Жалеть — поощрять страдания.
Даже Ханджи он не собирается прижимать к груди, чтобы утирает ей слезы, рассказывая о сказках про тот розовый, мир, где всё радужно и классно, просто из-за того, что в жизни всё оказывается наоборот, поэтому выдумывать какой-то бред никто не станет. Ему хочется обвинить её в том, что она сама виновница того состояния, в котором сейчас пребывает, однако стрелка морального компаса упрямо показывает лишь на одного человека — на него. Не дай Аккерман ей повод, чтобы та измывалась над собой всевозможной дрянью, пытаясь придушить боль, то ничего этого бы сейчас не случилось. Но всё происходит так, как происходит, а она его ненавидит, что является лучшим исходом. Ривай, садясь обратно за ноутбук, чувствует себя ещё хуже, чем Зоэ, потому что внутри всё ноет-ноет, напоминая о раскрытых ранах, которые так и сочатся проступающей кровью, и которые явно не будут заживать в ближайшее время. Если вообще когда-то заживут. Громкий страдальческий вздох приходится сдержать, прикладывая титанические усилия. Пожалуй, ему необходимо продолжать играть роль последней скотины для того, чтобы в самой женщине чувство ненависти усугубить до его обострения. Да и он сам прекрасно понимает, что наворотил дел, подорвав их нестабильные отношения, максимально идиотской фразой, которая, вероятнее всего, сломала Ханджи. Знать тот не может наверняка, но предполагать — да. Ведь скажи она ему нечто подобное, то он бы ей сразу же заткнул чем-то рот, и приложил к тому больше усилий, чем прикладывала она, прижимая ладонь. Жизнь — простая арифметика, которую они зачем-то усложняют трёхуровневыми уравнениями, где нельзя использовать одну формулу, а надо прибегать к помощи высшей математики, чтобы вычислить хоть что-то. Есть люблю, а есть ненавижу. И это должно быть теми основоположными догмами, к коим стоит прибегать каждому человеку, чтобы определиться с ворохом собственных эмоций внутри, а не перекатываться от незнания к выдвиганию каких-то призрачных догадок. Влюблённость, привязанность, скука и прочие вещи раздражают, просто потому, что в нём это кипит ужасным коктейлем, который хочется немедля отключить. Остаётся лишь за голову схватиться и, вопрошающе взглянув наверх, поинтересоваться за что ему всё это, но делать этого он не станет, а обойдётся тихим выдохом. — Работа, — шёпотом произносит Ривай и, скользнув ладонями по лицу вниз, возвращается обратно к изучению форума, прислушиваясь иногда к тихому сопению Зоэ, что слегка успокоилась и смогла в очередной раз уснуть. От сердца отлегает. Конечно, его поражает то, как сильно ей хочется отдавать долг своей стране, поэтому она решила пойти на службу, пребывая в максимально убитом состоянии. Впрочем, дело-то и правда только её. — Ра-бо-та, — проговаривает тот по слогам и подвигает ноутбук ближе, сворачивая вкладку программы, которая должна была поискать ему информацию по ключевым словам, однако так ничего толком-то и не нашла, за исключением того, что Зик— выпускник какого-то обсосанного университета, что специализируется на биологии и химии. Неудивительно. Плохо дело, потому что на вопросительное сообщение в форумном чате никто не отвечает, а это сейчас является его единственное зацепкой. Слабой такой зацепкой, которую даже не грех отождествлять со спасительной соломинкой, что в любой момент сломается, обрезая ему путь к спасению. Спасению ли? Внутренний голос всегда удачно начинает поддакивать, заставляя выпадать из реальности и проваливаться в кипу собственных мыслей, которые в последнее время витают вокруг лишь одной Ханджи, отдавая ей почести негласные. Возможно, она их заслужила за то, что такое долгое время терпела самого мужчину, а в моменты отсутствия — скучала. Ему не хочется думать о том, что с ними будет в будущем, потому что зарёкся строить хоть какие-то планы. Но злоебучий человеческий фактор. Аккерман красноречиво выражается вслух и нервно проходится пятерней по волосам, зачесывая их назад. Пора бы прекратить всю эту глупую комедию в своей башке и смириться с тем, как действительно протекают события его жизни. От глупых мечтаний лучше не становится, потому что всё только ситуацию усугубляет, а ему такими темпами понадобится направление не в спокойное будущее, а в сумасшедший дом, чтобы наконец-то полечить расшатанные нервы и посидеть бесчувственным овощем, у которого напрочь отсутствуют эмоции. Быть ещё менее эмоциональным? Отличный план. Шорох в коридоре, который длится уже добрых минут десять, является последней каплей в океане терпения, поэтому он срывается с места и в несколько широких шагов преодолевает расстояния до двери, широко раскрывая ту и выглядывая из номера. Первое: Ривай сталкивается с какой-то девушкой, сжимающей чемодан, что вовремя разворачивается к нему лицом и удивлённо раскрывает свои узкие глаза шире. Второе: Браун и Леонхарт невозможно сонные и в спальных одеждах, а вторая ещё с максимально разъяренным взглядом смотрит на ту, кто только что приехал. — Что вы здесь, блядь, устроили? Это кто? — раздражённо спрашивает мужчина, указывая подбородком на девчонку с багажом. — Это та, кого здесь быть не должно, — скрещивая руки на груди и зевая, отвечает Энни, явно желая вернуться обратно в кровать. — Пытаемся спровадить её обратно туда, откуда она и вылезла. — Только ты пытаешься, — уточняет та вполне спокойным голосом, даже несколько равнодушным, что вынуждает Аккермана обратить внимание на неё и разглядеть получше. Холодность в лице — лучший друг, да, девочка? — Мистер Аккерман, меня зовут Микаса, в данном деле я являюсь куратором этих агентов. Рада наконец-то познакомиться с вами лично, — она протягивает руку в приветственном жесте, на что Ривай отвечает сдержанным рукопожатием, хоть и удивляется крепкой хватке тонких пальцев. — Микаса, не подумай, что мы против твоего приезда, — сонно говорит Райнер, удосуживаясь уничтожающего взгляда от своей коллеги, так и называющего его чёртовым предателем. — Но можно же предупреждать заранее, а не звонить, когда ты стоишь в фойе. — У нас дело не терпит медлительности. Господин Закклай дал ясно понять, что всех нас ждёт выговор, если будем оттягивать расследование ещё сильнее, поэтому я здесь, —она ставит чемодан в сторону и достаёт из кармана брюк ключ от одного из номеров. — Вас тоже это касается, мистер Аккерман. Бюро очень волнует процент раскрытых дел, также, как и отчётность. Промедление — потеря рейтинга. — Меня касается? — мужчина вопросительно бровь приподнимает, точно недоумевая от такого предъявления в свой адрес. — В каком же плане? Но. — А что здесь происходит? — всклокоченная Зоэ, всё-таки нашедшая очки в ящике тумбочки, сонно пытается разглядеть присутствующих и подтянуть сползающее одеяло, выглядывая из-за спины Ривая. — Кто эта женщина!? — восклицает Микаса удивлённо, а после меняется в лице, несколько мрачнея, точно будучи недовольной из-за присутствия посторонних людей. Райнер с Энни переглядываются взволнованно — не докладывали, значит, — пока Аккерман шумно выдыхает и резко разворачивается на пятках, чтобы надавить ладонью на голову Ханджи, вынуждая её отшатнуться назад и закрыть перед её носом дверь с громким хлопком, пока сам выходит полностью в коридор, придерживая за спиной ручку. Настырная женщина пытается ту дёргать, а он лишь дёргается, оказывая сопротивление всем её действиям. И что в таких ситуациях говорить? Господь, Ривай в сотый раз начинает гореть желанием найти пособие для чайников «Как жить эту жизнь», дабы более никогда не оплошать и не совершать никогда более идиотские поступки. — Моя любовница, — сдавленно отчеканивает мужчина, когда в очередной раз чужой напор вынуждает шагнуть его сначала назад, а он тянет дверь на себя, опять её закрывая. Зоэ не понимает «намёков», а он ногой бьёт по деревянной поверхности и наконец-то издевательства с её стороны прекращаются. Успокоилась. — Почему вы мне об этом не доложили? — спрашивает та у своих коллег, находящихся в замешательстве. — Сами вот только сейчас об этом узнали, — с некой надменной улыбкой протягивает Леонхарт и пытается распутать волосы пальцами. — Ладно, я ничего не собираюсь решать в пять утра. У меня ещё час сна. Заслуженный, если кому-то интересно, — равнодушно тянет девушка и заходит в свой номер. — Микаса, разберёмся с этим позже. Ничего за пару часов не случится, а дело может подождать, — Райнер также вторит действиям своей подруги и скрывается с их глаз, оставляя его наедине с этой странной девочкой. Они обмениваются холодными взглядами добрых три минуты, пока Микаса всё-таки не прерывает безэмоциональный зрительный контакт, снимая с них двоих толику какого-то странного напряжения. Не сказать, что она ему не нравится или вызывает заведомо необъяснимое отвращение, но что-то в ней всё же отталкивает. Словно в зеркало искаженное смотрит. — У меня есть зацепка, но это очень сомнительная зацепка, — спокойно говорит он, пряча руки в задних карманах джинсов. — Не могу гарантировать её пригодность в ходе расследования. — Не знаю, что они думают про вас, мистер Аккерман, — она вздыхает и удосуживается взглянуть в его сторону. — Но я бы не стала вас выслеживать, если бы не была уверена в тех умениях, которыми вы пользуетесь. — Предполагаю, что ты меня и обнаружила, да? — Да. — Хорошая работа. — Не все так думают. — А у тебя синдром отличницы? Хочешь, чтобы все вокруг тебя хвалили? Выглаженные стрелки на брюках, умение держаться, попытка соответствовать указаниям от начальства — это всё о тебе. — Думаете, что так хорошо разбираетесь в психологии? — она складывает руки за спиной, оборачиваясь к нему лицом. — Жизненный опыт подсказывает, — он ей в ответ лишь плечами безучастно пожимает. — А та женщина, она?.. — Моя бывшая подчинённая, если так интересно. — Из полиции? Дело уже давно под нашей юрисдикцией, вряд ли ей можно вмешиваться в это расследование, — недовольно произносит Микаса и складывает руки на груди, заставляя ткань на рукавах расстегнутого пиджака натянуться. — Она и не вмешивается, мы просто с ней спим. Я же сказал, что любовница. — Ладно, — девушка берётся за ручку чемодана. — Отдыхайте, потому что вашим синякам под глазами я могу только позавидовать, — отчеканивает напоследок она и уходит в свой номер, покидая его компанию. — Ага, обязательно, — Ривай вздыхает устало и наваливается плечом на дверь, желая ту открыть, однако сначала встречает легкое сопротивление, а после слышит глухой удар чего-то тяжелого о пол. Догадаться не сложно. — Тебя родители не учили, что подслушивать не очень хорошо, Зоэ. Нормально лежится? — Великолепно, — саркастично отплёвывается женщина, когда принимает сидячее положение и потирает ушибленный локоть, слегка дуя на счёсанную кожу. — Любовница, значит? — Не начинай. Я сказал первое, что пришло в голову, — он подходит к ней и, даже не смотря в её сторону, помогает подняться. — Ты ведь так рвешься сдохнуть, а я больше не могу противиться твоему ненормальному желанию. Флаг тебе в руки, пойдешь по программе защиты вместе со мной, — пока Ханджи что-то причитает у него за спиной о том, какой он поверхностный мудак, то Аккерман возвращается к насиженному месту и вновь вперяется взглядом в экран ноутбука, чувствуя ужасную резь в глазах. — Спасибо, наверное. — Ага. Если ему и приходилось когда-либо о чём-то сожалеть, то всё меркнет на фоне того, что он согласился на участие Зоэ в этом клятом деле. К сожалению, перманентное переживание за её костлявую задницу становится на несколько градусов больше. — Ты выглядишь устало, — она подходит к столу и поясницей упирается в край, смотря на него даже несколько сочувственно, если тому удаётся правильно трактовать эмоцию, мелькнувшую за плотным слоем диоптрий. — А я как-то и не заметил. Зато заметил, что ты выглядишь ещё хуже меня, — на такие слова, сказанные крайне злобным тоном, женщина лишь закидывает голову назад и посмеивается гортанно, распыляя ауру безумия вокруг себя и погружая в неё даже его персону. Давно уже погрузила. — Иди досыпай оставшееся время и не отвлекай. — На меня говоришь, что я хочу убиться, а сам надрываешься и не спишь, — тихо говорит она, когда ладонью касается угла ноутбука и закрывает тот, погружая их двоих в предрассветный полумрак. Очертания её лица видно достаточно слабо, но и этого хватает, чтобы Ривай увидел какой-то ненормальный блеск в карей радужке. — И чем ты предлагаешь мне заняться? Ханджи не отвечает, только хмыкает тихонько, под нос себе, а после аккуратно высовывает ногу из своего тонкого одеяла, пытаясь быть изящной. Провести параллель между сексуальностью и этой женщиной он не может, хотя бы потому что в таком ключе её никогда не приходилось видеть. Но Аккерман может поклясться, что лучшее в ней — кристальное безумие, что изо дня в день плещется в этой холёной знаниями макушке. Однако у неё всегда своё мнение на этот счёт, потому что она пальцами стопы касается его колена и принимается вести выше, натягивая его нервы до состояния тончайшей лески. — Очкастая, — одно слово, да и то звучит, как предупреждение, нежели насмешливое обращение, заставляет её хохотнуть и прикусить нижнюю губу, а его схватить лодыжку, останавливая. — Сомневаюсь, что тебя хватит дольше, чем на пять минут. — А тебя? — бросает ответный камень Зоэ, улыбаясь несколько болезненно. Как бы она не старалась, но отход от наркотиков делает своё дело. — Потом как-нибудь выясним, — отпуская её ногу из своей хватки, проговаривает Ривай, когда встаёт и смотрит на женщину, не слишком понимая её намерения. — Как тебе в таком состоянии вообще дышать хочется? Я видел картины, когда люди едва ли не вешались, потому что терпеть было невозможно. — А я особенная, — она успевает схватит его за футболку и потянуть в свою сторону, притягивая ближе и вынуждая прижаться сильнее, пока сама, очень сомнительным образом, садится на стол. — Мне стоит сказать что-то колкое в ответ? — любопытствует мужчина, когда пальцами снимает с неё очки и откладывает сверху на ноутбук, а после убирает мешающие пряди с лица, заправляя те ей за уши. — Я могу. — Знаю, что можешь, — тихо-тихо говорит Ханджи и тянется к нему, чтобы горячо выдохнуть в губы, а после поцеловать. Аккерман подобному не сопротивляется, наоборот — перенимает инициативу на себя, когда принимается целовать более настойчиво и ладонь сначала кладёт ей на щеку, а после пальцами просачивается в каштановую копну, сжимая волосы у самых корней и заставляя ту шикнуть негромко. Языком он медленно обводит контур её нижней губы, опаляя при этом своим дыханием влажную кожу, а затем проникает ним ей в рот, где начинает делать круговые движение около её языка, проходится по нёбу и просто хаотично смешивает их слюну. Зоэ умудряется прерывисто постанывать и кольцом из рук обхватывает его шею, прижимаясь намного ближе. Ему же остаётся заставить ткань покрывала соскользнуть вниз по телу и гармошкой собраться у её поясницы, а самому переключиться губами на шею. Ханджи одной рукой в стол упирается, пока второй цепляется за его волосы, юрко оглаживая бритую часть. От её кожи всё ещё тонко пахнет шоколадом, а в некоторых местах виднеются укусы и засосы, оставленные совсем недавно. След кромки зубов этой ненормальной у него на шее также острой болью иногда напоминает про себя, но на подобное обращать внимание мужчина не хочет, особенно когда нарочито неспешно скользит влажным и шершавым языком вдоль ключиц, целуя яремную впадинку между ними. Зоэ же стонет сдавленно и хватается за его плечо, прикрывая веки, однако вскоре начинает мелко дрожать. То ли от ломки, то ли от возбуждения — кто знает, но Ривай свою личную вендетту настроен воплотить в жизнь и крайне решительно. — Эй, Ханджи, — он аккуратно берёт её за подбородок, вынуждая посмотреть на себя глазами, что давно уже затянуло тонкой поволокой вожделения. Чего стоит одно только нетерпеливое ёрзанье бедрами. — М? — кажется, на большее количество слов она не способна, поэтому тот и не собирается как-нибудь над ней измываться, а лишь подставляет два пальца к её чуть припухшим губам, пока та проявляет инициативу их облизать. Он же отгоняет от себя мысли о том, насколько у неё умелый язык и считает в уме до десяти, а потом вынимает их из чужого рта, тут же целуя её и кусая, будто голодно. Аккерман грубым рывком придвигает её, практически, к самому краю стола, чтобы умело скользнуть рукой вниз, добравшись до лобка и ниже. Зоэ даже хочет положить ему свою голову на плечо, но его свободная ладонь того сделать не позволяет, сжимая шею несильно, пока пальцами он лишь мучает её, оглаживая клитор и растягивая вязкую смазку вдоль складок. Женщина дышит сбито и кусает собственные губы, когда он размеренно проникает в неё лишь на две фаланги, поглаживает подушечками стенки, но срывается на стон, когда всё же внезапно вводит пальцы полностью. Риваю и самому тяжело находиться в здравом уме, а заодно проделывать подобные вещи, потому что учащенное сердце в груди только ухудшает положение, гоняя кровь по жилам. Да, он закипает внутри от желания просто взять и отыметь её на этом клятом, на ладан дышащем, столе. Но. Всегда есть одно маленькое но. — Послушай, Зоэ, — мужчина разворачивает её лицо в сторону, чтобы было проще шепотом касаться уха, и продолжает вместе с этим поступательные движения пальцами, слегка раскрывая те внутри неё, отчего Ханджи в очередной заходится протяжным стоном. — Жалеть я тебя никогда не буду, поэтому не пытайся выбить из меня что-то подобное. — Я уже поняла, — слабо шевеля языком, проговаривает она, облизывая затем пересохшие губы. — И когда я говорю тебе идти спать, то ты незамедлительно идёшь спать. — Иначе? — женщина косит на него глаза и широко растягивает рот, разрывая тот безумным оскалом. — Иначе, — Ривай в долю секунды вынимает пальцы из её лона и вытирает о край покрывала, избавляясь от раздражающей вязкости между ними, а потом скрещивает руки на груди и отходит. — Я каждый раз буду делать так. Потерянный вид Зоэ просто-напросто бесценен. — Ублюдок, — тяжело дыша, отвечает она, но подтягивает одеяло и, обиженно поджав губы, подходит к кровати, чтобы драматично на неё упасть. — Я не буду с тобой говорить. — У меня не день рождения, к чему такие дорогие подарки? Вряд ли смогу тебе отплатить чем-то подобным, — саркастично тянет он, на что Зоэ оборачивается к нему с максимально возмущённым выражением на лице. — Тогда я буду говорить в два раза больше, — угрожающе шипит она и зарывается в кокон из одеяла, выглядя до ужаса неудовлетворённой. — Ладно, здесь я уже буду бояться. Звучит очень опасно, — Аккерман садится обратно на стул и, отложив в сторону очки, открывает крышку ноутбука. — Заставляешь меня понервничать. — Иди в задницу, мне плохо, а ты мало того, что издеваешься, так ещё и насмехаешься, — она вытягивает руку из-под одеяла и берёт бутылку с водой, открывая ту и жадно припадая губами к горлу. Он ей ничего не отвечает, просто обращает всё своё внимание обратно в монитор с вкладкой браузера, где обсуждение наркотиков всё также стоит на месте. Откидываясь на спинку стула и заглядывая в потолок, Ривай думает о том, что ему вообще делать и можно ли как-то исходить из одного-единственного слова, которое ему подсказали в Интернете. В лихие времена необходимо надеяться даже на самую настоящую мелочь, — скользит в голове мысль, от коей тот отталкивается и думает о чём-то другом. О другом, где будет фигурировать Зоэ. — Очкастая? — он садится вполоборота, взирая на лежащее тело под тканью. — Чего тебе? — Поручение. — Размечтался, — та вздыхает недовольно и только переворачивается на другой бок, отворачиваясь от окна. — Это твоя работа, Зоэ, поэтому воротить носом не получится. — Что-то по расследованию? — Ага. — И что же? — Ханджи неспешно принимает сидячее положение и в руки берет бутылку, а затем опускает подбородок на крышечку, подпирая таким образом голову. Ну и поза. — Пойдёшь к своей любительнице дохлятины и спросишь откуда у неё эти таблетки, — Ривай какое-то время молчит, но взгляд в сторону отводит, явно не желая свой язык прикусывать. — Думаю, что целовать её при этом не обязательно. — А… Ладно. Женщина слегка теряется и глазами бегает, не в силах подобрать какие-то слова, пока Аккерман нормально садится, бездумно всматриваясь в клавиатуру ноутбука. То, что так сильно подмывало сказать, наконец-то вырвалось. Он ведь никогда слепым не был, а иногда даже слишком зрячим, поэтому в определённый момент захотел или промыть себе глаза, или забыть увиденное, или придушить в себе глупые зачатки ревности. А то и всё вместе. Однако от размышлений отвлекает звонкий будильник на телефоне Зоэ, что начинает громогласно верещать, так и намекая на то, что более нежиться в кровати не получится. Пусть уходит уже.***
Ривай натягивает козырёк чёрной кепки пониже, скрывая глаза от жарящих солнечных лучей, и смотрит как-то скептически на фасад здания, что находится прямиком перед ним. Странное дело — ветхая конструкция какого-то заброшенного дома, который напоминает былое предприятие, но если опираться на заколоченные окна, обрисованные граффити стены и позабытые строительные леса, то всё говорит о непригодности. — Не обессудьте, мистер Аккерман, но я не думаю, что мы в нужном месте, — вслух с его немыми мыслями соглашается девушка, приложив ко лбу ладонь, чтобы также скрыть сетчатку глаз от мерзкого воздействия света. — Ты правда уверена в том, что любое производство наркотиков — это какая-то фабрика, похожая на ту, что была у Вилли Вонки? Микаса, спешу тебя огорчить, но нет, — пряча листок с написанным адресом в карман куртки, Аккерман осматривается по сторонам и думает, что им делать дальше. — Идём. Будем искать запасной вход или какую-то вентиляцию, если удастся туда пролезть. — Откуда у вас вообще такая информация, если даже у нас её нет? — спрашивает она, на что тот лишь фыркает. Информация получена оттуда, где Зоэ умеет быть полезной, когда это действительно нужно, а ещё потому, что у неё получается давить на людей. Он знать не знает, что ей пришлось сделать с Пик, при этом потратить добрую половину дня, дабы всё-таки узнать откуда у той были наркотики. Единственное, что она успела ему сказать — адрес, а обо всех подробностях обещалась поведать после, потому что её голос глушила полицейская сирена. Точно уже дел наворотила, — всё ещё думает Ривай, когда они вдвоём идут вперёд, держась вдоль стены. — Птичка нашептала. Какая разница, к слову? — перед тем аккуратно выглянуть из-за угла, отзывается всё-таки он. — Просто интересны ваши методы добычи информации. Быть может, нам будет чему поучиться. — Райнер вот на досуге узнал, что можно пользоваться незаконными ресурсами, чтобы служить закону. Иронично, но действенно, — покачивая головой, негромко говорит мужчина, но в итоге прикладывает указательный палец к губам, когда присаживается слегка вниз и щурит глаза, взглядом скользнув по всей территории. Здесь ведь должны быть камеры. И они есть. Прямиком у них перед носом на стене противоположного высотного дома. — Давай назад, там дальше нас засекут. Единственная слепая зона эта стена, но мест для входа я не наблюдаю. — Значит, нам нужно как-то туда пробраться, потому что вряд ли мы залезем через заколоченное окно, — она поднимает голову наверх, смотря на то. — Надо обойти с другой стороны. К огромному разочарованию Аккермана — это не помогает по той причине, что ситуация идентична и дверь не наблюдается, за исключением вентиляционной шахты, которая хоть и достаточно широкая, но до неприличия грязная и забита плотным слоем пыли. Вряд ли та когда-то чистилась. Хочется верить, что да, но паутина уже говорит о многом. Это при том условии, что не учитывается мерзкая вонь, доносящаяся оттуда. Может, там подохли какие-то бродяги, а тела теперь разлагаются и «благоухают» на всю округу? — Выхода у нас нет, — подытоживает Микаса и присаживается на корточки, принимаясь дёргать за решетку. — Привинчена. Крепко, к слову. — Думаю, вдвоём мы её оторвать сможем. Создай опору для ног и садись на задницу, — Ривай самостоятельно следует своим указаниям, когда подошвой обуви упирается в стену, а пальцы пропускает сквозь отверстия в их железной преграде. — Будем надеяться, что оно старое и поддастся лучше, — говорит он, когда девушка вторит его действиям и проделывает всё то же самое, садясь рядом на асфальт. Занимательная картина: сидят двое и тянут решетку. Радует лишь то, что в столь захудалом спальном районе, где «Дом» и находится, прохожие вообще крайне редко встречаются днём, потому что скрываются от жары. Аккерман же ощущает, как ткань футболки понемногу начинает прилипать спине из-за выступившей испарины, а ситуацию ухудшает надетая сверху куртка. Хотя у Микасы и вовсе щеки раскраснелись, явно от напряжения. Скрип. — Кольцо давит, — отзывается она, поэтому останавливается на несколько секунд, чтобы освободить безымянный палец от круглой оковы, которую тут же прячет в нагрудный карман полосатой рубашки, а затем продолжает разбираться с металлом. — Ещё немного. — Угу. Омерзительное скрипение оповещает о том, что габаритные шурупы всё-таки поддаются влиянию четырех рук, пока Ривая с Микасой из-за инерции откидывает назад, вынуждая больно завалиться на спины. Лежат они так недолго, но продолжают крепко сжимать злосчастную решетку, да и успевают переглянуться между собой. Первым на ноги поднимается Аккерман и помогает встать своей спутнице, а та отставляет кусок металла в сторону и смотрит недовольно на вентиляционную шахту, куда им сейчас необходимо залезть. — Хватить мяться, давай ныряй. Дамы вперёд, ну и всё в этом духе, — недовольно говорит он, когда нервными движениями смахивает асфальтную пыль с рукавов куртки. — Мистер Аккерман, — девушка вздыхает тяжело и переводит на него взгляд, говорящий негласно о многом. — Чего? — Полезайте первым вы. — С какого переп... — до него доходит, хоть и с запозданием, но доходит. Раздраженное цоканье срывается само, стоит языку удариться о зубы, однако мужчина всё-таки присаживается на корточки и смотрит пренебрежительно на это запыленное место. — Я бы предпочел многие вещи той, что делаю сейчас. — А у вас синдром, когда человек боится грязи? — в отместку интересуется она, заставляя его обернуться за спину и глазами блеснуть недобро. — Катись к чёрту, девочка, — переступать через себя безумно сложно, но он справляется, когда подаётся вперед и соприкасается одеждой с туннелем шахты, собирая на себя всю тамошнюю грязь и пыль. Паутину же приходится убирать рваными движениями ладони, хотя та всё равно успевает попасть прямиком в рот и мерзко осесть на лице. Про волосы думать и вовсе не хочется, поэтому тот пытается сосредоточиться лишь на том, что им в таком ужасном виде сейчас необходимо будет докопаться до истины. Ханджи максимально не поздоровится, если она дала не ту наводку. Аккерман просто-напросто порвёт её на британский флаг, если это заброшенное здание окажется всего лишь заброшенным зданием, а не подпольным производством наркотиков. Микаса, что ползёт где-то следом, внезапно принимается чихать, отчего Ривай даже бросает взгляд за спину — насколько вообще позволяет пространство, — и брови вопросительно приподнимает. Но длится это недолго, потому что ему самому приходится тихо чихнуть, прикрывая рот сгибом локтя. Оно стоит всего этого? Пожалуй, да. Однако, когда он вернётся обратно в номер, то просидит в ванной несколько часов, отмываясь от всей этой грязи. И это единственная вещь, в которой мужчина уверен на всю сотню процентов.