Сегодня темнеет рано

«— Ой, приветствую! Ты, должно быть, Даня? — обратился к нему незнакомец. — Здравствуйте! Да, это я. А вы кто? — удивился Даниил Дмитриевич. — Хе-хе, ну мы почти что родственники, так что не стесняйся, лучше давай на «ты». Я Вазген! — дружелюбно похлопал его по плечу этот огромных размеров кавказец, ростом под два метра и почти в три раза шире его в плечах. Его грудь и массивные мускулистые руки были обильно покрыты чёрными вьющимися волосами. — Э-э-м-м-м… Я не понимаю, — пролепетал его рот в ответ. — А что тут понимать? — вышла из спальни Полина. — Ебёт он меня время от времени. Ещё и деньгами помогает, когда совсем прижмёт. В Испанию поеду, — думаешь, кто мне оплатил? И шубу он мне купит в следующем месяце. А ты сидишь там у себя в лаборатории, возишься со своими исследованиями жуков. — Каллифоридов! — поправил муж. — Это совсем другой отряд насекомых! — Ну, не надо так обижать его, — улыбнулся Вазген. — Всё же кто-то должен заниматься наукой, это святое дело. А с деньгами я всегда помогу, если надо. Я очень много зарабатываю на продаже овощей и фруктов. — Он раз в десять больше твоего получает, да и хер у него раза в три больше твоего. Вот! — подтвердила жена, стянув полотенце с бёдер Вазгена и начав онанировать ему, отчего пенис моментально поднялся, достигнув поразительных размеров. — Вот, смотри, как выглядит настоящий хер! Даниилу Дмитриевичу стало дурно. Он даже не представлял, что фаллос может быть таких размеров, как это гигантское бревно. Происходящее напоминало дурной сон. — Я даже и не знаю, что сказать в сложившейся ситуации, — пробормотал Даниил Дмитриевич, выйдя из ступора. — А ничего и не надо говорить. Ужин на кухне. Вазген уже помылся и скоро поедет домой, — раздражённо произнесла жена. — Слушай, ты прости, пожалуйста, что так вышло. Сам понимаешь, в жизни всякое бывает, — похлопал его по плечу Вазген с искренним добродушием. — Я не собираюсь жену из семьи уводить. Так, буду приезжать пару раз в месяц. — Ну, ладно. Я на тебя не злюсь, — сказал Даниил, поскольку не хотел конфликтовать со столь дружелюбно настроенным к нему человеком. И тогда…» Вдохновенный мыслепоток Елисея, набирающего текст в ворде, был перебит бесцеремонным стуком в дверь. — Ну? — спросил он, даже не поворачиваясь в ту сторону. — Нам с тобой надо поговорить, — в дверном проёме показалась голова брата. — Кому нам, Дань? Мне, например, не надо. — Ну хватит тебе уже. — Что хватит? Мне с тобой не о чем говорить. Да и зачем тебе вообще я? Тебе и так неплохо живется. Осталось только завести себе друзей дагов, чеченов, или других blackass, делать им массаж ног, отдавать им свои деньги и девушек, потому что Россия сейчас принадлежит им, давать им ссать себе в рот, дрочить им, сосать им, ублажать их… — Рано тебя из больницы выпустили, — изменившись в лице, буркнул Даниил и захлопнул дверь. «Нет, — подумал Елисей, потянувшись к клавиатуре. — Хер у Вазгена не в три раза больше, а в пять». *** — Там спит жирная бомжиха, — с ухмылкой сказал Елисей, заглядывая в разбитое, завешенное тряпкой окно брошенной Хонды со спущенными колёсами и снятыми номерами. — Как обычно. Вейц дал ему спички из большого охотничьего коробка, а сам отошел в сторону, к трансформаторной будке. На вмятине в крыше автомобиля расползлась, переливаясь в сумерках, радужная бензиновая лужица. Герман вытер пустую ёмкость и хотел было швырнуть в траву, но, подумав, засунул обратно в рюкзак. Елисей швырнул зажжённую спичку. Вспыхнуло. Они бежали. Вслед им неслись дикие, нечеловеческие вопли. Вейц впопыхах уронил коробок спичек и, возвращаясь за ним, грохнулся прямо в студенистую грязь, поскользнувшись на мокрой траве. — Беги, блядь, беги, что ты встал?! — услышал Елисей. Он один остался возле пылающей машины. Оранжевые блики плясали в его глазах. Он улыбался. Он проснулся и невидящим взглядом уставился в потолок. Давно его не посещали сны о событиях четырехлетней давности. Дверь скрипнула. — Что ты опять орешь? — с ненавистью спросил Даниил. — Хотя бы ночью будет покой от тебя? Елисей молча отвернулся к стене. — Ты понимаешь, — продолжил брат, — что из-за тебя, урода, всем жизни нормальной нет? — Если ты не уйдешь, — спокойно сказал Елисей, — я тебя обоссу. — Ты больной, что ли, совсем? — скривился Даниил. Елисей поднялся с постели, деловито шмыгнув носом, выправил футболку из «домашних» спортивных штанов, развязал шнурок… — Дебил! — брат отшатнулся от него, как от чумного. — Лучше бы тебя вообще никогда из больницы не выпускали! Дверь за ним захлопнулась. Так уж вышло, что Елисей ненавидел большую часть населения планеты. Жирных, бомжей, алкашей, наркоманов, проституток, феминисток, антифашистов, неформалов, ментов и всех работников муниципальных организаций, промоутеров, пиарщиков, менеджеров, глав и работников транснациональных корпораций, гомиков и других половых извращенцев, юмористов, всех людей, причастных к телевидению, всех людей, имеющих отношение к правительству, всех людей, слабых духом… Ну и евреев, негров и хачей по дефолту, конечно. Но ненависть эта не была такой пламенной силы, чтобы лишить его трезвости рассудка или сожрать изнутри, — нет, она была будто бы подмороженная, как и все его чувства. Каждое его переживание оказывалось тусклым, незначительным, будто симулякр, тень, отбрасываемая от предмета — переживания горячего и подлинного, на кое он был неспособен по своей природе.