знать всего. - Вон. – вдруг коротко сказала она, резко поднявшись. Но под несколько вопросительным взглядом профессора, Рей, наконец, дала выход гневу, который клубился у неё в груди с момента, как мир взорвался перед глазами, а потом так и не собрался обратно. Гнев на него и…на саму себя, за то, что повелась, как девчонка, на глаза, слова и длинные пальцы. – Вон из моего дома. Я могу пережить – в конце концов, мы лишь играем – потребительское отношение ко мне, но презирать или судить моего деда, сидя в его же доме, я не позволю. Ей так много стало ясно, что она едва не расхохоталась. Забавно, что для неё его дед всегда был героем, невзирая на репутацию предателя, а для Бена Соло, выходит, её дед был ничтожеством, несмотря на славу героя. Какая тупая ирония. - Рей, - тяжело, устало вздохнул Кайло. - Беседа окончена, у Вас пять минут собраться, - и, не хлопая дверью, Рей вышла из кабинета. Она была уверена, что это драгоценное время профессор Соло посвятит тому, чтобы сфотографировать хоть какие-то бумаги, до которых его цепкие пальцы не добрались, но неожиданно поняла, что нет. Сначала она услышала звук отодвигающегося стула, а затем – шаги. Последние минуты в её доме Бен решил посвятить тому, чтобы договорить с ней. - Да ты сама такая же, - бросил он ей в спину, и девушка, дошедшая до лестницы, едва не свалилась от неожиданности. Эти слова прозвучали злым выстрелом. Она развернулась так резко, что волосы хлестнули по щекам. – Такая же, Рей. Полная своих предрассудков и стереотипов. Не ты ли взъелась на меня лишь за то, что какой-то американец из Йеля приехал преподавать гордым британцам их историю? Бен, в контраст ей, был само спокойствие. Подошел к краю лестницы и застыл. Сам поразился тому, что сказал. Их сходству. Поразился и понял, что вот оно - то, что ему нравится. Что они в чем-то похожи. Но не в стереотипности, а в четко выраженной позиции. Рей же вдруг подумала, что все это они уже сегодня проигрывали: он, она и ступени. Только настроение было больше не лиричное, скорее боевое. Ей очень сильно хотелось дать в морду – по-настоящему, с разворота – этому профессору, но Рей, как никто знала, что насилие никогда не было выходом, потому держала себя в руках. - Я не сужу по людям, глядя на их генеалогическое древо. – чуть спокойнее выговорила она, понимая, что вот почему этот ублюдок отверг её. Лишь потому, что у неё была фамилия Кеноби. “Тоже мне, граф Монте-Кристо”, - мысленно фыркнула она. - Ой ли? - нарочно поддел девушку Кайло. - Ой ли! Мой лучший друг – Армитаж Хакс, и Вы знаете, что означает эта фамилия, - она невесело рассмеялась. Бен привычно склонил голову влево. – Я всегда даю людям шанс. - Да, эту забавную подробность я отметил сразу после твоей впечатляющей речи о Дюнкерке. В самом деле, как так вышло? - Бен задал вопрос, не выигрывая время, а потому что ему, действительно, было интересно, как же вышло, что такая предвзятая девочка дружила с внуком военного преступника. - Фамилия «Хакс» не вписывается в твои стереотипы ещё сильнее, чем сумка от Гуччи. Эхо Нюрнбергского процесса звучало так громко, что не могло не донестись до сегодняшнего дня. - Мой дед научил меня, что нельзя смотреть на фамилии, нужно глядеть глубже, - с минуту помолчав, проговорила Рей. Подумала: рассказать или не рассказать? А затем подумала, что вреда с такой правды не будет. – Мы с Арми дружим с самого детства. Когда ты в песочнице делишься лопатками, то ввиду прекрасного возраста не замечаешь какие-то странности, но затем, когда мы стали старше, я обратила внимание, что к нему относятся иначе другие люди. Мы ведь всегда жили здесь, в этом квартале для военных, где удивительным образом переплеталось прошлое с настоящим, создавая какую-то неведомую законам физики петлю времени. И чем старше я становилась, тем явственней было то, что учителя, например, занижают ему оценки, хотя Арми был умнее многих. Видимо, это интересовало не только меня, другие дети были более любопытны и начали задавать вопросы своим родителям пораньше. – девушка опустила руки на перила, и Бен заметил, что она сжала дерево так, что костяшки пальцев побледнели. Да она вся сама побледнела, отчего синяк на скуле стал виден ещё отчетливее. Особенно в скупом свете разгорающегося дня. Интересно, летчица догадывалась, что вот такая – немного сонная, взъерошенная, в кофте, спадающей с одного плеча, она красивее, чем когда-либо? Настолько, что Бену захотелось поправить её волосы, поцеловать в висок – снова и снова, а затем укрыть одеялом и смотреть на то, как она засыпает, сбрасывая остатки брони. Странно, обычно таких желаний у него не возникало. Он не привык ни о ком заботиться, и девушки редко вызывали у него нежность. Страсть, желание, восхищение – да, но такое щемящее чувство звучало в нем едва ли не впервые. “Да ты возьмешь себя в руки или так и будешь пялиться на неё, как последний болван?” - Ему здорово доставалось в школе, да? - Определенно, но Армитаж быстро научился двум вещам – отлично драться и игнорировать идиотов. – Рей едва заметно улыбнулась, и в этой скупой улыбке была гордость за друга. – Самое неприятное в этой истории, что он был один против всего мира. Я ведь была жестока, как и все подростки. Мне не хотелось возиться с изгоем, потому быстро примкнула к тем, кто бросал камни – образные и вполне материальные. – девушка не сводила взгляда с Бена. Ей было не стыдно говорить о своих ошибках. Ей ведь было всего двенадцать, но она осознала, а вот профессор… сколько там ему? Тридцать пять? Тридцать семь? А подростковые стереотипы, кажется, до сих пор определяли, кто он. – Забавно, в подростковом возрасте мы не ценим своих друзей, и мне было легко бросать Армитажу в спину всякие обидные прозвища, вроде «фашист». Дети ведь не понимают значения таких слов в полной мере. Однажды мой дед услышал это, и… боже, разочарование в его глазах я вижу до сих пор. Но он ничего мне не сказал сначала. Молча протянул Армитажу салфетки, поскольку его в тот день избили, а затем посадил нас обоих в машину и отвез в Савой. Мы не смотрели друг на друга всю дорогу. Я – из-за упрямства и гордости, а Армитаж - потому что стирал кровь с лица и рук. Смешно вспоминать, но я так гневалась – впервые в жизни – на своего деда. Зачем он на глазах у всей моей компании посадил меня в одну машину с этим рыжим изгоем? Детство прошло, и дружбы уже не было, к чему он меня позорил? Всю дорогу я, вместо того чтобы помочь Арми, просто сидела и придумывала оправдания на завтра. Глупая, эгоистичная девчонка. Рей фыркнула. Бен молчал. Эта исповедь на лестнице была чем-то ошеломляющим. А девушка продолжала, ничуть не смущаясь. - В Савойе мы сидели в чайном салоне – знаешь, том, что на первом этаже, Thames Foyer. Падме наверняка водила тебя туда, чтобы привить традицию пить послеобеденный чай. – тут Рей усмехнулась, поскольку они оба знали, что эту черту Бен в себя не впитал. – Так вот, помню, как я все дулась, отказываясь от Fraises Sarah, Арми пытался пить чай разбитыми губами – в отличие от многих, в нём была эта чисто британская черта… А дедушка вдруг заговорил об Энакине. Я сначала не поняла. Он рассказывал про лучшего друга, любимого ученика, почти брата, а я недоумевала. Рей видела, как встрепенулся Бен. Как взгляд его стал пристальнее. Он разве что за плечи её не тряхнул, чтобы она быстрее говорила. - Недоумевала, потому что ничего нового не ожидала услышать. Я выросла на историях о легендарном летчике Скайуокере и хотела быть, как он, знаешь? Летать смело в любых погодных условиях, быть дерзкой, храброй и… ну, в общем, это был мой персональный супергерой. Пока ты зачитывался, наверное, комиксами DC и мечтал походить на Кларка Кента, у меня была своя вселенная реальных героев. Кажется, эта девушка сегодня ночью собиралась сбить его с ног. Что значит “выросла”? То есть, её вдохновлял его дед?! Не Бен Кеноби? Кайло ощутил, как та самая петля опасного восхищения затягивается на шее все туже, не давая ему возможности нормально дышать. Мужчине захотелось, чтобы Рей прервала саму себя и выставила его за дверь, но она продолжала говорить, а он продолжал морально задыхаться. - И тут вдруг дедушка сказал, что за пределами моего уютного, детского мира Энакином вообще не принято восхищаться, ведь он нарушил какой-то там приказ и предал Родину. Представляешь, у меня на глазах мир рухнул. Как? Тогда я спросила, зачем же дед воспитывал меня на таком дурацком примере, а он ответил, что у героизма нет сослагательного наклонения, и даже если Энакин нарушил приказ – это не перечеркивало всех его достижений. А потом добавил, что ему плевать на мнение всего мира. Даже если все считают его лучшего друга предателем, это не означает, что он тоже должен думать так же. Для него до последнего дня твой дед был…не героем, нет. Лучший другом. Братом, которого он никогда не имел. В тот день, когда я вроде должна была лишиться своих иллюзий, дедушка сказал, что отдал бы все на свете, чтобы его друг был рядом с ним, и они бы как-то пережили глупые слухи. Вот так на примере Энакина Скайуокера я обрела обратно своего лучшего друга, с которым мы вместе научились летать и никогда больше не расставались. - Делили удары камнями пополам? – с грустной улыбкой спросил Бен. Наконец, её «я привыкла» обретало логику. Наверное, да, она привыкла, что ей прилетало, когда Армитаж с кем-то дрался. - Когда Арми обрел поддержку в виде меня, мы никогда больше не следовали библейскому принципу, предлагающему подставить вторую щеку. Мы всегда были первыми. Потому нет, профессор Соло, я не сужу больше людей по их фамилии или прошлому. Возможно, пользуюсь таким приемом, чтобы оградить себя от пафосных преподавателей, которые устанавливают глупые правила, не спрашивая, например, почему человек к ним опоздал на пару, не более. Но если бы Вы удосужились в тот первый день спросить, то узнали бы, что дело было не в пренебрежении. Я просто зашла за летным планом перед ночными вылетами, не более, хотя да, мне кажется, что историю британским военным лучше бы преподавал...ну, если не такой же британец, то хоть человек с военным опытом, ведь мы по-другому мыслим. Вы - человек из иного мира, потому, даже будучи, может, лучшим из лучших, профессором, в конце концов, не сможете передать то, что нужно людям в форме. При всем уважении. Рей уже хотела начать спускаться с лестницы, когда вдруг щелкнул замок, и входная дверь в её квартиру открылась. - Рееей, Рееееей, я принес кофе! Где мой завтрак, Рееееей. Девушка на секунду застыла, а потом изумленно посмотрела не за спину, а на Бена. - Сегодня суббота? Кажется, я напрочь запуталась в днях. Божечки, но почему он пришел в полшестого? Арми, какого дьявола тебе не спится? – склонившись через перила, спросила девушка. А потом расхохоталась, поскольку ввалившийся с двумя стаканами кофе друг был, кажется, слегка навеселе. - Спасибо за архивы… Рей, - пока она окончательно не переключилась на лучшего друга, негромко поблагодарил Бен. Девушка лишь нехотя кивнула, поскольку эта благодарность звучала издевкой. А в следующую секунду, мужчина наклонился и оставил поцелуй у неё на щеке, задержавшись на секунду дольше положенного. - Позволь мне прийти ещё раз. Ты же понимаешь, что я ничего не успел. Он не спешил отстраняться. Очертил пальцем её скулу, затем спустился до подбородка, касаясь его. Улавливал, что в этот раз дыхание Рей не изменилось, а взгляд - не затуманился. Знал, что дал маху сегодня ночью. Переспав с Рей, он бы, возможно, не только удовлетворил обоюдное желание, но и обрел бы союзницу, а так….время истекло, и Бен решил не мудрить, а просто по-человечески попросить. Даже тихо добавил “пожалуйста”. А внутри знал, что кроме секрета Энакина, его до мурашек волнует она, и ему хотелось бы - ещё и ещё - проводить с ней время наедине. За тихой беседой. За страстными объятиями. За горькими, правдивыми словами. Да за чем угодно, что позволило бы ему слой за слоем рассмотреть её душу. - Проваливайте, профессор Соло, - резко отстранившись, прошипела девушка. - Больше Вы мне не интересны. И к тому же злоупотребляете моим гостеприимством. Бен лишь усмехнулся. Другого ответа он, собственно, не ожидал. - Зато ты мне интересна. - решив оставить ошарашивающее последнее слово за собой, отчетливо сказал Бен, после чего направился к выходу. - Рееееей, я… оу… да ты не одна, - Армитаж сначала наткнулся взглядом на мужской пиджак, висящий на перилах, а затем, наконец, додумался поднять голову. Сначала он просто рассмотрел, что от его подруги отходит какой-то мужчина, но чем ниже он спускался по лестнице, тем сильнее отвисала челюсть парня. Потому что это был тот самый, мать его, профессор из Йеля. Только взъерошенный, как после…бессонной ночи. В мятой рубашке, поправляющий подтяжки и зевающий на ходу. Это, конечно, был не первый раз, когда Армитаж заставал кого-то у Рей, но вот этого человека он здесь увидеть не ожидал. - Доброе утро, - трезвея на ходу, буркнул Хакс, отчего-то ощущая себя школьником, хоть профессор Соло явно не был его учителем. А для Рей? Чему он научил её за ночь? И почему у него такой самодовольный вид, а девушка, замершая на верхней ступени, смотрела ему вслед испепеляющим взглядом? - О, раз мне кофе нет, то я, пожалуй, пойду, - надевая пиджак, как ни в чем не бывало, заявил Бен, быстро скользнув взглядом по двум стаканчикам. – До свиданья, Рей. Всего доброго, Армитаж. - Какого хрена он здесь делал? – растерянно пробормотал Хакс, когда дверь захлопнулась. Без злости. Просто выражая изумление. – Рей, я… Рей? Едва дверь захлопнулась, девушка отмерла. Но не спустилась к нему, а просто села на ступеньки. Армитаж подошел к ней. Она не шевелилась. Сидела, обняв колени. - А? Что? - Спрашиваю, как ночь прошла? Ты в порядке? - Я? Да, в полнейшем, - девушка улыбнулась и протянула руку за стаканчиком. – Просто не выспалась. Ты почему так рано? Где загулял? И с кем? Есть хочешь, да? Давай сначала выпьем кофе, а потом я сделаю тебе крок-месье? Или нет, лучше давай что-то более сытное, например, омлет с беконом и грибами? Я голодная, как волк. Армитаж не сказал ни слова. Опустившись рядом, он притянул к себе свою подругу. Никакой невозмутимый вид не мог его обмануть. Она не была в порядке. - Если он тебя обидел… - Я в порядке, - повторила с раздражением Рей. - В этом доме я слышал это много раз, и много раз ты мне лгала. Можешь промолчать, но знай – я всегда, всегда рядом с тобой. - парень посмотрел на её лицо. Знал, что каждый рассматривающий её мужчина видел лишь красоту. Он видел больше. Знал историю каждой царапины и каждого шрама. И тех, что были на виду. И тех, которые прятались под кожей. - Я никому не дам тебя в обиду. Больше нет. - Спасибо, Арми, но в этот раз я, правда, в порядке, - заверила друга девушка. Но допив кофе, не пошевелилась. Положив голову на плечо Армитажа, она пыталась понять: а в самом ли деле она в порядке? Ещё пару часов назад, она, подавшись на нереальное, беззаботное “хорошо” была уверена, что да, все у неё в порядке, но сейчас… сейчас Рей ощущала смутную тревогу. Не от того, что какой-то там профессор её отшил. В конце концов, это был даже забавный по своей алогичности поступок. А потому, что она ощущала некую пустоту, когда Бен Соло покинул её дом. Но почему? И отчего эта фраза “ты мне интересна”, сказанная глаза в глаза так сильно взбудоражила? “Теперь ты в курсе, что ему нужны лишь архивы, и он за них что угодно скажет и сделает, потому не будь дурочкой. Когда-то давно ты ею была и помнишь, чем закончилась история”. Рей, едва заметно вздрогнула, после чего поднялась и отправилась готовить завтрак Армитажу. Друг, привычно следовавший за ней, заметил, что в это утро Рей была по-особенному задумчивой и...сияющей. “Черт возьми, да неужели?” - со странной смесью недоверия, радости и опаски, подумал Хакс. После той истории, он потерял веру в то, что однажды он ещё раз увидит у Рей похожий взгляд, но симптоматика была налицо. Знала ли она об этом? И, что важнее, понимал ли тот мужчина, ушедший полчаса назад, то, что понял Хакс? Если понимал, то как собирался распорядиться? “Я присмотрю за ним, Рей. Пусть только попробует тебя обидеть”. * Хуго Даудинг - Главный маршал Авиации, офицер королевских ВВС. *** Доброе утро, дорогие читатели. Итак, тут за главу всем можно раздавать конфеты. Хаксу - за то, что догадался раньше Рей))) Бену - за то, как медленно, глубоко и чертовски красиво влюбляеться, порой теряя контроль. Рей... ну Рей просто за то, что она все так же очаровательна, как всегда))) Но, главное, конечно, увидели ли Вы уже вполне очевидные акценты на прошлом Рей, который Кайло воедино не собрал?