fondre ton absence

Утро – новое любимое время Гарри, потому что несколько блаженных моментов он не думает об уходе Луи. В эти мимолётные мгновения он лежит в кровати и наслаждается щебетом птиц за окном, слышит, как мама готовит завтрак на кухне, и не испытывает тяжёлое чувство тревоги, давящее на него. Он может планировать свой день в соответствии с расписанием Луи, у него есть надежды на будущее. Но потом его тело медленно просыпается. Вместе с пробуждением сознания приходит страх. Он настолько большой и всеобъемлющий, что у Гарри учащается и затрудняется дыхание. Он вынужден сесть прямо и сжать одеяло до побеления костяшек пальцев. Кажется, будто весь страх, отошедший на ночь, яростно накатывает на него, чтобы он испытал все эмоции сразу. Это похоже на наказание за то, что он осмелился подумать, будто всё в порядке. Как только первая волна страха стихает, а мысли «Луи умрёт, Луи умрёт, я потеряю его» успокаиваются до тупой боли, Стайлс находит в себе силы встать с постели. Прошло уже два дня с тех пор, как он узнал правду. Несмотря на все попытки не вести отсчёт, Гарри не может избавиться от беспокойства, вспыхивающего внутри него при мысли о том, что у него осталось всего десять дней с Луи. Юноша сжимает кулаки и заставляет себя сделать медленный вдох, закрывает глаза на пару секунд. Он качает головой и спускается по лестнице. Луи прав: лучше не думать об этом до тех пор, пока у них не останется другого выбора. Эти мысли лишь испортят последние дни. Стайлс глубоко вздыхает и чувствует резкий запах подгоревшей еды. Дым ударяет ему в нос, как только он спускается по лестнице. — Дерьмо! — доносится из кухни. — Блять, нет, пожалуйста, почему ты… Господи! Гарри улыбается. Луи готовит. Кудрявый старается запомнить то, что видит на кухне. Луи стоит перед плитой и дёргает себя за волосы, пока из сковороды поднимается столб дыма. На тарелке лежат подгоревшие тосты, блестящие от масла. Рядом стоят две чайные чашки, одна из которых сколота. — Доброе утро, солнышко, — говорит Гарри и смеётся, когда Луи подпрыгивает от его голоса. Томлинсон открывает рот, чтобы ответить, но его прерывает чайник, который громко свистит. Парень возвращается к плите, чтобы снять его с огня. Он наполняет заварник водой, кладёт в него листья и закрывает с такой силой, что фарфор звенит. В это же время сковорода продолжает наполнять кухню едким дымом. Гарри открывает окна, кашляя. — Чай. На завтрак у нас будет чай, — недовольно говорит Луи, наконец снимая сковороду с огня и бросая её на стол. Гарри поднимает сковороду, пока она не прожгла дыру в дереве, и кладёт её в раковину. Он нежно улыбается Луи. — Яйца? — спрашивает Стайлс, щурясь и разглядывая содержимое посуды. — Яйца и тосты. Я хотел сделать тебе сюрприз, но я грёбаная неприятность на кухне. Кудрявый мычит в ответ, соскребая со сковороды подгоревшие яйца и выбрасывая их в мусорное ведро. Он набирает воду, чтобы отмыть посуду. — Да, ты такой. Это мило. Что случилось? Луи драматично вздыхает и, подпрыгивая, садится на стол. — Всё шло хорошо, но потом хлеб начал гореть. Пока я занимался им, яйца прилипли к сковороде. Я не смог соскрести их достаточно быстро, чтобы спасти. — Ты намазал сковороду маслом? — уточняет Гарри и закатывает глаза, видя почерневшие хлебные крошки на сковороде. Он смотрит на Луи как раз вовремя и видит, как тот хмурится, закусывая губу. — Зачем бы я это делал? — Чтобы ничего не прилипло? — Оу. Дерьмо. Стайлс смеётся и откладывает сковороду. Он подходит к Луи и, вставая между его ног и кладя ладони на его бёдра, целует старшего в губы. — Боюсь, неприятность – самое подходящее слово, — говорит Гарри, позволяя Луи прижать его к себе и поцеловать с большей настойчивостью. Кудрявый улыбается и тает в объятиях Томлинсона, продолжая целовать его. Гарри смеётся, когда Луи скулит и дёргает его за рубашку после того, как он отстраняется. — Я собираюсь приготовить нам завтрак. Разве ты не должен заняться чаем? Луи широко распахивает глаза и спрыгивает со стола. Он разливает чай по чашкам и пробует напиток, морщась. — Сегодня я испортил даже чай. Я безнадёжен. Гарри разбивает яйца на сковороду и качает головой. — Надежда есть всегда. Однажды я сделаю из тебя нормального повара. — У тебя осталось десять дней, — когда Луи говорит это, у Стайлса перехватывает дыхание. — Извини. Я не хотел поднимать эту тему. Кудрявый сосредотачивается на яичнице. — Не переживай. Мы должны поговорить об этом. Томлинсон обнимает Гарри за талию и кладёт голову на его плечо. — Это не значит, что я хочу об этом говорить. Младший на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь объятиями парня. Он пытается не думать, что скоро у него у него останется лишь призрачное воспоминание об этих ощущениях, но ему не удаётся. Его плечи опускаются. Луи, видимо, чувствует перемену в его эмоциях. Он успокаивающе гладит живот Гарри через рубашку. — Я составил список, — тихо говорит старший через плечо Стайлса. Гарри кивает и переворачивает яйца. Даже если это была его идея, сейчас список только подтверждает то, что Луи уйдёт. Это делает его отъезд осязаемым. Пока они притворялись, что ничего не происходит, они держались на безопасном расстоянии от правды. — Давай посмотрим на него, да? Стайлс кладёт яйца на две тарелки и ставит их на стол, пока Луи занимается чаем и подгоревшими тостами. — Здесь не так уж и много пунктов. Я думал над списком только вчера, но у нас мало времени, так что… — Томлинсон замолкает и разворачивает на столе между ними лист бумаги, прежде чем начинает есть яичницу. Гарри переворачивает лист, чтобы прочитать список. — Научиться печь пирог – легко, — он откусывает от тоста и продолжает: — Поплавать в реке – легко. Холодно, но легко. — Фиби была рядом со мной, так что это не всё, — Луи закусывает губу, — я хотел добавить «голым» и «с Гарри». Гарри прочищает горло, чувствуя, как горят его щёки. — Хорошо. Это можно осуществить. Мы, вероятно, замёрзнем до смерти, но мы можем это сделать. Стайлс улыбается старшему, прежде чем возвращается к списку. — Не спать всю ночь, любуясь звёздами и восходом солнца – тоже легко. Я рад, что у тебя нет таких желаний, как полёт или женитьба. Значит, мне не придётся отказывать тебе в их исполнении. — Есть много вещей, которые я не написал, потому что их не получится осуществить, — Гарри вопросительно поднимает брови, после чего Луи продолжает: — Я бы с удовольствием вышел за тебя замуж, отвёз в Париж или Нью-Йорк. Я бы с удовольствием полетал на самолёте и вырастил детей. Я бы хотел вернуться в школу и переехать в Лондон. Я бы хотел хоть раз сходить в театр и побывать в музее. И, помимо всего этого, я хочу состариться вместе с тобой. Но я не могу осуществить ничего из этого, так что я собираюсь научиться печь торт. Кивая, Гарри шмыгает носом и откусывает остывающий завтрак, запивает его чаем. Он прочищает горло и снова берётся за список. Юноша хмурится, когда понимает, что в нём больше ничего нет. — Это всё? Томлинсон пожимает плечами. — Это всё, что я смог придумать. Добавлю ещё что-нибудь, если вспомню. — Ладно. Думаю, сегодня у тебя уже было достаточно приключений на кухне, поэтому пока обойдёмся без торта. — Моя мама завтра пойдёт в деревню. Если ты напишешь список всего нужного, она сможет всё купить. Гарри соглашается и возвращается к завтраку, вилкой гоняя яйцо по тарелке. Он пытается понять, чем ещё хочет заняться с Луи до его отъезда, но это невозможно сделать. У него не получится собрать всю жизнь в короткий список. Также у него не получится предотвратить уход Томлинсона. Бесполезно пытаться заполнить пустоту. Осознавая это, Стайлс вздыхает. Луи отрывается от еды и улыбается ему. — А моя мама где? — Ушла с твоим отцом на несколько часов. Она оставила тебя под моим присмотром. Кудрявый фыркает. — Так вот почему ты чуть не сжёг мой дом? — Я ведь должен был как-то вытащить тебя из постели? — с ухмылкой отвечает Луи. Он берёт Гарри за руку и большим пальцем гладит его костяшки. — Какие у тебя планы на день? — Читать, наверное. — Как удивительно! Ты непредсказуемый мальчик, Стайлс. Гарри пинает Луи под столом, чем заставляет старшего рассмеяться. — Знаешь, ты не такой уж смешной, — говорит младший, сдерживая смех. Томлинсон кривляется, высовывая язык, и допивает чай. — Какой ужас. Я подумываю о том, чтобы сделать гнездо к лету. Не хочешь помочь мне? Гнездо, как называют его их семьи – это часть сеновала Томлинсонов с архитектурным недостатком. У него слишком низкий потолок для того, чтобы хранить в нём тюки сена. Гарри и Луи обнаружили это место, когда им было по 9 и 11 лет. Почти сразу они начали использовать его как свой маленький уголок одиночества. С годами они тут всё организовали. Связки сена они начали использовать в качестве сидений, для удобства набрасывая на них одеяла. Из пустых ящиков из-под молока получились столики и книжные полки. Томлинсон неделю ремонтировал старую масляную лампу, чтобы они могли включать её и оставаться в своём месте до поздней ночи. В последние годы здесь появились тайники со сладостями и печеньем, а также газовая горелка и чайник, которые Луи купил в Манчестере. https://ibb.co/3WpXK7n Поднимаясь по крутой лестнице, ведущей на сеновал, Гарри думает, что они могли бы жить здесь. Он толкает тяжёлую дверь люка и морщится, когда она с громким скрипом открывается и поднимает с деревянного пола облако пыли. Гарри кашляет, пробираясь через проём. Он оглядывается на Луи и видит, что тот озабоченно хмурится. — Это всего лишь пыль. Передай мне ящики. Это оказывается трудной задачей. Из-за высоты потолка Стайлс вынужден почти полностью высунуться из люка, чтобы дотянуться до ящиков, которые Луи держит так высоко, как только может. Несколько раз Гарри чувствует, как соскальзывает. Ему приходится отпустить ящики, чтобы удержаться самому. — Если бы ты не был таким низким, у нас бы не было этих проблем, — бормочет Гарри, пытаясь поднять последний ящик, набитый книгами. Томлинсон ахает, рукой хватаясь за сердце. — Прошу прощения? Что ты сейчас сказал? — Ты слышал меня, — отвечает Гарри. Он выглядывает вниз, ухмыляясь Луи. — Поднимайся уже. Томлинсон ловко взбирается наверх и закрывает дверь, прежде чем отвешивает младшему лёгкий подзатыльник. — Я просто оставлю тебя здесь одного, чтобы ты сам выполнил всю работу. Гарри усмехается. — Я тоже тебя люблю. Не мог бы ты передать мне одеяла? Парень не отвечает. — Лу? Луи? И снова ничего. Томлинсон изо всех сил старается делать вид, что он ничего не слышит, пока опустошает и переворачивает ящики, чтобы из них получились столы. Гарри закатывает глаза и ползёт к одеялам, по пути целуя старшего в щёку. Он подходит к связкам сена, которыми они пользовались год назад. Они лежат на том же месте. Некоторое время они работают молча. Гарри счастливо кричит, когда за одним из тюков сена замечает жестяную коробку. — Лу! Я нашёл сладости! — Отличные новости, — коротко отвечает Томлинсон. Радость Гарри исчезает, когда он видит, что все конфеты растаяли. Из них образовался один большой кусок сахара. Юноша морщит нос от приторного запаха и закрывает коробку, дуя губы. — Они испортились. — Это печально. Стайлс садится на тюк, который он только что накрыл одеялом, и ставит коробку на пол, хмуро смотря на Луи. — Ты сердишься? — Я работаю. — Иди сюда, — Гарри хватает парня за руку и тянет на себя, заставляя сесть рядом. — Извини, что дразнил тебя из-за того, какой ты низкий. Томлинсон скрещивает руки на груди и поднимает брови. — Знаешь, ты делаешь только хуже. — Ты ведь не сердишься, правда? — после фырканья Луи Гарри дуется. — Мне ужасно жаль, что я тебя обидел. И мне жаль, что ты низкий. Томлинсон набрасывается на Гарри, в результате чего тот оказывается на спине, а сам садится на его бёдра. Он наклоняется и целует младшего в губы, но отодвигается, когда тот кладёт руки ему на талию. Луи перехватывает их и прижимает к сену у головы Стайлса, удерживая их за запястья и снова целуя. — Ты ужасный человек, — говорит Луи в губы кудрявого. Гарри пытается высвободить запястья, но старший только усиливает хватку. — Это я грубиян, а ты должен быть милашкой. — Думаю, ты оказываешь на меня отрицательное влияние, — отвечает кудрявый. Его дыхание прерывается на середине предложения, когда губы Томлинсона перемещаются от челюсти к шее, оставляя на ней влажные поцелуи. — Тогда ты будешь счастлив узнать, что скоро избавишься от меня. Стайлс напрягается и снова пытается высвободить руки. Теперь Луи позволяет ему это сделать. Гарри садится и отталкивает парня от себя. — Больше никогда не говори это. Луи улыбается, в его глазах появляется лукавый блеск. — Но ты не можешь отрицать, что тебе будет намного спокойнее без меня. — Что ты творишь? Это не весело. Ты делаешь мне больно. Гарри ненавидит то, что в его голосе появляется намёк на слёзы, но Луи перешёл черту. Он знает, какие игры парень обычно ведёт. Раньше они ему нравились. Однако в этот раз получилось жестоко. Слишком жестоко даже для Луи в его худшем настроении. — Ты знаешь, что я имею в виду. Я – всё, что разрушает твою жизнь. — Ты не имеешь права решать, беспокоит меня это или нет. Ты не можешь отнять это у меня, — он проводит рукой по волосам, качая головой. — Не пытайся заставить меня ненавидеть тебя, чтобы мне было легче, когда ты уйдёшь. Я тебе не позволю. Луи смягчается. — Прости. Ты прав, я зашёл слишком далеко. Просто… ты выглядишь очаровательно, когда злишься на меня. Я хотел увидеть тебя таким в последний раз. Гарри уже собирается ответить, что он оскорблён этим, но слова застревают в горле. То, что Луи хочет запечатлеть в памяти каждый его аспект, каждую крошечную деталь его личности – почти невыносимо. Особенно потому, что Гарри и не думал о том, чтобы сделать то же самое. Он тоже должен помнить всё о Луи: и хорошее, и плохое. Особенно плохое, поскольку Стайлс начинает романтизировать парня, когда сильно скучает по нему. Он должен помнить, что Луи не идеален, ведь именно поэтому он так сильно любит его. От этих мыслей у Гарри перехватывает дыхание. Он крепко обнимает Томлинсона и целует в щёку, пытаясь отложить в памяти каждую деталь этого момента. Дыхание старшего на его коже, тепло рук на его спине, холодный и затхлый воздух сарая, застрявший в лёгких. Ароматы он тоже старается запомнить: их пот и пыльный запах сена. Гарри задумывается, сможет ли он когда-нибудь, почувствовав запах сена, не начать ассоциировать его с Луи, обнимающим его. Со звуками проще – это только ровное дыхание Томлинсона и свист ветра. Стайлс внимательно прислушивается и слышит голоса сестёр Луи. Но из-за расстояния он не понимает, что они делают. — Нам пора двигаться, — наконец говорит старший и отстраняется, поправляя волосы. — Я обещал маме, что перед ужином выполню для неё кое-какие поручения. — Можно мне пойти с тобой? — Да, конечно. Но придётся идти пешком, мой велосипед сломался. — Я смогу дойти. — Я знаю, что ты сможешь, просто… неважно. Я куплю тебе пирожное в пекарне по пути из деревни. Гарри знает, что Луи предпочёл отступить, а не настаивать. Он не собирается начинать новый спор почти сразу после предыдущего. Кажется, что ссоры – единственная вещь, на которую они стали способны.

(っ˘̩╭╮˘̩)っ

Луи потягивается и проводит рукой по волосам. Лист бумаги, лежащий перед ним на столе, будто насмехается над парнем, будто знает, что он не может написать на нём то, что хочет. Однако это несправедливо – заставлять Томлинсона чувствовать себя неудачником, когда он изо всех сил пытается написать прощальное письмо для любви всей своей жизни. Что он должен сделать? Что он должен сказать? Существуют ли вообще слова, способные описать, каково это – оставить лучшего человека, которого он когда-либо знал и которого даже не заслуживал? Луи не должен писать это письмо. Нечестно, что ему приходится уйти. Нечестно, что он будет воевать, хотя прежде даже не бил никого. Он всегда старался быть пацифистом, не ввязываться в драки. А теперь от парня ждут, что он пойдёт и убьёт незнакомых людей из-за политических разборок, которых он, откровенно говоря, не понимает. Небо за окном темнеет, на нём появляются слабо мерцающие звёзды. Томлинсон трёт глаза и зажигает лампу. Он опускает пламя, чтобы оно не слепило его, и возвращается к листу бумаги. https://ibb.co/GngGSVL «Мой дорогой Гарри», начинает Луи, шумно вздыхая. Не слишком ли это напыщенно? Парень комкает бумагу и, бросая его на пол, тянется за другим листом. «Любовь моя», пишет Луи и недовольно стонет, сразу отправляя этот лист к предыдущему. Он решает, что «дорогой» звучит лучше. «Мой дорогой Гарри, Если ты это читаешь, значит, я мёртв». Дрожь пробегает по телу Томлинсона. Он закрывает глаза. Он вынужден признать, что такой исход событий возможен. Он не рискнёт просто исчезнуть и оставить Гарри лишь с половиной истории. Луи должен убедиться в том, что младший будет знать, как его любят, если Томлинсон никогда не вернётся. Он напишет и другое прощальное письмо, менее мрачное. Но с первым тоже надо закончить, несмотря на то, что его сердце хочет вырваться из груди от всех этих мыслей. «Что бы я сказал тебе, зная, что это последние слова, которые ты от меня услышишь? С чего мне начать, когда вся моя жизнь выстроена вокруг тебя?». «Какой, блять, отличный вопрос, Томлинсон», — думает Луи, закатывая глаза. Он продолжает писать. Гарри будет признателен за что угодно, если парень оставит его навсегда. Даже за мысли на бумаге. По крайней мере, Луи на это надеется. «Я мог бы начать с того, как мне жаль, что я оставил тебя. Не знаю, как я умер, но я обещаю, что не сдамся без боя. Моё сердце разрывается, когда я понимаю, что ты теперь один. Это несправедливо». Луи сердито трёт глаза и откладывает ручку, чтобы встать и походить по комнате. Он не может представить Гарри одного. Честно говоря, младший беспомощен без него. Гарри растворится в своём внутреннем мире, погрузится в книги, которые ни к чему его не приведут, потому что мать отпугнёт юношу от продолжения учёбы из-за здоровья, которое она даже не пытается улучшить. Томлинсон предлагал свозить Гарри к специалисту в Манчестере. Он не верит, что в 1916 году нельзя ничего сделать, кроме как вырубить кудрявого наркотиками, пока приступ не утихнет. У современной медицины должны быть предложения лучше. Энн отказалась, заявив, что Гарри слишком слаб для поездки. Она вела себя как обычно – словно он хрупкий птенец, которого нужно защищать. Без Луи Стайлс застрянет в этой крохотной жизни, которую он сам для себя создал – жизни, которая почти никогда не выходит за пределы их домов. Образно говоря, если Томлинсон умрёт, то умрут сразу два человека. Все его планы взять Гарри с собой в Лондон, переехать туда и работать, чтобы младший мог учиться – он всегда был умным из них двоих – разрушатся. Стайлс, вероятно, будет увядать, пока не умрёт в двадцать пять лет от какой-нибудь чуши вроде меланхолии. Луи доводит себя до бесполезного гнева. Он должен успокоиться, иначе не сможет продолжить письмо. Он знает, что никогда не вернётся к нему, если не закончит сегодня. Парень снова садится за стол, делает свет ярче. Он ещё раз трёт лицо и берёт ручку. «Позаботься о». Томлинсон останавливается. Позаботься о ком? Он не знает, кого имеет в виду. Конечно, самого Гарри, но, возможно, часть него эгоистично желает, чтобы младший заменил его и заботился о маме, сёстрах. Но это чепуха. Его мама сама сможет позаботиться о всех них. Ей не надо, чтобы Гарри пришёл и попытался стать мужчиной в их доме, что бы это ни значило. Луи снова берёт ручку. Он рисует крестик на письме и большими буквами пишет «НЕТ». Это была неудачная попытка. Он должен начать заново. Томлинсон тянется за другим листом, но останавливается, слыша шум. Не шевелясь и даже не дыша, он ждёт несколько секунд, пока звук не повторяется. В этот раз он более громкий. На лице парня появляется улыбка. Подойдя к окну, он открывает его и ухмыляется яркому пятну света – Гарри держит лампу, стоя этажом ниже. Удивлённый тем, что Стайлс не постучал в дверь, как нормальный человек, Луи чувствует прилив адреналина при мысли о маленьком побеге. Он высовывается в окно и говорит так громко, как только осмеливается сказать ночью: — Иду! Луи закрывает окно и, накинув куртку и взяв в руки ботинки, осторожно спускается по лестнице. Он старается избегать скрипучих половиц и в три раза дольше обычного закрывает дверь, чтобы она не издавала ни звука. Гарри с широкой улыбкой встречает Томлинсона у крыльца. Его освещает – как теперь видит Луи – фонарь. — Привет, — выдыхает парень и украдкой целует Стайлса, заставляя его хихикать и улыбаться ещё ярче. — Зачем мы скрываемся? Гарри пожимает плечами. — Я подумал, будет весело, если мы устроим приключение. — Куда мы идём? Беря руку Томлинсона в свою холодную ладонь, Гарри мягко тянет его за собой. — Увидишь. Луи ещё в начале их десятиминутной прогулки догадывается, куда они идут, но не говорит об этом. Он подыгрывает Стайлсу, желающему удивить его. Предположение парня подтверждается, когда он слышит журчание реки. Он улыбается и позволяет Гарри продолжить рассказ о последней прочитанной книге, не сообщая о том, что он уже всё понял. Луи говорит только тогда, когда они приходят на место: — Река, дорогой? Не слишком ли холодно для купания? — Конечно, через две минуты я получу воспаление лёгких, — со смехом отвечает Гарри, садясь на траву. — Но смотреть на звёзды не так уж и холодно. Стайлс ставит фонарь на землю и хлопает по месту рядом с собой. — Иди сюда. Луи садится рядом и, притягивая младшего к себе, оборачивает вокруг него обе руки. Половина причин для объятий – согреть Гарри в эту апрельскую ночь. — Нам надо лечь, — Стайлс усмехается и надавливает на грудь Луи, пока они не оказываются на влажной траве. Гарри наклоняется и оставляет лёгкий поцелуй на губах старшего, после чего опускает голову на его грудь. Луи надеется, что кудрявый не слышит, как колотится его сердце. А оно делает это очень быстро, как будто пытается биться столько раз рядом с сердцем Гарри, сколько это вообще возможно. Целая жизнь их общих сердцебиений должна вместиться в несколько последних дней. Томлинсон нежно гладит Гарри по волосам и подкладывает руку под голову, чтобы он мог смотреть на младшего, а не на небо. — Посмотри на эту звезду, — говорит Стайлс, внезапно указывая вверх и выводя Луи из задумчивости. — Какую именно? — Вон ту, самую яркую в Большой Медведице. — Ага, вижу, — врёт Томлинсон. — Это наша звезда. Когда ты будешь… — Гарри громко сглатывает, — когда ты будешь вдалеке, мы оба сможем находить её и знать, что смотрим на одну и ту же звезду в одно и то же время. Сердце Луи начинает биться ещё сильнее. — А почему не на Луну? Её легче найти. — Все смотрят на Луну. В этом нет ничего особенного. Любые слова, которые Томлинсон, возможно, хотел бы произнести в ответ, застревают в горле. Они слишком обыденные для того, чтобы он мог описать ими свои чувства. — Договорились, — он треплет юношу по щеке. — Наша звезда. Как Луи может собрать все свои чувства к Гарри в одно письмо, когда младший всегда находит новые способы выбить у него почву из-под ног? Это несправедливо. Как бы больно это ни было, Луи приложит ещё больше усилий в последние дни, которые остались до того, как он станет пушечным мясом. Он в долгу перед Гарри.

(っ˘̩╭╮˘̩)っ

Поскольку Гарри рос болезненным, он всегда чувствовал, что время против него. У него оно намеренно шло медленнее, чем у остальных. Оно хотело досадить ему и сделать его жизнь ещё более скучной, чем она и так была. Дни всегда тянулись бесконечно, час за часом, ничто не могло заполнить их. Но теперь, когда приближается день отъезда Луи, его старый враг ускользает сквозь пальцы. Раньше двенадцать дней показались бы Стайлсу половиной вечности, ещё одной чередой дней, из которых складывалась его жизнь. Но сейчас, когда он находится в аду и вот-вот потеряет лучшего друга, этот срок пролетает в мгновение ока. Казалось бы, буквально только что он лежал в постели и слушал, как Луи говорит об оставшемся им времени, а уже на следующее утро он лежит без сна и смотрит в потолок. Гарри просыпается, когда на улице ещё темно. Несколько секунд это похоже на обычное утро. Он уже собирается перевернуться на другой бок и снова заснуть, когда воспоминания просачиваются по венам, словно лёд, и парализуют его. Так кудрявый и лежит, наблюдая, как тусклые солнечные лучи скользят по потолку, пока не слышит быстрые шаги мамы и скрип пола. Она спускается вниз, чтобы приготовить завтрак. Стайлс вылезает из постели и одевается не в силах понять, от чего он дрожит: от холодного воздуха в комнате или от страха. Он спускается к матери и, сидя за столом, смотрит на часы. Буквально только что наступило шесть утра. Луи должен поехать на вокзал к восьми. Осталось лишь два часа. Энн ставит перед сыном тарелку, и он благодарит её, с трудом переводя дыхание. Она сидит напротив, пока он пытается есть. Гарри, даже не поднимая головы, знает, что она смотрит на него. Он не осмеливается поднять взгляд, он не может вынести боль и сочувствие на лице мамы. Яиц слишком много для него в таком состоянии. Их вкус и текстура вызывают тошноту. Вместо них Гарри берёт кусок хлеба. Он съедает только половину, когда чувствует, как сердце подскакивает к горлу. — Ничего, если я?... — выдыхает кудрявый, откладывая хлеб на тарелку. — Иди, — просто отвечает женщина. Гарри кивает и направляется к двери. Солнце только всходит, окрашивая мир. Он идёт осторожно. Дорога всё ещё неровная из-за весенних дождей. Юноша проклинает её за то, что она замедляет его. Сквозь окно видно, что на кухне Томлинсонов горит свет, он пляшет через кружевные занавески. Стайлс стучит в дверь и сразу заходит. Его нетерпение слишком велико, он не может ждать, пока кто-нибудь встретит его. Кудрявый проходит на кухню, но останавливается в дверях, когда не видит в помещении Луи. Джоанна указывает на потолок, и Гарри, разворачиваясь на каблуках, направляется наверх. Он останавливается перед дверью в спальню Луи. Его руки немеют от нервов. Стайлс трясёт ими несколько раз, прежде чем проводит по лицу. Он переступает с ноги на ногу, из-за чего половицы скрипят. — Входи, Гарри, — через секунду говорит Томлинсон. Тяжело сглатывая, Гарри заходит в комнату. Луи сидит на кровати. Единственное освещение в помещении – рассвет. На парне военная форма, кажущаяся серой из-за темноты, а у ног лежит рюкзак. Он неподвижно сидит, упираясь руками в бёдра и смотря в пол. Когда Луи поднимает глаза, чтобы взглянуть на Стайлса, серый свет, слабо проникающий в маленькую комнату, отбрасывает призрачные тени на его лицо. Этот образ пугает Гарри и заставляет его отвести взгляд. Старший издаёт низкий безрадостный смешок. https://ibb.co/L83PTtX — Я тоже не могу смотреть на себя в этой форме, — бормочет Луи. Он проводит рукой по волосам, оттягивая густые пряди. — Они их отрежут, знаешь. — Знаю, — отвечает Стайлс, потому что не может придумать, что ещё сказать. — Почему ты сидишь в темноте? — Руки слишком тряслись, чтобы зажечь спичку. Гарри молча подходит к прикроватной тумбе и зажигает масляную лампу, после чего садится рядом. Он берёт руку Луи в свою и сжимает её, по-прежнему не зная, что сказать. С чего начать? Какие слова достаточно хороши, чтобы стать последними словами, которыми они обменяются друг с другом? Какие слова могут преодолеть пропасть между ними, которая с каждой секундой становится всё больше? За ночь между ними выстроилась стена. Луи забирают от него. Он замурован страхом. — Я… — начинает Гарри и чувствует, как ладонь Луи напрягается в его руке. Их взгляды встречаются. Томлинсон жадно смотрит на Гарри, словно надеется услышать успокоение. Но младшему нечего предложить, поэтому он снова молчит. — Прости, что веду себя странно, я почти не спал, — выдыхает Луи. — Я тоже, — отвечает Стайлс. Остальные слова выплёскиваются прежде, чем он успевает остановить их. — И тебе позволено быть таким, каким ты, блять, должен быть прямо сейчас. Улыбка трогает уголки губ Томлинсона. — Я буду скучать по твоему нраву. — Пожалуйста, скучай по чему-нибудь, кроме худшей части меня. — Твоя худшая часть – лучшее в тебе. У Гарри перехватывает дыхание. Он опускает взгляд, смотря на их руки. Слёзы, с которыми он боролся несколько часов – точнее дней – наворачиваются на глаза. Он шмыгает носом и смотрит на потолок, чтобы остановить их. Из кухни доносятся звон посуды и разговоры. В комнате Луи всегда было душно из-за её расположения, но Стайлс всё ещё дрожит, пока минуты тают. Он никогда не найдёт подходящих слов. Последние двенадцать дней он пытался это сделать. Но ничто не способно выразить то, что он хотел бы сказать Луи. Гарри видит, что солнце уже почти полностью взошло. Значит, он вот-вот потеряет парня, возможно, навсегда. Как можно уложить целую жизнь в несколько минут? — Не забывай обо мне, ладно? — просит Луи, разрушая тишину и сердце Гарри вместе с ней. — О чём ты говоришь? Как я могу забыть тебя? — голос юноши срывается. — Если я не вернусь… Я-я ничего не утверждаю, — Томлинсон заикается, хотя раньше никогда этого не делал. Гарри крепче сжимает его ладонь. — Ты должен снова влюбиться, если я не вернусь. Ты заслуживаешь того, чтобы кто-то любил и лелеял тебя, понимал, какой ты драгоценный. Но… оставь в своём сердце немного места для меня, пожалуйста. Горячие тяжёлые слёзы скатываются по щекам Гарри. Он сдерживает рыдания, сдавливающие горло. — Как ты можешь говорить это? — Я боюсь… — Томлинсон шмыгает носом и стонет, недовольно вытирая глаза. — Блять, я не хочу, чтобы твоим последним воспоминанием обо мне было то, что я трус. — Ты не трус. Не говори так! — Разве нет? Я должен был уйти несколько месяцев назад, блять, я слышал, что те, кто призвались раньше, получают звания. Мне девятнадцать лет, я мог быть… я должен был быть там уже год, но я слишком боялся уйти. Может быть, если бы я сразу ушёл, война бы уже закончилась! — Луи поднимается на ноги, бесцеремонно отпуская руку Гарри, и принимается расхаживать по комнате. — Я имею в виду, блять! Что, если в следующий раз они придут за тобой?! Гарри не думал об этом раньше. До его восемнадцатилетия остался год. Кто знает, закончится ли конфликт к тому времени. Задумается ли кто-нибудь о его здоровье? Или им просто нужны тела, чтобы попытаться замедлить немцев, идущих через Францию. Стайлс не в состоянии думать о том, что через год его тоже могут призвать. Он должен отодвинуть эти мысли подальше, пока Луи ещё рядом с ним. — Ты помогал своей и моей семьям, многим другим людям. Я не хочу больше слышать, как ты говоришь, что ты трус! — Гарри выдыхает. Его голос дрожит от волнения. — Ты так много сделал для всех вокруг! Какая польза была бы от тебя, если бы ты умер? М? Если бы ты ушёл на войну в прошлом году и взорвался там, что бы все делали здесь без тебя? Кто бы починил амбар Томпсонов? Кто бы помог Уолкерсам с их землёй? Как ты думаешь, что бы я делал без тебя?! Голос кудрявого срывается. Он закрывает лицо ладонями и наклоняется вперёд, чтобы опереться локтями на колени. Стайлс клялся себе, что будет сдерживаться перед Луи. Но надолго его не хватило. Время тикает. Гарри глубоко вздыхает и собирается с мыслями. — Не сердись на меня, — со вздохом говорит Томлинсон. — Я знаю, что ты прав, но… Я не хочу ссориться перед отъездом. Гарри качает головой и закрывает глаза. Волна боли накрывает его, вызывает тошноту. — Нет, нет. Никаких ссор. Прости, я не имел в виду то, что сказал. Ну… я имел это в виду, но… не должен был кричать. Луи подходит к окну и смотрит вдаль. Стайлс знает, что он ищет: у дяди его школьного друга есть автомобиль. Он предложил отвезти парня на вокзал. Предыдущие несколько дней Томлинсона распирало от радости при мысли о поездке на машине. Тогда у Гарри не хватило духу сказать, что она украдёт у них несколько драгоценных минут. — Они… — Пока нет, — отвечает Луи, отворачиваясь от окна. — Я знаю, что ты прав. Знаю. Я просто… в бешенстве от страха. — Я бы беспокоился о твоём здравомыслии, если бы ты не был напуган. Томлинсон смотрит на Гарри и кивает, поджимая губы. — Я не хочу уходить. Из всего, что говорил Луи с момента получения письма, эти слова больше всего ранят младшего. Он встаёт и подходит к парню, крепко обнимая его, будто надеясь, что сможет защитить Томлинсона от всего. Старший прижимается к Гарри и утыкается лицом в его шею. Они стоят так некоторое время, мягко покачиваясь на месте, пока Стайлс успокаивающе гладит парня по спине. — Я никогда тебя не забуду. Я никогда не откажусь от тебя. Обещаю, — шепчет кудрявый. Солнце полностью восходит. Его свет слепит Гарри, когда он открывает глаза и высвобождается из объятий. В ярких лучах форма Томлинсона приобретает свой настоящий цвет – хаки. Он приглушает голубой оттенок глаз парня и придаёт ему болезненный вид. Стайлс проводит ладонями по рукам Луи, запечатлевая его образ в памяти. — Ты выглядишь очень красиво, моя любовь. Как будто сошёл со страниц книги. Луи улыбается. Однако его улыбка исчезает, когда доносится звук приближающегося автомобиля. Они слышат его одновременно. Гарри видит, как жизнь утекает из глаз Томлинсона. Он чувствует, как кровь холодеет в его венах. Не говоря ни слова, они падают в объятия друг друга. Луи дрожит, и Стайлс крепче прижимает его к себе, цепляясь за грубую шерстяную форму. — Я люблю тебя, — в спешке говорит старший. — Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. Всегда буду любить. — Я тоже люблю тебя. Обещаю, я никогда тебя не забуду. Пиши мне, не забывай писать мне, — все слова, что Гарри хотел сказать в течение нескольких последних дней, вырываются наружу. — Пожалуйста, вернись живым. Я никогда не прощу тебя, если ты умрёшь и оставишь меня одного. — Я постараюсь изо всех сил. Я обещаю, что постараюсь. Луи целует его, и Стайлс чувствует, как по щекам стекают слёзы. Они оба подпрыгивают, когда громкий гудок автомобиля разрушает тишину. — Я должен попрощаться с семьёй, — говорит Луи, снова целуя младшего. Раздаётся ещё один гудок и крик «Томмо!». Гарри последний раз целует парня. — Иди. Иди, прежде чем не сможешь уйти. Прежде чем я не позволю тебе уйти. Томлинсон не отрывает взгляда от Гарри и, спотыкаясь, подходит к рюкзаку. Он взваливает его на плечо. Луи направляется к выходу из комнаты. — Ты так прекрасен в этом свете, — говорит старший, будто размышляет вслух. — Ты был лучшей частью моей жизни, Гарри. С этими словами Томлинсон сбегает вниз по лестнице. Гарри замирает, когда до него доходит смысл слов парня. Он нашёл способ сказать «прощай», не произнося это ужасное слово. От этого не становится менее больно. Шатаясь, Стайлс подходит к кровати и тяжело опускается на неё. Он слышит голоса, доносящиеся снизу, когда Луи прощается с семьёй. Через несколько минут мотор автомобиля заводится, они уезжают. Вот и всё. Луи ушёл. Всё кончено. Гарри цепенеет. Он думал, что будет плакать, кричать и рвать на себе волосы. Но сейчас, когда всё уже произошло, он чувствует только пустоту. Не издавая ни звука, Стайлс ложится на кровать. Он утыкается головой в подушку Луи, вдыхая его запах, позволяя ему наполнить его лёгкие и память. Слёзы появляются в уголках глаз. Он позволяет им скатиться и пропитать наволочку. Скоро ему придётся спуститься вниз, обменяться бессмысленными, пустыми словами с Джоанной, прежде чем он отправится домой и возобновит свою жизнь. Гарри пытается представить своё будущее. Оно словно лишено красок. Всё вокруг кажется серым, пока его прошлое с яркими цветами трещит по швам. Он войдёт в число тех людей, которые одной ногой живут в прошлом. Их глаза печальные, даже когда они смеются. Впрочем, это скоро. А сейчас Гарри с радостью притворяется, что может оставаться здесь вечно. У него не хватает смелости поднять голову и увидеть, что Луи действительно ушёл. Скоро.