возвращая меня к жизни

Ханджи уходит. Но уходит, оставляя после себя кислое послевкусие, из-за которого ему начинает сводить скулы. Она умудряется своими холодными пальцами проникнуть ему в грудь и вырвать душу, оставляя всего лишь кровавую червоточину, что вот-вот начнёт гнить на краях незримой плоти. Дверной звоночек, оповещающий о том, что кто-то вышел, у него в ушах отражается скрежетом лезвия той самой гильотины, которая с тихим хрустом отсекает его голову, перерезая шейные позвонки. Мёртв по всем фронтам. Ханджи просто-напросто уходит, однако умудряется вместе с собой забрать всю палитру красок из окружающего мира, вынуждая Ривая окунуться в обыденную серость, где приходилось сидеть доселе всё то время, пока они не были знакомы. И все те восемь месяцев. Воспоминания о пережитом Аде вынуждают мышцы дернуться, потому что на подсознательном уровне он уже готов подорваться на ноги и выйти следом за ней, чтобы догнать и схватить за руку, не желая более никогда отпускать. Нельзя. Остаётся лишь прокусывать щеку изнутри, чувствуя, как ротовая полость наполняется солоноватым привкусом крови. К сожалению, даже боль не может стать нужным отрезвляющим средством, что может привести его в состояние стабильности. Она всего-то уходит, а у него дыхание спирает из-за осознания, что опять приходится оставаться в одиночестве. Опять разделять свою участь лишь с самим собой. Но Аккерман готов платить такую цену лишь для того, чтобы с Ханджи всё было в порядке и ничего из той черни, окружающей его плотным кольцом, не добралось до неё. Пожалуй, ему вновь приходится жертвовать своими интересами ради чужого благополучия. Почему события столь цикличны? Это не драма всей жизни, но это очень болезненное решение, которое просто так не сказывается. Предыдущие два раза вмешательства в её жизнь привели к тому, что сейчас он сидит и взглядом опустевшим всматривается в улицу через оконное стекло этого клятого кафе. Ривай отчётливо понимает одну-единственную вещь: принимать участие в жизни Ханджи — добровольно надеть на шею петлю и отдать ей другой конец веревки, ласково вкладывая в чужие руки. Она, пусть и неосознанно, но с каждым разом затягивает всё сильнее, и лишает возможности сделать глубокий вдох, когда не рядом, когда находится поодаль. А сейчас веревка эта в кожу с немыслимой силой впивается, заставляя терять не сознание, но смысл своего клятого существования. Он мрачнеет в лице, но всё-таки предпринимает попытку ожить, потому берет продолговатый пакетик сахара и разламывает тот напополам, высыпая всё содержимое в чашку с остывшим слегка чаем. Если это не попытка подсластить ставшую горькой жизнь, тогда отчаянное решение переключить всё своё внимание на посторонние вещи, которые не имеют никакого смысла. Необходимо отвлечься. Мысль в голове пульсирует достаточно хаотично, но звучит адекватно, потому что фиксироваться лишь на одной Зоэ — чревато последствиями. Теми последствиями, что он соскочит и не выдержит, отправившись к ней, наплевав на все принятые меры безопасности. Эгоист. Да, Ривай чёртов эгоист, который думает лишь о том, чтобы мочь нормально зажить, оставив за своими плечами весь пережитый опыт. А ещё он думает о том, чтобы каким-то образом вовлечь в своё существование саму Ханджи, но сделать это на её добровольном согласии. В принуждении никто из них не нуждается. Право, ему кажется, что Атланту проще на своих плечах ношу держать, чем ему сейчас сидеть и пытаться не сорваться в погоню за женщиной, которую он обидел, хотя совершенно не хотел этого делать намеренно. Цель оправдывает средства. В его же случае она оправдывает ещё и способы достижения желаемого. А вообще, желаемого ли? Такого исхода он действительно всегда хотел? Ривай открывает для себя новую правду — он за всю свою жизнь ни разу ничего не хотел сам. Однако, стоило Ханджи склизким явлением проникнуть в его серое и размеренное существование, перевернув там всё вверх дном, как уже ничего не может быть, как прежде. Н-и-ч-е-г-о. Впрочем, никто особенно-то и не против. Пожалуй, он упирается лишь из-за непривычки, ведь не привык к такой чрезмерной суетливости, но со всем можно смириться. Иронично строить надежды, когда собственными руками всё оборванно, — посещает его мысль острая, вынуждая в лице помрачнеть и брови свести к переносице, нахмурившись пуще прежнего. Да, идиот-идиотом, потому сидит здесь и уже какие-то планы на своё будущее строит, хотя оно выглядит крайне неясным. Покуда он может знать о том, что не сдохнет через несколько дней? Планировать — цеплять на себя розовые очки и слыть полным кретином, явно веря во что-то лучшее. Жизнь всегда была неблагодарной сукой, поэтому не стоит расслабляться, думая лишь о приятном или позитивном, потому что ушат дерьма на голову может прилететь крайне элементарно и внезапно. — Странный вы человек, Аккерман, — от размышлений отвлекает женский голос, раздающийся где-то сбоку. Энни поддается слегка вперёд, опуская подбородок на сложенные вместе ладони, когда мужчина лишь смеряет её пронизывающе-холодным взглядом серых глаз, на что та отвечает чем-то подобным. — Вчера угрожали нам едва ли не расправой, только лишь бы мы не тронули эту женщину, а сегодня добровольно прогоняете её, разбив сердце. Это доставляет вам какое-то садистское удовольствие, что ли? Он чувствует, что ещё немного и у него начнут чесаться руки из-за желания всадить две обоймы свинца в её белобрысую макушку. Глубокий вдох. Выдох. — Много ли ты знаешь, — бесцветно отвечает её тот, принимаясь помешивать ложкой сахар, что никак не хочет растворяться. Железо ударяется о стенки, а Ривай ощетинивается, словно это у него над ухом колокол звенит, разрывая барабанные перепонки до кровавого месива. Стоит признаться, что в последнее время его раздражает огромное количество вещей, но сейчас внутренний конфликт достигает своего апогея, посему любой звук — провокация к бурному взрыву. Подавление эмоций самая худшая вещь, которую он с собой проделывал, да и проделывает, ведь иначе справляться с ними никак не может. Ханджи — вновь все мысли о ней, — умеет раздавать всю себя другим: с широкой улыбкой на губах, с озорным блеском в глазах карих, с громким смехом, отливающим оттенком безумия. Дьявол, как же её не хватает. Можно ли насытиться человеком менее, чем за сутки? Нет. Можно ли насытиться человеком, если в разлуке вы провели, практически, год? Нет. Дни, что были проведённые вместе с ней, казались ему тогда самым настоящим сумасшествием, но сейчас положение дел показывает иную ситуацию: без неё начинается кристальное безумие. — Мне не нужно много знать, чтобы судить о чужих поступках. Ваши — не слишком логичны, но истинных мотивов я знать не могу, поэтому не собираюсь упрекать или что-то в этом духе. Мне, по больше части, насрать, так что жизнь ваша, как и дела, поэтому разбирайтесь самостоятельно, — пожимая плечами, спокойно проговаривает Леонхарт, на что он только языком цокает и подкатывает глаза в раздражении. Худшее, что вообще может быть, так это, когда кто-то начинает его поучать жизни или уму-разуму. Единственным человеком, что давал ему здравые жизненные советы, действующие всегда безотказно, был Эрвин. И только у него была какая-то скрытая способность вытягивать Ривая из вязкой трясины, в которую он сам себя каждый раз профессионально загонял, усаживаясь там по самое горло. К сожалению, сейчас этого случиться уже не может. Мысль об этом сверкает очередной вспышкой гнева, поэтому мужчина дёргает пальцами и сминает в кулаке бумажку от сахарного пакетика, а после откидывает её в сторону, опять думая о чём-то своём. Аккерман знал о том, что Ханджи каким-то образом была знакома с Эрвином, но не хотел интересоваться, потому что ему было без разницы на эту информацию. Хотя, однажды Смит всё-таки обмолвился парой слов, дав краткое описание Зоэ. «Университетская подруга». Ни больше, ни меньше. Но разница в них двоих видна невооруженным глазом: если Эрвин всегда стремился вытащить того на свет, словно беспомощного котенка, что уже даже в теории звучит мерзко, то Ханджи наоборот — добровольно прыгает к нему во тьму, также желая там засесть. Плевать, где и как, но вместе, да, Хан? — Спасибо за одолжение, — отплевывает саркастично мужчина, а затем наконец-то допивает чай, наблюдая за тем, как сахар оседает на дне чашки. — Дайте мне чем-то расписаться в документах. — Кровью, — девушка тянет уголки губ вверх, растягивая те в холодной ухмылке. Она серьёзно? — Только если твоей, девочка, — Аккерман глаза щурит недобро, явно думая воплотить сказанное в реальность. — Держите, — Райнер протягивает тому ручку, при этом успевает взглянуть укорительно в сторону своей напарницы, которая с таким лицом сидит, будто ей вообще всё по боку. Впрочем, может так оно и есть? Эмоциональный диапазон этого человека ещё ниже, чем его собственный, с учётом того, что сейчас он и вовсе старается максимально подавлять любые чувства или эмоции в зачатке. Ривай вновь открывает папку и вынимает документ из файлика, оставляя в необходимой графе размашистую подпись, а после вкладывает обратно и папку закрывает. Леонхарт тотчас протягивает руку, чтобы забрать важную вещь, но мужчина лишь губы плотнее поджимает и вкладывает её в самый большой карман своего рюкзака. Прожитые года научили не только никому не доверять, но и всегда носить важные бумаги с собой, даже если ситуация того не позволяет. Наглость — второе счастье, а в его случае и вовсе залог хотя бы на жизнь. В открытую ладонь девушки он кладёт только ручку, тем самым возвращая предмет обратно. Ярость в светлых глазах — лучшее, что она может предоставить ему в данный момент. — Идёмте, мистер Аккерман, будем ехать в условленное место, — Браун поднимается на ноги, пропуская вперёд Энни, а Ривай цепляет свой рюкзак за лямку и надевает ту на одно плечо, выходя следом за своими новыми «товарищами», которых желает ещё пару веков не знать точно. В голове заседает мысль назидательная о том, что было бы неплохо, окажись условленным местом всё-таки гнилая канава где-то за чертой города, где его хладное тело с дыркой в башке не найдут даже с собаками, позволив гниющей плоти разлагаться и смешиваться с тамошней грязью, потому что это идеальная и заслуженная смерть для его чистоплюйской души. Вряд ли хоть кто-то страдать будет. Да, депрессивные мысли — это норма для него, но ничего подобного не случится, пока месть не будет торжествовать. Сначала он воздаст по заслугам гнилому ублюдку, виновному в смерти Эрвина, а потом сможет слечь с почестями аль без них.

***

Условленным местом оказывается далеко не канава, а максимально неприметный отель, находящийся где-то в самых ебенях города. Иначе местоположение этого ветхого здания и не описать. Жить здесь две недели подряд — пытка. Одного взгляда на потрескавшийся фасад здания достаточно, чтобы уже заведомо не рассчитывать на какой-то президентский номер, но хочется надеяться хотя бы на относительные условия для существования. — Это шутка? Или всё же что-то личное? — недовольно кривя губы, Аккерман посматривает на ключ с брелком и цифрой «13» на нём. Браун лишь плечами пожимает, слегка усмехаясь, пока Энни что-то листает в телефоне, точно будучи максимально незаинтересованной в происходящем вокруг. Не нравится ему вся эта ситуация с выбором точки, где они будут находиться некоторое время. Хотя, стоило бы, наверное, поблагодарить, что не какой-то сарай или ещё хуже — заброшенное помещение. — Нам лучше держаться подальше от центра, а это одно из тех мест, что не будет слишком бросаться в глаза, — объясняет парень, запуская ладони в карманы брюк. — К слову, мой номер рядом с вашим, а Энни — напротив. Если что-то нужно будет, то просто попросите. — Чёрт, эта звонит. Райнер, говори ты с ней, потому что я не хочу, — Леонхарт отдает своему напарнику телефон и тот удаляется дальше по коридору, скрываясь за углом немедля, оставив их двоих наедине. Это сейчас ему кажется или воздух действительно постепенно пропитывается каким-то напряжением? — Мне нужен ноутбук для работы, потому что вряд ли я смогу быть полезным, если буду просто сидеть взаперти, — спокойно проговаривает Ривай, смотря в упор на девушку, которая кривится, словно каждое его слова раздражает её неимоверно. — Сейчас, — она, тяжело вздыхая, заходит к себе в номер, а после сразу же показывается, вынося ноутбук и висящий к полу провод от него с блоком питания. — Вот, только без глупостей. Ясно? — Если ты думаешь, что я буду пытаться взломать Пентагон, то ты ошибаешься, — мужчина принимает такое «дарование» и прижимает краем к груди, думая о моментах сетевой безопасности. — У тебя есть ключ, чтобы зашифровать адрес ноутбука? — Зачем? Куда вы хотите уже залезть? — Энни настораживается и мрачнеет в лице, скрещивая руки на груди, будто пытается защититься от него хотя бы так. — Туда, где наркотой торгуют, а ещё о ней расписывают целые научные статьи. — Даркнет? — Да. — Предполагаете, что будет какая-то информация о Нью-Йорке? — она даже бровь вопросительно приподнимает, а Ривая такая твердолобость только раздражает сильнее. — Зайдете потом и покажу, как нужно работать. Устрою небольшой ликбез, как жест доброй воли. — Мы должны, типа, сказать спасибо? — Нет, ты должна, типа, принести мне флешку-шифратор и не задавать больше тупых вопросов. Аккерман оставляет её в гордом одиночестве, когда заходит в комнату и прикрывает дверь, погружая себя в тишину отельного номера. Здесь до невозможности душно и самую малость мрачно из-за плотности ткани задёрнутых штор, да и дело понемногу близится к вечеру, поэтому оно и логично, что будет темновато. Впрочем, его такое положение дел даже устраивает, потому что глаза не слишком напрягаются, уставая от чересчур яркого освещения, поэтому он не предпринимает попытки найти рукой выключатель, чтобы как-то изменить освещённость комнаты. Так тоже сойдет. Взгляд наскоро пробегается по обстановке: кровать, шкаф, стол и тумбочка. Мощно, безусловно, но ему вполне хватит и этого, чтобы переночевать несколько ночей и продолжить с головой погружаться в расследуемое дело. Помогать федералам — неблагодарное занятие, однако жаловаться ему сейчас не слишком-то и выгодно. Приходится смириться с имеющимися обстоятельствами. Рюкзак тот кидает рядом со столом, а на спинку простецкого стула вешает куртку, оставаясь в футболке. Так даже дышать легче. Ривай подходит к окну и раздвигает в разные стороны шторы, щурясь из-за того, что свет всё-таки бьёт по сетчатке, а потом ставит то на проветривание, открывая одну половину. Морозной свежести на улице не сыскать, потому что летняя жара сводит с ума, но пускай будет пересушенный воздух, чем затхлый. — Отлично, — невесело подытоживает он, когда проходит в ванную, чтобы вымыть руки с мылом, а вода из ревущих истошно труб бежит изначально светло-коричневого оттенка, и лишь после уже принимает нормальный цвет. Приходится ладони добротно намылить, сетуя на то, что мыло недостаточно чистое. Приехали. Недостаточно чистое мыло. Дальше что? Неразведенный спирт нельзя считать стерильным, если баночка, где он находится, хотя бы раз открывалась? Дышать окружающим воздухом тоже не стоит, потому что в нём витают всевозможные бактерии? Сумасшествие. Мужчина вытирает лишнюю влагу с кожи предоставленным отелем полотенцем, а после возвращается обратно в комнату и садится за стол, предусмотрительно подняв перед этим провод от Интернета с пола, чтобы сейчас вставить собачку в специальный разъём. Благо, администрация додумалась развесить в каждом номере бумажки с паролем от сети, а не поставить одну-несчастную табличку на ресепшне. Он подпирает щеку кулаком и задумывается над тем, с чего стоит начать свои поиски. Действовать «почти» законно, работая, словно крыса, откуда-то из тени — сомнительное удовольствие, однако делать сейчас всё равно нечего, отчего ему остаётся лишь дожидаться флешки, а после научить этих детей, как действительно необходимо добывать информацию из всевозможных источников. И работа, даже ещё толком-то не начавшаяся, помогает отвлечься от раздирающих изнутри мыслей, которые касаются Ханджи. Да, Ривай за ней скучает. Да, он давным-давно начал ловить себя на мысли, что ещё при работе в Департаменте, ждал, когда стук её невысоких каблуков раздастся в коридоре; или, когда она, оказавшись рядом с ним, улыбнется широко-широко, растянув пухлые губы в лисьей ухмылке, и протянет злосчастное «мистер Аккерман». Да, он привязался. Обещал себе, клялся лихо, что никогда более не позволит подобному случиться, потому что привязаться — добровольная смерть, а у него попросту жизни не осталось после того, как не стало Изабель и Фарлана. Но почему-то всё в нём сконцентрировалось на ней, найдя в Ханджи источник какой-то тёплой-тёплой жизненной энергии, которой он никогда сам не обладал из-за собственной чёрствости и неумения здраво выражать эмоции с чувствами. Самое ужасное в привязанности лишь то, что стоит одному уйти, то вместе с собой тот забирает часть второго человека. Она тонкими пальцами умудрилась крепко схватиться за его сердце и с хрустом рёбер извлечь жизненно важный орган. Так живёт ли он сейчас? Или доживает оставшееся время? Того ли его так тянет к ней, потому что у неё в окровавленных руках лежит невидимый трофей её выигрыша? Чёрт знает. А Ривай нет. — Мистер Аккерман, — перед тем как Райнер заходит в номер, раздаётся приглушенный стук, выметающий из головы все лишние мысли, — плохие новости. Нам звонила координатор. Начальство требует ускорение процесса, потому что мы не можем долго совмещать вашу защиту и подготовку захвата производства. Мы не хотим торопить, но… — Да понял я, хватит мяться на пороге. Заходите уже, — мужчина окидывает скользящим взглядом двоих своих гостей, а затем протягивает ладонь требовательно. — Шифратор, — с болезненным шлепком ему вкладывает тот Энни, явно мстя за инцидент с ручкой. Какая злопамятная девочка, точно ребенок, — думает в какой-то момент Аккерман, но переключается обратно на рабочий процесс, вставляя флешку в специальный разъём. — Часто пользуетесь такими ресурсами? — любопытствует Браун, заглядывая ему за плечо, пока Ривай разбирается с настройками приватности. — Приходилось по работе. Вы, к слову, принесли какую-то бумагу для записей или предпочитаете всё держать в голове? — А… — Я сейчас принесу, выдыхай, — махнув рукой, Леонхарт отталкивается от стенки, служащей опорой, и выходит из комнаты. — Как ты с ней работаешь? — задаёт между делом вопрос он, посматривая парня, на что Райнер только улыбается слабо. — Мы давние друзья, а Энни далеко не такая, какой пытается себя показать. — Не знаю. Стерва во все времена является стервой. Но тот ничего не успевает ответить, потому что центральная личность их короткого обсуждения вновь показывается, держа в руках свернутый ватман и какие-то цветные маркеры. Всё это добро выгружается на поверхность стола, создавая мелкий, но беспорядок. Нет-нет, так дела не будет. — Пригвоздите тот на кнопки к стене. Думаю, здешние обои видели вещи куда хуже, чем обычный острый металл. И пока двое агентов принимаются выполнять небольшое поручение, перекидываясь пару-тройкой слов о девушке, что им звонила, Ривай во всю погружается в изучение явно не слишком законного контента на тех имеющихся сайтах, что предстают перед ним. — Так это главная страница Википедии, в чём суть тогда? — интересуется Энни, когда подходит к нему и склоняется, заглядывая в экран. — Это не Википедия. Ты видела, чтобы в ней был список подобного? — он пальцем указывает на внушительное перечисление всевозможных психотропных веществ, имеющихся в свободном доступе. — Нам только рассказывали о том, что эту паутину нулевых доменов никак не могут прикрыть, но никогда не намекали даже на то, что с ней можно раскрывать дела, — говорит Райнер, становясь с другой стороны. Компания, конечно, замечтаться можно. — Ищете информацию тут, а в протоколе просто указываете показания каких-то свидетелей. И в итоге дело закрывается меньше, чем за неделю. — Но это незаконно, — подмечает парень, чем вызывает скептический взгляд в свой адрес от них двоих одновременно. — Зато действенно. — Ладно, должна признать, что в этом есть смысл, — выдыхает Энни и присаживается на край стола, свесив ноги. — Но ведь нам так быстро не ответят? — Нет, конечно, — Аккерман пальцами быстро пробегается по клавиатуре, набирая сообщение в окно форумного чата, где как раз происходят всевозможные горячие споры о разнообразии увеселительных веществ. — Я создам новое обсуждение с вопросом про эту дрянь, которая нам нужна. Пока пройдет модерацию, а потом уже будем ждать ответов. — И сколько это займёт по времени? — Сутки, может двое. Лучше выждать больше, чтобы обладать нужным количеством информации. — Ясно, — Райнер спиной подпирает свободный участок стены рядом с ватманом. — Что мы можем сделать, пока ждём ответов? — Пройтись по всевозможным подворотням и поспрашивать там. — Смешно, Аккерман. А если серьезно? — недовольным тоном спрашивает девушка, на что ловит презрительный взор в свой адрес. — Я не шучу, девочка. Уличный сброд — лучший распространитель этого дерьма. Вот и пройдитесь, только ведите себя попроще и не стоит тыкать каждому встречному своим значком, потому что так ты ничего не добьешься, — откидываясь на спинку стула и вытягивая руки вверх, отвечает Аккерман, разминая шейный отдел и хрустя позвонками. — А вы? — А я посижу и понаблюдаю за этим добром. — Ладно, идём Райнер. Я не хочу видеть рожу Микасы здесь, в случае нашей неудачи. Лучше поторопимся и попытаемся сделать хоть что-то, чем будем сидеть в компании криминальных авторитетов. Ривай уже не обращает внимания на столь глупые попытки его зацепить, потому что выглядят они наивно и по-детски. Впрочем, когда эти двое уходят, оставляя его наедине со своими мыслями и включенным ноутбуком, тот роется в утилитах системы, предполагая, что в ФБР должны иметь специальные программы для того, чтобы сканировать онлайн-ресурсы, может быть, несколько поверхностно, но ему понадобится даже малейшая информация, поэтому он находит одну такую, но та оказывается закрыта паролем. — Надеюсь, они не держат пароли на… — папка, созданная на флешке, вмещает в себя все необходимые электронные ключи, и это ставит мужчину в тупик. Они правда настолько халатно относятся к своей работе? — Идиоты несчастные, — тот недовольно языком цокает и прикрывает глаза в раздражении ненадолго, но открывает своеобразный сканнер, в котором вводит ключевые слова, чтобы результаты поиска оказались более точными. Даже с отсутствием знаний о программировании с такими агентами можно элементарно взломать Пентагон. Хотя, даже закрадывается мысль, что они пытаются ему доверять, поэтому не беспокоятся о ключах доступа. — Нет, они просто идиоты. Чего их зазря оправдывать? Возмущаясь вслух, Аккерман активирует программу, вынуждая её собирать и анализировать полученную информацию, пока сам поднимается на ноги и снимает с тела кобуру, положа ту на тумбочку. Дверь с щелчком закрывается на замок, а он падает на слишком мягкий матрас, сняв предварительно обувь, потому что пачкать даже казенное имущество не слишком-то и хочется. Думать о чистоте простыней — гиблое дело, а тем более попытаться убедиться в их свежести, поэтому он даже не снимает покрывала и просто закрывает глаза, судорожно выдыхая, раскинув руки в стороны. Если ему сейчас удастся урвать хотя бы пару часов сна, то можно считать себя удачливым человеком. Особенно, с учётом обострившейся бессонницы, которая превратилась в хроническую. За ночь у Ханджи ему едва ли удалось поспать три часа, потому что глаза сомкнулись только под утро, но она не выключила будильник, а посему пришлось вздрогнуть и проснуться от внезапно раздавшегося звонка. Ханджи. Нет-нет-нет. Ривай обхватывает голову руками и переворачивается набок, жмурясь сильно-сильно, потому что мысли недобрые вновь настойчиво просачиваются в его мозги, желая осесть там пылью, которую уже никак не вымести. Как же хочется заорать от бессилия. Почему постоянно приходится терпеть неудачи? Почему всё просто не может быть…просто? Он выдыхает судорожно, сжимая челюсть плотно, а после пытается расслабиться, совершенно не замечая, что сон всё-таки настигает его, накрывая плотным полотном сверху. Лучше впасть в беспамятство, чем постоянно созидать горе.

***

— Я больше не полезу в такую помойку, — недовольно проговаривает Энни, когда они собираются вечером вместе. — А если и полезу, то сломаю кому-то руку или выколю глаза, потому что эти взгляды начинали меня раздражать. — Я так жил длительное время, знаешь, ко всему можно привыкнуть, — пожимает плечами безразлично Ривай, который проснулся полчаса назад, а в чувство до сих пор прийти не может, потому что ощущает себя ещё более вялым после сна, нежели до него. — Вы что-то выяснили? — спрашивает он, пока медленно роется в рюкзаке, вынимая оттуда свои вещи, и подходит к шкафу, принимаясь складывать те на полках. — Школы и ночные клубы — самые популярные места, где этим промышляют, а ещё, вот, — Райнер кладет на стол маленький пакетик с синей таблеткой. — Пришлось одного подозрительного парнишку обыскать, который очень занервничал, когда я начал спрашивать про эту штуку. Оказывается, в народе эту хрень называют Альбастру. — Изысканно-то как, — равнодушно отзывается Аккерман, заканчивая складывать свои скромные пожитки, а после вновь возвращается к рюкзаку и вынимает папку с документами из большого отдела, переключаясь на отдел поменьше, откуда достаёт свои лицензии. — Отправите на экспертизу? — Да. — Хорошо, — он перекладывает к одному из документов эти тонкие бумажки, пока под ноги не падает что-то плотнее, чем лицензии. В слабом освещении люстры его изначально посещает мысль, что показалось, но когда мужчина наклоняется и поднимает фотографию с пола, то замирает, словно пораженный громом. Сердце пропускает удар, а затем второй и третий, но вскоре Аккерман начинает задыхаться, поэтому рвано хватает ртом воздух, точно задыхаясь. Но от удивления или от наплыва эмоций? Он точно помнит, что эту фотографию с собой не брал, а значит…Ханджи! Как ей удаётся это делать даже на расстоянии? Как удается выводить из себя и поражать одновременно своими сумасшедшими поступками? — Эй, Энни… — Ривай не узнает свой севший голос, когда обращается к Леонхарт. — Вы знаете моё имя? Поразительно. — Дай телефон. — Чего? — Дай мне телефон, — твёрже произносит мужчина, отчеканивая каждое слово, пряча параллельно фотографию обратно в недра рюкзака. — Зачем он вам? — Энни хмурится, явно не желая выполнять его просьбу. — Мне нужно сделать звонок другу и рассказать о том, как правильно кормить кота, — отбивается сарказмом тот. — Просто дай мне блядский телефон, и я отдам тебе его через пять минут. — Ладно, — она вынимает мобильный из кармана джинсов и протягивает равнодушно. Аккерман недовольно фыркает, но желанный объект берет и выходит в продолговатый коридор, чтобы любопытные уши никак не слышали его разговор с определённой персоной. Пальцы наскоро набирают выученный назубок номер, хотя тот числится в списке исходящих звонков. Плевать, потому что он прикладывает трубку к уху и начинает расхаживать из стороны в сторону, сжираемый изнутри невозможной бурей эмоций, сносящей рамки чего-то здравого напрочь. Фотографию она положила, значит. — М-м-м, да? — ужасный шум на том конце провода вынуждает его потерять всю свою злость, что он только что ощущал. Где это она? — Аллё-ё-ё-у? — Ханджи… — Да? Это кто? — Очкастая, не строй из себя дуру. Молчание и какой-то глупый смех раздается по ту сторону, но сразу же тонет в общем шуме и громкой музыке. — Это было ожидаемо, — говорит она, а Ривай понимает, что язык у неё нехило так заплетается. — Ты всегда так делаешь. — Где ты, Зоэ? — вполне серьёзно интересуется он, даже не осознавая для чего. — Какая разница? Там, где нет тебя, что уже хорошо, — та вновь хихикает пьяно, а мужчина, решаясь, заходит обратно в номер и прижимает телефон к груди. — Можете отследить номер? — Ну, программа есть, — удивленно говорит Райнер, пока Энни лишь вопросительно на того поглядывает. — Только нужно пару минут, чтобы связь длилась, пока сервер получит доступ к спутнику. — Хорошо, давайте, — кивает он, а парень присаживается за ноутбук и сворачивает другие утилиты, открывая необходимую. В этих тонкостях Ривай вообще мало чего понимает, поэтому не смотрит, отворачиваясь лицом к окну. Давай, устраивай мыльную оперу по телефону, особенно в присутствии двух зелёных сопляков. Но ему-то плевать по большей части на такие мелочи, как то, что о нём могут подумать, потому что благополучие этой несносной женщины, которая где-то вусмерть напившаяся зависает — волнует его намного больше. И это ведь всё из-за него. Всё что с ней случится, если он не успеет — только из-за него и его эгоизма. — Что ты хочешь? Я чуть-чу-у-у-уть занята, ой, подожди! — она куда-то пропадает, оставляя вместо себя громкие басы музыки, напоминающей клубную, а тот может лишь вздыхать. Пока что. — Я здесь, да-да. Это всё Пик отвлекает, — и снова этот смех. Не одна, что уже хорошо. Но этой чёртовой некрофилке Аккерман никогда не доверял, как не доверяет и сейчас. — Хотел извиниться, — честно отвечает он. — Ха-ха-ха, ладно-о-о-о-о, — та на какое-то время умолкает, опять утонув в общем шуме. — Тебя плохо слышно! Это всё? — Нет, — Райнер головой кивает на экран, показывая, что ещё около сорока секунд остаётся, посему приходится тянуть время дальше. — У тебя всё в порядке? — Ты издеваешься? Правда думаешь, что этот вопрос уместен? — она пытается сказать последнее слово несколько раз подряд, но выходит плоховато, однако суть мужчина улавливает. — Давай потом как-то, хотя я сомневаюсь, что потом будет хоть когда-то. Этто правда лишнее. Пока-а-а-а-а! — Ханджи! Гудки бесконечные — молоток, что вбивает гвозди в то пустое место, где когда-то было сердцем, вынуждая рану изнывать ещё сильнее. — Я нашёл её на карте, — Ривай отдаёт телефон Энни, которая уже крайне шокировано на него взирает, а после заглядывает в ноутбук, смотря название ночного клуба. Бог любит троицу, поэтому клуб «Пандемониум»? — Думаете, что оно ей надо? — спрашивает девушка, когда он снимает куртку со спинки стула. — Вы ей там нужны? Тем более, мы не имеем права отпускать вас без нашего сопровождения. — Поехали тогда со мной, у тебя же есть ключи от машины. Лучше будет, если мы согласуем всё мирно и без ненужного насилия. Заодно устроишь проверку клуба, потыкаешь своё клятое удостоверение и всем будет хорошо. — Так вы ей нужны там? По-моему, она всем довольна. — Знаешь, — откровенничать не хочется, но правоту свою доказать нужно немедленно. — Я видел её пьяной лишь единожды, но уже тогда смог понять тот факт, что если у неё всё в жизни хорошо, то пить она не будет. — Хорошо, идёмте, — Энни отталкивается от стены и переводит взгляд на Райнера. — Смотри за состоянием статус-бара, может, когда приедем, то уже всё загрузится до конца. Ривай мрачнеет, хотя не отрицает своей благодарности этой грубой девочке, в мыслях желающей сжить его со свету всеми возможными способами. Он бы и сам себя сжил, но не сегодня, когда приходится вытягивать Ханджи из глубокого дерьма, в которое она попадает сугубо по его вине.       Не сегодня, когда она не ждёт его, а он в очередной раз вмешается в течение её жизни, помогая ровно стать на ноги. Но Ривай даёт себе нерушимую клятву — это последний раз.