Доверься мне

Наступило утро. Чуя проснулся и некоторое время не понимал, где находиться. Только чуть позже до него дошло, что он сейчас в квартире Дазая. Поднявшись с кровати через несколько минут, Накахара решил сначала найти шатена. Но его не было на диване. Тогда Чуя достал телефон, собираясь позвонить ему или написать. Но он заметил сообщение от одного неизвестного контакта, чей номер был скрыт. Это был тот же человек, что писал ему, когда Чуя был в школьном автобусе. Н: С добрым утречком! Как спалось в чужой квартире? Накахара сразу же напрягся, увидев такое сообщение. Лоб покрылся испариной, а по спине пробежал холодок. Этот человек знал, что он не у себя дома, а также возможно он знал и то, в чьей именно квартире сейчас находился Чуя. Ч: Что за хрень? Н: Дазай ведь отошел? Ч: Кто ты такой и откуда всё это знаешь??? Сердце билось слишком быстро, ведь если этот человек знает даже то, что Дазая сейчас нет рядом, то дела действительно плохи. Н: Ты сказал, что он хороший. Но так ли это на самом деле? Ч: Что ты имеешь в виду? Н: Вчера ты сказал, что он хороший, но уверен ли ты в этом? Дазай ведь явно та ещё заноза. И с чего ты взял, что ему можно верить? Ч: Он мой друг, поэтому и верю. И почему я должен считать его плохим? Н: Ты ведь сейчас у него дома, да? И наверняка он благородно уступил тебе свою спальню. Так соизволь открыть тумбочку рядом с кроватью. Чуя не верил. Он хотел выбросить телефон в окно и больше никогда не вспоминать эту переписку. Но что-то внутри всё же заставило его открыть эту злосчастную тумбочку. И открыв деревянную дверцу, Накахара заметил множество баночек, с различными цветными этикетками. Накахара множество раз видел, как Дазай пьет подобные таблетки. А иногда он был без причины слишком нервным или обеспокоенным чем-то, а после их приема сразу же успокаивался, извиняясь за свое поведение. Чуя давно привык, не считая подобное пугающим. Однажды он спросил у Дазая, всё ли с ним хорошо, и раз сам шатен подтвердил, то Чуя не стал больше влезать в эту тему. Но сейчас Чуя рассматривал каждую баночку, всматриваясь на этикетки, читая что это, откуда и зачем. А рядом со всем этим лежал рецепт для этих самых таблеток. Н: Это антидепрессанты. Он не сможет и дня прожить без них. Потому что этот парень псих, теперь достаточно убедился? Ч: Даже если так, то я всё равно буду верить ему. Плевать я хотел на эти таблетки. Он никогда не вел себя, как псих, так почему я должен поверить тебе, а не ему? Н: Ты мне не веришь… Что ж, тогда загляни глубже. Посмотрим, что будет дальше. Чуя не собирался этого делать. Он закрыл дверцу и не стал больше трогать чужие вещи. Он не станет верить этому незнакомцу, не поддастся его манипуляциям. Накахара может и не знал личности этого человека и также не знал, насколько безопасно ему теперь находиться здесь, но в одном он был твердо убежден — он верит Дазаю. Ч: пошел ты! Послышался звук открывающейся двери, на пороге стоял шатен с двумя белыми пакетами. Он выглядел немного измотанным, будто не спал ночью. Но всё же улыбался.  — Доброе утро, Чуя! — воскликнул парень, проходя на кухню, — я решил купить продуктов, чтобы не отравить тебя тем, что у меня было. Тебе явно повезло, ведь на этой неделе мне пришла зарплата.  — Доброе утро, — сказал Накахара, подходя ближе. Он не знал, стоит ли рассказать Осаму про неизвестного, что написал ему. И всё же утаивание подобного могло привести к плохим последствиям, так что Чуя уже приготовился показать переписку, как ему пришло сообщение. Н: Не смей. Чуя нервно сглотнул. Дазай, обернувшись и заметив такую картину, пытался догадаться в чем дело. Но всё же ничего не спросил, отвернувшись через минуту обратно к столешнице. Он стал готовить завтрак, что делал прежде крайне редко.  — Всё в порядке? — спросил он, доставая из пакета упаковку яиц, — ты выглядишь… растерянным.  — Всё нормально, — ответил Чуя, пытаясь прибавить словам больше уверенности, — наверное, не выспался и всё. Дазай недоверчиво глянул в его сторону, но всё же ничего так и не сказал, при этом смотря на нагревающуюся сковородку. Меньше всего он сейчас хотел спалить квартиру, а мысли о готовке отвлекли его от того, что Накахара вел себя странно.       Чуя смотрел на него, едва сдерживая смех. Осаму, почувствовав это, повернул голову в сторону Накахары, стараясь осуждающе глянуть на него, чтобы перестал, но вместо этого он расплылся в доброй улыбке. И всё же, наблюдая за неловкими действиями Дазая и его попытками приготовить глупую яичницу, Чуя не смог не прыснуть со смеху. А дальше и Дазай рассмеялся, поглядывая в сторону плиты.  — Ты хоть раз готовил себе? — спросил Накахара, сквозь заливистый смех.  — Нет, а ты?  — Тоже нет. Они оба снова закатились смехом, едва не согнувшись пополам. И всё же, подняв свой взгляд обратно на сковородку, Дазай как-то неловко кашлянул в кулак. Затем он потянул руку к баночке с солью, добавив немного на этот недо-завтрак.  — И всё же стоило на те же деньги купить что-то готовое, — чуть разочарованно вздохнул шатен, убирая с лица пару непослушных прядок, — не стоило пытаться удивлять тебя… эээ… яичницей? Черт, я ведь даже не знаю, можно ли это есть. Чуя рассмеялся, и положив ему на плечо руку заявил, что съест любую его стряпню, насколько бы гадкой она не была. Дазай улыбнулся, отводя взгляд от странно пахнущего завтрака. Через некоторое время яичница была на двух тарелках, Осаму принес две кружки чая, и он с Чуей сели за старый потертый стол. Первый, кто решился опробовать небезопасное для здоровья блюдо был Чуя. Отправив в рот один кусочек, он немного поморщился, но потом мягко улыбнулся.  — Ты пересолил, — сказал он, — но всё равно не настолько плохо, как ты думаешь.  — Я ведь не умру? — с недоверием посмотрел Осаму, спрашивая такое, несмотря на то что сам и не прочь был умереть.  — Если и умрешь, то я ведь тоже, — заметил Чуя.  — Двойное самоубийство? Не думал, что ты романтик, Чуя, — пошутил Дазай, вглядываясь в чужие, до боли прекрасные, голубые глаза. На его шутку Накахара смутился, отводя взгляд и притупляя его на стене. А Дазай, тихо усмехнувшись, всё же попробовал свою стряпню. Вкус был странным, парень в последнее время редко пропускал приемы пищи, а поэтому постепенно вечный вкус резины в еде пропадал. И сейчас он ощущал что-то странное, очень странное. Слишком соленое, но тем не менее не отвратительное. И в принципе, есть это можно было. Закончив с едой, они собрались одеваться в школу. Чуя, в отличии от друга, пропускать был не намерен. Когда как Дазай обратно свалился на диван, желая натянуть на себя одеяло с головой и поспать ещё пару часиков, а лучше суток.  — Эй, вставай, — сказал Чуя, пытаясь поднять шатена на ноги. Будто он был маленьким ребенком, а Накахара, как родитель, будил его в школу. Хотя в целом так оно и выглядело.  — Чуя, а давай не пойдем? — взмолился парень, всё ещё прячась под одеялом, — меня там не любят, я там никого не люблю. Зачем мне туда?  — Ацуши и Акутагава скоро пойдут в полицию от нервов и потому, что кто-то без слов пропадает и не появляется, — закатил глаза Чуя, представляя взволнованные лица этих двоих, — хоть бы писал им иногда, что с тобой всё в порядке.  — Они ведь не дети малые, — оправдывался Дазай, — пусть живут своей жизнью, тем более они вдвоем, им не скучно будет.  — Дазай! — уже не выдерживал Чуя. Он отошел от дивана подальше, надевая на белую рубашку синий свитер. Осаму всё же поднялся с дивана, взглядом ища свою одежду, разбросанную по полу. Подняв с пола свитер, мятую рубашку и джинсы, Дазай быстро переоделся, удалившись в ванную комнату. Накинув форму, парень посмотрел в зеркало. Отражение было отвратительным, вернее казалось таковым для него. Он осмотрел свое лицо, на котором красовались разбитая губа, синеватые мешки под глазами, смотревшие с долей усталости. «Ненавижу всё это, — думал он, рассматривая когда-то давно отброшенное лезвие, что валялось на полу, около раковины, — возможно стоило закончить это уже давно». Он не собирался поднимать его и резать себя, как делал когда-то. Сейчас он старался избавиться от этого. И всё же взгляд не отводился от злосчастного куска металла. Дазай попытался сдержать порыв рвануть и поднять лезвие, навредив своему запястью. Но вместо этого он снял бинты. Легким движением заставил белоснежную ткань спасть с его рук. Парень вновь поднял взгляд на чистое зеркало. Он осматривал руки, что были в ужасных шрамах.  — Мать твою, Дазай, — сказал он сам себе, — как же это отвратительно. Всё отвратительно. Говорил шатен негромко. Он не желал, чтобы его услышал Чуя и пришел узнать, что происходит. Нагружать этого парня не хотелось, ведь за время их знакомства на него и так много свалилось из-за Осаму, а теперь ещё и об этом рассказывать… Мысли крутились, беспорядочно вертелись в голове, заставляя пытаться разобраться с этим беспорядочным потоком. И всё же Дазай улавливал суть того, что его мозг собирался выдать. Побег. Сбежать отовсюду. Исчезнуть из проклятой Йокогамы, оставив в дали всё и вся. Оставить долги, оставить проклятую школу, проклятые воспоминания с детства. Просто сбежать, как последний трус. В другой город, страну, да хоть в мир иной, лишь бы подальше отсюда! Здесь его держали лишь друзья. Ода, Анго и Чуя. Ацуши и Акутагава тоже были немаловажны. Но только они заставляли парня просыпаться по утрам, жить, работать. Дазай жил ради них, пытаясь защитить и стараясь не разочаровать. Если он умрет…  — Ты сильный парень, Дазай, — сказал Одасаку однажды. Тогда он и Осаму сидели вдвоем у него в квартире. Они пили дешевый виски, Сакуноске не хотел, чтобы шатен пил, но остановить его он тогда не мог. Они вдвоем были достаточно пьяны на тот момент. Головы не мыслили рационально. Дазай даже пустил одинокую слезу от чего-то, облокотившись на плечо друга. Тот накрыл его пледом, говоря, что здесь холодно.  — И всё же кровь красива, — сказал Осаму, стараясь сохранить остатки рассудка, — столь красива, что ради нее я готов умереть. Лишь бы увидеть этот алый оттенок, прежде чем покину этот мир.  — Закаты тоже бывают алыми, — возразил Сакуноске, — почему бы нам не восхищаться ими, вместо крови? Дазай тихо усмехнулся. Действительно… он ведь не задумывался об этом. Но и не хотел особо. Слова Оды были правдивы и от этого достаточно смешными. Осаму смеялся, находясь в пьяном бреду. Он ведь врал самому себе и рассудок потерял уже давным-давно… И сейчас, стоя в ванной, Дазай вспоминал этот момент. Он улыбался, хотя ему хотелось рыдать, кричать и проклинать всё, что он видел. Принимать таблетки нужно было по расписанию, иначе всё приводило именно к такой внутренней борьбе с самим собой. Сейчас нужные препараты лежали в заднем кармане джинс, но руки не двигались, не тянулись к ним. Хотелось остаться в этой комнате навечно, пока он не решит наконец покончить со всем, подняв это чертово лезвие. Но пока что Дазай лишь глядел на свое отражение, пытаясь устаканить все свои мысли. И всё же этот бешеный поток мыслей надоел. Поэтому дрожащей рукой Дазай достал одну таблетку, запив водой из-под крана. Она должна была скоро подействовать.  — Дазай, всё в порядке? — раздался голос за дверью, — не утонул там? Ответа не последовало. Дазай просто не мог ответить, рот открывался, но ни одного звука не издалось. В горле застрял мешающий ком. И Осаму мог лишь стоять молча, слыша, как за дверью Накахара сильно дергает за дверную ручку. «Она ведь сломается, — мысленно заметил Дазай, — может стоило бы ответить ему, чтобы не переживал» Но он продолжил сверлить отражение взглядом. Тусклым и, можно сказать, мертвым взглядом, хотя на лице застыла глупая улыбка, которую Дазай ненавидел. Ненавидел, потому что она стала ежедневной, ненавидел, потому что её любили его отец и мать. «Улыбайся чаще, — однажды сказал выпивший отец, после чего ударил сына в солнечное сплетение. Сильно. Дазай отлетел к стенке, начав задыхаться, под смех отца и его товарищей, — у тебя прекрасная улыбка для того, кто проведет жизнь, как отброс» «А я отброс? — спросил нынешний Дазай у самого себя, — достоин ли я этой жизни? Достоин ли улыбаться? Вряд ли, но я хотя бы не такой, как отец»  — Дазай, прошу ответь! — настойчиво крикнул Накахара, стуча по двери с силой, — если я выломаю эту дверь, то прости, я позже принесу деньги за ремонт! Осаму усмехнулся. Даже в такой ситуации Чуя остается таким же… Чуей. И стуки по двери усилились многократно. Стали громче, настойчивее. Накахара что-то неразборчиво кричал. Неразборчиво для Дазая, он уже и себя не слышал. Но всё же собравшись с силами он смог заставить себя крикнуть в ответ.  — Всё хорошо! — сказал он, достаточно громко, что Чуя перестал стучать.  — Мог бы и сразу ответить, — фыркнул парень за дверью.  — Прости-прости, — усмехнувшись ответил Дазай, после чего услышал чьё-то недовольное бормотание. Дазай отвел взгляд от двери, продолжив вспоминать, что было в ту ночь, когда его отец сказал о его «прекрасной улыбке». «Ты не отброс, не отброс, — бормотал тихий и напуганный голос матери, пока она сама перебирала дрожащими руками его волосы, — Осаму, мальчик мой, ты замечательный»       В тот момент его мать выглядела не лучше него, под глазом новый синяк, что был ярче предыдущих, а из губ медленно текла кровь. Но она тоже улыбалась. Тогда Дазай понял, что улыбки, окружающие его, всего лишь фальшивки, всего лишь маска, чтобы отвлечь и защитить его — маленького ребеночка.       Женщина, у которой он тогда сидел на коленях, хоть и пыталась успокоить его, но всё же её слова были больше для неё самой. Она убеждала себя, что родила и воспитала нормального ребенка, что он не может быть отбросом, раз принадлежал ей и её мужу.       — Эй, опоздаем ведь! Что ты забыл в этой ванне?! — вновь раздался приглушенный голос Чуи, — скажи, что не пытаешься прямо сейчас покончить с собой и я отстану. Дазай не ответил. Натянув новый слой бинтов, он откинул детское воспоминание и подошел к двери. Старой и хлипкой двери. Покрутив ручку, она открылась. Накахара уже отошел чуть дальше, стоял и смотрел в сторону Дазая с закинутым на плечо рюкзаком.       Осаму улыбнулся, не от того, что надо было, а от того, что лишь от одного вида Чуи хотелось это сделать.       — Если ты вдруг забыл, то я никогда не прихожу в школу вовремя, — сказал шатен, потирая затылок.  — Да, пожалуй, я забыл, что ты безответственный идиот, — закатил глаза Накахара, но при этом говоря без злобы. Он немного задумался, поднимая с пола второй рюкзак и кидая его в сторону Дазая, — бери свои шмотки и пошли уже. Они вместе дошли до школы. На улице уже было достаточно прохладно, всё сентябрьское тепло уже пропало. По пути они встретили вместе идущих Рюноске и Ацуши. Последний что-то эмоционально рассказывал, когда как Акутагава внимательно слушал, кивая головой и редко комментируя. Накаджима, заметив два знакомых лица, помахал рукой. Рюноске же просто поднял голову и приветственно кивнул. Конечно, они оба с Ацуши были удивлены увидеть Дазая, что в последнее время вновь стал пропадать.  — Доброе утро, — сказал шатен, — как поживаете?  — Дазай, я волновался! — воскликнул Ацуши, заключая Осаму в своих объятиях. Рюноске стоял рядом, но при этом молчал. Он не знал, как к нему относиться Дазай, что скажет или как поступит, если Акутагава вновь станет ему докучать. Поэтому брюнет без слов наблюдал за тем, как Ацуши что-то быстро рассказывает, при этом иногда вставляя фразы по типу «Прошу тебя, пиши нам чаще». Дазай вовсе не выглядел виноватым за то, что заставил их волноваться, но в тоже время он и не был не согласен с выраженным недовольством Накаджимы на этот счет.  — Аку, рад тебя видеть, — сказал шатен, поворачивая голову к немного опешившему Рюноске, — давно не общались, — парень поддался вперед, приобняв Акутагаву. Тот удивленно раскрыл глаза, не издав ни звука.  — Я тоже… рад тебя видеть, — чуть запнувшись, сказал он. Дазай мило улыбнулся, вернувшись к Чуе, что тем временем перекидывался парой фраз с Ацуши. И они вчетвером пошли в сторону школы, где их в кабинете уже ждал не очень довольным Куникида. Учитель посмотрел в сторону Осаму, что пропустил уже два учебных дня, но так ничего и не сказал. Шатен кивнул ему и занял свое место. Чуя стал слушать урок, который ему был вовсе не интересен. «Алгебра такая скучная, — думал он, иногда посматривая в сторону Дазая, — он ведь даже не делает вид, что слушает. Впрочем, как всегда, — тихо усмехнулся Накахара, — интересно, почему Куникида ничего не сказал ему? Остальных всегда ругает, он же вроде как завучем стал». Взгляд заскучавшего подростка упал на сидящих на задних рядах друзей. Акутагава сидел, подперев одной рукой подбородок, в то время как Ацуши, положив на плечо соседа руку, вновь что-то говорил. Они оба улыбались и иногда тихо смеялись с глупых историй Накаджимы. Чуя заметил, что очень редко видел улыбающегося Рюноске. Рюноске всегда ходит с угрюмым выражением лица, даже его сестра Гин говорила, что улыбается он, наверное, только на чьих-то похоронах. Конечно, это были такие шутки девушки, но всё же некоторые, такие как Тачихара, были уверены, что даже в этих шутках есть доля правды. Но сейчас этот выстроившийся образ Акутагавы был полностью разрушен, словно каким-то бедствием. И имя этому бедствию — Ацуши Накаджима. Беловолосый паренек, и если так подумать, то он действительно мог заставить улыбнуться одним только своим присутствием. Всё время говорил, смеялся. От него всегда чувствовалась теплота и искренность, что прямо сейчас граничили с мраком и холодностью Акутагавы. И именно они и помогли разглядеть в Рюноске такую же теплоту в его глазах, в которых обычно застывал ледяной взгляд. Акутагава в принципе создавал ощущение, что скажи ему одно неверное слово и он свернет тебе шею и глазом не моргнув. Но прямо сейчас он смеялся, а в глазах блестел блеск счастья. «Надо же, — подумал Чуя, — никогда бы не подумал, что рядом с Ацуши он так меняется». А потом взгляд парня вернулся к Дазаю. Тот спокойно читал очередную книгу, иногда поднимая глаза на доску. Его взлохмаченные волосы, что блестели на солнце, обрели золотистый оттенок. А карие глаза лениво бегали по строкам книжного произведения. «Он ведь неплохо выглядит, — подумал Чуя, но сразу же попытался откинуть эту мысль. Раньше ему внушали, что, если тебя привлекает кто-то твоего пола значит ты психически не здоров. Со временем от такого мышления Чую пыталась избавить Коё, но окружение младшего брата, в частности Ширасэ, приводило только к обратному эффекту. Сейчас же Чуя всё продолжал неотрывно смотреть на Дазая, что даже не поворачивался в его сторону. И сейчас этот шатен действительно выглядел привлекательно. Не зря он пользуется популярностью у большинства девушек в школе, а с тех пор, как он стал пропадать, это лишь добавило в его образ загадочности и многих стало ещё больше тянуть к нему. Но Дазай лишь делал вид, что ему интересна компания одноклассниц или девушек с параллели. Сам он предпочитал компанию Чуи, Ацуши и Акутагавы. «Может ли быть так, что он… — Чуя осёкся, не стал развивать эту мысль дальше, — и правда, о чем я думаю?» Дазай повернулся к нему, посмотрел скучающе и слабо улыбнулся. Чуя, подумав, что он заметил, как он смотрел на него, смутился. Чуть покраснев, Накахара спешно отвернулся. Шатен вновь обратил внимание на открытую перед ним книгу. Строки разбегались перед глазами и из-за несобранности читать было невозможно. Но он всё смотрел на белые листы, с плывущими буквами. Возможно, это было из-за недосыпа. Этой ночью пришлось вновь уйти на ненавистную работу, при этом не разбудив Чую. А вернулся Дазай лишь под утро, уставший и сонный. Едва он сомкнул глаза и настала пора вставать, телефон с поставленным будильником неприятно об этом напомнил. И всё же спустя какое-то время Осаму удалось увлечься в сюжет произведения. Он перестал обращать внимание на Чую, что так открыто подсматривал за ним, и перестал поднимать глаза на объясняющего тему Куникиду. После уроков ему придется отчитаться перед директором за прогулы, а позже запросить у него несколько отгулов на следующую неделю. Он знал, что директор Фукудзава сначала разочарованно вздохнет, прикроет лоб рукой, а затем недовольно объяснит, что нужно учиться и уроки это самое важное. Но всё же следом он посмотрит на Дазая с пониманием и даст эти отгулы. Телефон, лежащий на парте, завибрировал, оповестив о новом сообщении. Дазай удивленно посмотрел на экран. Куникида: Хоть на одном уроке сделай вид, что слушаешь. Осаму ухмыльнулся, подняв глаза на учителя, что дал ученикам задания, а сам прикрылся журналом посещаемости. Дазай: Но сейчас вы отвлекаете меня от урока, как же вам не стыдно?) К: Дазай, директор сказал, что Мори-сан уже предупредил его и ты можешь не приходить со своей просьбой сегодня. Д: Спасибо Дазай улыбнулся, пока учитель посмотрел на него серьезным взглядом. Но без укора, скорее с некой неуловимой теплотой в глазах. Но вскоре, поправив очки, Доппо повернулся обратно к доске и стал дальше что-то объяснять классу. Послышались разочарованные вздохи. После уроков Чуя в компании Ацуши и Акутагавы пошел в кафе. Они втроем хотели позвать с собой Дазая, но тот сказал, что у него работа и быстро исчез. Накахара немного расстроился, что шатена с ними не будет, но всё же он уже понимал, что иначе всё для Осаму могло закончиться плачевно. Этим же вечером в доме Накахары прошел званый ужин. Пришло много местных уважаемых личностей, среди которых Чуя никого не знал. Он видел знакомые лица, что когда-то встречались ему на прошлых вечерах, но имен он не знал. Да и не хотел знать. Единственной радостной мыслью был приезд Коё. Озаки приезжала часто, но Чуя всё равно по ней скучал, отлучись она всего на пару дней. Девушка прибыла в ненавистный ею дом лишь ради младшего брата, что она любила всем сердцем. Сама она была не в восторге от того, что ей придется весь вечер провести за скучными и сухими разговорами о бизнесе и спорах о том, чья компания больше заработала за неделю. Родители встретили Коё по-разному, мать обняла и сказала, что скучала. С отчимом Озаки обменялась кивками, которые скрывали за собой поток сдерживаемого яда. Чуе пришлось надеть неудобный костюм. Рубашка идеально выглаженная, новые черные брюки, душащий галстук. Он выглядел презентабельно, но сам от этого был не в восторге. «Я что, зверушка им что ли? Будто выставляют на показ — смотрите, мой сын умеет это, — думал Накахара.» Парень спустился на первый этаж, чтобы встретить сестру. Та тепло посмотрела на него, разведя руки для объятий. А обнявшись, они обменялись добрыми взглядами.  — Сын, — строго произнес отец, отчего Чуя почувствовал пробежавший по спине холодок, — не стоит портить одежду сестры и свою собственную. Коё, прошу, займи свое место за столом, некоторые гости уже прибыли.  — Хорошо, отец, — ответила девушка, чуть изменив интонацию на последнем слове. Она хитро улыбнулась Накахаре старшему и прошла за стол в соседнюю комнату.  — Чуя, ты тоже можешь идти, — улыбнулась Фуку Накахара — мать Чуи. Подросток не стал перечить или возражать, ему и самому было не очень приятно стоять в холле в ожидании гостей, так ещё и рядом с отцом. Накахара, оказавшись в столовой, стал искать глазами Озаки. Та, сидела в компании милых дам, что были заметно старше неё. Они о чём-то мило беседовали и тихо смеялись, но сам Чуя видел, что улыбка его сестры лживая. Коё казалась неестественной только для своего братика, что знал её очень хорошо. И также он знал, что в окружении людей, что приходят на подобные вечера, она надевает маску и притворяется совсем другой. И всё же он не мог винить в этом Коё, ведь и сам понимал, что иначе ей не выжить в компании этих людей. Все они в какой-то степени были лицемерами. Никто из них не был искренен, когда говорил: «Ой, как же рады видеть вас» или «Я буду очень рад вашей компании». Все они врали друг другу в глаза и считали, что умнее остальных. Но их ложь была слишком очевидной, Чуя читал её с легкостью ещё с самого детства. Он вспомнил, как в возрасте шести лет на таком же вечере к нему подошла миссис Цугуро. Женщина крайне неприятной внешности. Она выливала на себя тонну косметики и крепила тяжеленные золотые украшения. И всё же выглядела, как ведьма из страшных сказок. Чуя смотрел на неё с неприкрытым презрением. Ему — маленькому ребенку — никогда не объясняли, что нельзя смотреть на людей таким взглядом. Но даже если бы объяснили, то разве понял бы шестилетний малыш такое? Цугуро улыбалась ему, хвалила и обратившись к Фуку, сказала, что очень рада была увидеть их сына. На это маленький Чуя фыркнул. Его понимание людей было на высоте ещё вот с такого юного возраста, поэтому он сразу же понял ложь миссис Цугуро.  — Но вы же нагло врете! Вы хотите понравиться моим родителям, но я ведь вам противен, — воскликнул он, на что женщина чуть в обморок не свалилась. На лице отца осталось нечитаемое выражение, что больше всего походило на смесь ужасного гнева, разочарования и негодования. Но мужчина держался или старался держаться спокойным. Сейчас Цугуро редко приходит в их дом, больше не хочет встречаться с повзрослевшим Чуей, ведь он в разы смышлёнее. А сам парень, вспоминая эту женщину, заливисто смеется, припоминая ещё и выражение её лица. Спустя некоторое время Накахара сидел за столом со сверстниками. Среди них была и Юан. Пересекаясь со своим парнем взглядами, она грустно вздыхала, не решаясь заговорить. Отношения между Чуей и Ширасэ повлияли и на неё. Последний всегда был ей ближе, но полюбила она именно Накахару. Ширасэ порой даже злился на это, пока Чуя не видел.  — Юан, прости меня, — тихо произнес Чуя, девушка повернулась к нему и удивленно посмотрела, — не хотел, чтобы ты страдала из-за меня и придурка Ширасэ. Юан не стала отвечать словами, набросившись на парня. Она мягко поцеловала его, при этом ероша рыжие волосы на его затылке.  — Чуя, ты не думал о том, что мы не совсем подходим друг другу? — отстранилась она, отводя виноватый взгляд. Накахара, поняв к чему она клонит, грустно улыбнулся. В голубых глазах ярко читалось сожаление.  — Ты хочешь бросить меня, ведь так? Юан кивнула, отвернувшись. Она заплакала, что весь её идеальных макияж был испорчен. Прикрыв лицо руками, она убежала в ванную комнату. Чуя остался за столом с другими ребятами, что с усмешкой смотрели за этой сценой.  — Довел девушку до слез? — ухмыльнулся один из них. Накахара не ответил. Он продолжил сидеть в молчании, внутри чувствуя вину за произошедшее. Он никудышный парень, никогда особо и не уделял внимание собственной девушке, никогда не брал инициативу на себя. Даже напиваясь до беспамятства именно Юан так и оставалась той, кто был инициатором всех поцелуев и нежностей. Чуя достал телефон из кармана брюк. Сейчас он не хотел сидеть за этим глупым столом, играя прилежного и воспитанного сына. Не хотел общаться с такими же тупыми богатыми идиотами, как Ширасэ и как прежний он сам. Ч: Дазай, привет. Не хочу отвлекать тебя от работы, но ты единственный, с кем я бы сейчас хотел поговорить. Я прямо сейчас сижу, как идиот, на тупом званом ужине. Я расстался с Юан. Прости, что вываливаю это на тебя. Просто, как я и сказал, ты единственный, кому я могу довериться. Ответ пришел довольно быстро, из-за чего Накахара немного удивился. Д: Оу, жаль что так вышло с твоей девушкой. Но не переживай, если за твоей спиной кто-то будет сплетничать по этому поводу, то скажи мне. Я накормлю этих людей своей едой и они сразу же побегут извиняться, после туалета, конечно)) Чуя засмеялся, а отправив в конце улыбающийся смайлик и убрав телефон обратно, он посмотрел в сторону сестры. Та уже явно устала вести беседы с другими девушками, но терпеть нужно было ещё долго.  — Сын, — позвал Кенсуке Накахара, — пойдем. Я хочу тебя кое с кем познакомить. Отец подошел так внезапно, что от его холодного голоса Чуя вздрогнул. Тихо выдохнув, он заставил себя успокоиться. Он, ничего не возражая, поднялся с места и покорно последовал за отцом. Кенсуке повел сына за собой в холл, где стояло пара человек. Среди них Чуя узнал только свою маму.  — Господин Мори, рад вас видеть, — воскликнул Кенсуке. Чуя невольно вспомнил очень давний момент со школы, когда случайно подслушал разговор директора, медсестры и ещё кого-то. «Следует ли тревожить господина Мори?» — спросила Йосано в тот день, а затем раздался ответ: «Не следует, в прошлый раз всё окончилось… не столь радостно». «Согласен, мы не должны подвергать опасности ученика», — согласился директор. Накахара немного задрожал. Он вспомнил, что этот человек мог быть как-то связан с Дазаем. Но сейчас Чуя не мог быть уверен, что это вообще тот человек, о котором тогда говорили в кабинете Фукудзавы.  — Добрый вечер, я тоже рад встретиться, — ответил незнакомец, снимая свой ярко красный шарф, — несмотря на наши прошлые разногласия, мне льстит, что вы всё же пригласили меня на сегодняшний ужин. Чуя мог поклясться, что впервые за много лет увидел настолько живую реакцию собственного отца. Кенсуке явно переживал, хоть и пытался скрыть это, его руки подрагивали, отчего он спрятал их в карманах пиджака. Сам он не отводил взгляда от Мори, когда тот неестественно и очень натянуто улыбался.  — Хотел познакомить вас с моим сыном, — сказал отец, чуть откашлявшись, — это Чуя Накахара, — он указал в сторону сына, — а это господин Мори Огай.  — Рад нашей встрече, Чуя, — Мори протянул руку в белой перчатке. Слегка замешкавшись, Накахара пожал её.  — Взаимно, — легко улыбнулся подросток. Он собирался уйти, заметив, что родители куда-то ушли вместе с Огаем. Оставшийся вечер Чуя не мог найти себе места. Он всё сопоставлял, могло ли оказаться так, что этот человек как-о связан с Дазаем. Но были могли быть неточности. Ведь тогда Чуя не расслышал имя ученика, о котором говорил директор. Он не знал, точно ли это один и тот же человек, Мори. Ведь это могли быть просто совпадения с именами. А ещё, если по одной из теорий Накахары это и есть тот самый босс Дазая, то почему, когда Осаму пропал в первый раз на неделю и работал директор боялся рассказать об этом господину Мори. Если бы это был босс Дазая, то он был бы в курсе и тревожить его не боялись. Столько несостыковок. Столько неточностей. Но если посмотреть с другой стороны, то Чуя со вчерашнего дня помнил слова Осаму, что родители Накахары попытались обмануть его босса. И сегодня таинственный гость сказал о недавних разногласиях.