***
Группа хирургов стояла на перроне. Вот настал тот день, когда они едут на этот горнолыжный курорт. У Павловой не было никакого желания находится рядом с её бывшим мужчиной и с другими коллегами, неясно из-за чего радующимся этой идее. Она стояла со своим чемоданчиком и смотрела куда угодно, но не на коллег. Кривицкий тем временем уже подошёл к коллегам. — Всё, все в сборе! — улыбаясь, крикнул Брагин. Он стоял с билетами в руках и читал фамилии, раздавая билеты. — Дубровская, Ханина, Куликов и я, — он ткнул друга в плечо. Сережа же рассматривал за спиной друга другие билеты. Тем временем Ира поглядывала на Кривицкого, который оделся, как подросток. Ну, вот как можно не одеть шапку и не застегнуть пальто? Точно дурак какой-то. Однако надо сказать пальтишко у него новое, может его Света купила ему. Хотя Ирина Алексеевна об этом, ехидно улыбаясь, думала, но её это мало волновало. Что там такого важного? Подумаешь, какой-то Гена с какой-то женщиной. Гена поздоровался со всеми и чёрными перчатками поправил шарф, который ему неудачно завязали. Света настолько о нём заботилась, что перетянула шарф, а дурацкую шапку он снял ещё в такси и выкинул все ненужные ему прибамбасы. Он повернул голову на девяносто градусов и заметил Егорову, которая, как молодая пионерка, готовая к труду, стояла в курточке, шапке, а волосы её непослушно лезли в глаза. Хирург осмелился подойти. — Хороший костюмчик. Гена встал рядом и смотрел на неё, а та так и не подавала признаков желания с ним общаться. — А ты в Анапу собрался или в Сочи? Он оглядел себя. — Мне не холодно. Ему очень хотелось, чтобы она посмотрела на него. Соскучился по её глазам. — Так, товарищи врачи, Хромов и Костик в отдельном, а там с ними кто-то ещё, будем надеятся, что ночные бабочки. Костя засмеялся, а Хромов улыбнулся в уголок губ. — Нет уж, спасибо — ответил врач, но художник в прошлом. Само собой наши старые друзья не слушали, а были заняты своими взаимоотношениями. Павлова ненавидела его, а Гена старался подстроится под неё. — Будешь на лыжах кататься? Он уже не знал, что спросить. — Постараюсь. — Я вот помню, как мы тогда в университете… Ира перебила его. — Кривицкий, если твоя основная цель была — испортить мой день, то ты это воплотил, можешь идти. — Злая ты, Ира. Она взяла чемодан и понесла к вагону. Тут и Брагин дошёл до последних двух билетов, кажись, у него брови на лоб полезли, а смех он еле сдерживал, смотря на места двух последних коллег. — Павлова и Кривицкий! Гена посмотрел на Брагина. Внутри он ликовал, однако знал, что будет непросто. — Вы ничего не перепутали, Брагин? Она выхватила билет и смотрела на место. А Куликов позади неё, улыбался и гнал всех коллег на посадку. Ира оглянулась и хотела обменяться местами, но никого не было. Она тяжело вздохнула и направилась к её месту. Гена выхватил её чемодан и тащил оба до предпоследнего купе. Как же Павлова надеялась, что сейчас упадёт метеорит и они никуда не поедут. Терпеть общество Геннадия Ильича, который не мог угомониться возвращать её, она не хотела. Вроде как… А Кривицкий насторожился, потому что знал, что нормально поговорить не удастся. Пройдя в купе, он запихал чемоданы и сел на нижнюю полку напротив Иры. Она достала одежду и книгу. Кривицкий положил на её место постельное и на своё. — Тебе помочь расстелить? — Нет, пока в состоянии сделать это сама. Гена качнул плечами и тоже достал книгу. Тут Ира вздохнула. — Геннадий Ильич, выйдите, пожалуйста. Она сидела в руках с одеждой и тогда Кривицкий, кивнул и вышел, закрыв купе. Там стояли и его коллеги мужского пола, видать, женщины распорядились одновременно. Все смотрели в окно, а Брагин и Куликов смотрели на Кривицкого. — Геннадий Ильич, если что, то заходите к нам, — указывая на горло, сказал Куликов. Конечно, он намекал на выпивку. — Вечером турнир по картам, выиграем у Лазарева дом, а потом у Ханиной машину. Хромов дополнил: — О такой тарантайке я с детства мечтал. Мужчины усмехнулись. — Зайду, коль будет время, — ответил Кривицкий. Лазарев подошёл к Олегу и Сереже и прошептал: — Ставлю на то, что помирятся сегодня. — Думаешь? — следя за белой скатертью дорог, произнёс Брагин. — Павлова ещё тот орешек, я ставлю на завтра, — протягивая руку для спора, подметил Серёжа. Брагин разбил рукопожатие коллег. Гена медленно потянул за ручку купе и вошёл. Ира уже сидела в пижамном костюме, а сверху джемпер. Волосы собрала в кулёк. Кривицкий тайно наблюдал за ней, давно он её такой домашней не видел, всё время бурчит на него в медицинском халате. Пока он переодевался, то думал о том, что теперь такой домашней её видит только Алеников. Чёрт возьми, это раздражало. Казалось, что только Гена достоин этого, однако сам же и виноват.***
Всё то время они сидели в напряженной обстановке. Ира читала, перебирая страницы, а Гена сидя за столом наблюдал зимние пейзжажи. — Что читаешь? — скрестив руки в замок, спросил он. — Пособие как заговорить, когда ты виноват. Съязвила она знатно, прочитав мысли попутчика и поставив точку в этом еще не начавшемся искуственном диалоге. Кривицкий от этого смотрел на неё, надеясь, что шутит. — Ну, и что там пишут? — Чтобы ты умолк. Он растерялся, но стрался этого не показывать. Кривицкий не знал, что она настолько не хочет с ним разговаривать. — У меня совсем шансов нет? Ира кивнула и окутала себя одеялом. — Я просто извиниться хотел. — Ну давай, посмотрим, на что ты способен. Она закрыла книгу и села мирно за стол напротив него. Гена вздохнул и думал с чего начать. С того, что он её любит? Или с того, что он виноват? Хотя, ему казалось, все эти варианты он уже испробовал. — Я дурак, понимаю, но я не знаю, что со мной тогда происходило. Ты же видела, меня словно подменили. Ира внимательно на него смотрела. — Когда этот период прошёл, то тебя уже не оказалось рядом. Я не хотел, чтобы так произошло между нами. Павловой стало его жалко, потому что он говорил это от сердца, ему больше нечего говорить, нечем оправдываться. Он продолжал объяснять, как она ему важна, однако с каждой секундой ему казалось, что ей это не интересно. Конечно, Егорова слушала его, но показывала всем видом, что ей как-то не особо интересно. Пока он распинался, у Иры высветился на телефоне номер и фамилия Аленикова. — Хочу, чтобы ты знала, я тебя всегда… Тут она приложила к его губам палец и ответила на звонок. Кривицкий опешил, понимая, что собеседница его особо и не слушала. — Да, Толя — ответила она ласково. — Ты уже в поезде? — спросил Алеников обыденно. — Да. — Ладно, я просто хотел спросить, куда ты корм для кота пихнула? — Ой, посмотри в нижних шкафах. На той стороне был шум, он гремел дверцами шкафчиков. — Нашёл. Ты надолго? — На три дня, — вздознув, произнесла она. Ира говорила ему об этом всю неделю, а он не запомнил. Гена же с её пальцем на своих губах смотрел на неё и, услышав имя Толика, прислушивался к разговору, но ему мешало, то как близко сейчас она к нему. — Хорошо. И… — он замялся, — извини, что вёл себя так. — Проехали. — Всё, пошёл Кота кормить. — Давай, пока. — Пока. Убрав телефон, она думала, что сегодня за день извинений. То тот, то этот. Павлова убрала свою руку от него и приняла удобное положение, подперев голову рукой. Они были не так уж и далеки друг от друга, однако чувства были разные. Ире нравилось смотреть на этого дурачка, который не мог воспринимать её так близко. А Кривицкий рассматривал её, но осторожно, потому что боялся, что она сделает ему замечание и вообще подумает, что он маньяк. На самом деле, если рассуждать, чем Егорова сейчас и занималась, то она слишком уж играется с ним. То есть Аленикову она простила, что он обзывал её извергом и все его обвинения, истерики и простила при этом по телефону, а вот Гену она не хотела прощать за то, что он просто переволновался в один момент. Какая-то несправедливость, однако Кривицкий не жаловался. Он всё еще не сводил с неё глаз, потому что очень соскучился. Она перевела на него взгляд и ждала, когда он продолжит говорить. Кстати, если бы кто-то вошёл, то узрел бы, как бывшая начальница и будущий начальник смотрят друг на друга, находясь в меньше чем полуметре. — Всё сказал? — Ира вытащила его из прострации. Гена смотрел теперь ей в глаза. — Нет. Она смотрела в его карие глаза и не верила, что они такие грустные. Раньше они напоминали карамель и это было забавно, потому что в темноте при лунном свете нельзя было различить, где его зрачок. Глаза постоянно мелькали, а морщины под глазами никогда не разглаживались. Сейчас же в них не было жизни, морщины уже не были такими явными. — Тогда договаривай, мне ещё почитать надо. — Ты простила меня? Она перестала скрывать эмоции и показала растерянноть, знала же, что простила, но если это признает, то даст себе слабину. И эта поездка станет чем-то особенным для них, коль признает, что просила, а если простит, то даст надежду. — Нет. Ира села обратно и взяла книгу в руки, а Гена смотрел на неё теперь и сам без эмоций. Ему было ясно, что это безысходность. Слушать она его не собиралась, поэтому Кривицкий лёг на бок и укрылся олеялом, смотрел в стену, пытаясь уснуть.***
Ира уже успела дочитать свою книгу и пообедать, и чай попить, было интересно когда он встенет. В первый раз она просто подумала, что он спит, хотя проживя с ним, знала, что челюстно-лицевой хирург похрапывает. Потом, когда время близилось к шести вечера, то Ира как-то подозрительно смотрела на него. Сейчас она смотрит на него, проверяя двигается ли вообще. Уже потемнело, это же зима. Лишь только, когда Ира принесла себе третью кружку чая, он сел за стол. На лице его не было улыбки, а глаза он тёр, кажись, не спал. Тогда как можно было несколько часов просто пялиться в стену? Черт его знает. Он что-то перебирал в сумке, а Ира хлебала чай и смотрела на него. Страшно, что он не начинал говорить. Ей в голову вдруг полезли всякие мысли, что вдруг ему плохо. Она старалась их отгонять, говоря, что ей это не интересно, но как-то не получалось. — Нормально себя чувствуешь? — отважилась спросить она. — Да — он поднял голову и качнул плечами. Потом Гена поставил сумку обратно и вернулся в то положение. Павлова поставила чай и недовольно вздохнула. Внутри заиграла совесть. — Если ты обиделся, то не думай, что это смягчит твою участь. Он молчал. — Думаешь, я на это поведусь? Когда молчание продолжилось ей стало уже страшно, что она с ним сделала. — Всё, вставай, давай, что ты там делаешь обычно? Выноси мне мозг. Ну, не вытерпев такое, Кривицкий сел за стол напротив и отвечал ей нервно. — Что ты прикопалась ко мне? Я не понимаю тебя, то я изворачиваюсь перед тобой и ты посылаешь меня, а как молчу, то всё… Я сразу же обиженный дурачок. Она наклонив голову, слушала его. — Закончил? — Да. Он выпил воды и смотрел в окно, рассматривая тёмные леса. Ира сегодня точно изменила мнение о нём. Чтобы прервать молчание она перебирала фантик в руках, смотрела на него и говорила: — Знаешь, когда Павлов ушёл от меня, то я была сильной, но дома сходила с ума. Рядом никого, а чувство одиночества проедало. Он уже смотрел на неё. — Я слышал, что он нашёл помоложе. — Да, правильно слышал. — В институте он таким и был, вообще не понимаю зачем ты за него пошла. Ира усмехнулась. — А что мне было делать? — Ладно… Он виновато почесал затылок. — Поэтому ты тоже та ещё скотина, не только я такая плохая. Наконец-то он улыбнулся в уголок губ. — Я и не говорил, что ты плохая. — Да, ты просто молчал. — А это плохо? Я просто чутка расстроился и всё, — врал он. Ира улыбнулась. — Ага, ты дома тоже четыре часа в стену смотришь? Он теперь смотрел на неё, замечая как тусклый свет падает на её волосы, но это не мешало ему любоваться её профилем. — Егорова, а ты что, — он расставил локти, — волнуешься за меня? — Я? — она поправила свои волосы, — Нет. Всё. Точно волнуется. Его настроение поднялось, а план сработал. — Оправдывайся… Он улыбаясь, следил за ней. А в её душе настало умиротворение, потому что теперь можно с ним нормально поговорить, а не огрызаться. — Нет, Кривицкий, я не волнуюсь за тебя, ты мальчик уже большой. — Угу, поэтому кардиограмму мою смотришь. — Ну кто-то же должен это делать. — А ты что вообще меня тут допрашиваешь? — она стукнула его книжкой по лбу, — Я давно свободна от твоих вопросов. — Но тогда зачем отвечаешь? Он медленно и незаметно для неё приближался к её личику. — Иди ты к чёрту, Кривицкий. В этот момент он оказался у её лица и двумя руками стал придерживать его. Ира же не могла сопротивляться и прикрыла глаза. Он напоследок сказал: — Какая же ты красивая, когда злишься. Сквозь улыбку он целовал её, позабыв о своей женщине, да и она позабыла о своём суженном. Было не до этого. Ей хотелось быть с ним, неясно как это произошло за считанные секунды, но сейчас не хотелось отрываться. Касаясь её губ, Гена был счастлив, понимая, что это начало чего-то нового, а тем более ещё три дня впереди. Павлова взяла инициативу и ухватилась за его шею и тянула его к себе. От его касаний языком она краснела, вгоняла себя в краску. Лишь на пару секунд отстранившись он пересел на её место и склонился над ней. — Опять на одни и те же грабли… — прошептала она, расстёгивая пуговицы его пижамы. Он водил большим пальцем по её щеке, а второй рукой опирался. — Я люблю тебя и ты меня, это далеко не грабли. Эти слова звучали, как базьзам для души. Тепло от этих слов прошло по её телу. Не желая ждать, она потянула его за воротник к себе и втянула вновь в поцелуй. Кривицкий не терял времени и медленно стягивал с неё нижнюю часть одежды, на его движения она реагировала и помогала ему, приподнимаясь. В ожидании того, чего она ждала уже несколько месяцев, Ира держалась за его волосы и спину. Сняв с себя всё ненужное, он оставил на партнёрше верхнюю часть одежды, боясь, что та замёрзнет. Он устроился поудобнее и целовал её шею, пока Павлова крепко обвила его шею. Сейчас она вспомнила вкус этих задыхающихся, бесплодных поцелуев и как стучало старое сердце Кривицкого. Она заметила, как новое непрестанно билось и не давало поблажек. Любуясь своей партнёршей, он медленно следил за тем как её выражение лица меняется. Издав несколько толчков в её сторону, он уже не мог следить. Разум затуманило, так что он как никогда не делал, сходил с ума по ней. Своими холодными ладонями он проводил под её пижамой. Ира двумя руками держалась за его спину и в темноте искала его губы. Издав стон удовольствия, трое парней в соседнем купе переглянулись и Лазарев победно сжал руку. Её щёки пуще разгорелись, пухлая нижняя губа блестела, его распад был близок. Распадаясь словно на маленькие частицы он держал её на руках и глубоко дышал. Ира целовала его лицо и водила по груди. Лишь по этому мужскому телу она скучала, по этой ласке и любви. Всю ночь она спала только на его груди, переодически заводя его поцелуями, но их разговор о том, что Ира не плохая продолжался. Кривицкий корил себя за то, что так сильно её любит, что даже не смог отпустить в хорошие руки к хорошему мужчине. Павлова по-хозяйски водила по его груди пальцем и знала, что отныне это только её Кривицкий. Делить его она не собирается.