«Я готова за тобой по долинам идти, до-до-до-до талого вместе. Под временами агрессии петь тебе песни, добрые песни».
Фара подле. Это всё, что чувствует Розалинда, медленно открывая голубые глаза, сразу же беспощадно ослепляемые ярким светом. Ей приходится вынужденно зажмуриться, уткнуться носом в подушку и приглушённо выругаться. Иногда солнце допускается «выключить», не так ли? Что Розалинда и делает, лениво взмахивая рукой и намертво закрывая тяжёлые бледно-зелёные портьеры. Комната вновь любезно возвращается в уютный полумрак. Пусть минувшей ночью между ними ничего и не было, пусть Фары и хватило всего на несколько ответных реакций, однако Розалинда пребывает в необъяснимом расслаблении. Ведь прямо сейчас её такая ласковая и трогательная женщина лежит напротив, едва-едва проснувшаяся и зевающая. Они обе молчат, обе просто смотрят друг на друга словно впервые и с интересом изучают, совершенно не предпринимая малейших попыток вымолвить хоть слово. Стоит ли сказать «доброе утро»? Стоит ли вообще что-либо говорить? Фаре ныне позволено понежиться в постели вплоть до начала занятий, Розалинде же придётся скоро вставать. У неё помимо исполнения прямых директорских обязанностей ещё полным полно других немаловажных дел. Переделать их за месяц, а то и за два — задача не из лёгких, но она себе искусно внушала, что управится всего за пару дней. Чрезмерно самонадеянная. Розалинда сильнее приникает к тёплому, соблазнительному телу Фары и невесомо накрывает ладонью её предплечье. Она будто сошедшая с картин, столь безупречная с фарфоровой кожей и длинными, слегка кудрявыми волосами. Розалинда отчётливо помнит их последнее уютное утро, похожее на это. Розалинда отчётливо помнит губы Фары на своих ключицах. Помнит, как она пролила на пижаму фруктовый чай и уронила на пол керамическую сахарницу. Помнит, как забавно Фара возмущалась, расстроенная собственной, изумительно редкой, неуклюжестью. — Я планирую собрать студентов перед завтраком в Главном зале и предоставить им минимально необходимую информацию о существах, предположительно восстающих из пепла древности, — Розалинда мягко целует Фару в уголок губ, — в сжатые сроки, молодёжь должна быть подготовлена от и до. Луна согласилась помочь мне спроецировать то, как примерно в реальности могли бы выглядеть предшественники Сожжённых. С каждой их конечностью связаны различные риски, и если не знать, каким образом защищаться, поверь, детям светит прямая дорога в могилу, — Розалинда слабо усмехается. — Я бы хотела, чтобы ты тоже присутствовала там. Тебе полезно научиться не хуже студентов просчитывать все шаги наперёд. По крайней мере, данное умение в разгар битвы никогда лишним не будет, — она напоследок проводит кончиками пальцев по щеке Фары, отлёжанной на подушке, и любуется покрасневшими узорами, причудливыми линиями выведенными на ней. И вспоминает, как Фара заливисто смеялась, когда она щекотала её за неприемлемую невнимательность на тренировках. Фара жутко боялась щекотки, и щекотка тогда вполне сгодилась как сносное наказание. Розалинда резко отбрасывает одеяло куда-то назад, покидает нагретую, слишком манящую постель, подходит к шкафу и легонько поёживается от внезапной прохлады. Она достаёт с верхней полки чёрную блузку, а с нижней чёрные брюки, затем быстро скрывается за декоративной ширмой. Процесс переодевания усложняется невольно слипающимися, усталыми глазами. Подобное состояние сонливости свидетельствовало о том, что организм абсолютно не успел отдохнуть. Благо хоть вчерашнее возбуждение сошло на нет, потому что продолжать спокойно оставаться в объятиях Фары казалось буквально чем-то невозможным. Чёрные сапоги под брюки, серый шейный платок и чёрное пальто с красными пуговицами вместо простенького бежевого тренча завершают образ. — Не забудь сегодня нанести мазь, — Розалинда отправляет аккуратно сложённую серебристую пижаму обратно в ящик комода и снимает с волос заколку, оставляя те распущенными. Свободный пучок ну никак не вяжется со строгостью. Следующие минут пять в ванной Розалинда тратит на умывание лица, чистку зубов и на оценку внешнего вида перед зеркалом. — Мне пора, Фара, и да, надеюсь дождаться тебя в зале, — уже выплывая из ванной, сообщает она, молниеносно проносясь через всю спальню и исчезая за дверью. Розалинда вечно спешит. На всякие нежности, как правило, у неё не хватает времени. Впрочем, его постоянно не хватает, и Фара не силится его и её остановить. Новый, не менее утомительный день уже всё равно начат. Молча и внимательно слушать о дальнейших планах, а потом вяло наблюдать — единственные занятия, на которые хватает сил прямо сейчас. Очевидно, что за годы, проведённые в стазисе, утренние ритуалы Розалинды нисколько не изменились, отвыкла от них только Фара. Её привычка засыпать и просыпаться одной стойко закрепилась в голове, хотя нарушить многолетнюю традицию оказалось очень приятным и, вероятно, не последним бонусом от возвращения наставницы. Идеальный профиль Розалинды однозначно был самым прекрасным видением ранним утром. Фара со вздохом поворачивается на спину, созерцая белый матовый потолок. Накопленные недосып и внутренняя опустошенность ещё не ощущаются в полную силу, но уже очевидно, что день будет тяжёлым. О том, что теперь Фара не одна, намекает абсолютно всё: мятые простыни рядом, пара тонких резинок для волос, брошенных у края мраморной раковины, несколько пальто и цветастых шарфов, образцово ровно висящих у шкафа, и едва уловимый запах этой женщины. Он чувствуется в любом уголке комнаты: у прикроватной тумбочки, возле туалетного столика, напротив зеркала — повсюду. У Фары кружится голова. Заправляя кровать, она вовремя останавливает себя от того, чтобы не вдохнуть родной аромат чужой подушки. «Почему так болит?». Рукава рубашки успешно прикрывают закованные запястья, которые теперь спасает и загадочная мазь Розалинды. Ноющая боль не угасает до конца, но это уже не доставляет такого непереносимого дискомфорта, как вчера. «Мазь и остатки магии. Какая щедрость». Фара усмехается, шагая по пустому коридору Алфеи. Идея проверить правдивость слов Розалинды приходит неожиданно. Фара останавливается и, глядя на оконную раму, распахивает её магической волной, впуская в холл сырой бодрящий воздух. Вход в Главный зал охраняют два солдата Солярии, с нескрываемым интересом разглядывающие бывшую директрису школы. На женщину робко оглядывается как минимум половина притихших смятенных студентов, сидящих внутри. «Пожалуйста, пусть ко мне не подойдёт никто из них и пусть никто не заговорит». Облокачиваясь плечом о стену, Фара ловит на себе одобрительный взор наставницы. Розалинда машинально поправляет серый шейный платок и крепко сжимает пальцами края стеклянной трибуны. — Что ж, начнём без излишне длинного предисловия. Я никогда и ничего не повторяю дважды, посему предлагаю каждому из вас усвоить информацию с первого раза, иначе последствия будут вашей сугубо личной проблемой. Грядёт всесокрушающий хаос, в коем вам предстоит выживать так, как вы посчитаете правильным, — Розалинда заправляет мешающую прядь светлых волос за ухо и сглатывает скопившуюся во рту слюну. — Их называли Туорнувэйлы, сокращённо Туорны, — фея утвердительно кивает Луне, и та поднимается на невысокую сцену, останавливаясь в нескольких метрах от новоиспечённого директора. — Они славились тем, что не имели уязвимых мест, обладали плохо развитым зрением, но взамен им даровали превосходное обоняние и способность ощущать использование магии повсюду. Какие состояния бы та ни принимала, — радужка глаз Луны загорается золотым, и Королева с помощью иллюзий создаёт очертания странного и нечто загадочного, похожего на две огромные статуи. Абсолютно изуродованные, с выпадающими глазными яблоками, мерзкими перекошенными пастями, ручищами, достающими буквально до пола, и ярко выраженной аномальной асимметрией тел. — Их основным предназначением было высасывать магию вместе с жизненной энергией жертвы, а затем добивать её быстро и жестоко, но без лишнего кровопролития. Чуть позже я объясню почему именно, — Розалинда выходит из-за трибуны и закладывает руки в карманы чёрного пальто. — Итак, их сильные стороны — острые ядовитые клыки и особая слизь, выделяемая телом. Слабые же стороны для фей и специалистов разные. Отсутствие уязвимых мест, если вы соображаете, всего лишь легенда. Для фей разума это — ментальная защита, для фей остальных природных стихий — слизь, для специалистов — мозг. Но не смейте думать, что добраться до мозга, пробить ментальную защиту или же изничтожить слизь будет словно расплюнуть. А кто всё же посмел подумать подобным образом — уже покойник. И учтите, они выслеживают и нападают парами, — голос директрисы звучит убедительно, а её аргументация — просто неоспоримо. — Теперь вернёмся к теме кровопролития. Примерно так выглядит слизь Туорнов, — Розалинда указывает на иллюзорную фиолетовую субстанцию с бурлящими в ней пузырями, взрывающимися чем-то вязким и обращающимся желеобразной сеточкой, — всё, что вам надлежит знать о ней: при соприкосновении с открытой кожей смертельный исход гарантирован спустя считанные секунды. Разъедание внутренних органов и практически моментальное сгорание снаружи, как вам такое? Благодарите судьбу за сказочное везение, потому что они, к счастью, ею не плюются. При соприкосновении с одеждой слизь не является опасной. Далее, слизь может существовать в пространстве только днём, пока вбирает в себя солнечный свет, ночью она исчезает. Однако на различных энергетических барьерах, клетках, оружии и сферах слизь остаётся и в ночное время суток. Лучший из возможных вариантов — сражаться с Туорнами ночью, когда они не будут способны оставлять слизь на каких-либо предметах, а также растениях. Пролитая кровь служит дополнительным расщепителем вредоносных компонентов, содержащихся в слизи, но прибегать к самоистязанию я советую вам лишь в крайнем случае. Розалинда обменивается с Луной короткими, достаточно сдержанными взглядами и продолжает: — Перед вами представлены модели особей женского и мужского пола, — Розалинда останавливается сзади моделей, уверенно приказывая им прийти в движение. — Различия между ними бросаются в глаза не сразу, но они несомненно есть. Женские особи более выносливы в бою, их плоть меньше изнашивается от грубых и рваных ранений, рост равен ровно двум метрам. Мужские же особи компенсируют меньшую выносливость в бою более острыми клыками и слизью во много раз ядовитее. Один, пусть и крохотный укус — и тот свет вам обеспечен. Рост мужских особей составляет ровно три метра, — Розалинда отзывает волшебство и лишает модели иллюзорных тварей возможности двигаться. — Туорнувэйлы были сотворены из до недавнего момента утерянной древней силы — «Рэмэриса», — которую они и обязаны были подпитывать на протяжении многих веков. По мощности Рэмэрис напрочь затмевал все известные нам силы и просуществовал в Ином мире около тысячи пятисот лет, прежде чем зародилось Драконье Пламя и появились первые Сожжённые. Кстати о Сожжённых… — Розалинда толком не успевает начать предложение, ведь зал вспыхивает нежелательным многоголосым шумом. Студенты до предела встревоженно переговариваются и активно жестикулируют руками. Розалинде не нужна их взволнованность, ей нужна хвалёная железная дисциплина, а не чёртовы детские сопли. Розалинда не намерена их подтирать. Розалинда не намерена их подтирать никому в принципе. Фея уже намеревается прекратить сей внепланово возникший беспредел, но внезапно подступивший к ней Андреас несколько сбивает её с толку. Он шепчет Розалинде почти над самым ухом переданные от военных сведения, мол, на барьере образовалась неведомая субстанция, заставляющая его нестабильно работать, и Розалинда слегка меняется в лице. Она, помедлив где-то с секунду, шепчет специалисту что-то в ответ и тоном, не терпящим возражений, возвещает: — Всем идти на завтрак, а после снова собраться здесь и ждать моего возвращения! — Розалинда спешно спускается со сцены по ступеням, взмахом руки распахивает широкие двустворчатые двери и пролетает хищной птицей между рядами сидящих студентов. От неё веет бесстрастием и решительностью, шиповидными снежинками кружащую в сердцах тех, за чьи жизни на её плечах лежала ответственность, но одновременно и нет. Через телепатическую связь Розалинда даёт Фаре поручение: «Оставайся с учениками, за изрядно любопытными следи пристальнее», и двери за ней и Королём Эраклиона наглухо затворяются. Луна постепенно растворяет иллюзии представленных Туорнувэйлов и подходит к Стелле, но юная принцесса позволяет матери чётко понять, что всякий их разговор закончен даже не начавшись. Фея света просит подруг о понимании и направляется к запасному выходу из зала, чем вынуждает Королеву едва слышно выругаться себе под нос. Рядом с Фарой вмиг нарисовалась Беатрикс, едко усмехающаяся и наблюдающая за Блум и её подругами. О, на Беатрикс Розалинде глубоко плевать. Девушка подтолкнула Блум к её освобождению, не путалась под ногами, совсем не задавала вопросов, не наломала дров, воссоздалась под её крылом верной союзницей и тайно занималась выполнением мелких заданий. Этого Розалинде было достаточно, дабы и пальцем её не тронуть. Этого было достаточно и Беатрикс, наделённой неограниченной свободой деяний. — Как вам престарелые фантастические полузверушки, мисс Ди? Впечатляющие, не правда ли? — девушка с беспардонным чавкающим звуком жуёт жвачку и демонстративно надувает из неё светло-розовый пузырь. Взгляд феи воздуха нагло блуждает по фигуре бывшей директрисы. Беатрикс без труда считывает скрытое раздражение Фары, вызванное её появлением. Ммм, так подогревает фантазию, она явно обожает мисс Даулинг в гневе. Уровень возможной угрозы ужасающе будоражит сознание всех собравшихся в Главном зале, включая взрослых. Многие студенты трусливо смотрят на спины впереди сидящих друзей или в пол, упорно стараясь игнорировать две огромные проекции монстров. В данный момент Фара рассуждает о том, сколь изящной и миниатюрной выглядит Розалинда, будто застывшая на фоне возвышающихся отвратительных тварей. Сколь она расплывающееся, непримечательное пятно. Невольно восхищается. Ставшие вновь привычными за эту неделю Сожжённые, чьи слабые места были прекрасно известны преподавателям, стали казаться детскими мягкими игрушками на фоне Туорнов. Исключительная осведомленность наставницы об этих древнейших существах одновременно восхищала и отталкивала стоящую у стены Даулинг. «Опасность гораздо ближе, чем все мы предполагали. Мы понесли столько жертв, борясь с Сожжёнными, хватит ли нам последних сил для будущего боя? И сколько ещё людей мы потеряем?». Бессмысленное присутствие королевской особы скорее раздражает, и Фара искренне грезит помахать каким-нибудь тетрадным листом туда-сюда, отпугивая Луну как крохотное назойливое насекомое. Даулинг пересекается взглядом с наследной принцессой Солярии, читая на её лице накопившиеся нетерпимость и враждебность по отношению к матери. Нескрываемое отвращение читается и в лице Бена, стоящего в дверях, но на этот раз по отношению к Розалинде. Потеряв безграничное доверие дочери, лучшего друга, а вместе с тем относительную гармонию и беспечальность в жизни, мужчина откровенно не понимает Фару. Но всё же избегает любых разговоров, отлично зная крутой нрав женщины. Он боится задать такие волнующие его вопросы, тем самым разрушив дружескую взаимосвязь. Фара вечно выбирала Розалинду в прошлом, выберет её и в настоящем, вопреки всем адекватным смыслам. С уходом Розалинды непрекращающийся гул только набирает силу, особо восприимчивые феи и специалисты обнимают себя за плечи и с опаской оглядываются вокруг, словно боясь внезапного нападения уже реальных выродков. Никто из них не идёт на завтрак, кажется, что они приросли к лавкам. Приказ новоиспеченной директрисы Алфеи будто возвращает женщину в прошлое, когда её единственной обязанностью была должность правой руки могущественной феи. Не согласны с этим только самолюбие и гордость Фары Даулинг. От внутренней борьбы за подчинение её отрывает обыденная наглость незаметно появившейся рядом Беатрикс. Разумеется, выходка девушки лишь подливает масла в уже неистово горящий внутри Фары огонь. — Мисс. Даулинг, — делая шаг навстречу студентке, женщина складывает руки на груди, выделяя интонационными точками каждое слово. — Не надо думать, что теперь тебе позволено абсолютно всё, в том числе бесцеремонность и нахальность. Для такой смышленой феи как ты очень безрассудно и наивно надеяться на благосклонность или особое отношение со стороны нового руководства. Также спешу напомнить, что я по-прежнему твой преподаватель, и это даёт мне право применить к тебе дисциплинарные санкции. Это однозначно сотрёт надменную ухмылку с твоего прелестного лица, можешь даже не сомневаться. Одарив Беатрикс последним убийственным взглядом, Фара направляется к самой легкомысленной и неразумной компании фей. Утренний флёр беззаботности и сентиментальности уже давно пропал, женщина удручена и рассержена злым роком, преследующим Алфею с самого её основания, унизительным покорением, бесстыдством, развязностью и собственной ущербностью. Однако в сложившихся обстоятельствах ни одна душа, кроме неё, не скрасит затянувшиеся чаяния детей. Головы Блум, Терры, Аиши и Музы заинтересованно поворачиваются в сторону женщины, лишь заметив её приближение. С ними нет Стеллы, её место занимает поникший и сгорбившийся Скай, озадаченно вглядывающийся в место, где несколькими минутами ранее стоял его отец. Блум вскакивает с лавки, стремясь подступить к бывшей директрисе вплотную: — Мисс Даулинг, я очень сожалею. Это я виновна в том, что выпустила Розалинду из… — Блум не даёт закончить Терра, которая тоже встаёт с места. — Мы вместе вытащили Розалинду, — чуть заикаясь, девушка специально старается разделить вину на всех, но теперь уже Фара заставляет их умолкнуть. Извинения ведь считаются поистине неподдельными, когда являются принятыми, и Блум продолжает извиняться. — Забудьте про извинения, они больше не ценятся. Вместо этого проанализируйте все действия друг друга за прошедшее время и не смейте опять лезть на рожон. Когда вы выжили после встречи с Сожжёнными и убили нескольких из них, — Фара многозначительно покосилась на Блум, — то выиграли в русскую рулетку. Но игры кончились, нам всем грозит невиданная смертельная опасность. Начните напрягать мозги, не перечьте преподавателям и достойно выкладывайтесь на тренировках. Пожалуй тогда вы принесёте окружающим пользу, а не очередные неприятности. Фара создаёт блестящий, золотистый шар света, выпускает его к потолку, тем самым побуждая суетящихся студентов обратить на неё внимание: — Живо отправляйтесь на завтрак, ежели не хотите голодать всё оставшееся утро. Это не обсуждается.* * *
Слизь неторопливо сползает по барьеру вниз, создаёт в нём значительные помехи и крупными каплями падает на густую, слегка пожелтевшую траву. Сей участок основательно поражён, Розалинда настороженно смотрит сквозь него и анализирует разнообразные риски, связанные с распространением отравляющей, паразитирующей на барьере субстанции. Розалинда весьма напряжена и готова взорваться в любой момент, но присущая ей внутренняя сдержанность несколько отрезвляет, заставляя сначала глубоко вдохнуть, а затем выдохнуть. Ещё совсем чуть-чуть, и сгоревший до тла АстерДелл померещится маленькой блошкой, вошедшей в историю как ничтожное случайное недоразумение. После Туорнувэйлов сохранится ничто, и если Розалинда в очередной раз не соберёт всю волю в кулак, то о каком-либо уцелевшем клочке земли можно будет навсегда забыть. Их не будет ждать ничего кроме пустоши. Сейчас нельзя сказать с уверенностью, утрирует ли Розалинда ситуацию или нет, однако то, что уже начало происходить, собиралось основательно пошатнуть этот неподготовленный к хаосу мир и стереть подчистую всё, чем так дорожил всякий. Тихие шаги сзади, растворяющиеся в дуновении свежего ветра. Фара. Ну кто же ещё? «Что ты здесь делаешь? Разве я не ясно дала понять, где и с кем тебе следует оставаться?». Розалинда раздражённо качает головой. Непослушная, не слышащая, до сих пор не в состоянии свыкнуться с тем, что всё не под твоим контролем и что теперь не ты первая, оказывающаяся в курсе всех чёртовых событий. Она равняется с наставницей, и той кажется, будто Фара хочет коснуться подушечками пальцев заражённого слизью участка. Сумасшедшая. — Даже не вздумай, — зло шипит Розалинда, быстро хватая Фару за запястье и крепко сжимая его. От такого внезапного действия с её стороны Фара дёргается, и старшая фея замечает слабое, мимолётное замешательство в глазах бывшей ученицы, — прости, просто я вся на взводе, — Розалинда постепенно меняется в лице, мягко отпускает её запястье и закусывает вновь потрескавшиеся губы. Кто из них там сумасшедшая, а? Хоть руки Фары и были облачены в перчатки, но Розалинда не могла быть уверена до конца, что ткань сумеет стопроцентно уберечь кожу от проникновения яда. Всё слишком неточно, всё слишком быстро развивается, всё слишком поверхностно и не досконально изложено, а фактор тошнотного человеческого любопытства и вовсе мог сегодня стоить Фаре жизни. — Почему никто не удосужился изучить эту слизь? — фея нервно разглаживает смятые складки на рукаве пальто, отводя взгляд от незнакомой бурлящей субстанции. — Только не надо в десятый раз повторять, что она фатально губительна, уже наслышаны. Мы можем попросить Бена аккуратно собрать образцы и проанализировать… — Розалинда вполне доходчиво обозначает собственную позицию, хмыкая и серьёзно сдвигая брови. — Нет, Роз, прислушайся ко мне. Бен — профессионал, так почему бы не предоставить ему шанс? Попросить сделать то, что у него крайне хорошо получается? От одной попытки ничего не стрясётся. Обязательность беспрекословного подчинения выбивает почву из-под ног Фары, пристрастившейся к власти и независимости. Именно посему она и нарушает приказ Розалинды, топчется ныне у барьера и тяготеет перетянуть одеяло на свою сторону. Но Фара боится признаться даже самой себе — ей очень страшно. А страх зачастую парализует напрочь. С очередной малейшей крупицей информации о Туорнах над женщиной сгущаются грязно-серые тучи. Способна ли действительность перевоплотиться в ещё более грозную и неумолимую? По-детски бестолковое желание обнажить клыки рушит ещё и то, что Розалинда давно в курсе — у Фары они определённо есть. Старшая фея саркастически усмехается и становится за её спиной. — Полагаешь, до тебя, такой умницы, не пытались предпринять никакие меры? Не пытались исследовать? Не пытались синтезировать противоядие или хотя бы исцеляющее зелье, притупляющее симптомы и боль? — один шаг — Розалинда приникает к Фаре и горячо дышит ей в затылок. — Проблема во времени, Фара, всё всегда упирается в него. Вот представь спичку, она горит, горит, а по истечении полуминуты её уже нет. И её не вернуть в первоначальный вид. Остаётся только взять из коробка новую. Розалинда расстёгивает серебристую молнию на пальто бывшей ученицы, развязывает туго зафиксированный на талии пояс. Фару надлежит чуть унять, остудить, чтобы не бралась она доказывать Розалинде то, в чём совершенно не разбирается. Тонкая пудровая рубашка да расклешенные брюки вовсе не для середины октября. Фара не шевелится, не препятствует, пусть и ощущает прохладный ветер, проникающий под одежду и дерзко щекочущий бархатистую кожу. Он художник, он тщательно расписывает её тысячью мурашек. — Ни ты, ни я, ни прошлые поколения не встречались с Туорнувэйлами, — ладони Розалинды ложатся на мягкие бёдра Фары и с нажимом скользят по ним. Кажется, ногти будто крошечными иголочками впиваются глубоко-глубоко. — Мои предположения — это лишь мои предположения, основывающиеся исключительно на старинных письменах. Они ровным счётом не имеют никакого значения, ведь всё способно измениться по щелчку пальцев, — ладони старшей феи поднимаются выше, к животу. Фаре бы сейчас расставить ноги, и Розалинде ничего б не помешало скользнуть ей под брюки и безудержно ласкать её. Ласкать, пока Фара не охрипнет от стонов и тяжело не выдохнет ей в рот. Ей никогда не будет хватать, никогда не будет достаточно, и она согласится отдавать и отдавать всю себя до полного изнеможения. Холод удачно контрастирует с теплом, исходящим от Розалинды. Дурно. Почти срывает крышу. А была ли та крыша вообще? «О, ты так томно прикрываешь веки, так неловко подрагиваешь от прикосновений. Моим губам срочно нужны твои». — Туорны восстают, но они ещё довольно слабы, дабы пробить барьер. Правда, их возвращение — дело пары недель или того хуже дней. Нам следует поторопиться, обезопасить территорию вокруг него, укрепить его, запрограммировать на борьбу со слизью, иначе она выкачает магию из Каменного Круга. Либо он, либо она, всё справедливо, — ладонями Розалинда поднимается гораздо выше, проводит снизу-вверх по рёбрам и наконец достигает небольшой, медленно вздымающейся груди. Розалинда обхватывает её и крепко сжимает, невесомо касаясь языком мочки уха Фары. Просто желание, безобразно быстрое, неукротимое. С уст младшей феи срывается тихий сдавленный вздох. «Я недовольна, когда вижу, что ты носишь бюстгальтер». — И скажу напоследок… Пусть Бен делает, что пожелает, хоть из лошади колибри выращивать начнёт, но ты в его экспериментах участия не примешь. Так что, милая, оставь бредни подобного рода слепо верящим, — её аромат сводит с ума, особенно аромат волос. Розалинда практически до нестерпимого жаждет застонать, расстегнуть пудровую рубашку Фары и взять её. Взять где угодно — здесь, на столе, на кровати, в кресле, в ванной, да неважно. Тело к телу, разум к разуму, искажённые воспоминания к подлинным. — А теперь давай пообещай мне это… — тягуче шепчет бывшей ученице наставница, сильнее сжимая её грудь и долго усыпая её шею влажными поцелуями. Розалинда буквально вынуждает Фару кивнуть и простонать едва разборчивое: «Я… я обещаю, Роз». — Славно, моя девочка, славно, — «мне мало тебя во всех смыслах. и ты знаешь почему. О, ты точно знаешь». Совсем скоро Розалинда овладеет ею всей. Той, что шестнадцать лет назад по глупости потеряла надёжную опору, и той, что вновь её обрела. Розалинда привычно резко отпускает фею и отстраняется, пару мгновений глядит на Фару невозмутимо и разворачивается лицом к невысокому холму. Уходит без слов, без распоряжений и поручений. Уходит с мучительно-острым возбуждением, её хрупким вздрагивающим образом в памяти и нитью риска, которую пряли Туорны, пожирающие магию на завтрак, обед и ужин. Вскоре её силуэт растворяется в белёсом тумане.