***
Если раньше роль помощницы главного мясника казалась мне устрашающей, то роль ученицы Михала казалась в сто крат хуже. Этот парень был ненамного старше меня, однако от него исходили такие ледяные волны, что у меня сжималось сердце и потели ладони. Колкий взгляд моего нового наставника пригвоздил меня к земле. Я нервно потерла ладони друг о друга. — И что же… Ты знаешь, как управлять огнём? Он сидел совсем рядом, точно так же как и я, скрестив ноги. До меня долетал запах его тела. Так обычно пахнет земля после первого выпавшего снега. Талая вода, высокие глыбы льда. Его карие, как и стручки корицы, глаза сосредоточились на моём лице. — И как… — Им нельзя управлять. — оборвал он меня на полуслове. Я побледнела. — Но я ведь должна научиться контролировать свои силы? — Должна. — он поднял руку, раскрыл ладонь, а затем поднял на меня глаза. Я молча вложила свою руку в его, и тут же вздрогнула. Его кожа была твёрдой, ледяной и грубой, как и черепаший панцирь. Михал прищурился. — Согрей мне руку. Я закрыла глаза, призывая не огонь, а жар. А затем постаралась ослабить этот жар, чтобы осталось лишь тепло, подобное лучам летнего солнца на закате. Моё нутро тут же нагрелось, тёплая волна окатила меня с головы до ног, слегка пошевелив волосы на затылке. Я прижала свою ладонь к ладони Михала, передавая ему тепло своего тела. Луч стремительно перемещался с кончиков моих пальцев на запястье брюнета. Он сидел совсем неподвижно, и на какое-то мгновение мне даже показалось, что его лицевые мышцы окаменели. Едва тепло просочилось через мою кожу, как тут же встретило мощное препятствие. Это было похоже на глинобитную стену, не имеющую ни единой трещины, чтобы проскользнуть внутрь. Тепло заколебалось, словно стуча в дверь, не понимая, почему же его не пускают. Я тут же подняла взгляд на Михала, вопросительно вскидывая брови. Он пристально глядел на меня, явно не желая отвечать на неозвученный вопрос. Я вновь опустила глаза на наши руки и напряглась изо всех сил, пытаясь пробить стену, которую он выстроил. Но чем сильнее я старалась, тем слабее становилось моё тепло. Это пугало. Он гасил меня. Глубоко вдохнув побольше воздуха в грудь, я призвала новую волну жара, пытаясь просеять его и извлечь лишь долю из всей имеющейся силы. Однако нетерпеливый и жадный огонь ловко вырвался на свободу, метнувшись с небывалой и неконтролируемой силой, и моя кожа загорелась, излучая красный свет. — Нет! — воскликнула я, и попыталась резко отдернуть ладонь назад, чтобы не обжечь Михала, но тот накрыл её своей второй рукой. — Тебе будет больно! Он сжал мою ладонь между своих, заключая мои силы в своеобразную тюрьму. Холод его кожи действовал на меня подобно замерзшей воде. Я стиснула зубы, когда огонь, вырвавшийся на волю, не смог преодолеть преграду в виде ледяных щитов. Кожа зашипела, и густой пар повалил из наших переплетённых рук. Я ахнула, когда огонь ослаб и погас, обиженно скрутившись внутри меня. — Что это было?! — То, в чём ты нуждалась. — Михал отпустил мою руку, и я увидела, что кожа его ладоней покраснела и покрылась водянистыми следами от ожогов, которые уже начинали пузыриться. Он поспешил скрыть их в полах своей тёмно-зелёной мантии. — Противовес твоим силам. — Так ты тоже маг?! — изумлённо воскликнула я. Брюнет покачал головой. — Нет. — Но твой холод… — Твоя сила как дитя. Она упряма, хвастлива и эмоциональна. Она не слушается тебя. Я задумчиво кивнула. — Она часто ускользает. Михал подался вперёд. Я заметила дрожь его тёмных ресниц. — Любого можно усмирить. — Моя сила — это зло. — поспешила заявить я, ловя его колкий взгляд, чувствуя, как холод медленно разливается по моему телу от силы этих жутких глаз. — Настоящее зло — это не дьявол, не ведьмы и не маги. Это люди. — Князь Ярослав? — полюбопытствовала я. Он не улыбнулся. — Ярослав лишь находится в центре событий и явлется видимой фигурой. Его приближённые ничем не лучше. — А обычные люди? — Не исключение. — перебил меня Михал. — Кажется, когда-то ты очень знатно разочаровался во всех людях. — Тем лучше. Меня ты не разочаруешь, — он внимательно взглянул на меня. — Призови огонь. Я сложила ладони и выполнила его просьбу, взывая к внутренней силе. Огонь не желал отзываться, спрятавшись в самых глубинах моего тела. Я попыталась сделать вид, что всё так и было задумано, но попытка потерпела разрушительный крах. Михал с интересом склонил голову набок. — Он обижен на тебя? Поразительно, насколько проницательным он мог быть. Я подняла голову и кивнула. Брюнет едва заметно улыбнулся. — Огонь не только твой дар. Он способен на отдельные чувства. И если хочешь колдовать, то придётся… — Укротить его. — закончила я за него. Михал качнул головой. — Подружиться с ним. Поговори с ним. — Поговорить? — в моём голосе прозвучало недоумение. — Да, так же как и с людьми. Говори с ним на равных. — Он… слышит меня? — Он чувствует тебя. Я смутилась, но затем прижала ладони к своей груди. Чувство неловкости заставило меня подавить лёгкий смешок. — Эй? Ты… Я почувствовала, как огонь сделал кувырок, но желал игнорировать меня, явно не намереваясь идти на переговоры. — Мы могли бы сотрудничать. — пробормотала я. — Сколько лет я прятала тебя от всех... А сейчас в этом нет нужды. Освободись. Ничего не произошло. Я сделала новую попытку. — Мы можем помочь этому миру. Действуя во благо. Мы можем быть полезны. Михал накрыл мою руку своей. Я резко подняла на него взгляд. Под его ладонью моё сердце громко и учащённо забилось. — Прости меня, — бархатным голосом произнёс он, обращаясь к огню, нежели мне. — Я не должен был гасить тебя, когда ты хотел вырваться на свободу. Огонь словно заколебался. — Но ты не оставляешь выбора. Тебе лучше действовать заодно со своим проводником. Она могла отказаться помогать нам, но согласилась. И теперь твой черёд идти ей навстречу. Я почувствовала, как медленно нагревается изнутри моя грудная клетка. — Тебя будут по-прежнему бояться, но восхищаться тобой будут всё же больше, — Михал провёл большим пальцем по моей коже, но в этот раз его холодное касание согрело меня. — Времена меняются. Чески-Крумлов нуждается в новом правителе. Свергнуть нынешнего способен только ты. Больше никто. Огонь лихорадочно запульсировал. Я судорожно вздохнула, когда пламя пробежалось по моим венам подобно циркулирующей крови. Из ладоней брызнул сноп огненных искр. Михал медленно убрал ладонь с моей груди, и невидимый отпечаток, оставленный им, тоскливо заныл. Я соединила ладони и красное пламя вспыхнуло и заискрилось, танцуя на моих пальцах. Оно словно хвасталось собой, красовалось перед брюнетом, демонстрируя свою яркую красоту. — Увеличь его. — приказал Михал. Я бросила на него быстрый взгляд, а затем мысленно и как можно дружелюбнее попросила пламя стать больше. К моему удивлению, оно охотно разрослось, достигая до уровня наших с Михалом лиц. Тот глядел на огонь так же, как люди смотрят на своего любимого человека. Он совсем не боялся моей силы. Он любовался им. И огонь это знал. — А теперь уменьши до размера искры. Я напрягла пальцы, и огонь, словно костёр, на которого начали падать капли дождя, начал стремительно уменьшаться в размерах. Превратившись в крошечное пламя, пульсирующее подобно огоньку над свечой, оно завороженно замерцало. — Лучше. — сдержанно похвалил меня Михал. Я не поднимала глаз, скрывая смущение и радость за ресницами, но огонь на ладони выдал меня. Он отображал все мои эмоции. И в этот раз весело затанцевал, демонстрируя вихрь в моей душе. Видимо, Михал это тоже понял. Его потресканные губы растянулись в улыбке. Предатель, мысленно пробормотала я, а затем поспешно сжала ладони в кулаки, чтобы погасить пламя. Свет померк, и жар исчез, оставив после себя чувство невесомости и пустоты. Я ему не хозяйка, подумала я с удивлением. Я его друг. И мы являемся союзниками. Вот чего не хватало сожжённой жене Матея. Она позволила огню управлять собой, тогда как могла легко держать его в узде. И огонь подобен ребёнку, хвастливому, но неглупому. Он отражает меня, а я отражаю его. Мы дополняем друг друга. Но я слишком долго запирала его в клетке, выпуская на волю так редко, что он стал затравленным зверем, который готов тут же цапнуть того, кто и заключил его в этот мучительный плен. Михал поднялся с земли, встряхивая песок и травинки с коленей. Вид его обожжённых ладоней вызвал у меня всепоглощающее чувство вины. Я вскочила на ноги, с тревогой глядя на него. — Нужно обработать раны. Он молча отдалился от меня, проводя левой рукой по волосам. Непослушные угольные пряди упрямо упали на его лоб и уши. Я тут же побежала следом, запыхаясь и едва поспевая за его быстрым шагом. — Спасибо! Спасибо большое… Михал остановился так резко, что я едва не врезалась в его спину. Он обернулся ко мне. — Суеверие пролило много крови. Невинные девушки умирали сотнями. Но это было не зря. Постарайся сделать так, чтобы эти жертвы были оправданы. Я нервно затеребила рукав своего платья. — Я сделаю всё, что будет необходимо для общего блага. — Но ты чувствуешь себя самозванкой. Мои глаза даже округлились от потрясения. Он словно прочитал мои тревожные мысли и озвучил их один в один. Но сдаваться было нельзя. Я всегда запрещала себе опускать руки. Порой это действительно меня спасало. Моя вера в лучшее. — Я привыкну. Михал помолчал некоторое время, словно оценивая меня. — Потренируемся ещё ночью. Я кивнула в знак согласия, надеясь, что Леос сможет излечить его ожоги, и страшных шрамов не останется. И как только высокая фигура Михала скрылась за стеной мельницы, тут же метнулась к озеру. Обычно на берегу игрались дети, но сегодня спокойная гладь воды была окружена благословенной тишиной. Я присела у самой кромки, проводя пальцами по поверхности озера. Мыслей, над которыми нужно ломать голову оказалось достаточно, но оставаться в одиночестве было мучительно. Я не выдержала и направилась на своё назначенное место. На работу. К Якубу. Довольный мясник любезно встретил меня ободряющим похлопыванием по плечу и проводил к висящей на крючке туше, давая указания. Признаться, пахло так же жутко, да и нос у меня заложило, а кровь вновь въелась в кожу, но впервые в жизни я работала с таким энтузиазмом, понимая, что теперь у меня есть чёткая цель. А когда имеется цель — появляются и пути её достижения. Палацкий только одобрил бы мой боевой дух, но к тому моменту, как я дошла до дома, на улице уже успело стемнеть. Бора что-то быстро тараторила, перебирая свои бусы, но я только рухнула на постель и уснула ещё до того, как моя голова коснулась подушки.***
Куры. Проклятые куры. И единственный чёрный петух, который хорохорился, громко кукарекая прямо под нашими окнами. Бора перевернулась на другой бок, и кровать жалобно заскрипела под ней. — Агнесса… Ты спишь? — промычала она. Я издала такой же утробный звук. — Вроде… сплю. — Будь добра, отруби петуху голову. Или запусти в него подушкой. Той самой, в которую я обычно втыкаю свои швейные иглы. Не открывая глаз, я пошарила рукой по пустому пространству рядом. Схватила подушку, но сил хватило только на то, чтобы похлопать по нему ладонью. — Который час..? — прохрипела я. В горле пересохло, а ещё казалось, что вчерашней ночью в мой рот забрался дикий медведь и помер прямо там. — Не знаю… — Что вчера было? — Я выпила домашнее пиво, которое приготовил Радим. Больше ничего не помню… — уныло застонала Бора, приподнимаясь на локтях. — Голова словно медная. — У меня чугунная… — сползла я с постели, вспоминая вчерашний день. — Михал хотел научить меня дружить с огнём… И как только эти слова вырвались из моих уст, я тут же в ужасе распахнула веки. Схватилась руками за края постели, заставляя тело принять вертикальное положение. — О нет! — Вчера ты… — начала было сонная Бора, но нас обоих переполошил жуткий шум, доносившийся со двора. Раздалось громкое конское ржанье, перепуганные крики, горячая перепалка незнакомых голосов. Пока я натягивала на себя платье, Бора уже успела доползти до двери. За ней происходил самый настоящий переполох. Пятеро окровавленных мужчин лежали на мятой траве за нашей калиткой, а вокруг них, точно рой возбуждённых мух, толпились жители фермы. Я узнала среди окровавленных мужчин лишь одного. Рыжеволосого. — Ян! — не обращая внимания на гнездо из волос на своей голове и босые ноги, я выбежала во двор и поспешно опустилась на траву рядом с рыжим, побитым как хорошая отбивная. — Ты ранен! — Лишь телом, — ответил он, кашлянув. — Не стой столбом, милая, подними мне настроение хорошей шуткой, пока благословленный Леос не протянет мне руку врачебной помощи. Я наклонилась над ним. — Хочешь сказать, что невредимая душа поможет тебе не истечь кровью? — Хочу сказать, что в моей ферме живёт самый лучший лекарь, который точно придумает, как же залатать мои раны. — он помахал в воздухе своим разорванным рукавом. Длинная и вспоротая рана на его плече могла говорить только о жестоком нападении. Ножом? Мечом? На скуле Палацкого уже расцветал красивый синяк. — Неужели наконец-то началась охота на рыжих? — пробормотала я. Ян лениво улыбнулся, хотя его лоб покрывала лёгкая испарина. Желваки плясали на его скулах, говоря о боли, которую он всеми силами пытался скрыть за маской шута. Толпящиеся вокруг нас встревоженные люди явно усложняли ему задачу, шепчась и волнуясь всё больше с каждой минутой. Ян был их главным, их первым, их головой. А туловище, как правило, без головы долго не протянет. — Ты невыносима... — проскрежетал сквозь зубы рыжий. — Люблю подражать своему верному товарищу. — ответила я, прикладывая ладонь к его ране и мысленно призывая жар. — Будет больно, потерпи. Я прижгу рану. — А как твоего товарища зовут, не подскажешь? — зашипел он, когда моя рука нагрелась. Огонь внутри меня застыл, не желая причинять ему боль. Я попробовала выйти с ним на связь, но он легко улавливал мой страх и нерешительность. Лучше это оставить Леосу. Я медленно отдернула ладонь, надеясь, что обильное кровотечение его не убьёт. — Ян. — сосредоточенно пробормотала я. — Ах, Ян! Слыхал, слыхал о нём… Говорят, он способен голыми руками разорвать человеческое горло? — прохрипел рыжий, жмурясь от боли. — Не знаю, не знаю… Единственное, в чём мне довелось убедиться, так это в том, что издеваться он любит по-особенному. Ян слегка выгнулся. — Небось и выглядит он изумительно? Я тихо засмеялась и легонько толкнула его локтем в колено. — Ты жуткий. Такое чувство, что даже на смертном одре станешь нести околесицу. Он улыбнулся, поймав мой беспокойный взгляд. — Я слыхал и похуже. — Ты ведь не устроил это зрелище, только чтобы я прониклась к тебе симпатией? — я попыталась остановить беспрестанно льющуюся кровь из его раны. Ян побледнел от слабости, но всё же выдавил: — А сработало бы? — Нет. — Тогда нет, не устроил. Я отнесусь к этому вопросу как можно творчески, чтобы твоё огненное сердце разорвалось надвое. Запыхавшийся и только что разбуженный паникующими людьми Леос приземлился на траву и принялся выворачивать свои карманы. — Нанесу клей на рану, а затем не стойте столбом, и несите его ко мне! — громко приказал он, не поднимая головы. Ответом ему были быстрые кивки. Сонные жители отошли подальше, освобождая место и не желая злить фермерского врача. Все слегка успокоились. Раненые мужчины были в надёжных руках. Я отстранилась от Палацкого, глядя, как он закрывает глаза и теперь невероятно тяжело дышит. — Что произошло? — потребовал Леос объяснений, размазывая липкую зелёную смесь собственного изготовления на рану Яна. — Кто это вас так отделал? Расквасил тебе пол-лица? — По дороге в Чески-Крумлов… Армия Ярослава, будь трижды прокляты его солдаты. И я всё ещё восхитительно выгляжу, не обижай меня. — Как они вас поймали? — Скакали всю ночь без остановки. Хвост сразу заметили, а избавиться смогли только ближе к рассвету. Нападающих было много. Пули закончились. Пришлось идти врукопашную. Осмотри Радоса. У него рана на левой ключице. Глубокая. И Жан… У него вывих на лодыжке. Собеслав сознание недавно потерял, огрели по затылку. А у Каджина чуть голова не разлетелась. Обрати внимание на его правое ухо. Он может перестать хорошо слышать. Меня пока оставь. Я в полном порядке. Только волнуюсь, как бы Бора меня в своём саду не закопала. Я мантию порвал. Зашить не удастся, обрывок ткани ещё по дороге сюда улетел. Леос проигнорировал его последние слова, зубами отрывая бинты и умело перевязывая глубокие раны. — Дальше что? — Еле до фермы доехали. Кони сами привезли. У дома Боры и скинули на землю. Петух начал голосить, вот люди и сбежались. Видишь Мятежную? Причёска у неё восхитительная. Я умею устраивать доброе утро. Ты так за меня волновалась, милая? Я лишь хмыкнула, скрывая за усмешкой беспокойство. Леос махнул рукой, а затем приступил к осмотру остальных. Двое здоровых мужчин подхватили Яна на руки. Тот закряхтел от боли, а затем обернулся ко мне. — Что с Михалом, Мятежная? Поладили? Я кивнула, следуя за ними в хижину Леоса. — Он многое знает. Интересно, откуда? Палацкий зевнул. — Его сестру сжёг на костре сам Лукаш Свобода. Он принял её за ведьму из-за красоты. Знаешь ли, как прогнил этот мир… Смазливое личико стало одним из ведьминских признаков. Михала я нашёл в Градеце, он охотился на Свободу уже не первый месяц. В одиночку. — Как ты заставил его отказаться от мести? — удивлённо спросила я, чувствуя, как болезненно заныло у меня сердце. Ещё одна невинная жертва охотников. Проклятие. Ян засмеялся. — Отказаться? Не глупи, милая. Я лишь посвятил его в то, что есть рыба и покрупнее. От этой главной рыбы и зависит течение самой реки. Князь Ярослав всеми силами поддерживает позицию Свободы. Отдай он приказ — ведьмы стали бы частью народа, а не его врагом. Но еретики всё ещё существуют и прячутся между нами. Ярослав сам не ведает, что творит. Он пляшет под дудку и носит колпак с бубенцами, хотя в его руках неограниченная власть. Во благо он её не использует, а на женщин и бренди — пожалуйста. Я скрестила руки на груди. — Так значит, любая тропа ведёт именно к Ярославу? Палацкий тихо застонал, когда его уложили на кровать. А затем кивнул, выдыхая через рот. — Есть народная мудрость, слышала? Co je šeptem, to je s čertem. — «Что делается шёпотом, то делается с чёртом». — тут же процитировала я. Это была любимая мудрость Кветы. Он одобрительно кивнул. — Sedni si. — Что? — повела я бровью. — Сядь. Рядом. Когда я присела у самого края кровати, Ян заговорил: — Во избежание совершения плохих поступков, народ придумал собственные моральные принципы. Эта мудрость полезна так же, как и пальто для мертвеца. Я пожала плечами. — Мы планируем нападение на самого Князя. В сделках с чёртом не так уж мало и смысла. — Не стоит искать во всём смысл, милая. — Ян закрыл глаза. — Его отсутствие нам только на руку. Безрассудные часто выигрывают. — «Часто» это не «всегда». — натянуто улыбнулась я. Рыжий повторил свою любимую фразу: — Коэффициент не бывает сто процентов. — Почему именно мясник, Ян? — поспешила спросить я, увидев, что дрожь в его теле чуть ослабла. Ян приоткрыл один глаз. — Позлить тебя хотел, огненная ведьма. Удалось. Спалённое вишнёвое дерево явное тому доказательство. А затем потерял сознание.***
Ближе к полудню полил сильный дождь. Мы с Михалом уселись под покатым навесом, прямо на мокрой земле, застелив под себя покрывало. Брюнет решил воспользоваться редким в этих краях природным явлением. Он поднял голову к небу, сквозь трещины между щепками глядя на облака. Его волосы были мокрыми, дождевые капли стекали по лицу, капая с подбородка. Михал быстро переместил на меня свой прямой, как стрела, взгляд, и я смутилась, уличенная в том, что он увидел, как я смотрела на него. Мне пришлось заговорить первой: — Мне жаль. Твою сестру. Я искренне тебе сочувствую. Если это и задело его за больное место, то он никак себя не выдал. — Приступим. Я кивнула. Он без колебаний накрыл мои руки своими, и вновь ледяная дрожь пробежалась по моему телу, заставив вздрогнуть. Его пальцы, длинные, грубые, прошлись по моему запястью. Михал сжал мои ладони и опустил их на землю. Мокрый песок под нашими руками приятно холодил кожу. Я наклонилась, сосредоточившись на собственных ощущениях. — Высуши землю. — прошептал он в моё ухо, чтобы я расслышала его сквозь шум дождя. Я тут же призвала огонь. Жар плавно перетёк к моим ладоням. Песок зашипел под моими руками, болезненно обжигая кожу. Я напряглась, крепко стиснув зубы. В ушах жутко зазвенело, а тело начало гореть, но уже изнутри, словно меж рёбер развели костёр. Как бы оно не добралось до моего сердца, стучащего на последнем издыхании. — Это сложно… — Это возможно. — ответил он, сжимая мои пальцы. Лёд его рук теперь не гасил и не останавливал меня. — Не сдавайся. — Ты не чувствуешь мою боль! — надрывно вскричала я, изо всех сил взывая к огню. Теперь он вёл себя не как ребёнок, а как моя гибель. Кожа задымилась, но уже изнутри. Меня затрясло как в лихорадке. Я медленно сгорала. Внутренний пожар только усилился, пожирая всё вокруг, хватая мои кости, плоть, кровь, кожу. Создавая из меня всё, и в то же время ничего. Лоб Михала коснулся моего, и я почувствовала, как его ледяное дыхание пытается остудить мою пылающую кожу. В сознании расплывались обрывки разных воспоминаний. Как отец отъезжает из хозяйского дома, оставляя меня одну. Я смотрю ему вслед, сгорбленная, с поникшими плечами, умоляя, чтобы случилось то самое чудо, в которое мы все, будучи детьми, так свято верили. Как я держу в руках воробья и сама не замечаю, как ладони сжали его в огненную тюрьму. Маленькое, пернатое и обугленное тельце беспомощно падает на землю. Я сжимаю в руках перья, паленые, дымящиеся. А затем во двор выбегают другие дети, и огонь во мне испуганно гаснет. Я пытаюсь спасти воробья, но понимаю важную для себя истину: я способна только уничтожать. Как однажды утром замечаю, что в моих волосах появилась седина. Тонкая прядь из белоснежных волос. Она была подобна пожару: пожирала все прилегающие к ней участки. Я стою у зеркала, ржавыми садовыми ножницами состригая пряди, вытирая рукавом горячие слёзы и захлёбываясь в собственном испуге и жалости. Как сижу у костра, рядом с Михаелой, украдкой улыбаюсь пламени, которое таинственно зовёт меня. Как прячусь за конюшней, играю с огнём, наконец-то выпуская его на волю. Как горит Мирослава, и я пытаясь её спасти, но только выдаю себя этим, и теряю сознание от того, что на меня вылили ушат ледяной воды. Как однажды ночью просыпаюсь от того, что всё нутро горит. Я вскакиваю с постели, а простыни подо мной промокли от пота. Сорочка прилипла к телу, которое пылает. Не в силах выдержать этот жар, выбегаю во двор дома, падаю на колени и хватаю ладонями песок. Тот начинает шипеть, раскаляясь от моей кожи. Песок, который я сожгла. Песок, который стал пеплом. Из рук вырывается пламя, яркое, беснующееся, первобытно дикое. Оно восходит до самых небес, приобретая чудовищную форму. Языки пламени похожи на крылья: перья в ней состоят из тысячи искр. А затем я трясу ладонями, как если бы встряхивала руки от воды, и пламя угасает. Мне было шесть. Я обнаружила, что являюсь ведьмой. Что во мне много силы, способной на разрушение. Мне было десять. Я пыталась смириться. Я пыталась избавиться от неё. Дрожащими пальцами натягивала петлю на шею, решив, что повешение лучше, чем сожжение. И только толкнув ногой табуретку в тесном пространстве свинарника, я поняла, что всё это зря. Когда верёвка крепко затянулась вокруг моей шеи, лишая способности дышать, поняла, что жизнь стоит того, чтобы пытаться её прожить. И единственной безысходностью в тот момент было лишь то, что я уже в петле. То, что умру через несколько секунд. И то, как сильно хочу жить. А затем мои ладони легли на верёвку. Сквозь судороги и боль, огонь послушно метнулся к моим рукам. Потому что он жаждал жизни так же сильно, как и я. Я распласталась на полу, глубоко вдыхая воздух и глядя на потолок, не смея верить, что всё получилось. Сожжённая верёвка упала чуть поодаль. Вот какой была моя жизнь. Вот как жили ведьмы. Они страдали. Но это были другие времена. Лучшие времена. Когда папа казался мне великаном, когда самой большой проблемой был лишь батог Кветы, а лучшей наградой — трдельники, приготовленные Иванкой в Сочельник. И куда же меня всё это занесло? На свержение князя, чтобы помочь народу, почти целой стране? Народу, который ненавидит меня? Народу, который боится меня? Отчаяние возросло до неизмеримых размеров. Вся боль яростно выплеснулась наружу, и ничего не свете я не желала так сильно, как уничтожить всё вокруг. «Слишком много огня. Слишком много! Слишком…» Взор затуманился, а затем полоска ярко-красного света ослепила меня. Между нашими с Михалом пальцами, огонь упрямо вырывался на свободу. Брюнет только подался вперёд, усиливая хватку, держа меня так крепко, что я почувствовала себя в ледяной клетке. Он пытается остановить меня? Лёд пытается остановить пламя? Земля содрогнулась под нами. Раздался грохот, подобный грому в ненастный осенний вечер. Не раскололась ли земля? — Агнесса! — раздался вдалеке отчётливый истошный крик, и я поняла, что дождь уже прекратился. Ладони горели, а пламя всё вспыхивало. — Михал, чёрт возьми, прекращайте! Слышишь?! Михал что силы встряхнул меня за плечи. Его губы шевелились, но мои уши вновь заложило. Я крепко зажмурилась, огромным усилием воли отгоняя огонь в самые недра своего тела. Пламя обожгло мне вены, когда вновь упрямо спряталось внутри. Запах пепла коснулся моих ноздрей. Пот градом катился по моей шее и спине. Волосы намокли. Я рухнула наземь, не успев даже выставить перед собой руки. Михал поймал меня за талию, быстро прижав к своему ледяному телу. Его мантия была горячей, но участки голой кожи на шее на ощупь казались твёрдым снегом. Я обессиленно прижималась к нему, потому что он был тем, в ком моё тело сейчас так отчаянно нуждалось. Противовес. Холод. И облегчение. Я покачнулась, и почувствовала, как меня тут же схватили за локти. Передо мной возникло обеспокоенное лицо Леоса. Он был бледен как полотно. — Зачем?! Зачем ты это сделала, глупая?! — Что..? — прошептала я, почти умирая от усталости. Леос постучал кулаком по земле, и я заметила, что стук был таким, какой обычно слышится, когда человек стучится в дверь. Земля была сухой и твёрдой. Вся влага испарилась. Небо прояснилось. Позади Леоса стоял улыбающийся Ян, опирающийся на плечо Власты. Его лицо выражало искреннее восхищение и торжество. Он был безумен, если радовался моей необузданной силе, но это было так. — Что нам князь Ярослав… — ликующе пробормотал Палацкий, стуча каблуком сапога по земле и радуясь ответному стуку. — С тобой мы завоюем весь мир, Мятежная.***
Изнуряющие тренировки высасывали из меня весь костный мозг. Я вновь выставила перед собой ладони, атакуя Павола. Он пригнулся, прячась за щитом, и пламя объяло железо, раскаливая его до красноватого свечения. Парень с улыбкой скинул щит на землю, снимая с рук кожаные перчатки. Он наконец-то был доволен результатом, хотя до этого повторял одно и то же. Ещё раз. Мои рёбра ныли, силы медленно испарялись, но я стойко держалась на ногах, пытаясь закалить себя. Несколько раз меня швыряли в воздух, выдавливали воздух из лёгких, врезали кулаками по животу, но мой огонь всё же вызывал у нападающих лёгкое опасение. Хмурая Власта неожиданно подпрыгнула ко мне, нападая слева. Я отпрянула, едва увернувшись от острия меча. Серебро прочертило кривую дугу перед моим лицом, разрезав воздух. Девушка дала мне подножку, и как только я приземлилась на свой зад, она прижала меч к моему горлу, срезая верхний слой кожи. Я вскинула руки, и искры спешно вылетели из моих ладоней, опалив лицо девушки. Власта коротко вскрикнула, уронив меч, и прижав обе ладони к щекам. Наблюдающий за боем Леос торопливо подбежал к ней, вытаскивая из своего бездонного кармана кисет со смесью. Измельчённый в ступке и смешанный с мёдом корень ревеня. Он поспешил намазать им покрасневшее лицо Власты. Та поджимала губы, но было видно, как её обычная неприязнь перерастает в нечто большее. Обрести врага в её лице было не самым приятным событием в моей жизни. — Только не на лицо. Говорил же, — раздался знакомый издевательский голос. Ян наклонился надо мной. — Однако, когда мы столкнёмся с армией Ярослава, калечь их так, как только захочешь. Подпалишь им ресницы — только настроение мне поднимешь. — Ты находишь это потешным? — буркнула я, поднимаясь на ноги. Рыжий заулыбался, убирая спутанные пряди волос с моего лица. — Весьма. Я привык искать радости в подобных мелочах. Заметь, так живётся намного лучше. А смех, говорят, способствует бессмертию. — Давай держаться на дистанции, Палацкий. — я отстранилась от него, ужаснувшись тому, что его запах успел стать мне родным. Он ухмыльнулся. — Когда завтра перейдём в наступление, то эти слова покажутся тебе грустными. Я буду прикрывать твой тыл. Без меня ты обойдёшься, верю, но одолеть врагов в моей компании будет всё же приятнее. Я зашагала к озеру, и Ян тут же последовал за мной, заведя руки за спину и шагая с той вальяжностью, что дико меня злила. Для раненого и не до конца оклемавшегося человека он был раздражающе быстр и ловок. — Не думаю, что я уже готова к первому нападению. — А я думаю. Да и Леос со мной согласен. Практика только поможет тебе. Обычно, первый удар самый решающий. Твой дружок, волшебный огонёк будет рад лишить кого-то жизни. — А Михал? — я осуждающе уставилась на рыжего. — Михал считает, что ты не готова. Но я предпочитаю импровизировать. Как и в балладах. — Не всем удаётся блестяще устраивать всё экспромтом. Он взмахнул здоровой рукой. — Не причисляй себя к этим людям. У тебя получится. Я слегка прищурилась. — Это в тебе говорит вера? — Я не пророк, милая, — он тихонько присвистнул и склонился надо мной. — Но сегодня я им всё же побуду. Да. Это во мне говорит вера. Выступим на рассвете. Готовься. Трупов будет много. Удовольствия ещё больше. Надеюсь, мои рёбра заживут до завтра. Иначе смеяться будет чертовски больно. А я планирую хорошенько посмеяться. Понятие «зажечь на славу» обретает новый смысл.