возвращая меня к жизни

      Первый раз Ривай просыпается абсолютно случайно — ладонь, запущенная под мягкую подушку, не нащупывает прохладный металл ножа, вынуждающий мужчину резко открыть глаза и сделать судорожный вздох, борясь с отчётливым чувством ирреальности всего происходящего. Озираться вокруг — бесполезно, потому что ночная темнота полноправно взяла бразды правления в свои руки и окутала всё пространство, обволакивая то в мрачные оттенки и страшные тени, искажающие края предметов мебели. Но даже наощупь, касаясь простыни, тот элементарно начинает понимать — это не его дом, а тем более, не его кровать. И сопение рядом, раздавшееся где-то за спиной, служит тому железобетонным подтверждением.              Ханджи.              Ему нет надобности пытаться разглядеть её расслабленное лицо, чтобы понять, что это всё-таки чёртова Зоэ, у которой он остался ночевать. И чем же это обусловлено?              Тебе не хотелось лишний раз передвигать ногами после такого тяжелого дня, да и за просто так тратиться на такси.       Кому ты врёшь?       Тебе не хотелось оставлять её одну.              Тяжёлый вздох срывается с его губ, когда он лицо в ладонях прячет, неприятно скользнув влажными подушечками пальцев по коже, оттягивая ту вниз. Пожалуй, пора бы перестать противоречить самому себе, потому что это уже заходит слишком далеко. Ривай никогда не хотел сближаться с ней настолько сильно, ведь это грозит теми самыми последствиями, коих отчаянно необходимо избежать и никогда не допустить. Однако, добегался до того, что женщина эта сейчас рядом лежит, укрытая тёплым одеялом, сопит тихо и сжимает пальцами длинными угол наволочки, сминая ткань.       Его это не умиляет.       Его это раздражает, потому что сам виноват.       Потому что необходимо было лучше стараться опускать её в грязь, не подпуская к себе столь близко, позволяя ей уничтожить личные границы в пух и прах.       Нет, поздно о чём-то сожалеть, хотя бы потому что машину времени ещё не изобрели, а они не смогут никак переместиться назад, чтобы избежать того самого злосчастного момента, когда их судьбы пересеклись. Тот день Аккерман проклинает особенно остервенело, хотя бы по двум причинам: грёбанная Ханджи, вывалившаяся из прокуренного и пропитого насквозь бара; а ещё его вступление в Сину, явно ознаменовавшее новый увлекательный виток событий у него в жизни.               — Кровь на ваших руках говорит сама за себя. Откуда она?       Шкуру пришлось свою спасать, также, как и ей. Вот только всё вышло из-под контроля, поэтому довелось опуститься до низменных животных, которые одним лишь насилием и живут.       — Меньше знаешь — крепче спишь.       А спит-то она действительно крепко.       — Но я докопаюсь до истины, будьте уверены.       И она, блядь, докопалась. Докопалась так, что закопала всех остальных, раскидывая рядом с собой землю ненужную. Он видит ненормальный огонь жажды в её глазах, который пугает не хуже выдуманных чертов, живущих в мраке под кроватью. Но даже те на фоне неё кажутся ему ангельскими созданиями, с коими не грех посидеть и попить чай.       Но не контактировать с Ханджи.       Ни при каких обстоятельствах, Господь, упаси.              Стоит попробовать вновь уснуть, чтобы избавить от этого мерзкого ощущения на языке, напоминающего ему сладкую горечь, будто дёготь в мед добавленный. Вот только, дело далеко не в мёде или чём-нибудь другом. Дело лишь в самом Ривае, потому что терпкий вкус на языке — отчетливое чувство отвращения к самому себе.       Люди, что не могут отстоять собственные принципы, а в итоге нарушают возможные и невозможные догмы — всегда неистово его раздражали, но теперь приходится причислять и себя к ним. Всё из-за одной-единственной женщины, которая просочилась ему в кровь мерзким ядом, заразила смертельной инфекцией, вынуждающей действовать наперекор себе же, становясь до ужаса противоречивым. Да и вообще, винить Зоэ можно бесконечно много — хотя бы потому, что это приятно — но проблема-то заключается лишь в нём.       Сам позволил — сам виновен.              Аккерман переворачивается набок, поворачиваясь лицом к женщине, и натягивает на себя вторую половину одеяла, потому что оголенную кожу холодит низкая температура в квартире. Право, находиться здесь не хочется, но ещё сильнее давит нежелание подниматься, одеваться и ждать на промозглой улице своего такси, просто для того, чтобы не перебрасываться с Зоэ парой-тройкой фраз. Так эта умалишенная дура ещё умудрится обиженно-удивленно выпятить свои карие глаза, смахивая тем самым на какого-то бурундука, ну и пиши-пропало: никто никуда не пойдёт. Или хуже — шарманку заведёт про то, что ей, видите ли, страшно и одиноко, а помимо этого она ощущает себя мразью, потому что прилично всадила свинца в чужую черепную коробку, лишив тем самым другого человека жизни.       Ты была ужасным человеком и до этого, очкастая.       Мужчина устало веки прикрывает, ощущая долгожданную тяжесть, как и легкое покалывание на оболочке глаза, но сон вместе с усталостью всё-таки оказывают на него влияние, поэтому он достаточно легко засыпает на всё оставшееся до утра время, не позволяя себе видеть какие-либо сны, чтобы не отвлечься или не проснуться от кошмара.       Его персональный кошмар итак рядом находится, поэтому хреновей некуда.              Второй раз Ривай просыпается также внезапно, потому что ощущает что-то на подсознательном уровне. Впрочем, едва ли глаза тот открывает, являя миру белки с полопавшимися в уголках капиллярами, как тут же дёргается назад, стараясь отодвинуться от любопытного взгляда напротив, что изучает его радужкой карей, будто подопытного кролика.              — Привет, — тихонько произносит Ханджи, тут же растягивая губы в широкой улыбке, словно пытаясь осветить своими зубами весь мир, заменяя самую горячую звезду. В утреннем освещении контуры женского лица становятся более видимыми, хотя за окном держится достаточно пасмурная погода, отчего в комнате витает сонная атмосфера. — Ты выспался?              — Нет, — не горя желанием рассыпаться в каких-то подробностях, он рукой тянется за мобильным телефоном и смотрит на время. — Ещё полчаса до будильника. Какого чёрта, Зоэ?              — Что? Я же тебя не будила, — женщина явно не понимает такого внезапного предъявления в свой адрес, а поэтому пропускает недовольное выражение лица мимо себя и ложится на спину, вытягивая над собой руки, напоминая ему ленивую кошку, которая хочет, чтобы той почесали брюшко. Ну-ну, ей он может почесать только нос, желая сломать и добавить ещё одну горбинку, чтобы не строила из себя невесть что. — Сам проснулся, а я только хотела на тебя посмотреть.              — Действительно, — принимая сидячее положение и слегка сгибая ноги в коленях, мужчина ладонью проходится по шее, наклоняя голову сначала налево, а затем направо, дабы размять шейные позвонки. — Я, в отличии от тебя, не занимаюсь тем, что смотрю на людей, пока они спят. Ну это, немного ненормально, знаешь ли.              — Ты не успел проснуться, а уже ненавидишь весь мир, — Ханджи хихикает и переворачивается на живот, точно имея в одном месте шило, но всё-таки складывает пальцы в замок, упираясь локтями в матрац, и опускает острый подбородок на этот замок, вызывающе поглядывая на Аккермана. — Такой маленький, а злости больше, чем в ком-либо.              — Просто заткнись, — не желая более пререкаться, Ривай косит на несколько секунд взгляд в её сторону, подмечая, что одеяло, соскользнувшее с оголённого тела, ту ничуть не смущает, а наоборот — вынуждает игриво покачивать ножками.              — Так заткни меня, — она прикусывает слегка нижнюю губу, на которой виднеется тонкая ранка, а после присаживается и подползает к нему ближе, вжимаясь в плечо, и рукой к себе ближе его руку прижимает, будто отпускать не хочет. — У нас ещё целых полчаса, Ривай.              Ханджи подаётся вперёд, губами коснувшись напряжённой шеи, и оставляет влажный поцелуй на коже, заставляя на позвоночнике затесаться табун мурашек.       Безумно приятно.       И безумно хочется вновь поддаться этому секундному наваждению.       Однако Аккерман на подобные провокации вестись более не желает, посему выдыхает сдавленно и хватает ту за подбородок пальцами, сжимая челюсть крепко-крепко, прилично впиваясь в кожу ногтями.              — Послушай, Ханджи, — в глазах карих он наконец-то видит испуг, катализатором которого является и сам. Лучше они вернутся на первоначальные круги, где она боялась его, а не пыталась затащить в койку, чем сейчас всё это пойдёт куда дальше и закончится не только разбитыми сердцами, но и потрепанными нервами вместе с искалеченными душами. — Не порть мне настроение с самого утра. Я сделал тебе огромное одолжение тем, что вообще остался в твоём свинарнике, но, поверь, трахаться с тобой на постоянном основании — я не собираюсь.              Он грубо отодвигает женщину от себя, вынуждая её на кровать упасть, пока сам поднимается на ноги, снимая штаны со спинки стула, что подле стоит, и надевая те, да побыстрее. За спиной у него раздаётся негромкий смех, всё с такой же примесью безумия, но он улавливает там что-то ещё. Что-то напоминающее…       Отчаяние.              — Я так плоха? — невесело любопытствует она, звёздочкой раскинувшись на пустынной кровати, и смотрит в потолок, изучая люстру прямоугольную с огромным слоем пыли на стекле.              — Нет, — Ривай отвечает честно, хотя бы из-за того, что в этом деле она оказывается действительно умелой, так ещё и принимает спокойно все его замашки, что появляются случайно, всплывая на периферии сознания, стоит только заметить силуэт худощавый где-то в коридоре. — Просто я не фанатею от подобного.              — Секс — это всегда приятно, разве нет? Тем более, мы друг другу ничего не должны.              Пока не должны.              — Оно может и приятно, но Ханджи, раз-второй, но не по несколько раз на дню, — пальцы его перебегают на пуговки рубашки, застёгивая те.              Я не хочу иметь ничего общего с тобой.       Хотя бы для твоего блага.       Мы встретились в неправильные периоды нашей жизни, Хан.              — Я знаю, что ты делаешь, — прямым голосом произносит Зоэ, вторя чужим действиям и поднимаясь на ноги, поправляя резинку нижнего белья, что на бедре завернулась. — Пытаешь оттолкнуть меня от себя. Ну, можешь даже не пытаться, потому что у тебя это вряд ли получится, — она находит наощупь на тумбе свои очки и цепляет их на переносицу, становясь максимально похожей на самую настоящую версию самой себя: растрепанные волосы, диоптрии с плюсом, высокий рост и выпирающие чересчур рёбра, на одной стороне коих виднеются две кривенькие буквы чужих инициалов.       Аккерман может поклясться, что ощущает в этот момент что-то, практически, щемящее за грудной клеткой, однако отмахивается от призрачного чувства, будто от назойливой мошки, думая более никогда не возвращаться к соотношению несуразного внешнего вида Ханджи и чего-то приятного. Ужасные ассоциации, к которым слишком легко привыкнуть.              — Одевайся, очкастая.              — Да-да, не нудите, мистер Аккерман.              Голос её в ушах колоколом противным звенит, заставляя мигрень противно растекаться по мозгам. Плохо лишь то, что она научилась его слишком хорошо читать, поэтому теперь предпринимать что-то будет в сотню раз тяжелее, ведь Зоэ сможет раскусить его на раз-два. Да, эта женщина никогда дурой не была, простодушной, быть может, но точно не дурой.       Пятернёй зачесывая волосы назад, Ривай склоняется к тому, что Зоэ — человек, которого обстоятельства не могут сломать. Стоит хотя бы пронаблюдать за её приподнятым настроением, беря в учёт то, вчера ею был убит человек. Знать о том, как она всё это переживает внутри себя, он не может, но вывод всё-таки делает: справляется со всем окружающим ужасом Ханджи посредством добротного секса, теряя себя в ощущениях. И, кажется, ей даже разницы нет — болезненные или возвышенные. Лишь бы они были.       Такие люди его всегда пугали, а теперь выпала «честь» сцепиться с подобной.       Феноменальная удача.              

***

             — Так волнительно! — они шагают вдвоём вдоль просторного коридора, пока Аккерман попросту старается не обращать внимания на свою собеседницу, которая таким громким и счастливым говором может перекричать шум стройки. Она крепко прижимает к себе папку с протоколом дальнейшего допроса, куда необходимо будет вписать всю полученную информацию, и мельтешит рядышком с ним, иногда касаясь рукой плеча, явно не придавая такому маломальскому прикосновения значения, в то время, как его от подобного током прошибает.       Насквозь.              — Ханджи… — тихая попытка её окликнуть успехом не увенчивается, вынуждая мужчину вздохнуть тяжело и глаза подкатить в раздражении.              — Мне ещё не приходилось проводить допрос, — Зоэ даже бумагами начинает себя обмахивать, явно возбуждаясь ненормально из-за наплыва эмоций. — Мы будем играть плохого и хорошего полицейского?              Ривай вопросительно тянет бровь вверх, не проронив ни слова, и только смотрит на неё в упор, стóит им остановиться около плотной металлической двери перед комнатой для допросов.       Плохого и хорошего полицейского?       Скорее, плохого и крайне ебанутого полицейского.              — Нет, я, естественно, читала про некоторые методы, предназначенные для допросов, — она, задумываясь, поправляет оправу очков и почесывает затылок, вынуждая выпавшие волосинки из тугого хвоста рассыпаться ещё сильнее. Любопытно, научится ли этот человек хоть когда-то пользоваться расчёской? Верить в это хочется очень сильно, однако в данный момент все мысли Ривая концентрируются лишь на том, чтобы залепить широкий рот дюжиной скотча и закинуть её куда-то в кладовку, дабы под ногами не мешалась хоть один день. Тогда, возможно, он за ней даже соскучился бы. — Блеф или фальсификация доказательств… но, я считаю, что это очень похожие вещи, поэтому, ну…мы могли бы попробовать что-то другое. Психологическое давление, к примеру. Хотя, этот человек пытался нас вчера убить, поэтому у него явно какие-то проблемы в этом плане, а это может спровоцировать ненужные нам последствия…              — Ханджи, — Аккерман предпринимает ещё одну попытку, мрачнея в лице из-за того, что женщина настолько сильно погружается в собственные раздумья, что напрочь вылетает из реальности.              — Хорошо, а если мы совместим несколько? Их ведь можно как-нибудь, ну, компоновать? — вгоняя себя в ещё большую задумчивость, Зоэ принимается легонько грызть твёрдый край картонной папки, что становится последней каплей в огромном океане терпения Ривая, посему тот нагло забирает из её хватки несчастные документы, а затем с приличным усилием бьёт ними по чужой голове, лелея надежду на то, что под каштановой шевелюрой волос какой-то из шариков станет на место. — Ай!              — Захлопнись, идиотка, — Ханджи обиженно поджимает губы и пальцами потирает ушибленное место, издавая тихое шипение ежесекундно. — Ты будешь сидеть и записывать всё, что скажет тот недоумок. А когда я попрошу тебя выйти и прекратить видеозапись допроса, то ты так и сделаешь.              — Ты ведь не собираешься…бить его? — она удивленно раскрывает глаза шире, вперяясь взглядом и вынуждая того сглотнуть ком в горле из-за неприятных ощущений. Точно какое-то подопытное создание, а она ненормальная учёная, помешанная на своих изучениях. И чёрт знает, почему такое сравнение приходит ему в голову, но сейчас о том думать не хочется, поэтому остается только переключиться на дело насущное. — Это незаконно, — шепотом сообщает та, заставляя мужчину недовольно цокнуть языком.              — О, правда? Капитан очевидность, — саркастично отвечает он, оглядываясь через плечо на женщину, заставляющую его кровь кипеть и становиться горячее, чем лава в вулкане, но после лишь грубо толкает дверь вперёд, пропуская несуразицу на длинных ногах перед собой.              Стерильный белый свет режет по сетчатке глаза, вынуждая несильно прищуриться, но даже эта мелкая резь раздражает его, пошатнув итак убитые в ноль нервы, посему тот папку на поверхность небольшого стола кидает, пока Ханджи решает опуститься на второй стул аккурат напротив их подозреваемого, что сидит, сгорбившись, и дергает изредка запястьями, звеня железными наручниками.              — Добрый день, мистер Гарсия, — достаточно легко приветствует его женщина, подвигая к себе документы и принимаясь их раскладывать подле. Допрашиваемый лишь кивает коротко, окидывая их взглядом тёмных глаз, а после вновь опускает взор в стол и демонстрирует высшую степень своего недовольства из-за пребывания здесь. Ривай же подходит к краю стола и присаживается слегка на тот, скрещивая тотчас руки на груди. Зоэ остаётся лишь выглядывать из-за мужской спины, чтобы мочь разглядеть человека, который, очевидно, не горит огромным желанием идти на контакт. Его вытянутое лицо, испещренное мимическими морщинами, выражает только отстранённость, хотя не такую, как у самого Ривая.              — Андрес, да? — Аккерман голову набок склоняет, всматриваясь изучающе, и прищуривается ещё сильнее, одаривая потенциального собеседника холодным взглядом серых глаз, вынуждая того лишь в спине выпрямиться и вызывающе поднять голову, явно не собираясь отворачиваться куда-то в сторону. Поразительная выдержка. Впрочем, очевидно, что в Сине работают крепкие люди и телом, и духом. — Ты ведь понимаешь, что едва-едва наш диалог закончится, то ты полетишь гнить в тюрьму?              — И это я слышу от Вас, мистер Аккерман? — испанский акцент отчётливо слышится в произношении, а слова этого человека вынуждают его поджать губы недовольно. — Если Вы думаете, что ещё долго сможете играть роль законопослушного бандита, то я спешу вас огорчить.              — Эй, Зоэ, — он привлекает к себе внимание своей коллеги, заставляя её дернуться, а после кивает голову в сторону просторного зеркала, что служит односторонним окном для наблюдения. — Вали к Майку.              — Ладненько-о-о-о-о, — прекращая увлеченно грызть кончик ручки, Ханджи поднимается на ноги и с завидной легкостью в теле выходит из помещения, позаимствовав перед этим ключ у Ривая. — Удачи.              Лучезарная улыбка — последняя вещь, кою они могут увидеть перед тем, как тяжелая дверь закрывается, оставляя их наедине. Аккерман медленно поворачивается к мужчине лицом, а затем отталкивается от стола и, запустив руки в карманы, принимается ходить вокруг Гарсии, собираясь давить на него своим присутствием и щекотливым ощущением того, что кто-то стоит за спиной.       Опускаться к физической силе, чтобы выбивать признание — последнее дело. Да и закон диктует иные правила, однако иногда ситуации складываются такие, что иначе поступать — невозможно.              — К чему было вчерашнее нападение? Какова была ваша цель? — Ривай останавливается рядом и принимается раскачиваться на пятках, смотря уничтожающе на допрашиваемого. Необходимо как-то задавить его морально, ну или…              — Есть ли разница? Ваша напарница убила моего товарища, а Вам уже всё итак прекрасно известно, хотя бы потому что мы выходцы одного места. Поверьте, мистер Аккерман, Сина не прощает таких ошибок.              — Это тебя заставили мне передать?              — Это я предупреждаю, потому что скоро Вам придётся умереть.              — Вот как, — задумчиво поджав губы, он пожимает плечами вполне безразлично, показывая что никак не реагирует на это заявление. У него было огромное количество возможностей распрощаться с жизнью, однако почему-то ему приходится всё ещё стоять живым в Департаменте и терпеть выходки Ханджи время от времени. — Я повторю вопрос: вчерашняя ваша цель?              — Припугнуть, очевидно. Будто Вы не знаете, как все мы действуем, — Андрес откидывается на спинку стула расслабленно, будто чувствует себя королем всей складывающейся ситуации.              — Обычно не имею привычки закрываться в туалете и почитывать кодекс чести наемных убийц. Он, скорее, может сойти за хреновую туалетную бумагу, но не более, — ядовито отчеканивает Аккерман, думая о том, что же необходимо такого придумать, дабы наконец-то выбить из этого урода всю уверенность одним-единственным предложением. Точно!              — Язвите и думаете, что это забавно?              — Мне бесконечно плевать, поверь, кусок дерьма испанского. Но есть всё-таки единственная вещь, которая меня волнует, — Ривай ладонями упирается в поверхность стола и нависает над допрашиваемым, сверля его глазами, словно пытаясь добраться не до истины, а до закоулков чужой души. — Кто меня послал? Назови имя.              Кенни не слишком хотел распространяться об этом, а теперь ещё и этот персонаж тотчас покрывается мокрой испариной, уводя наконец-то взгляд в сторону. Бинго. Конечно же, Аккерман и сам прекрасно знает, кто руководит всем спектаклем, но сейчас ему необходимо услышать это словесное подтверждение из чужих уст, дабы наверняка убедиться в том, что на его жизнь позарилась какая-то огромная шишка, просто потому что он по стечению обстоятельств нарушил одно маленькое правило.              — И где же твоя спесь, а, Гарсия? — мужчина его не жалеет, а продолжает неотрывно смотреть, заставляя проглотить комок в горле и выдохнуть судорожно. — Обосрался? Брось, «Большой Босс» не узнает, а это останется только между нами и, возможно, тебе немного скостят строк по каким-то облегчающим обстоятельствам.              — Скажу и я мертвец, — громко выдаёт фразу Андрес, облизывая пересохшие губы и дёргая скованными запястьями. — Я лучше отсижу срок, но буду хотя бы живым.              — Ты всё равно сдохнешь, будь уверен, — без какого-либо воодушевления просто отвечает Ривай и начинает снимать с шеи галстук, развязывая узел, а затем наматывает тонкую ткань на ладони и заходит тому за спину, обматывая её вокруг шеи. Гарсия тут же принимается хватать воздух ртом, когда ощущает, что сильные руки перекрывают доступ к кислороду, пока Аккерман стоит и абсолютно с отсутствующим выражением лица затягивает ткань сильнее, вынуждая того скользить подошвой ботинок по полу бетонному. — Назови мне имя.              — Н-нет, — хрип в голосе даёт ему понять, что затяжка оказывается недостаточно сильной, отчего он скрещивает руки, делая узел туже. Лицо Андреса же приобретает красноватый оттенок, а изо рта вылетает слюна от тщетных попыток сделать глоток, отчего Ривай губы в отвращении кривит.              — Р-р-род!              — Рейсс, я полагаю, — расслабляя зажим, Аккерман отходит в сторону и пальцами вытягивает помятую ткань галстука, принимаясь завязывать его обратно и используя в роли зеркала окно для наблюдения. Остается надеяться, что Ханджи над ним сейчас не потешается, потому что этот галстук спокойно может оказаться уже на её шее. Так, стоп. — И кого же он из себя представляет?              — Бизнесмен, — мужчина, пребывая в высшей степени отчаяния, разгоряченным лбом касается холодной поверхности стола. — Владелец банка, но я точно не знаю. Никто из нас не горит желанием лезть в его личную жизнь.              — Владелец банка, держатель подпольных казино, которые формируют преступную организацию и являются замыливанием глаз. Любопытный род деятельности. Наркота там хоть не мелькает?              — Нет, этим промышляют другие.              — Откуда знаешь?              — Случайно слышал разговор, где они планировали «наладить» сотрудничество.              — Раковая опухоль всё разрастается и разрастается, — невесело подытоживает Ривай и выдыхает шумно. — Ладно, разберёмся сначала с этим, а потом будем браться за наркотики, — он сгребает со стола документы, аккуратно вкладывая те в папку, а после одну руку запускает в карман, пока зажатым кулаком стучит по железной двери, ожидая пока ту откроют снаружи.              — Мистер Аккерман! — Гарсия вынуждает его обернуться за спину и вопросительно брови приподнять.              — Чего ты хочешь?              — Я ведь…я же помог, так Вы сможете обеспечить мне защиту? — отчаяние-то так и сквозит в голосе у него.              — Защиту? — он плечами пожимает равнодушно. — Ты сдохнешь, Андрес. Смирись с этим.              Все мы сдохнем когда-то.       

***

             Ривай поправляет защитные очки на глазах, а потом цепляет на шею противошумовые наушники и поглядывает на Ханджи, которая не знает, как подойти к пистолету, который лежит перед ней на столе. Она то улыбается нервно, то принимается почёсывать голову, словно у неё вши завелись, то взгляд косит в сторону мужчины, однако в итоге тяжело выдыхает и отходит, скрещивая руки на груди.              — Я не могу! Я только на него смотрю, а у меня уже перед глазами пролетают вчерашние события, — пальцы тонкие оглаживают ткань рубашки на худых плечах, а сама Зоэ, обнимая себя, отворачивается в сторону, чтобы не мучаться лишний раз из-за одного только вида оружия.              — Четырёхглазая, ты издеваешься? Я опять должен здесь тратить своё время с тобой?              — Я тебя вообще-то не просила об этом, — бурчит та, но всё-таки решается и берёт несчастный Глок в руки. — Что мне с ним делать?              — Не знаю, например, ствол облизать? — сдуру саркастично ляпает Аккерман, но стоит глазам карим приобрести недобрый оттенок, как тот всё понимает: зря. — Я отрежу тебе язык, если ты сейчас это скажешь.              — Ладно, смолчу. Но лишь потому, что мне ещё нужен язык для облизывания ствола, — хихикая, отвечает она, вновь заставляя ненавидеть свою персону всеми фибрами аккерманской души.              Просто сосчитай до десяти.       Сделай глубокий вдох.       Думай о чём-то отстранённом.              — Вынимай магазин и начинай снаряжать патронами так, как я тебе только что показывал, — он становится рядом с ней и локтем упирается в стену, посматривая на руки женские, что неумело пытаются засунуть все восемь патронов в магазин, придавливая тугую пружину.              — Тяжело, — сдавленно выдыхает она, прижимая деталь к животу, и пытается запихнуть оставшиеся четыре патрона уже таким извращенным образом. — Пальцы болят.              — Бедная-несчастная. Мне тебя пожалеть?              — Правда пожалеешь?              — Вчера ведь пожалел.              Ханджи улыбается, вытягивая уголок губ вверх, но ничего более не говорит и просто заканчивает свой трудоёмкий процесс, вставляя деталь обратно в конструкцию пистолета с громким щелчком.              — Снимай с предохранителя и затвор в крайнее заднее отводи, чтобы патрон зашёл в нужное отверстие, а потом будешь стрелять. Нет, не здесь это делать, Зоэ, — Аккерман ладонь кладет поверх пистолета, опуская тот вниз, и кивком головы указывает на выходной рубеж. — Иди к точке, откуда происходит стрельба и будешь пробовать. Только нужно что-то решить с твоими очками.              — Я без них дальше носа не увижу, — задумчиво говорит она, пока в пальцах крутит прозрачную пластмассу, но принимает решение и надевает вторые очки сверху на первые. — Пусть будет так.              — Теперь ты шестиглазая, получается, — подкалывает её он, когда они подходят к горизонтальной стойке, разделенной небольшими стенами по обе стороны, чтобы отделять стреляющих людей друг от друга.              — Я бы на твоём месте молчала, потому что пистолет-то у меня, а стрелять я не умею. В итоге: случайности не случайны, — Ханджи проделывает ранее озвученные ним действия и вытягивает руки вперед, крепко сжимая рукоять с резиновым покрытием. Ривай отлично подобрал ей оружие, опираясь на влажность кожи, поэтому обхват у неё даже крепче становится.              — Ноги шире расставь и руки в локтях согни, — он носком туфли бьёт ей по икре, вынуждая слега расширить расстояние между стопами. — Сконцентрируйся и не держи мушку больше трёх секунд, иначе точно промажешь. А когда будешь стрелять, то не дыши. Всё, давай.              Аккерман делает несколько шагов назад и скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как женщина пытается стрелять, хоть после первого выстрела из-за отдачи она едва ли не отпрыгивает назад, громко вскрикнув. Скорее всего, напугал шум от выстрела и огонь, показавшийся из дула. Она бегло оглядывается на него с немым вопросом во взгляде, а ему только и остаётся, что кивнуть, пока в кармане брюк не раздаётся вибрация с оглушительной трелью входящего звонка от кого-то не отслеживающегося.       Ханджи прекращает стрельбу, опустив пистолет, а Ривай снимает наушники, и берёт трубку, прикладывая телефон к уху.              — Слушаю.              — Мистер Аккерман? — мужской голос на том конце провода кажется ему незнакомым, но мало ли, ведь на этот номер часто звонят какие-то случайные люди.              — Да. С кем я говорю?              — Думаю, что Вы будете рады знать, что я всё-таки решил прервать нашу глупую и затянувшуюся игру в прятки или догонялки. Она уже надоела, не находите?              — Не нахожу. Вы ошиблись номером, потому что у психиатрической клиники другие цифры, — он хмурит брови и делает вид, что не ощущает на себе любопытного взгляд карих глаз.              — Тогда я скажу проще, — тихий смешок на том конце провода вынуждает недоумевать ещё сильнее. — Моя фамилия Рейсс, мистер Аккерман.              Что? Невозможно…       Мужчина удивленно глаза расширяет и стягивает защитные очки с переносицы, тупо вглядываясь в пол.              — Ясно.              — Я был бы крайне Вам признателен, если бы мы смогли встретиться в ближайшее время.              — Ладно.              — Тогда я пришлю Вам время и адрес ресторана, где мы сможем обсудить все вопросы в спокойной обстановке. Договорились?              — Да.              Сбросив звонок, Ривай выдыхает тихо, а после подходит к столу и складывает наушники с очками, оставляя их лежать в стороне. Обеспокоенные глаза Зоэ мелькают где-то перед ним, но этого он не видит, как и весь окружающий мир, потому что тот смазанным пятном маячит, превращая реальность в самый настоящий вымысел. Паника где-то внутри зарождается, понемногу начиная расползаться по венам, и оседает в лёгких, перекрывая доступ к кислороду.       Так просто.       Так быстро.              — Кто звонил? — Ханджи кладёт пистолет в сторону и подходит к нему, смотря внимательно.              — Номером ошиблись, — врёт Аккерман и прикрывает веки, приводя себя в относительное чувство.              Все мы сдохнем когда-то.       Только кто-то позже, а кто-то в ближайшие сутки.