Десять лет назад
— Ты видишь цвета, когда читаешь воспоминания у обрётших себя? — в самом начале их знакомства спросил Куроро Люцифер, не носивший ещё титул лидера Геней Рёдана и не имевший ни креста, ни бирюзовых серёг. Но успевший прославиться рядом громких дел, таких как кража способности у старейшины или нападение на караван мафии с целью забрать радио, способное ловить волны даже в Метеорном квартале. После того, как Куроро потерял к нему интерес, радио висело над «центральной площадью» (так гордо выражались старейшины) города, в качестве единственного источника связи с внешним миром, привлекая группки хищно смотревших на агрегат детей. — Я не обращала внимание, встретили ли те, кому я читаю воспоминания, родственную душу или нет. Но цвета я не видела, — немного погодя ответила Пакунода. Они возвращались в укрытие после успешно, как им передала по украденной рации Мачи, завершённого дела. Она, Фейтан, Нобунага, Уво и Франклин вместе с трофеями по плану шли другим путём и встречались с ними уже на базе. Настроение было приподнятое. Даже ходьба на каблуках по замусоренной дороге не вызывала привычной сложности. — Нужно проверить. Спроси меня, что произошло четвёртого апреля пять лет назад, — уверенно, но не жёстко приказал Куроро, протягивая руку. Он пока не был боссом, но всё же командовал. И не с помощью страха, как большинство. Просто когда звучит предложение присоединиться к нему, ты уже закутан в паутину слов, дел, совместных воспоминаний и удач с головы до ног, остаётся только признать себя пауком, а не запутавшейся мухой. Да и согласен ты уже давно. — Разве у тебя есть родственная душа? — не поняла Пакунода. — Есть. Но пока я её не встретил. Эта фраза ещё больше запутала. Обычно под «есть» и понимали «встретил»: то, что родственную душу может встретить каждый, было объявлено уже давно; этот факт донёсся и до Города Падающей Звезды, хоть здесь его не упоминали. Здесь в принципе о родственных душах принято было молчать, ведь в изоляции, пустыне и кучах мусора никому не хочется думать, что где-то ходит по мягкой траве и дышит свежим воздухом твой собственный человек. Пакунода как-то встретила местного жителя, который и не знал о том, что мир не монохромен. Однако руку Куроро всё так же протягивал. Пакунода не была любопытной: её необычная специализация выросла из потребности в доверии людям и страха ошибиться в выборе, кому конкретно доверять. Именно проверка первое время была основным использованием её способности. Так что она просто прикоснулась и задала вопрос. Это было воспоминание о закате. Как она слышала из того самого радио в интервью у охотника, что освоил технику видения цветов, за один закат оттенок неба может сменится много раз. Разумеется, ничего такого Пакунода не увидела. Просто приобретающее всё более тёмный оттенок серое небо и довольно красивые тени на облаках. Потом наблюдение за закатом резко прервалось, и началось судорожное осматривание мира вокруг. Как если бы кто-то неопытный заметил слежку, но вот только никакой не было. Воспоминание закончилось. — Чёрно-белое, — сразу сказала Пакунода после странного воспоминания. — Ясно. Значит, во время использования способности ты через прикосновение переносишь не свои органы чувств в разум человека, а образы из разума человека в свой. То есть, если ты посмотришь воспоминания у человека с лучшим слухом, чем твой, ты всё равно будешь слышать всё, что слышит он, так как твой разум может обработать звуки, которые воспринимает тот человек, — задумчиво рассуждал Куроро, — Но цвета ты различить не можешь, потому что твой мозг до встречи не способен обработать информацию о них. Несмотря на то, что разговор перешёл на её способность (все догадки были потом проверены), на душе у Пакуноды остался осадок в виде незаданных вопросов. Теперь в конце допросов некоторых людей она стала спрашивать о близком человеке. Лишь после создания Геней Рёдана и выхода из Метеорного квартала она прочитала воспоминания у встретившего родственную душу. Чёрно-белые, точно такие же, как и всегда. От нормы отличалась только аура человека. Удивительно гармоничная, она тем не менее не была однородной, а будто состояла из двух компонентов, один из которых преобладал. Это свойство ауры не бросалось в глаза, но Пакунода в труппе отвечала за информацию, так что её чувствительность достигла высокого уровня. Тема родственных душ в следующий раз появилась в её жизни с нападением на клан Курута, пять лет спустя. И снова оборвалась, оставив без ответов. Вид сотрясаемого в судорогах, катающегося по мокрой от росы траве мальчика лет десяти зацепил её. Полные страха алые глаза сначала смотрели на неё, а потом замерли на боссе и окаменели навсегда. Пакунода не могла представить, что нужно увидеть, чтобы отреагировать подобным образом. Вопрос о том, что не так у босса с родственной душой, окончательно сформировался в её голове. Ответ, правда, ей получить не хотелось. Операция в Йоркшине как-то постепенно оборачивалась катастрофой. Не в первый раз на их пути вставали мстители. Но абсолютно никто раньше не добивался успеха. Не в первый раз они теряли одного из членов труппы. Но Уво был с ними даже до её создания, и эта потеря ощущалась по-другому. Не в первый раз они совершали массовые убийства. Но до двух тысяч за один раз они не доходили, и их принадлежность к Метеорному кварталу ещё раньше не раскрывали. Не в первый раз возникала угроза уничтожения половины труппы. Но никогда эту угрозу не представлял один единственный человек. И никогда никого из них не брали в заложники. Это казалось невозможным: каждый предпочёл бы умереть, нежели попасть в плен. Однако нашлась и такая техника, и сначала в плен попал Уво, а потом точно также захватили босса. Впервые им диктовали условия. Впервые она подчинилась кому-то помимо босса. Но несмотря на скрытность, хладнокровность и ненависть ублюдка с цепями, в воспоминаниях его друзей видны такие качества, как принципиальность и привязанность к оказавшимся в заложниках пацанам. Этого ей хватило, чтобы отбросить гордость в сторону. И вот она стоит в дирижабле и выслушивает требования ублюдка. Он выпустит босса. Без возможности использовать нэн и связи с труппой. А ей придётся об этом молчать. Про невозможность мести за Уво и упоминать не стоило. Но она согласилась. Решение понемногу стало завязываться узлом в её голове. В глазах босса она прочитала сожаление и прощание. Не укор. Дышать стало легче. Ненадолго. В Геней Рёдане впервые произошёл раскол. Ещё одно ненавистное впервые. Пакунода понимала Фейтана и Финкса: идти на поводу у ненавидящего их убийцы, да ещё и при существовании пророчества о смерти половины Рёдана… Она сама бы покрутила пальцем у виска, сказали бы ей подобную глупость день назад. И всё же в ложь со стороны ублюдка она почему-то не верила. Объяснить было нельзя, и не было времени. Когда Мачи и Колтопи встали на её сторону, она испытала облегчение, ведь их поддержка означала, что интуиция Мачи согласна с выводами Пакуноды, и обмен является верным путём. Происходило страшное и неправильное, это чувствовали все, но остановится не позволяла нехватка времени. Если бы босс был здесь, ничего этого бы не случилось. Решение в её голове стало пускать корни. Обмен всё же состоялся. Босс шёл, засунув руки в карманы. Она осторожно взглянула на его лицо. Она ожидала увидеть отрешённость, как на дирижабле, но вместо неё с удивлением обнаружила задумчивость. Не тяжёлую, которая сгущала воздух и придавливала к земле, а подвижную, что предвещала новые идеи и пересмотр ситуации под совершенно диким на первый взгляд углом. Что это означает?.. Только при приближении к ней его лицо приняло то же выражение, что и при его последнем взгляде. Прощание. Он понял, какое решение она примет, уже тогда. Пакунода не была удивлена. Это же босс. Ни слова, ни взгляда дано не было, но он прошёл так близко, что она могла почувствовать его ауру. Из-за цепи на сердце она ощущалась странно, будто в неё добавился инородный компонент. Промелькнуло чувство дежавю, но было не до него. Она села в дирижабль, наблюдая за боссом из окна. Прощание состоялось, растягивать дальше было бы ни в её характере, ни в босса. Из-за Хисоки она больше не переживала. Слова тот воспринимать может, а значит босс неизбежно поставит его на место. До поры до времени, потом этот клоун опять вылезет. Но этого она уже не увидит. Решение окончательно проросло в её голове. Пакунода никогда не считала себя жертвенной. Она не обладала ни граммом способности сочувствовать, ведь после чтения воспоминаний ни секунды не сомневалась, прежде чем убить. И в труппе не она была человеком, создающим тёплое общение. Да не обладай она информацией, сегодня бы стояла рядом с Шизуку и Шалом, а не Мачи и Нобунагой. Возможно, кто-то из пауков смог бы найти лучший выход. Но если бы пришлось, любой из них сделал бы такой же выбор. Смерть, но сохранение жизней членов труппы и возвращение босса. Да, Геней Рёдан и в противном случае сохранится, но, возможно, потеряет слишком важную часть себя. Её смерть не слишком большая цена за продолжение жизни***
Наше время
Когда Сенрицу планировала стать телохранителем, она уж точно не предполагала, что примет участие в охоте за преступниками A класса. Но, кажется, её расчёт оказаться в центре событий оказался чересчур точным. Бойтесь своих желаний. Когда она только начала осваивать нэн, каждое новое сердцебиение казалось потрясающим и удивительным, но со временем новых сердцебиений встречалось всё меньше, а имеющиеся обзаводились кучей почти полностью повторяющихся друг друга аналогов, теряя свою ценность. Однако сегодня Сенрицу словно попала в прошлое. Столько уникальных и непохожих сердцебиений в одно и тоже время казались чудом. Ненависть Курапики, сосредоточенность мальчика-убийцы, волнение за друзей мужчины с тёмными очками, любопытство и азарт мальчика в зелёной одежде. Боль человека с катаной, внимание девушки с высоким хвостом, напряжение закрытого волосами человечка, интерес девушки в водолазке и джинсах, уверенность женщины на каблуках. Она как будто находилась в галерее, только вместо картины были яркие эмоции духовно сильных людей. Но всё это было лишь прелюдией. Основное действие началось, когда в замкнутом пространстве столкнулись Курапика и лидер Рёдана. Если до этого сплетённая из различных тем пьеса получалась хоть и минорной, но довольно стройной (во многом благодаря ей, периодически сменяющей ярость Курапики на не менее прекрасную решимость), то сейчас основная мелодия превратилась в цепочку неразрешённых диссонансов. Сердцебиения обоих выдавали чудовищные, неслышимые раньше ритмы. Ни разу ещё эти ритмы не звучали до этого; они постоянно видоизменялись; ненадолго перекрывали друг друга, но снова отступали, не заглушали полностью; заимствовали темы и тут же бросали; иной раз казалось, что вот сейчас сойдутся в одном месте, и опять вместо этого расходились в секунду; пытались вернуться к привычному виду, но не могли, сворачивали на новый виток развития. Абсолютная рассинхронизация. «Так звучали бы люди посреди неистовства стихийного бедствия» раздалось в глухом её разуме. Давление нарастало, и ей казалось, ещё чуть-чуть, и она не выдержит этот кошмар. «Да сыграйте, наконец, дуэтом!» чуть не выкрикнула вслух Сенрицу. Эта мысль слегка отрезвила её. Предложить сыграть дуэтом убийце и мстителю? Она однозначно не в себе. Хотя как тут в себе побудешь… Лишь благодаря остальным темам мелодия вернулась в прежнее русло. С Курапикой было что-то не так. Сенрицу не знала, что происходит в его голове, но сердцебиение стало воистину парадоксальным. Привычная ярость превратилась в нечто иное, и на плаву его держало только беспокойство за друзей. Со всем своим опытом она так и не разобрала эту гремучую смесь. Заложник тоже вызывал опасения, правда уже другого рода. Его сердцебиение и раньше никак нельзя было назвать обычным, но сейчас оно стало более различимым… и в целом другим. Сожаление и потеря были объяснимы и узнаваемы, хотя всё равно чувствовались по-иному. Но что у этого человека, оторванного от дорогих (это было сложно определить, скорее всего она не точна) ему людей и скованного цепью, могло вызвать восторженную радость?! Её Сенрицу вообще раньше встречала только у одного учёного, монаха и детей. Теперь и у главы преступной организации… Насторожившись, она хотела поделиться своими наблюдениями с Курапикой. Но лишь было сказано слово «радость» по отношению к заложнику, взгляд Курапики стал невыразительным, а гремучая смесь эмоций всколыхнулась, и Сенрицу поспешила замять разговор. Если бы она продолжила тему, то вновь бы увидела красный цвет. Но удивления в сердцебиении она не услышала… Был ли конец пьесы счастливым? Нет. Тональность не изменилась из минора в мажор, и разрешение было соответствующее. Никто чувствовал себя победившим или побеждённым. Но долгожданное облегчение сгладило острые углы. Уже в дирижабле на границе своего восприятие она уловила звучание. Периодически сбивающееся, неотчётливое, не слишком красивое, но цепляющее звучание. Сенрицу прислушалась к нему. Оно говорило о расходящихся дорогах, об увеличивающемся пространстве, о непременной встрече потом. На подробностях встречи звучание смазывалось. По выработанному рефлексу она установила источник звучания. И замерла. Это был дуэт. Тот самый дуэт, который четыре часа назад она мечтала услышать, но посчитала немыслимым. Потом он затих. Курапика потерял сознание. Гон и Киллуа использовали Гё, проверяя на наличие активного нэн, скрытого Ин; Леорио проверил дыхание и пульс, положил Курапику на пол, повернул его голову набок, снял верхнюю одежду и теперь обмахивал принесённым Сенрицу журналом. Она поразилась, насколько выверенными были его движения, да и мальчишки наблюдали за этой стороной своего друга с удивлением. И пульс, и дыхание были, но импровизированные носилки для переноса они сделали. Клан Нострадэ пауки должны были отслеживать, поэтому Киллуа связался с некоим Зепаиру. Лишь добравшись и обустроившись в квартире того доброго человека, они перевели дыхание. Леорио диагностировал лихорадку, так что на лбу Курапики лежала холодная тряпка. После этого Зепаиру, как единственный знающий маршрут в аптеку, вызвался сходить за лекарствами. Несмотря на то, что время было уже давно заполночь, расходится из комнаты больного никто не спешил. Гон и Киллуа, недолго думая, устроились на полу, устало оперевшись о кирпичную стену со слезающей штукатуркой. Леорио, поколебавшись и недовольно что-то пробурчав под нос, сел рядом с ними, а Сенрицу заняла единственный в комнате стул. Адреналин пока ещё был в крови и просто молчать не хотелось, поэтому зашёл разговор о произошедших событиях. После краткого пересказа действий Курапики и пауков начался обмен мнениями. — Они какие-то странные! — безапелляционно заявил Гон. — Дааа, они так свободно разговаривают, — протянул Киллуа. — А? Ты о чём? — с недоумением встрепенулся Леорио. — Ну… — Киллуа чуть смутился от внезапно уделённого ему внимания. — Я сначала думал, что их номера обозначают их положение в труппе, но когда они так просто начали спорить, понял, что это не так. Единственный, кто в труппе приказывает – это босс. И в свободное от выполнения приказов время они… просто делают, что хотят, и говорят, что думают. Да и приказы они тоже хотят исполнять… В семье было не так… — совсем тихо произнёс последнее. — Неудивительно, они же присоединялись по собственной воле, — уверенно сказал Леорио. Продолжение «а не как ты» повисло в воздухе, но не причиняло дискомфорт. Просто не озвученный факт. — Это не совсем точное объяснение, — решила вмешаться Сенрицу. — В мафию тоже вступают по доброй воле, но без формального общения и строгой вертикальной иерархии сложно представить большинство кланов. Даже в малых группах, как штат телохранителей, редко встретишь тёплые взаимоотношения. — Ты думаешь, у Рёдана тёплые взаимоотношения? Да этот Финкс и ещё коротышка даже не понимали, почему Пакунода согласилась на условия Курапики! А она просто хотела спасти их босса! — возмущался вполголоса Гон. — И план, который предложил тот здоровяк со шрамами на лице: если Пакунода вернётся без босса, они убьют её и ещё трёх человек. Они все с ним согласились, — поддержал друга Киллуа. — Я не была достаточно близко к их логову для того, чтобы слышать их сердцебиения в тот момент. Но после захвата босса у всех находящихся в отеле восьмерых человек сердце сбилось с привычного ритма, — серьёзно сказала Сенрицу. — Раньше у одного из них вообще не менялся ритм, и я уже думала, что он его контролирует. Только вот тогда настрой и этого человека едва заметно поменялся. И ни в одном сердцебиении не было азарта, а ведь по вашим словам обычно они наслаждаются риском. — А можно контролировать ритм сердца? — с интересом спросил Киллуа. — Можно, но как это делать, я не знаю, — улыбнулась Сенрицу. Теперь взгляд Гона тоже стал задумчивым, и каждый мальчишка, задержав дыхание, стал прислушиваться к своему сердцу. — Опять небось какая-то техника нэн, — проворчал Леорио. — А ведь в медицине она бы пригодилась… В этот момент со стороны застеленого матраса прозвучал шорох и громкий выдох. Ещё через секунду Курапика открыл глаза и, морщась, попытался сесть, но его придержал уже подскочивший Леорио. — Лежи. У тебя жар, тебе пока нельзя вставать. — Пау…ки? — едва слышно прошелестел Курапика. Сил сопротивляться болезни у него не было; он больше не пытался двигаться и закрыл глаза. — Они ещё никак не проявили себя. Мы позаботились о безопасности, всё хорошо, — размеренно и успокаивающе сказала Сенрицу. — …Цепь Правосудия осталась только <…> Куроро. Пакунода мертва. <…>, — звучание голоса так и не окрепло, некоторые слова произносились без голоса. Последняя фраза не прозвучала вообще. — Он не солгал, — перевёл Киллуа, поймав вопросительные взгляды. — А, я умею читать по губам. Мальчишки выглядели растеряно. Другу было плохо, но что делать, было неясно: некуда было бежать, не с кем драться, лекарства уже несли. Если бы не уверенный вид Леорио, они к этому моменту могли бы наломать дров. Курапика напрягся и опять открыл глаза. Но тут же зажмурился, стиснув зубы. По открытому виску скатилась капля пота. — Курапика, что не так? — встрепенулся начинающий доктор. — Так… ярко, — уже будто в бреду пробормотал Курапика. Тут к лицу на секунду вернулось осмысленное выражение. — Глаза погасли? — Погасли, — после короткой паузы подтвердил Гон, непонимающе смотря на остальных. Те после слов Курапики застыли на месте, как замороженные. — Хорошо, — тихо сказал больной. И отключился. — А что произошло? — недоумённо спросил Гон. Киллуа, Сенрицу и Леорио до сих пор не вышли из шока, поражённые догадкой. Сенрицу судорожно вздохнула. Поменявшееся сердцебиение; дуэт; непривычные цвета. Картинка сложилась. — Он сказал «ярко», значит он видел цвета, но его глаза не были красными… Кажется, Курапика обзавёлся родственной душой, — наконец ответил Киллуа и немного обиженно добавил. — А говорил, что оборвёт связь. — Правда? Круто! Хочу познакомится с ней! Или он не расскажет нам, чтобы пауки точно не смогли её найти… — задумался Гон. — Вряд ли. Помнишь, он ведь сказал, что Пакунода мертва, — неожиданно и говоривший Киллуа, и Гон чуть помрачнели. — То есть риска больше нет. Но знаешь, Курапика ведь правда не хотел встречи с родственной душой. Может, он её бросил? Хотя нет, он для этого слишком ответственный, — замотал головой Киллуа. — Эм, Сенрицу, правильно? Не ты случайно его родственная душа? Вы с ним хорошо ладите, и я подумал… — замялся вступивший в обсуждение Леорио. В отличие от мальчишек он чуть смущался, обсуждая личную жизнь друга, не дожидаясь его восстановления и рассказа, но интерес к теме всё же перевешивал. Гон и Киллуа теперь тоже начали оценивающе её осматривать. — Нет, ты ошибся, — натянуто улыбнулась Сенрицу. Все трое излучали любопытство и энтузиазм. После тяжёлого дня и изматывающей ночи новость показалась им радостной и дарила надежду на светлое будущее Курапики. Неудивительно, обретение себя всегда считалось положительным событием, именно поэтому она так поздно догадалась, что именно изменило сердцебиение хорошо известного ей мстителя. Сказал бы он сам, кто его родственная душа? Разумеется, нет. Проблемами (а он отнёс бы свою связь к проблеме) он ни с кем не делился. Но если Курапика, ещё слабый после лихорадки, очнётся и услышит весёлые расспросы друзей о «своём человеке»… Сенрицу не могла допустить такую ситуацию. — Знаете, сердцебиение обрётшего себя отличается от обычного, — начала она. Судя по лицу Киллуа, тот окончательно решил развить слух до таких же параметров, устав удивляться пределам её проницательности. Что ж, удачи ему. — Поэтому так получилось, что я знаю, кто родственная душа Курапики. Не обижайтесь, что он не упомянул о ней, — впервые её смутило то, что слово «душа» женского рода, — прежде. Их встреча произошло сегодня. Просто я не сразу поняла, что произошло, — говорить дальше было сложно. Пауза затягивалась. — Ну, и кто? — нетерпеливо спросил Леорио, чудом снизив в последний момент голос, чтобы не нарушить покой больного. — Куроро Люцифер, — внезапно вспомнила имя Сенрицу. Увидев непонимание в глазах слушателей, обречённо добавила. — Лидер Геней Рёдана. — Этот тип?! — в один голос выпалили Гон и Киллуа. — Разве он не должен был оборвать связь?! — почти возмутился Киллуа такой нелогичности уже соло. Сенрицу приложила палец ко рту, призывая к тишине. — По какой-то причине он этого не сделал, — как можно спокойнее ответила она. Про то, что после установления связи он вообще-то был в восторге, она точно ничего не скажет. — Он вообще странный, — передёрнул плечами Киллуа. — Ага. Я ни капли не понял его ответ на вопрос, почему он может убивать людей. «Понять себя»? Разве это сложно? Вот математика – её правда сложно понять. Но и для этого не надо убивать людей… — запутался Гон. Леорио сидел в ступоре, смотря в одну точку распахнуто-прищуренными глазами; несмотря на все его попытки нахмуриться, левая бровь усиленно ползла на лоб, а губы искривились бы в нервной улыбке, не верь он в серьезный окрас своего удивления. — Лидер Геней Рёдана? Которого Курапика ненавидит? — переспросил он. «И который не девушка, и вообще знаменитый преступник, который приказал вырезать клан Курута и ещё не одну тысячу людей, и двое людей из труппы которого сейчас мертвы из-за Курапики» — было написано на его лице. — Курапике это не понравилось, — озвучил вывод Гон. — Сто процентов. Думаю, теперь Курапика хочет его убить, — сделал свой вывод Киллуа. — Это плохо, — глядя на изнурённое лицо друга, сказал Гон. — Ничего хорошего из этого не выйдет, — с тяжёлым вздохом дополнил Леорио. Сенрицу была согласна.