возвращая меня к жизни

      Ханджи убеждает себя в том, что бояться — это нормально. В том нет ничего позорного, как может показаться изначально, однако бояться человека, до трясущихся поджилок — признак чего-то неадекватного.              Ривай убеждает себя в том, что беспричинно ненавидеть человека — вполне здравая идея, потому что такое случается достаточно часто, особенно с ним. Хотя, не так часто в том замешан один и тот же человек, как в его случае эта странная женщина, встреча с которой была при максимально идиотских обстоятельствах. Пожалуй, именно этот фактор больше всего влияет на предвзятое отношение в её адрес, потому что сложись обстоятельства иным образом — всё могло бы быть диаметрально противоположно.              — Ханджи Зоэ, — мужчина перебирает пальцами добрую пачку листов, коих вытащил из папки красного цвета, а сам взором наскоро пробегается по строчке, где инициалы невозможно кривым почерком написаны. Почему-то не было сомнений в том, что даже пишет она хреново. Такая сплошная несуразность, скрывающаяся за стеклами диоптрий и худобой болезненной, не может в глаза не броситься. — По-моему, тебя опять сейчас вырвет. Ты теперь при каждой нашей встрече будешь блевать? Или, может, я чего не понимаю, конечно? — он брови хмурит слегка, сводя те к переносице, но из-за этой нависшей мрачности над ними двумя, сама женщина всё ещё пошевелиться не может, да чего там — вдохнуть уже проблематично, потому что воздух постепенно пропитывается напряжением, электризуясь.       Едва коснешься, так током ударит добротно.              — Всё, — она старательно берет себя в руки и выдыхает, сжимая ладони в кулаки, что не скрывается от любопытного взгляда напротив, — в полном порядке, мистер Аккерман.              — Ладно, — тот плечами пожимает безразлично и возвращается к просмотру всего трудового дела, более не смотря в её сторону, тем самым снимая с шеи тонкой невидимый узел, что душил до этого момента.              — Я рада, что наконец-то могу называть вас хотя бы по фамилии, — Ханджи предпринимает вполне удачную попытку произнести предложение и растягивает губы в обворожительной улыбке, на что её собеседник только кривится, ничего не отвечая. Ублюдок. — Можете уже что-то сказать, касаемо моего дела?              — Да, — Ривай, подкатывая глаза, выдыхает тяжело и глухо опускает пачку бумаг на стол. — Ты находишься в моём кабинете только минут семь, а уже заебала меня. У тебя высший профессионализм в этом деле, знаешь?              — Наслышана о таком, — Зоэ не смущается ни на йоту, стоит заслышать грубые слова в свою сторону, потому что общение с таким непростым человеком заставляет её гореть, словно самую настоящую любительницу сложных загадок. О, право, её всегда тянуло к непростым личностям, а такой мужчина, обладая противоречивым чувством отталкивающей притягательности в её глазах служит вывеской неоновой: просто возьми и разгадай меня. Хотя, это не меняет того, что она всё ещё относится к нему с опаской и долей боязливости. Возможно, эта маленькая сценка, пропитанная идиотской самоуверенностью и надменностью — защитный механизм, чтобы вновь лицом в грязь не упасть, тем более не до конца зажившие ссадины на руках напоминают о том злосчастном вечере.              — Поэтому заткнись и не мешай, иначе я забракую твою кандидатуру, не начав толком проверять. Сомневаюсь, что тебе нужен отказ, так ведь?              — Так.              — Делай выводы.              Аккерман выдерживает недолгий зрительный контакт, вперяясь в неё взглядом пронизывающим, замечая, как та сглатывает слюну и начинает ёрзать на месте, а после опускает глаза вниз, опять берясь за бумажки, читая какое-то нелепое рекомендационное письмо, смысл которого в голову совершенно не лезет, потому что напротив сидит отвлекающий его от процесса субъект. Эта Ханджи кажется ему простой до наивности, словно девственница, но с другой стороны — есть что-то ещё, спрятанное где-то глубоко внутри, о чём она сама не ведает. Мазохизма в данной ситуации добавляют фантазии о том, как бы она здорово смотрелась стоя на коленях, в этой треклятой юбке, кою он подметил ещё при входе, умоляя его о том, чтобы он не отказал.       Упала бы она на колени?       Умоляла бы?       Возможность проверить сидит-то перед ним, так и провоцируя на действия.       Господи, Ривай, опомнись.              — Напишешь тест, — мужчина откладывает в сторону кипу бумаг и пальцы в замок сцепляет, чтобы не начать подушечками барабанить или ещё чего делать. — Там криминальное право, криминология и, если не ошибаюсь, то логическое мышление. Хотя, последнюю часть ты завалишь, я уверен.              — Не будьте таким предвзятым, мистер Аккерман, — Зоэ плечами пожимает и принимает скрепленные степлером распечатки с подготовленными формами для заполнения. — Здесь написано, что отведенное время это полтора часа. Выдержите мою компанию так долго?              — Полчаса и ни секундой больше.              — Но! — женщина задыхается в возмущении, напрочь позабыв про страх и прочие прелести, идущие с ним в комплекте, поэтому подаётся вперёд, будто думает, что этот человек просто не слишком смешно пошутил, ведь невозможно заполнить такой большой бланк за ужасно короткий промежуток времени.              «Сукин сын, не хочет дать мне даже малейший шанс на эту работу», — думает ошалело она, когда вновь, не веря собственным ушам, всматривается в достаточно сложные вопросы, понятия не имея, что делать.              — Пиши, очкастая, — он поднимается из-за стола, оставляя пиджак на высокой вешалке, а сам запускает руки в карманы и выходит из кабинета, кинув перед этим одно-единственное слово: пиши.              Ривай надеется на то, что у неё не получится совладать с таким жестоким психологическим напором, который является неотъемлемой частью проверки. Хотя, не для неё одной, потому что ему необходимо также мозги остудить, ведь эта женщина оказывает на него чересчур сильное влияние. Оказала ещё в тот вечер, когда пьяная вылетела на задний двор вшивого бара, прося у него сигарету.       И худшее заключается в том, что в ней он узнал себя некогда: такой же разбитый, поломанный изнутри, надевающий маску абсолютного безразличия ко всему окружающему миру. Правда, со временем многие вещи изменились, за исключением, пожалуй, последнего пункта.       Видеть же в лице неё напоминание о собственном прошлом — слишком тяжело, поэтому теперь завалить Зоэ становится первостепенной задачей.              — Работай, твою мать, — тот бьет кулаком по верху аппарата с максимально отвратительным кофе и относительно терпимым чаем. Механизм внутри начинает шевелиться, прокручивая шестеренки и наполняя стаканчик небольшой крепкой жидкостью чёрного чая. С этим же стаканчиком он выходит в один из небольших закоулков, который для служителей правопорядка считается курилкой, и опускается тяжело на скамью деревянную, ставя подле себя напиток. Шустрыми движениями Аккерман рукава рубашки белоснежной засучивает до локтей, а затем вынимает сигарету и подкуривает, делая сразу же приличную затяжку. Сейчас ему придётся выкурить две, чтобы совладать с эмоциями.              — Что-то ты выглядишь, как дерьмо, приятель, — над ухом раздаётся веселый голос Майка, который сам после ночного дежурства, посему не лучше сонной мухи.              — Сочту за комплимент, — Ривай не отвлекается от лицезрения невидимой точки перед собой, когда мешает привкус черники и никотина с горечью чая. В голове отчего-то становится кристально чисто, будто все мысли наконец-то самостоятельно по полкам разложились. — Ты домой?              — Ага, хотел тебя повидать, заодно спросить, что за дамочка у тебя в кабинете нарисовалась и сейчас рвёт себе волосы на голове, корпя над чем-то.              Он тут же представляет живописную картину: Зоэ сидит и вопит на стуле, цепляясь за собственные патлы, явно презирая его за излишнюю жестокость, что проявляется в отсутствии шанса ей показать себя полноценно. Впрочем, если его за спиной «ласково» величают Дьяволом, то почему бы не соответствовать такому милейшему прозвищу?              — Не вникай, — коротко отвечает мужчина, не желая объясняться. Потому что идея рассказать об их знакомстве, которое завязалось на том, что она была пьяная в дрова, а он на грани потери самого себя — не прельщала ни капельки.              — Лады, тогда до завтра. Не хмурься, а то через пару лет будешь похож на старикашку в свои-то молодые года, — Захариус дружески хлопает его по плечу, улыбаясь добродушно, а затем разворачивается и заходит обратно в здание, потягиваясь по пути, явно разминая затекшие мышцы.              Аккерман языком цокает на столь глупый совет, потому что делать этого он не перестанет, ведь привычка эта под кожу въелась, укрепившись там с корнями, поэтому перестраивать себя и как-то менять никто не станет. Мужчина спокойно легкие наполняет прохладным воздухом, а после через нос шумно выпускает, затылком опираясь о кирпичную стену, что мозг воспаленный холодит.       Сигарета в пальцах дотлевает, ибо у него сил не хватает её докурить полноценно, хотя бы из-за того, что пора возвращаться в кабинет, дабы опять лицезреть очкастое лицо той странной женщины. Окурок в итоге отлетает в сторону, а стаканчик с остывшим чаем опустошается моментально, потому что в следующую секунду Ривай принимает лик святой безмятежности и вторит действиям своего товарища, толкая двери вперёд.       Сейчас будет весело.              — Я написала, — Зоэ, самую малость всклокоченная, с каким-то безумным блеском в глазах карих, протягивает ему бумаги, исписанные вдоль и поперёк. Мужчина же на месте застывает, когда принимает те из рук чужих, смотря на неё взглядом невидящим, будто насквозь. Шутит же, да?Он пролистывает их медленно, осматривая каждый лист с обеих сторон, а после даже не садится в кресло, потому что поясницей упирается в край стола, становясь рядом с безумицей.              — Сумасшедшая.              Ненормальная.       Неадекватная.       Невозможная.       Сюрреалистичная.       Не от мира сего.       Ебанутая.              Ривай готов подобрать ещё сотню всевозможных эпитетов, только делу это не поможет, потому что ей неведомым образом удалось уложиться в условленный промежуток времени, когда такое не под силу даже ему.              — Выглядите удивлённым, мистер Аккерман, — женщина потешается над ним посредством того, что остро подмечает секундное изменение в лице чужом. Словно на безупречной маске появилась маленькая трещинка, служащая для неё сигналом о том, что всё происходит правильно. — Так я прошла ваше испытание?              — К сожалению.              Мистер Аккерман читать эту писанину не хочет, потому что поверхностного просматривания хватило для того, чтобы убедиться в правильности написанного. Сам ведь недавно эти тесты сдавал, поэтому в памяти ещё остались воспоминания о том, что там должно быть.       Мистер Аккерман зависает, когда всматривается в счастливое лицо напротив, в эту невероятно широкую улыбку, едва ли справляясь с остервенелым желанием схватить её за горло и душить-душить-душить, пока губы женские не прекратят улыбаться, а раскроются в попытке схватить глоток воздуха.       Мурашки.       Мистер Аккерман откидывает бумаги в сторону, а сам грузно садится в кресло, локтем упираясь в подлокотник и опуская подбородок на кулак крепко сжатый.              — Вали к Эрвину, он тебя введёт в курс дела.              Более у него нет сил справляться с этой энергетической вампиршей, отчего он отворачивается показательно, всматриваясь в окно, пытаясь увидеть что-то за стеклом, будто оно может иметь значение. Конечно же, нет. А Ханджи времени не теряет и быстро собирает свои документы обратно в папку красную.        Хотя, стоит быть откровенным с самим собой, когда она хватает со спинки стула пальто и, улыбнувшись лучезарно ему на прощание, выбегает из кабинета, его взор невольно падает значительно ниже поясницы, подмечая всё, что необходимо подметить.              — Пока-пока!              Дверь звонко закрывается, а Ривай прикрывает веки тяжелые.              — Сука.