***
Передвигать ногами становится довольно-таки сложным испытанием, хотя её за локоть поддерживает Аккерман, поэтому процент того, что падение случится — невероятно мал. Но переиграть и этот показатель ей удаётся с незримой легкостью, потому что на одном из лестничных пролётов носком она цепляется за ступеньку, так как не слишком высоко поднимает стопу, и тут же по инерции падает вперёд, хотя мужская рука всё же успевает вовремя обхватить за талию, предупреждая возможный казус. Ханджи даже чувствует, как мышцы под его кожей напрягаются, когда ладонями хватается чуть ниже плеча. — Зоэ, аккуратней, — голос чужой звучит где-то над ухом, но ей кажется, что в нём более нет той злости, что была часом ранее. Всего-навсего лёгкое раздражение. — Это потому что я без очков, — весело оправдывается та, когда выпрямляется и сдувает с лица упавшую на глаза прядь волос от такой встряски. — Это потому что ты обдолбанная, — грубо отчеканивает он, а женщина лишь улыбается и безразлично пожимает плечами. Ей сейчас на всё плевать. — А мы где? — Ривай прислоняет её к стене, а она сама лишь рада этому, потому что слабость в каждой клеточке тела становится всё ощутимей, посему приходится полностью налечь на твёрдую опору и повернуть голову в сторону мужчины, всматриваясь в пятно его силуэта бездумным взглядом. — И куда подевалась та девушка? — Неважно и ещё раз неважно, тебе сейчас главное проспаться, потому что дальше будет хуже, — он открывает дверь в номер, а Райнер, сидящий за столом, даже с места подрывается, когда видит такую странную картину. — Принеси бутылки три воды, но не газированной, — просит коротко Аккерман, на что парень согласно кивает и удаляется, оставляя их наедине. — А вода зачем? — любопытствует Ханджи, стоит ей опуститься на край мягкой кровати и вытянуть перед собой ноги. Обстановка вокруг не хочет восприниматься, потому что детали просто-напросто убегают из поля зрения, а пустое пространство начинает качаться. Хочется сосредоточиться на чём-то одном, но получается слабо, и это ужасное подобие гиперреактивности пугает её до сжатых кулаков. С одной стороны — бери и наслаждайся чувством лёгкости, а с другой — пребывание в такой безмятежности утомляет, ведь невозможно долго находиться в прострации. На вопрос ответа не звучит, зато Ривай становится перед ней, заставляя взглянуть на него стеклянными глазами. Губы её тут же растягиваются в широкой улыбке, а ладонь хватает того за край футболки и тянет вниз. — Я зна-а-а-а-а-а-аю, чего ты хочешь. — Успокойся, — он сразу же перехватывает её пальцы и останавливает, отнимая от себя худую конечность. — Вечно ты ломаешься, — недовольно бурчит она, отбрасывая идею заняться с ним греховными деяниями. Мрачный тот какой-то. — Ты привёз меня, м-м-м, в место, где скрываешься, что ли? — слабо выговаривая сложные слова, произносит Ханджи и тяжело поворачивает голову в сторону, принимаясь медленно-медленно моргать в попытке рассмотреть противоположную стену. — Нет разницы, где ты, — почему-то ей кажется, что он и сам недоволен такому исходу. Исходу, где они вновь оказываются вместе. — Посмотри на меня, давай, — Аккерман касается ладонями её лица и поворачивает к себе, когда присаживается на корточки совсем рядом, чтобы заставить смотреть её в одну точку. Зоэ же, всё ещё горя желанием посостязаться в гляделки со стеной, не слишком-то и активно подчиняется, но всё-таки реагирует на тепло чужой кожи. Он впервые так мягко её прикасается. И это даже в чём-то подкупает, вынуждая ощутить внутри себя наплыв каких-то до ужаса сентиментальных чувств, что вот-вот хлынут словесным потоком, который будет уже не остановить. — Что ты принимала и сколько часов назад? — Не знаю, — отчасти честно отвечает она. — Я не помню. — Подумай, очкастая, — мужчина аккуратно заправляет волосы по обе стороны ей за уши, а затем опускает серые глаза к чужим рукам и поворачивает запястьями вверх, выдыхая сдавленно. — Это была синяя таблетка? — По-моему, — Ханджи недоумевает, поэтому глупо смотрит в его напряженное лицо, бегающий лихорадочно взгляд и то, как густые смоляные волосы поблескивают в тусклом свете люстры. — Ты обижаешься на меня? — ей отчего-то становится так стыдно за вспышку эмоций, что не удалось подавить, в момент, когда он выводил её из того злосчастного клуба. — Чего? — Я тебя не ненавижу. Честно! — она широко раскрывает глаза и повышает голос, добавляя в тот больше чувств. — Просто, — вздох, — просто ты перегибаешь палку. И причиняешь много боли, думая о том, что одиночество — это хороший выход. Эти слова никогда не сорвались бы с её языка, будь она в здравом уме. — Ладно, — Ривай хмурится, но никак не реагирует на подобное заявление, оставаясь всё таким же безучастным. Большой палец его ладони касается синеватых вен, на что Зоэ не обращает внимания, продолжая всё также отчаянно всматриваться в него. Почему-то сейчас у неё появляется навязчивая мысль того, что он должен простить её и не обижаться на раньше сказанное, иначе она сойдёт с ума. — Сколько часов прошло с принятия? — Полтора-два, наверное, — женщина отнимает руку и почесывает ноготками лоб, выдыхая протяжный стон, а после теряет осанку, сгорбившись в спине. — Мне скучно. Давай поговорим с тобой? Или, может, придет тот парень? Или та девушка? Вчетвером будет намного веселее! — Придут, но болтать будем позже. Ты не хочешь сходить в душ и освежиться, а потом лечь в кровать? — Аккерман поднимается на ноги и выпрямляется, выпуская женскую ладонь. — Если только ты потрёшь мне спинку, — заговорщицки улыбаясь, Ханджи потягивается и вздыхает блаженно, прохрустев позвонками. — Обязательно, — даже без очков та замечает, как он в раздражении глаза подкатывает. Но внутри неё сентиментальность разительно быстро сменяется другим чувством, напоминающим баловство. Точнее сказать — они все в ней существуют в единую секунду, но обратиться к какому-то отдельно у той не получается, посему остается лишь уповать на долю случая и то, что выпадет случайным образом. — Я наберу тебе воды в ванной, сама не лезь. Зоэ пожимает плечами и растягивается на кровати, раскинув руки в разные стороны. Но вскоре смотреть в потолок ей надоедает, поэтому она перекатывается набок и, не рассчитав ширину кровати, падает на пол, больно ударившись плечом о холодный паркет. Однако даже это вызывает в ней лишь приступ короткого смеха, пока та становится на колени, а затем нетвёрдо поднимается на ноги. Уголки глаз приходится натягивать сильно-пресильно, дабы разглядеть в пелене сплошной расплывчатости хоть что-то, и единственным ярким пятном оказывается ноутбук. Её тянет к свету, как несчастное насекомое, но преградой становится стул, на который она налетает, перегнувшись пополам, и едва ли не падает вместе с ним. — Мисс Зоэ! — Райнер, одной рукой прижимая три литровые бутылки к себе, второй хватает ту за локоть, останавливая от падения. — Не думаю, что вам необходимо сейчас проявлять инициативу. Лучше отдохните. — Да я полна энергии! — Ханджи выдергивает свою конечность из крепкой хватки чужого человека, а после губы расстроенно поджимает и отворачивается, смотря куда-то в пустое пространство. Лишь бы ещё сильнее не накрыло и ничего не начало мерещиться. Но мысль обрывает прикосновение к спине и только потом она видит подле себя Ривая, чьё появление заметить не успела. Время каким-то удивительным образом потеряло свою линейность, вынуждая её теряться в догадках о том, который сейчас час, да и вопрос, заданный несколькими минутами — минутами ли? — ранее, поставил в тупик, поэтому остаётся только предполагать и не более. — Иди и мойся уже, — сухо произносит Аккерман, на что женщина пальцами легонько касается его плеча, наклоняясь пониже. Игривое настроение никак её не покидает, посему та выдыхает шутливо ему в лицо, вытянув губы в трубочку. — Не злись, коротышка. Щелчок по носу становится последней каплей в море его спокойствия, отчего он делает шаг назад, нервно дёргая головой, и кивает Брауну, намекая на то, чтобы тот удалился восвояси. — Я буду следить за форумом, всё равно бессонная ночь гарантирована, поэтому иди, завтра уже будем разбираться со всем этим бредом. — Хорошо, — парень кивает согласно, оставляя на столе принесённые бутылки, а затем разворачивается на пятках и покидает номер, давая им возможность побыть наедине какое-то время. — Тебя скоро начнёт отпускать, — Ривай толкает её в плечо, вынуждая идти в сторону ванной комнаты, пока Зоэ спутанными движениями старается расстегнуть пуговицы на рубашке, хоть и получается достаточно сомнительно. Пальцы не слушаются совершенно, содрогаясь от слабости, поэтому та принимает решение снять одежду через голову и слегка путается в ткани, явно не ощущая помощи со стороны. Действительно ведь, когда всё-таки удаётся свести личные счета с верхним куском импровизированного наряда, то женщина замечает, что Аккерман просто стоит и держит руки скрещенными, прожигая её пренебрежительным взглядом. — И что? — Узнаешь. — Пускай, — она улыбается мягко, точно не видя в том большой проблемы. Пока. Ширинка на джинсах расстегивает куда легче, поэтому спустить их к самим стопам труда не составляет, однако сложившаяся ситуация забавляет её прилично. — Стриптиз станцевать? — Чтоб ты сейчас споткнулась и убилась о край раковины? Избавь меня от этого, — он подкатывает глаза, тяжело вздыхая, а Ханджи цокает языком из-за снобизма этого ужасного человека и раздевается, скидывая куда-то оставшиеся вещи, после чего ставит одну ногу в наполненную водой ванну, пошатываясь при этом опасно, но тут же шипит. — Она прохладная! — Ты ведешь себя, словно капризный ребенок, — тот от стены отталкивается и ставит перед ней две емкости: с гелем и шампунем. — Она и будет прохладной, потому что тебе сейчас точно не нужна горячая вода, чтобы в голову ударило ещё сильнее. Давай, мылься и занимайся прочим дерьмом. — Куда ты дел мои очки? — она тянется за гелем, но руку прошибает судорогой, поэтому бутылка падает на пол, а Ривай поднимает ту и подаёт ей, словно проделывает нечто подобное каждый день. — И ты обещал потереть мне спинку. — Блядь, Ханджи, не заставляй меня жалеть о том, что я сделал, — мужчина присаживает на бортик ванной боком и заставляет намокнуть мочалку, а затем выдавливает на грубую сетку какую-то консистенцию шоколадного оттенка, от которой пахнет соответственно, и принимается натирать ей спину достаточно рванными движениями. — Я же не просила тебя, — глупо смеётся та и обнимает колени руками, чувствуя внутри себя странное умиротворение. Словно ничего кризисного не происходило. — А ведь странно получается, да? — Да. Она не уточняет, а он и без этого понимает всё. Зоэ пальцем водит по небольшому облачку пены, что постепенно растворяется в воде, пока мужчина старательно мылит ей шею и даже моет за ушами, массируя там подушечками. К такому не грех и привыкнуть, — думается ей, когда веки прикрываются самостоятельно, а голова слегка вбок накренивается. К сожалению, больше они словами не перекидываются по нескольким причинам: во-первых, Ханджи слишком расслабленно себя чувствует, поэтому не хочет шевелить языком, да и вода, стекающая с волос может элементарно затечь в рот, а во-вторых Ривай просто молчит, явно не желая о чём-то толковать. Ему…неприятно, что ли? — Такое чувство, словно я какая-то прокажённая, — с ироничной усмешкой говорит она и закидывает голову назад, чтобы взглянуть на мужчину, что намыливает ей волосы шампунем и грубым толчком заставляет опустить ту обратно вниз. На задворках сознания появляется новое чувство, диктующее ей болтать без умолку, невпопад и просто о пустом. — Но мне всё равно. Ты, наверное, думаешь, что мне всегда на всё плевать? Ну, отчасти. Однако я предполагала, что ты обязательно о себе заявишь. Не думала, что сегодня, конечно. Ждала звонка через пару недель с каким-то извинениями и словами о том, что ты пропадешь. На месяц, год, два, а может все пять лет, — она активно жестикулирует руками, раскидывая мелкие брызги по сторонам и выглядя при этом до ужаса вдохновленной, а потом смеется тихонько. — Да, пожалуй, было бы неплохо, если ты исчезнешь. Хотя бы из моей жизни. Знаешь, — опять смех, — чтобы больше не суетиться со всей этой неразберихой между нами. Аккерман замирает, а Ханджи не успевает прикусить вовремя язык. — Хорошо, — голос его ей кажется тише обычного, поэтому она даже порывается оглянуться за плечо, чтобы суметь заглянуть ему в глаза, но ладонь, держащая за макушку, не позволяет этого сделать. — Ривай, ты, — женщина горло прочищает, — ты не принимай это близко к сердцу. Оно само как-то. Я не…не… — Я же сказал, что хорошо, — безапелляционно отрезает он, а после вода вновь льётся из душа, смывая с каштановых волос густую пену и вынуждая струиться ту по худощавому телу. — Вытереться сама хоть сможешь? — Это точно можешь мне доверить, — мягкое полотенце опускается на бортик, где мгновением раньше сидел Ривай, но когда она оглядывается, то там пусто. Всё живое внутри неё оседает тяжелым грузом вниз, так и пригвоздив к эмалированному дну ванной. Право, идти на конфликт не хочется, потому что загружать себя удушливым чувством подвешенности — худшее занятие, которое может быть. Поэтому Ханджи предпринимает самое простое решение, которое заключается в том, чтобы плыть по течению и ни о чём не переживать. Совершенно ни о чём. Она протирает волосы тканью полотенца, а после заматывает его вокруг тела, пряча уголок где-то подмышкой. Не самое удобное «одеяние», но надевать одежду, что пропиталась запахами ночного клуба не хочется ещё сильнее. Ривай сидит за ноутбуком, откинувшись на спинку стула, когда она выходит обратно в небольшую комнатку и опускается на край кровати, придерживая полотенце одной рукой, чтобы то не сползло. — Ложись спать, а если не можешь уснуть, то просто закрой глаза и думай о чём-то, — он даже не оборачивается к ней, а Зоэ почему-то не может сдержать улыбки и лишь головой покачивает несильно, когда откладывает в сторону полотенце и залазит под одеяло, укутываясь ним в кокон. Висок касается подушки, пока её взгляд устремляется к окну, которое ничем не отличается от других размытых пятен. Ярче только. — Спасибо, — тихо-тихо проговаривает она и прикрывает веки, ощущая влажность собственных волос. Наверное, с утра будет самый настоящий ужас, но подумать полноценно ей не удаётся, потому что измученные всеми психологическое состояние сдаётся, позволяя заснуть. Даже с учётом того, что кровь у неё в жилах бурлит, словно горячая лава, а сердце колотится настолько быстро, что вот-вот сломает рёбра. Темнота окутывает сознание целиком, заставляя тотчас потерять связующую нить с реальным миром, потому что через какое-то время в этой тьме появляются всевозможные чудеса, совмещенный с ужасом, вызывающим лишь мурашки, что пробегаются вдоль позвонка. Она видит перед собой просторную поляну с сочной зелёной травой и редкими деревьями, что купаются в свете солнечных лучей. И так хочется сделать глубокий вдох, чтобы насладиться этим свежим воздухом. Почему всё такое реальное? Но чувство умиротворения исчезает вместе с тем, как земля под ногами начинает трястись. Первая мысль — землетрясение, однако оно не похоже на что-то подобное, потому что стоит поднять голову и оглянуть за спину, то Ханджи всё прекрасно понимает. К ней приближается какое-то огромное существо, издалека напоминающего человека. Гигант! Страхом приходится захлебнуться, ведь даже чужие голоса рядом, что командуют седлать коней, не помогают прийти в чувство. Зоэ остервенело щипает себя за руки до боли и синяков, но сон не проходит. А существо всё ближе и ближе, пока женщина назад пятится. — Очкастая, запрыгивай давай! — сверху слышится знакомый басистый тон, что принадлежит Риваю, который разодет до боли странно, но при этом натягивает поводья, чтобы затормозить лошадь. — Ногу в стремя засовывай! Или ты головой настолько сильно приложилась, что забыла, как ездить верхом? — Ногу…куда? — Ханджи разобраться в происходящем не в силах, однако стоит повернуть голову в сторону, как последнее, что она видит — огромная пасть со смыкающимися зубами прямиком рядом с ней. Просыпается Зоэ с криком и затаившимся в груди чувством страха, а также резко принимает сидячее положение и начинает тяжело дышать, потому что дыхание спирает от такого ужаса. Но ото сна ей удается избавить не только себя, а и Аккермана, что задремал прямиком за столом, опустившись головой на сложенные руки. — Что такое? — он протирает сонные глаза, пока Ханджи всё ещё проводит параллели между реальностью и сном. — Кошмар, — на очередном судорожном выдохе та хватается за голову и хмурится, понимая, что её конкретно так знобит. Ломка. Губы оказываются чересчур пересушенными, а облизывать их языком оказывается бесполезно. — Дай воды. Бутылка прилетает прямиком в ноги, а женщина нервными движениями открывает крышку и прикладывается губами к горлышку, принимая жадно пить, да так, что капли стекают вдоль подбородка. Понимание, что переборщит и её стошнит — не останавливает, потому что пить хочется намного сильнее. И эта головная боль бесит. Бесит-бесит-бесит. — Что тебе снилось? — тихо спрашивает Ривай, на что она лишь вытирает рот от остатков влаги и ставит бутылку на пол подле кровати. — Какая разница? Который сейчас? — Где-то три ночи. — Ясно, — она наклоняется вперёд и обеими руками обхватывает голову. — Как же хреново. Когда это пройдёт? — Сутки-двое. Я тебе говорил, что будет плохо, — тот плечами пожимает, а Зоэ на него косится исподлобья, будто проклинает всеми известными заговорами. — Не смотри на меня так, просто потому что даже моё дыхание тебя раздражает. — Так не дыши. — Так не веди себя, как тупая истеричка, пытающаяся кому-то что-то доказать, и закидывающаяся наркотой от нечего делать. — А ты всё знаешь, да? — загораясь праведным гневом внутри себя и всеми фибрами души, Ханджи на какое-то время забывает про мигрень, хотя вялость в теле и банальная жажда делают из неё, практически, какой-то несчастный овощ. Но больше всего бесит равнодушие Аккермана. Он сам выводит её из себя своей непоколебимостью. — Хочешь закатить скандал? Тарелок под рукой нет, поэтому бить нечего, — мужчина присаживается на край стола, упираясь ладонями в поверхность. — Я переживу это как-нибудь, также, как и пережила бы твой уход. — Слышу от тебя это второй раз подряд за последние несколько часов. Даже начинаю верить в то, что это правда. — Это правда! — она подхватывает покрывало и натягивает то выше груди, а после подползает к краю кровати и, ступая неуверенно, становится на ноги, придерживая часть постельного белья, словно накидку великого монарха, конец которого остается лежать на матрасе. Между ними разверзается приличная пропасть, куда ей не страшно и провалиться, но лучше — столкнуть его. — Ладно, — индифферентно протягивает Ривай, чем вызывает в ней новый всплеск агрессии, заставляющий ту сделать шаг вперёд. Ханджи ощущает себя до невозможности хреново: мысли хоть и проясняются, но остаются всё такими же запутанными, а на поверхности встречаются лишь те, что вынуждают её ненавидеть одного-единственного человека всем своим естеством. Она свободную ладонь в кулак сжимает и хмурится, химерой озлобленной возвышаясь рядом, пока Аккермана даже болезненные слова не задевают. А может он притворяется? — Ты всегда был таким мудаком? — шипя сквозь плотно сжатые зубы, спрашивает она, на что Ривай пожимает плечами. — Пожалуй. А ты всё-таки можешь рассказать мне о том, что я дерьмо самого высшего сорта? — Я могу тебе рассказать, что ты бесчувственный и эгоистичный сукин сын, который даже не хочет подумать о чувствах других людей! — её уносит в края неразумной агрессии, пока Ривай отворачивается в сторону, тяжело выдыхая. — Ты думаешь, что это нормальные поступки, когда ты, буквально, посылаешь меня к чертям, а потом заявляешься, словно ничего не было? Ты, наверное, забыл о том, что я тоже умею что-то ощущать. Если в тебе нет ни капли эмпатии, то не стоит думать, что окружающие тебя люди также не могут испытывать эмоции. Могут! — Зоэ, ложись спать, пожалуйста, — он потирает пальцами переносицу, опустив лицо вниз. — Ты не в себе. — Я в себе, поверь! — её голос срывается на хрипоту из-за вновь пересохшего горла, но Ханджи не думает останавливаться, а лишь повыше подтягивает сползающую вдоль тела простынь и делает ещё один шаг вперёд, сократив расстояние до нескольких сантиментов. — Ты мне противен, хоть я была о тебе лучшего мнения, — она поджимает губы, когда чувствует, что нижняя начинает слабо дрожать. Лишь бы без слёз. Наголо раскрывать всю свою душу не хочется, потому что этот человек у неё вызывает сплошные сомнения и концентрированное недоверие. — Хорошо, ладно, окей, — мужчина устало прячет лицо в ладонях, чем выводит её из себя ещё сильнее. — Что я должен говорить в своё оправдание? — Тебя нельзя оправдать. — А в чём я виновен, позволь поинтересоваться? — В том, что ты делаешь. — Я виновен в том, что пытаюсь раз за разом спасти тебя от той гнили, в которую ты норовишь занырнуть с головой? — Аккерман спрыгивает и подходит к ней ближе, когда та шагает лишь назад, пока не упирается в край кровати. — Я виновен в том, что просто пытаюсь тебя спасти? — Это отговорки, — она отрицательно машет головой, не желая принимать чужую точку зрения, а посему даже оседает на матрас и опускает глаза в пол, чувствуя, что горячие слезы всё-таки сбегают по щекам. — Просто отговорки. — Это не отговорки, сама знаешь, — удар под дых оказывается болезненным. — Я не хочу, чтобы ты была замешана в том, что касается меня и только меня, — в какой-то момент его голос становится громче, служа незримой пощёчиной для неё. — А если есть хоть какой-то способ обезопасить тебя от меня, пускай даже и такой жестокий, то я им воспользуюсь незамедлительно. — Я не просила, слышишь… — Ханджи дышит тяжело, но в пальцах ткань покрывала сжимает и скалится, будто лимонной кислоты объелась. — Мне плевать, просила ты или нет. Твоё идиотское самопожертвование выглядит отвратительно. И я не понимаю твоих намерений сдохнуть, не дожив до тридцати. — Я не просила, — повторяет она, а после поднимает глаза вверх и моргает, смахивая слезы. — Мой выбор — это мой выбор! Если я решила, что умру за тебя волею судьбы, так значит тому и быть. — Нет! — он кричит ей в лицо на тех эмоциях, которые ей доселе видеть не приходилось. — Я устал от того, что дорогие и близкие мне люди мрут, как мухи. Но если ещё что-то случится и с тобой, то я этого просто не вынесу. — Да почему!? — она срывается следом за ним, вторя таким же громким криком, что вполне может перебудить других постояльцев отеля. Отчаяние, злость и обида захлёстывают её с головой, мешаясь с бушующей волной раздражения и ломанного состояния во всём теле. Ривай молчит, пока они обмениваются уничтожающими взглядами. — Ты ведь не понимаешь, да? — спокойно спрашивает мужчина, чем вводит её в ступор. — Ты хреново объясняешь, — язвит она и не выдерживает, поэтому тянется за бутылкой с водой, наскоро откручивая крышечку, тотчас заливая комнатной температуры жидкость себе в рот. Легче. — Возможно, ты права, — он запускает ладони в карманы штанов и пожимает плечами, а голос его звучит крайне опустошённо. — Странное дело, конечно, но мне важно сохранить твою жизнь лишь из-за того, что я… Ханджи соображает моментально и её током прошибает, поэтому она подрывается на ноги, немедля к нему подлетая и закрывая рот ладонью, чтобы не слышать дальнейших слов. Вода из незакрытой и откинутой в сторону бутылки, к сожалению, беспроблемно выливается на пол. — Даже не думай. Не смей этого говорить. Он уничтожит её. Сотрёт в пыль. Но хуже — даст надежду, что будет отравлять всю её день за днём, не позволяя разумно мыслить. Однако Ривай аккуратно отнимает женскую руку от своего рта, давая себе возможность закончить предложение, пока у неё обзор застилают новые слёзы, бегущие нескончаемым потоком соленых капель, что омерзительно обжигают кожу. — Пожалуйста… — она, дрожа всем телом, прислоняется к нему, обняв крепко, и носом утыкается в сгиб шеи, продолжая плакать надрывно. — Не нужно. Его ладонь мягко касается её затылка, а вторая пальцами пробегается по спине, задевая выступающие позвонки. Аккерман не может быть настолько бесчеловечным. — …люблю тебя, — тонкие губы касаются уха в невесомом поцелуе, опаляя горячим дыханием и заставляя Зоэ начать лить слёзы ещё сильнее. Она ненавидит его. Ненавидит, но пальцами цепляется за ткань футболки, словно он сейчас растворится в воздухе эфемерным явлением, а всё это — последствия наркотика. Лучше бы так и было. Потому что чувствовать чужое бешенное сердцебиение, слышать учащенное дыхание и понимать по касаниям к оголённой коже, что пальцы у него дрожат — уничтожает изнутри, заставляя давиться воздухом, которого в лёгких предостаточно. — Ублюдок, — Ханджи никогда не простит Ривая за это. Он пересекает ту черту, которую было страшно пересечь ей, чтобы бед не наворотить, вот только события приобретают совершенно иной поворот. — Не обольщайся, очкастая. Это не отменяет того, что ты всё ещё неимоверно раздражаешь меня, — Аккерман обхватывает её подбородок пальцами и заставляет поднять заплаканное лицо, которое озаряет счастливая улыбка. — Устроила здесь дешёвую драму. Прекрати делать из себя психичку и ляг спать наконец-то. Она кивает согласно и вытирает костяшками уголки глаз, а после отстраняется от него и, наклонившись, поднимает с пола покрывало, вновь закутываясь в то. Ханджи улыбается, потому что действительно чувствует себя немножечко лучше, хоть раздражение с подкрадывающейся апатией уже маячат на горизонте. Проблема лишь в том заключается, что она обдумывает крепко вопрос, что острыми шипами впивается ей в мозг, заставляя душу изнывать ещё сильнее.Как ты прикажешь мне с этим жить, Ривай?