Всё новое - хорошо забытое старое

      День, который в понимании знакомых нам двух девушек, не должен был наступать – всё-таки сделал это. Наступил. Наступил внезапно, несмотря на то, что его ждали и к нему были готовы. Точнее так - думали, что были готовы.       Костья Купер нервно расхаживала по спальне Бэллы Кузнецовой в её Новосибирской квартире. Сама обладательница спальни сидела на диванчике в углу, кусала губы, и морщилась.       - Кас, сядь, блять. Хватит маячить… – не выдерживает младшая девушка.       Костья словно не слышит, и продолжает нарезать круги по крошечной комнате. На татуированном лице было отсутствующее выражение, девушка была полностью погружена в свои мысли, и не собиралась выныривать из этого омута.       - Костья! – Бэлла подскакивает к подруге, и одергивает её за предплечье, помогая всплыть на поверхность.       - А? – Купер вздрагивает и смотрит на Бэлль. Лицо начинают наполнять эмоции, из которых яснее всего читается бесконечная тоска. И вроде бы Костья ещё даже не пересекла порог квартиры, но от этой самой тоски готова была завыть на луну уже сейчас.       - Хватит говорю, успокойся, сядь! – Бэлла тянет темноволосую за собой на диван. – Ты действительно хочешь тратить последние часы на это? Бегать туда-сюда?       - А что ещё делать? – Костья не даёт Кузнецовой привести себя в состояние покоя и отдергивает руку.       - Ну не знаю, могла бы меня поцеловать, например – Бэлла обиженно отходит и снова садится, продолжая наблюдение за метающейся подругой.       - Ну уж нет, Кузнецова, раз уж мне суждено улететь одной – от хорошего будем отвыкать уже сейчас – Костья злится, и даже не пытается это скрывать. – Не собираюсь я больше тебя целовать!       - Как скажешь… – произносит светловолосая со спокойной и печальной улыбкой.       - Бэлла, блять! Принимай решение, мой самолет через несколько часов! – Купер подходит к Бэлль и грозно нависает над ней.       - Моё – давно принято. А ты своё – не поменяла? – младшая девушка вопросительно вскидывает бровь.       - Ты дура? Остаться в этой дыре с тобой? Нет, не поменяла – Костья усмехается.       - Ну вот и славно. Каждый остался при своём – Бэлла удовлетворенно кивает.       - Ты серьезно? Каждая осталась ни с чем! При своём, да, но ни с чем! Можем собой гордиться, блять! – темноволосая сдается и обессиленно плюхается на диван рядом с Бэлль.       Девушки сидят в молчании, соприкасаясь бедрами. Никто не хочет сделать телесный контакт более плотным, ведь каждая боится потом не суметь отпустить. Костья боится не найти в себе силы встать с этого чертового диванчика и поехать в аэропорт, Бэлль боится не побороть желание броситься уходящей Костье в ноги и, с криком, не отпускать никуда дальше этой комнаты.       - Бэлл… – татуированное лицо поворачивается к младшей девушке.       - Заткнись – Бэлла откидывается головой на спинку дивана, и даёт выход эмоциям. Которые проливаются градом соленых слёз. – Просто заткнись, Кас…       Костья видит это, и, к своему собственному удивлению – начинает ощущать злость. Да, именно злость. Старшая не понимает, почему испытывая такие искренние эмоции, Кузнецова не может просто взять, бросить всё, наплевать на страхи и принципы – и махнуть вместе с ней. В новую старую жизнь. Купер понимает, что если она прямо сейчас не окажется подальше от этой светловолосой головы, то её обладательнице может прилететь звучная затрещина.       Костья встает и снова начинает метаться по комнате, от подступающей злости, заламывая себе руки и раскусывая губу. Эмоции переполняют до краёв, и изливаются на ближайшую стену, которая, получает мощный удар татуированным кулаком, костяшки которого теперь сбиты в кровь.       Бэлла подбегает к Костье и хватает её за руку:       - Успокойся! Кас, стоп! – младшая пытается остановить Купер от новых ударов в стену. – Хватит!       - Уйди! – Костья отталкивает Бэлль и выбегает на коридор, хватаясь за свою куртку на вешалке.       - Костья, блять, подожди! – Бэлла, не переставая рыдать, несется следом, всё также пытаясь схватить руки, украшенные бесчисленным количеством татуировок.       - Всё! Уйди, Бэлл! Не трогай! – Купер всё также отталкивает от себя младшую, чтобы в порыве бесконтрольного гнева не сделать ей больно. – Уйди блять! Чего ждать?! Лучше я уйду сейчас, чем вот это вот всё терпеть ещё несколько часов! Слезы, сопли! Ты решила для себя всё, я решила! Ну пока тогда! – Костья уже вовсю кричит. Отчаяние и боль, охватившие её, не дают ей даже малейшего шанса говорить спокойно.       - Да как ты не понимаешь… - Бэлль отходит немного назад. – Ты же ничего не понимаешь…       - Что я блять должна понимать? Оставайся! Оставайся здесь! Тебе похер на меня, что я, не вижу чтоли?! – Костья угрожающе надвигается на, уже отступающую, Бэлль. – Ну дак и оставайся! Тупая ты дура! – ещё один удар кулаком в стену прямо за спиной светловолосой девушки, и в опасной близости от неё самой.       Кузнецова видит, что из изумрудных глаз тоже уже вовсю текут слёзы. Она видит в них крайнюю степень отчаяния, а также опасность, исходящую от этого отчаяния, для себя. И для самой обладательницы этих самых изумрудных глаз. Бэлла с опаской протягивает руку, чтобы прикоснуться к злому и заплаканному лицу напротив, и хоть немного успокоить беснующуюся Купер. Но Костья со злобой отбрасывает бледнокожую ладонь с тонкими нежными пальцами.       - Не трогай меня! – старшая отходит и начинает надевать куртку.       - Ты… Почему ты так со мной? Ты говоришь, что я не еду, потому что мне «похер на тебя», ну а сама то? Что у нас с тобой? Ради чего мне ехать? Ты ведь так и не сказала за все эти дни, что испытываешь, что чувствуешь… – тихо-тихо шепчет Кузнецова в спину, уже зашнуровывающей кроссовки, Купер.       - Что я чувствую? – Костья разгибается и уже снова стоит прямо напротив бледного заплаканного лица. – Ну а ты что чувствуешь, Бэлль?       - Я… Я, кажется, люблю тебя, Кость… - Бэлла запускает лицо в ладони, ей мучительно смотреть в эти полные злобы глаза напротив. Глаза, с которыми ей суждено сейчас распроститься, и суждено запомнить их именно такими. Полными злобы и непонимания.       - Ох да что ты? Любишь? – на лице у Костьи появляется усмешка, и какое счастье, что Бэлль спряталась в своих ладонях и не видит эту гримасу. – Любишь, но со мной не поедешь? Ну дааа… Понимаю… Ссать в уши ты любишь! – ещё один удар в стену рядом с Бэлль.       - Пожалуйста, хватит, Кость… - Бэлла всё также прячет лицо и сотрясается от рыданий. – Хватит… Уходи, Кость, просто уходи…       - О, уже ухожу, не переживай! – Костья действительно стоит у входной двери, и держится за её ручку. – Любишь говоришь? А вот мне на тебя плевать. Оставайся здесь, живи дальше в этом дерьме, и всего тебе хорошего! – Костья со злости сплевывает себе под ноги.       - Не плевать тебе, не ври… Мне не ври, и себе не ври… – Бэлль поднимает голову и смотрит прямо Костье в глаза. Как ни странно, но боль, от услышанных слов придаёт ей новые силы, она уже не хочет рыдать, пряча лицо в ладонях. Она хочет ранить в ответ.       - Ошибаешься, плевать. И тебе на меня тоже – Купер распахивает входную дверь квартиры.       - Ну дак уходи, и никогда больше не возвращайся! – Бэлла подбегает к Костье и выталкивает её из квартиры. – Что стоишь и медлишь? Вали! И лучше сука не возвращайся…       Бэлла захлопывает за собой дверь, оставляя Костью за ней. На лестничной площадке.       Купер подсознательно рада, что между ними выросла такая преграда, ведь она готова была разорвать Бэлль. За её упрямство, за её глупые принципы. За те три слова, которые та произнесла несколько минут назад. За те три слова, без которых было бы легче. За те три слова, которые были правдой, и Купер прекрасно об этом знала, хоть и делала вид, что это не так. За те три слова, которые сказать сама она так и не нашла в себе силы за эти несколько дней. Не нашла, не смогла. А эта мелкая упрямая девчонка – и нашла, и смогла и сказала. За те самые три заветных слова: «Я тебя люблю».       - Дура! Не вернусь! Никогда не вернусь! – Купер бьет по двери с обратной стороны, срывая связки до хрипа. – Никогда! Ненавижу тебя!       По ту сторону двери, светловолосая вздрагивала от каждого вскрика и глухого удара, и закусывала кулак, пытаясь не заорать в ответ также, в голос и до его потери.       Звук быстрых шагов по лестнице. Бэлла понимает, что Костья убегает. Убегает из её дома, убегает из её жизни.       Костья тем временем понимала, что в очередной раз убегает от самой себя.       Вдруг телефон Бэлль разразился звонком, на экране высветилось: «Ба».       Дрожащими пальцами девушка свайпает вправо, и пытается придать своему голосу подобие спокойствия.       - Ба, привет. Что такое…? – Кузнецову резко перебивают с того конца провода:       - Бэллочка, маме совсем плохо, приезжай в больницу, врачи говорят – осталось недолго – пожилая женщина в трубке тихо всхлипывает.       - Что? Стоп. Было же улучшение… Не понимаю… - Бэлла бестолково хватает куртку с вешалки. – Сейчас буду!       Времени на душевные драмы нет, да и они резко отходят на второй план. Где-то на другом конце города в больничной палате мать Бэллы Кузнецовой отчаянно боролась со смертельной болезнью, и, кажется, последняя начала побеждать.       Почему светловолосая не рассказала Костье об истинных мотивах своего нежелания покидать родной город? Почему наврала про вновь начавшийся алкоголизм, спихнув на него отсутствие бабушки с сестрой? На эти вопросы определенного ответа не даст даже сама Бэлль. Ведь отношения с матерью были для неё не легче отношений с самой Костьей, и девушка до сих пор до конца не понимала, что же испытывает к женщине, давшей ей жизнь.       А стоит ли распространяться о своих непростых ситуациях человеку, который сам для тебя является «непростой ситуацией»? Бэлла Кузнецова решила, что нет. Стоит ли плакаться кому-то, и показывать свои слабости? Бэлла Кузнецова решила, что нет. Из-за череды этих неправильных решений Костья Купер сейчас неслась в аэропорт, проклиная в своей голове всё и всех, а особенно три слова, те самые три слова. И было непонятно, суждено ли темноволосой узнать, что Бэлль не сорвалась за ней в Москву по гораздо более веским причинам, чем ей было известно.       А Бэлла Кузнецова сейчас, на коридоре своей Новосибирской квартиры, непослушными руками зашнуровывая кроссовки, думала только об одном. Эта мысль сковывала её тело животным страхом, заставляя сердце застывать в груди. Бэлла думала, что какие бы ни были у неё отношения с матерью в прошлом, сейчас – она больше всего боится не успеть. Не успеть сказать самых главных слов.       Слов, которые опять же изменят не одну жизнь. И опять их было всего три.       «Я тебя прощаю».