Кармические цепи и мечты увидеть птиц

      Раньше он был ничем. Вскользь кинутым шепотом, естественным шелестом листвы, последним лучом солнца, легким дуновением ветра. Он — рожденный Ветром. Анемо Архонт. Барбатос. Венти. Даже буря становится простым ветром после сильного шторма. — Тебе бы он понравился! Меня даже отчасти привлекает его хмурость. Конечно, иногда он ворчливый до безумия, но с этим легко свыкнуться, когда узнаешь его получше, — улыбка сожаления заиграла на лице, — порой мне кажется, что я не заслуживаю всех этих эмоций, — Венти ухмыльнулся, сводя брови, — с ним я забываю о всех своих горестях, пусть даже и временно, — твердая ладонь сжимала Сесилии, — хочу снова оказаться в твоих объятиях, как раньше. Ветер слушал. Не перебивал, не упрекал, а просто слушал, впитывая в себя каждую гласную, паузу, тяжелые вздохи. Барбатос сидел на каменных ладонях, свесив ноги вниз. Голова его была поднята и смотрел он, как обычно, в неизвестную пустоту. На сердце стало тяжело. — Мне тебя не хватает. Эти слова били эхом в уши. Надо было оставаться сильным для людей вокруг, для Мондштадта, для самого себя. Ежедневно, смотря в зеркало, он видел свое отражение, но не свое в то же время. «Я хотел, чтобы люди запомнили твой облик вовек и слагали о тебе в легендах» — Ох, хватит о грустном! Я сочинил новую композицию и имя ей «Легенда о Ветре»! Звучит слишком пафосно, да? Но мне такое нравится до мурашек, — посмеявшись под нос, промямлил Венти, доставая небольшую, памятную арфу, — я хочу, чтобы ты первый ее услышал. Цветы были отложены рядом. Выдохнув и прикрыв глаза, Архонт неторопливо перебирал струны, одну за другой. Негромко мыча, ноты складывались во что-то целостное. «Лилась река, горел огонь, земля стояла тверже стали. Искра из неба била в пол, снега деревья укрывали. И среди прочих ветер дул, птиц в небосклон толкая. Он разносил комфорт, уют, и письма по ветру пуская, кончался чужой путь. Ведь Ветер благосклонным был: любил свободу, прикрывал тыл. Он не сжигал и не топил, не замораживал, не бил. Просто хотел любимым быть. Поймали Ветер люди в клетку, закрыли на замок ее. Не слышно больше песен сверху, пыль забивалась в уголок. И Ветер ныл, стонал, толкал, но прутья будто перекрыли жизненный канал. И маленько вьющийся поток в какой-то момент устал стучать в потолок.» «Никогда прежде Ветер не испытывал злобы, но в момент когда стало мало свободы, обернулся он властной и сильной бурей, поквитаться с врагами, что стали угрюмей. Он спас свою жизнь и жизни других, тех теплый родных, коим письма летели, пусть даже они ждали их недели. И вырос Ветер. Возвысился он. Решил защищать близких и дом. Никто не посмеет обидеть порывы, ведь счастье свободы всех сердец едины.» — Да уж, кое-где я налажал с рифмой. Но я уверен, что мои фанаты поймут смысл! — потрепав затылок, на лице Венти появилась широкая улыбка, — я бы хотел посвятить ее тебе, но не знаю, слишком ли она хороша для тебя. Венти приподнялся, отряхивая свои шорты и поднимая букет Сесилий, отдавая их потокам ветров. — Пусть же твоя душа покоится и последующие годы, мой старый друг. Ветер податливо разнес по всему Мондштадту небольшое количество стебельков, щебечущих слова Барбатоса. Есть один день в году, когда песни льются из всех углов: в тавернах, на улицах, на площадях. Воспевали они славу о могучем и сильном Ветре, что стирал в порошок своих врагов и ценил свой народ. В каждом доме и закоулке виднелись белоснежные лепестки, обволакивая весь город в прекрасный аромат свободы. День, когда Мондштадт стал свободным. День, когда все забыли тиранию свыше. День, когда кто-то потерял самого близкого человека.