***
Ира и Гена переодевались. Если Гена делал это прекрасно быстро, то она нет. Ира заботилась о том, что идёт в одном и том же на работу, на что Кривицкий ей потакает, говорит, что всё нормально. Когда Ира посмотрела на телефон, то там было три пропущенных от Аленикова, датированные вчерашним днём и два сегодняшним. — Чёрт. Гена подошёл сзади и тоже глянул. — Он? — Он тоже чёрт. — Ира, забей, поехали на работу. — Не могу я забить, так делаешь только ты. Вдруг он на работу приедет? — Ну приедет и приедет, я буду рядом. Ира развернулась к нему лицом. Пара стояла у выхода. — И ты так и скажешь ему: «Привет, у нас тут роман, ты не мог бы уехать»? — Всё, закончили, — он открыл дверь, — пошли. Мне ещё на заправку заезжать. — А гляссе и круассаны? — с надеждой проговорила она. — Тем более, жизнь моя, нам надо торопиться. Ира медленно вышла и заулыбалась. Следующим кадром они сидели в машине, Гена уже заправил её и подъезжал к кофейне. Ира вспомнила о звонках Аленикова и решила позвонить ему, когда Гена пойдёт покупать завтрак. Знаете, влюблённости Кривицкого нет предела, он держал её за руку даже за рулём. На улице пошёл дождь, Ира, у которой одна рука занята Геннадием, поправила сиденье и спинку поудобнее. Ехали они без радио и молчали, но никого это не смущало, в атмосфере летала чистая симпатия, а не апатия. Машина остановилась и Гена ушёл в кофейню. Ну как ушёл… Без зонта побежал. А Павлова достала телефон и набрала Анатолия. Три гудка и он уже своим сонным голосом ответил: — Ты где? — Я на работе. Забыла тебе сказать, что у меня ночное. — Почему ты на звонки не отвечала? — Была массовая авария, мне было не до этого, — закатив глаза, тараторила без эмоций Ира. — Я думал ты придёшь вечером, и мы нормально поговорим. — Давай сегодня вечером? — Я тебя заберу в 19:00. — Я сама доберусь. — Он подвезёт? Тут немая тишина. Откуда он это узнал? Или может из них плохие агенты? Сердце в пятки ушло и она не знала, что сказать. — Откуда ты знаешь? — Я вроде не дурак. «Как раз он и есть» — подумала Ира. — В 19:00 буду дома. — Да, пожалуйста, сделай милость. Разговор окончен. Ире было не по себе от ситуации, ибо он узнал, что она ему изменила и особо не реагирует. Без понятия плохо это или нет, но было легче, что он не угрожал ей. Рано или поздно надо было гнать его из дома, все же знают — memento mori. Фантазия Павловой разыгралась и она начала действовать себе на нервы, она ставила себе вопросы о том, правильно ли она сделала. Стоило ли поддаваться соблазну Кривицкого? Без сомнений, это была прекрасная ночь и она чувствовала себя на седьмом небе, но совесть не спит. Вот в окно она увидела еврейское чудо, которое в дождь бежало с бумажными пакетами и двумя стаканами. Он приземлился в машину, хлопнув дверью, следом поставил все у лобового стекла. Ира повернулась к нему и с его волос вытряхивала воду, а потом с пальто. — Не погода, а сумасшествие. — Осень, Геночка, это осень. Тут он вспомнил знаменитую песню их молодости. — Тает стаей город во мгле, — он открыл пакет и жадно схватил шоколадный круассан, — осень, что я знал о тебе? Сколько будет рваться листва, осень вечно права. Такие песни он пел раньше у костра, в общаге, под окнами Ириного дома. Павлова уже изучает содержимое пакетов. — Куда так много? И правда, там были круассаны, берлинеры, пончики и пышки. — Ну, оставим на чай. Я просто, — пережевывал он круассан, — не знал, что взять. — Чего ж всю кофейню не скупил? Ира подала ему гляссе. — А мне ещё за квартиру взнос платить. — Что? — Егорова, ты думала, я вечно буду в отеле жить? Павлова достала из пакета пончик и смотрела на него, поедая сладость. — Я думала ты ко мне переедешь. Она это сказала так обыденно, будто это шло само собой в комплекте. Так сказать, шампунь два в одном. Пока она смотрела на ударяющиеся об лобовое стекло капли дождя, Гена замер. — У тебя пока там сожитель. — Его уже вечером не будет. Кривицкий не скрывая счастья, стукнул кулаком об руль и улыбнулся. — Только обещай, что будешь вести себя хорошо. Ира вытирала губы салфеткой и потом отпила гляссе. Кривицкий уже окончил с гляссе и пустой стаканчик убрал. — Я и мухи не обижу, ты же знаешь, — сказал он, просунув руку через её сиденье. — Знаю, поэтому и прошу. Заметив следы шоколада на его губах, Ира примкнула к ним, так что хирург, а теперь и будущий сожитель не понял этого. Она во время поцелуя, проводила языком по его губам, а следом покусывала, заметая следы. Павлова сразу определила, шоколад бельгийский молочный. Сейчас она не могла остановиться, что ей не свойственно. Партнёр очнулся и видимо под влиянием французского круассана, втянул её в глубокий французский поцелуй. Сегодня они удивляют друг друга. Языком мужчина коснулся её нёба, а она пропустила стон и руками оттащила его. С силой. — Пончик с клубникой? Хороший выбор, — слегка держа её за шею, сказал он. — Когда ты успел освоить технику французского поцелуя? Он завёл машину. — В Ираиле много француженок. Ира легонько ударила его по плечу. Гена звонко засмеялся. — Ловелас чёртов! — Ой, — он влюблённо вздохнул, — как же я тебя люблю. Павлова тем временем пыталась задремать на десять, пятнадцать минуток, но это слабо получалось. Кривицкий внимательно смотрел на дорогу, на неё. Второй объект он гладил по ноге, это её слегка убаюкивало.***
Два хирурга уже переодевались в ординаторской, и Гена, когда заметил, что его спина почему-то побаливает, а раны пульсируют, показал ей. — Егорова, это ты сделала? Нет, он не зол на неё, наоборот, если она скажет ему «да», то он будет ликовать. Значит в постели он всё ещё неплох. — Ну, я, а что? — сидя на диване и поедая ещё пышки, она окликнула, — Я что не могу любимого мужчину поцапать? — Ого, я уже не наглец. Он закрыл шкафчик и сел на диван рядом с ней. Вдруг Иру передёрнуло и она вспомнила, что должна напомнить: — Я сегодня в семь домой съезжу. Гена нахмурил брови. — Зачем? — Надо с Толиком поговорить. — Я с тобой. — Нет, там будет тет-а-тет разговор. — Знаю я ваш этот тет-а-тет… Кривицкий будто обиделся, а будто и хотел показаться обиженным. Он встал с дивана и пошёл к выходу. — Ну что ж ты будешь делать, — прошептала она и пошла за ним. Гена стоял у стойки и принимал указания от Тани. — Тут три пациента по вашей части, Геннадий Ильич. — Я понял, — перебирая листочки, ответил он молодой работнице. — Ой, а вот и вы, Ирина Алексеевна, для вас тоже работа есть. — Ещё бы не было. Пока Таня отвернулась за папками, Ира ущипнула его за руку. Тот, словно змея издал звук недовольства. — На обиженных воду возят, — прошептала она ему. Он щипнул её за бедро в ответ так, что Ира отошла от него и тёрла место сокрушительного удара. — А вот это больно, — прошептала Павлова. — Ночью поцелую и пройдёт, — ответил Гена ей. Тут Таня с радостным лицом поднесла папки Ирине Алексеевне. Она забрала их и пара покинула стойку, уходя к лифту. Таня на самом деле не глухая и слышала весь их любовный трепет. Радовалась она необычайно, наконец-то бывшая начальница и бывший бывший начальницы уволят их от ежедневных колкостей в адрес друг друга, однако больше всего она радовалась, так как знала, что подходят друг другу. Она тоже женщина, и поэтому замечала в каком расположении духа раньше пребывала Павлова, а сейчас даже вместе у одной стойки стоят с Кривицким. Танюша поспешила обрадовать этой новостью всех.***
По телевизору идут спокойной ночи малыши, за окном уже темно, а Ира культурно выпивает в одиночестве. Буквально пару минут назад ушёл Алеников. Они вроде как договорились остаться друзьями, но по его глазам не было видно, что он прямо согласен. Он забрал все свои шмотки и ретировался со скоростью света. Даже не буду вам приводить их реплики, так как это пустая трата времени. Сами посудите, что там интересного? Ира сегодня крайне весёлая и особо не спорила, лишь кивала на все его слова, о том какая она плохая. Вино оказалось чилийское, не знает откуда у неё оно, но вкус весьма приятный. Всё было просто шикарно, она подумала: «Вот бы ещё сюда этого…». Чёрт возьми, точно любит. Вы посмотрите на неё, ещё и думает о нём, наверняка ещё и позвонит ему сейчас. Так и случилось, она взяла телефон, но по всем законам жанра, словно в кино, он её опередил. Блондинка в халатике ответила. — Алло, это еврей? — Прошу заметить — еврей с русским паспортом. — Ты где? — Так вот жду, когда ваш, — он сделал акцент на следующем слове, — тет-а-тет закончится. — А мы всё, он благополучно съехал. — Съехал?! Как жаль! Ты передала ему моё соболезнование? Да, по Геннадию Ильичу давно МХАТ плакал. — Едь давай уже. Только купи что-то на ужин, а желательно заскочи в ресторан. — Я с тобой ни на какую квартиру не накоплю. — Жду тебя до девяти, потом иду спать. — Ладно, понял. Ира положила телефон на кофейный столик и улеглась, мечтательно ухватив руками подушку. Кривицкий тем временем напевая что-то под нос, собрался и улетел в ресторан. Гена трезво понимал, что надо использовать момент и делать всё, что взбредёт в голову. Пока у них такой лёгкий период, ещё не сожительство, то отказываться никогда не стоит. Если она заскучала и осмелилась набрать, то надо быстро ехать к ней, если пришла самая глупая идея в голову, то надо на неё соглашаться. Ведь именно из таких моментов состоит любовь да и жизнь в целом. Только так можно определить своего человека. Если пассия не отказывает в глупых идеях, то это точно твой спутник на всю жизнь. В ресторане он заказал стейки, салаты, овощи на гриле и вот с коробками уже бежал к её квартире. Он звонил в дверь непрерывно и вот перед ним она, его любимая блондинка с зелеными глазами. В других случаях он сказал бы — ведьма. — Доставка. — Проходи давай быстрее, а то я голодная, как стая волков. Он снял ботинки и прошёл на кухню, поставил коробки и поставил бокалы. — У меня уже есть, — она ткнула в свой недопитый. — Не буду спрашивать, пила одна или с ним. Тащи сюда. Она звонко поставила бокал на стол. Вино нескончаемо лилось по бокалам, еда всё уменьшалась, а настроение увеличивалось. После долгого перебора вилками и ножами они расселись на диване и о чём-то бурно разговаривали. Вот, когда настроение повышено и беседа очень интересна, то разговор очень громкий, как и сейчас. — Будто ты ни разу не думала обо мне, Егорова! — Ни разу, Кривицкий! Он поставил бокал. — Врёшь сама себе. — Нет, ну ты когда уехал, то конечно думала, а потом забыла года через три, — искусно врала она. — Да? Она сделала последний глоток вина. — Да. — Значит не горевала? — Значит да. — А когда с Алениковым была тоже не думала обо мне? Она запрокинула голову на диван и захихикала. — Думала. — Ну вот! — победно воскликнул он. — Это не считается, ты у меня перед глазами в больнице мелькал. — Ну наверняка же думала, что лучше бы я рядом был. — А ты заметил, что ты и так рядом был? Он пораскинул мозгами. — И правда. Ира уже была сонная и встала с дивана, направилась в спальню. — Я спать. — Нет, нет, нет. Он подскочил и за ней. Когда Павлова хотела включить свет, Гена перехватил её руку и потянул к себе. Горячее дыхание сразу обдалось по её шее, а она вдохнула его парфюм. Руками полупьяный мужчина бродил по её спине и целовал шею, нежно кусал, оставляя следы. Павлова же была только не против такого времяпровождения и укусила его за ухо в ответ. 1:1. Когда он отстал от её шеи, Ира толкнула своего сожителя на кровать и заняла место на его коленях, потом подняла его за воротник и вовлекла в поцелуй, который перерос во что-то более страстное. Гена расстёгивал пуговицы на рубашке, а она задыхаясь, сняла халат и была только в белье. Если бы челюстно-лицевой хирург об этом знал ещё, когда они ужинали, то несомненно потерял дар речи. Ведь вы все помните, как он сходил с ума от её обнажённого тела. Гена скинул рубашку в сторону и принялся, слегка трясущимися руками снимать с неё ненужное. Ира всё ещё продолжала губами покусывать его розовые со вкусом вина губы. Казалось, этому нет конца. Однако Павлова заметила, что уж больно долго он не может справится с её бельём. Она склонилась у его уха. — Ты давно женского тела не видел? Или тебе семнадцать лет? — Не шути так, — с сбившимся дыханием говорил он, — твоё тело слишком особенное. Я вижу его через каждые тридцать лет. — Ну надеюсь у тебя не в планах ждать ещё тридцать лет? — Совсем нет. Ира сама справилась со своим бельём и упала под него, чтобы он успел снять ремень. Но видимо позабыв он этом, Геннадий Ильич потянулся к её бедру, к месту, где оставил синяк и поцеловал, как и обещал, а потом оставил цепочку поцелуев до груди, которую жадно прижал к себе, целуя уже ключицы вновь. По традиции. Потом он перебрался к пряжке своего ремня, а Ира уже взяла инициативу на себя потянула его ближе к подушкам, уложила на подушки и прильнула к его шее. Ну надо же отыгрываться. Господи, как же он сходил с ума, казалось что сегодня ночью больше стонов издавать будет он, а не она. Одной рукой он зарылся в её волосах, а второй водил по бёдрам и ягодицам. В этой схватке победила Павлова, она оставила столько багровых пятен, будто Кривицкий и правда наткнулся на тысячи шкафов. После она сидела на его паховой области, так уж получилось, и он не мог двинуться с места. Оба пытались отдышаться. Увидев, что партнёр и не думал двигаться, она сама расстегнула его чёртов кожаный ремень. — Ничего не дождешься, всё сама… Кривицкий штаны стянул с себя уже сам и потом перевернул её на своё законное место. — Я сам, — пробурчал он, как ребёнок. Скинув с себя всё, Гена опять прижался к любимым губам, но ей видимо хотелось уже большего и она ногами обвила его торс, руками взялась за плечи. Хирург не глуп и нежно приподняв её тело, вошёл в неё, она издала стон. Стон облегчения. Опять она царапала его спину, так что Кривицкий был на грани боли и блаженства. Опять он прижимал её к себе. Опять они сходят с ума. Опять эта каменная леди позволила ему слишком многое. Опять она спит на его груди. Опять эта ночь вместе. Опять ей слишком хорошо с ним, будто это сон. Опять она хочет, чтобы это повторилось. Опять она даёт ему шанс.А кто сказал, что «опять» это плохо? Не слушайте таких…