Просмотренные до рассвета

Ей не нравился Теодор Нотт. Никогда не нравился. Ещё со школы. После общения с ним всегда оставалось какое-то гнетущее чувство. Так же как от его жены Панси Паркинсон. Панси могла быть очень милой с теми, кто ей нужен, и надменной и высокомерной с теми, кого считала ниже себя. И она никогда не вспоминала, что была влюблена в Драко в школе. Сейчас Панси стояла перед входом в Министерство, Драко — напротив нее. Гермиона замедлила шаг. Она знала, чувствовала, что скоро встретит его снова, но не думала что так скоро. Время как будто ускорилось. Впрочем, так бывает всегда, когда живешь от одного яркого происшествия до другого, а между ними рутина и однообразие. Для Гермионы такими событиями стали встречи с Малфоем. Из дверей вышел Нотт, что-то сказал ему, и они с женой ушли. — Привет, — Гермиона поравнялась с ним. — Встреча выпускников? — протянул Малфой, доставая сигарету. — Ты часто бываешь в Министерстве, — сказала она, глядя вслед Тео и Панси. — Встречался с Ноттом. Ты знаешь, что он разрабатывает новый проект в Ирландии? Медицинские зелья. Гермиона кивнула, припоминая, что Драко рассказывал о своем увлечении зельями. — Зайдешь? — спросила она. И лишь через мгновение осознала, что только что пригласила его к себе. — Что ты снимешь с меня в этот раз? — ухмыльнулся он. Гермиона посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет рядом. — Мне не нравится то, что происходит, — решила объясниться она. — Убиты два человека. На лестнице показались сотрудники Министерства. Гермиона поздоровалась, дождалась, когда они пройдут, а Малфой закурит сигарету, и продолжила: — Твоя метка… — И ты снова желаешь спасти мир? Надеть мантию-невидимку, оседлать дракона, выкрасть хорошо охраняемый артефакт — и спасти всех несчастных и обездоленных? — А что, если так? Он усмехнулся: — Зло всё равно всегда побеждает. В памяти резко всплыл ее сон и рассказ Драко о маленьком мальчике, который хотел помочь несчастному, но не мог. А потом мы вырастаем… и вот чем это заканчивается. Цинизмом и отчуждением. — Это не так, и ты это знаешь. Бывают ошибки. Но мы все стараемся делать лучшее, насколько это возможно. Господи, да кому я это говорю… человеку, который не стал мстить школьному врагу, когда легко мог это сделать. Во время войны, когда нас привели в Малфой мэнор… Любой на твоем месте сдал бы Гарри. Гермиона покачала головой, пытаясь остановить выступившие слезы. — Ветер, — сказала она, стирая слезу, и обогнула Малфоя. Гермиона зашла в здание, чувствуя, как колотится сердце. Но когда Малфой нагнал ее у лифта и встал рядом, она не удивилась. В этот раз лифт приехал быстро, и так же быстро они оказались на ее этаже. Малфой на мгновение остановился у таблички с ее именем и должностью «Начальник отдела инвентаризации и учета магических предметов». В приемной Гермиона сняла пальто и отдала распоряжение секретарше приготовить кофе. — Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер, маглорожденная волшебница, лучшая ученица Хогвартса, самая умная ведьма столетия, — проговорил Малфой, окидывая взглядом кабинет. — И как тебя сюда занесло? Я думал, ты слишком честная, чтобы лезть в политику. Я думал, ты выучишься, станешь придумывать зелья, чтобы лечить людей, или будешь колдомедиком, или станешь учить детей в Хогвартсе… — Я выбрала политику, — ответила она тем жестким тоном, каким говорила с подчинёнными. Малфой улыбнулся одними губами. А Гермиона вспомнила, что здесь, в хранилищах, находятся магические артефакты, конфискованные после войны у Малфоев и других чистокровных семей. Это напомнило о давно откладываемой инвентаризации. Гермиону кольнуло неприятное предчувствие. Во-первых, недоделанные дела всегда лежали где-то в голове, даже если она успевала о них забыть, и исподволь давили. Во-вторых, она была очень ответственна. Характер отличницы так просто не переделать. — И как успехи? — спросил Малфой. В этот момент секретарша принесла кофе. Гермиона дождалась, когда она поставит поднос на стол и выйдет. — Магические предметы в полной сохранности, учтены и хранятся в надлежащих условиях, — отчеканила она. — Кофе? Малфой кивнул. Гермиона взяла чашку, что было ей совсем несвойственно, и протянула Драко. Рука коснулась его ладони. Мысли спутались — и чертов кофе выплеснулся ему на пиджак. — Прости, — пробормотала Гермиона, ставя полупустую чашку на стол. Поискала в столе салфетки и бросилась просушивать его пиджак. — Палочка, — сказал Драко. Гермиона не понимала, причем тут палочка, продолжая промакивать пиджак салфетками. — Палочкой быстрее, — пояснил он, перехватывая ее ладонь. Боже, она не додумалась убрать пятно с помощью магии! — Значит, ты полностью счастлива? — спросил он, глядя ей в глаза. — Лучше не бывает, — ответила она, не отстраняясь, — у меня всё есть. Малфой продолжал держать ее за руку. Гермиона уткнулась ладонью ему в мокрый и пахнущий кофе пиджак, но не для того чтобы оттолкнуть. — Это очевидно, — ответил он, склоняясь над ней. И Гермиона раскрыла губы, чтобы встретить его поцелуй. Дождь стучал в окно. Драко продолжал целовать ее, усаживая на столе. Гермиона потянулась к его ремню. Холод металлической пряжки. Реальность то была или сон? Дождь стучал: тук-тук-тук. Тук-тук-тук… За стеной слышна печатная машинка секретарши. Надо наложить заглушающие чары — пронеслось в голове. И спустя мгновение Драко отстранился, достал палочку — и Гермиона не удивилась, когда он наложил заглушающие чары. Словно он прочитал ее мысли. — Я… — попыталась остановить его. Надо рассказать ему про свой сон, пока они не натворили глупостей. Он должен знать. Он знает, что происходит, — появилась догадка. — Неважно, — ответил он на ее невысказанную мысль. Ну и хорошо. Гермиона запустила пальцы в его волосы. Притянула к себе снова. Малфой провел языком по ее губе, по небу, прижался бедрами к ее бедрам. Ее, как водой, окатило истомой. Они стояли в ее кабинете и целовались. Она и Драко Малфой. Она не знала, чем это могло закончиться. Точнее, она собиралась это закончить. Сейчас… сейчас… Руки скользили по его шее, путались в волосах. Сначала она насытится его поцелуем. Насытится его близостью. Его запахом. Ее сном. — Это всё сон, — сказал Малфой, прерывая поцелуй и отстраняясь. Гермиона закрыла глаза, чтобы не видеть, как он уходит. А затем почувствовала аромат его одеколона рядом и подалась назад. Уперлась руками в стол, вцепилась в столешницу со всей силы, снимая с себя всякую ответственность за происходящее. И при этом выгнулась так… так, чтобы Малфой мог сделать с ней всё, что захочет. Малфой запустил руку в ее волосы и оттянул их. — Где твои длинные волосы, Гермиона? Она ощутила его губы у шеи. Почувствовала его пальцы на животе, которые расстегивали пуговицу блузки. Но когда она ощутила его так близко и его такой знакомый запах наполнил лёгкие, в голову пришла мысль, что она не первая и не единственная ведьма, с которой Малфой спит за спиной жены. И не первая и не единственная замужняя ведьма, готовая отдаться ему на собственном рабочем столе. В ней начинало подниматься чувство вины перед Роном и перед той женщиной — Асторией. Если Рон узнает, что она переспала с Малфоем, он будет унижен, уничтожен. Да, в их браке появилось слишком много рутины, накопилось слишком много мелких претензий друг к другу, но Рон не был плохим человеком. Гермиона не могла поступить с ним так. Они отстранились одновременно. Не прозвучало ни «Рон», ни «Астория». Но всё и так было понятно. Гермиона открыла глаза. Она уставилась на пятно на пиджаке Малфоя и не решалась посмотреть ему в глаза. Ей просто хотелось исчезнуть куда-нибудь. — С нами что-то происходит, — сказала она, сползая со стола. Опустила юбку, чувствуя, как щеки заливает краска стыда. — Такое бывает со многими людьми, — ответил Малфой. Он хотел отодвинуться, но Гермиона вцепилась ему в предплечье. — Я вижу тебя во сне. Вот уже целый год. Малфой не ответил. — Драко, что ты знаешь о магических браках? Он задумался, потом сказал: — Древний брачный ритуал, который могут совершить только очень сильные волшебники. — Для чего его заключают? Это такой способ создания любви между супругами? — Насколько я знаю, нет, — он нахмурился. — В прошлом, когда волшебников преследовали маглы, магический брак заключали для выживания. — То есть? — Когда один волшебник в опасности или болен, другой будет чувствовать это и сможет ему помочь. — Почему его не заключают сейчас? — Наверное, потому, что брак можно аннулировать, но союз двух магических энергий может разорвать только смерть. Разве ты не читала об этом в книгах? «В моем сне куда бы ты ни пошел, где бы ты ни был, мы всегда вместе. Я могу знать, о чем ты думаешь, что тревожит тебя, чувствую, когда ты счастлив. Я даже поругаться с тобой не могу, потому что, когда мы рядом, твои эмоции — это и мои эмоции. Если тебе больно, мне тоже больно». — Читать в книгах и пробовать самому — это разные вещи. — Гермиона коснулась своей груди — там, где находится сердце. — Эта связь похожа на линию света, которая тянется отсюда — сюда. — Гермиона провела ладонью линию в воздухе и коснулась его левой груди. Ничего не случилось. Ни вспышки энергий. Ни электрического тока. Ничего. Небеса не упали. А ее желание, чтобы он не уходил, не стало сильнее. И слабее тоже не стало. — Ты пахнешь, как в моем сне, — сказал Драко, наклоняясь к ней. — Ты тоже, — Гермиона улыбнулась, чтобы не показать ему внезапно навернувшиеся слезы. Драко обнял ее, медленно и нежно поцеловал в шею, у мочки уха. — Но во сне у тебя длинные волосы, Гермиона. Ком подступил к горлу. — Но это все сон, понимаешь, — говорил он, продолжая касаться ее шеи губами, — это нереально. Он обнял ее сильнее. Гермиона зажмурилась, стараясь впитать этот момент. — Тогда почему мы видим его вдвоем, Драко? — Нас кто-то проклял. — А твоя Темная метка? — Кто-то возрождает Волдеморта. — Ты думаешь? — А откуда ей еще взяться? Но Гермиона не могла сейчас думать об этом. — Отпусти меня, пожалуйста… Драко убрал руки с ее талии, но когда Гермиона перестала чувствовать тепло его тела, она сказала: — В моем сне ты любишь шоколадное мороженое. В твоем кабинете записи с формулами медицинских зелий. Ты хотел иметь того ребенка. И я… я тоже хотела его. Каждое утро, когда я просыпаюсь, я думаю, что это ты лежишь в моей постели. Каждое утро мне кажется, что еще немного, еще чуть-чуть, и я проснусь… и в этот раз, — ее голос дрогнул, — в этот раз ты не исчезнешь. — Грейнджер, я женат. — Я знаю, я не… — В моем сне у меня не было выбора. Тебя и Поттера привели в Малфой мэнор. Снейп допрашивал тебя в подвале. Ему пришлось стереть твои воспоминания о Крестражах. А мне пришлось просить за тебя Волдеморта, пришлось просить его сохранить тебе жизнь. Мне пришлось убить Поттера ради тебя. А потом мы поженились и тайно связались магически, чтобы помочь друг другу, если один из нас будет в опасности. И чем всё это закончилось? Тем, что все приближенные Волдеморта должны доказать ему свою преданность. Должны расколоть свою душу и создать Крестраж. И он будет храниться у Волдеморта. Я один из последних, кто ещё не сделал это. Во сне я не могу сказать тебе правду — ты этого не переживешь. Но ты ведь и так все знаешь: ты даже вспомнила, как вы с Поттером и Уизли искали Крестражи. — В том сне, где мы занимались любовью на столе? — Да. В том сне, где моему отцу пришлось сделать Крестраж, а мне солгать тебе, что мы объезжали драконов, — Драко усмехнулся горько. Сейчас — она знала — он точно уйдет. И в этот раз навсегда. — Ты вспомнила о Крестражах, несмотря на то, что твои знания о них были стёрты, потому что они тут. — Драко коснулся ее левой груди. Нет, мир не рухнул и молнии не стали сверкать над их головами, но Гермиона положила свою руку на его, и несколько секунд они стояли так. Потом она опустила руку. Драко опустил свою и развернулся, чтобы уйти. У двери он обернулся: — Когда я ухожу на задание, я думаю, что в этот раз точно не вернусь. Ты останешься там одна, и никто не станет тебя защищать. Я думаю, что моя любовь причинила тебе только зло, отняла у тебя всех, кого ты любишь. И каждое утро, просыпаясь, я радуюсь, что это был только сон. Мы никогда не ценим то, что имеем. Рон, — кажется, он впервые назвал Рона по имени, — любит тебя, а я люблю Асторию.