День проходит хорошо. В магазине, как обычно, спокойно. Луи занят чтением одной из многочисленных книг, которые Гарри хранит на прилавке. Хотя теперь младший редко читает их, ведь Томлинсон почти каждый день приходит на работу с ним. Из-за того, что старший постоянно находится в магазине, он знает, где лежат все вещи. Ну, почти все.
Около полудня заходит какой-то мужчина и спрашивает, могут ли ему одолжить ручку. Луи замирает. Он знает, что у Гарри есть ручки, он брал их тысячу раз, когда писал письма с просьбами вернуть его к жизни. Но Стайлс очень аккуратный человек, каждый вечер он убирал ручки на свои места. Томлинсон в это время тушил печь и, по глупости, никогда не видел, куда кудрявый их складывал.
Луи выпускает смешок от разочарования в себе и просит мужчину подождать. Он открывает ящики в поисках ручки. Когда он пытается закрыть один из них, тот застревает. Детская богато украшенная коробка блокирует ящик. Парень вздыхает и вытаскивает её, чтобы закрыть этот ящик и открыть нижний. Позже он уберёт предмет обратно.
В конце концов, Луи находит ручку и возвращается к чтению романа, но почти сразу вспоминает, что он не вернул коробку на место. Он придвигает её к себе и с любопытством внимательно разглядывает. Томлинсон никогда не видел, чтобы Гарри доставал эту вещь, не слышал, чтобы он упоминал её. По виду коробки понятно, что она не предназначена для продажи и вообще не имеет никакого отношения к магазину. Она явно ручной работы, при этом, похоже, сделал её ребёнок. Луи поднимает крышку и замечает письма, адресованные Стайлсу. Он замирает.
Было бы неправильно читать личную переписку Гарри. Сейчас между ними есть доверие. На его установление ушло много времени. Томлинсон не должен делать ничего, что может разрушить его. С другой стороны, Гарри слишком загадочный. Кажется, будто он что-то скрывает или не говорит парню всей правды. Возможно, письма прояснят это. Кроме того, кто, кроме сестры, мог написать Стайлсу? Насколько Луи известно, больше никого за пределами деревни у младшего нет.
У него мелькает мысль: может, это он отправил Гарри письма, пока был на войне? Если так, то у Луи есть полное право прочитать их, он же их написал! Утешенный этой мыслью парень вытаскивает из стопки первое письмо и аккуратно достаёт его из конверта.
«13 августа 1918 года», — начинается текст, и Луи кивает. Он был прав, это военное время, значит, он отправил это письмо. Он продолжает читать.
«Мой дорогой Г», — сердце Томлинсона уходит в пятки. Дорогой? Неужели он ошибся? У Гарри есть девушка, о которой тот не говорил ему? Уверенность в том, что Луи можно читать это письмо, пропадает, но он слишком увлечён, поэтому продолжает. Худшее сделано – конверт уже открыт.
К тому моменту, как парень доходит до конца страницы, его сердце бешено колотится в груди. Он чувствует жар и головокружение. Он написал это письмо. Это его почерк, как бы Томлинсон ни старался это отрицать первое время. Да и его имя чёрным по белому написано в конце страницы.
«Твой Луи, который любит тебя».
Луи моргает и перечитывает эти слова снова и снова.
«Который любит тебя». Любит. Любит?
Парень качает головой и берёт следующее письмо, быстро просматривает его. Оно такое же романтичное, как и первое. Он проделывает то же самое ещё несколько раз. С каждым прочитанным признанием в любви Томлинсон дрожит всё сильнее. Этого не может быть. Письма подразумевают, что они с Гарри любили друг друга, что они… Луи трясёт головой. Одна мысль об этом слишком грандиозная, чтобы думать о ней.
Однако всё встаёт на свои места. Любовь – недостающий кусочек пазла, объяснение всего, что казалось странным в Гарри. Недоверие и боль в его глазах, когда он думает, что Томлинсон не узнаёт его, холод и отчуждённость, которые он всегда испытывает рядом с Луи, даже сейчас, хоть они и стали друзьями. Младший всегда осторожен, всегда держит парня на расстоянии вытянутой руки. Он не невежливый и не утомлённый, он убитый горем любовник. Стайлсу приходится каждый день смотреть на Луи, которого он любил, и вспоминать, что теперь старший понятия не имеет об их чувствах. Гарри вынужден страдать от боли, ища привычное тепло, но не находя ничего, кроме холодного присутствия незнакомца.
—
Любит, — потрясённо шепчет Томлинсон. Он знает, что ему следует паниковать. Мужчины не должны любить других мужчин, он помнит это, несмотря на войну и амнезию. Но он не боится. Ему скорее любопытно. Любопытно, и надо поговорить с Гарри.
Остаток дня чувствуется словно бесконечность. Минуты медленно тикают, каждая тянется как целая жизнь. Больше никто не приходит в магазин, ничто не помогает сделать ожидание менее мучительным. Луи не может сосредоточиться на книге. Попытка навести порядок проваливается. Парню остаётся только сидеть и ждать.
Как только пробивает шесть часов, Томлинсон запирает дверь магазина и спешит к Стайлсам. Он двигается так быстро, как только ему позволяет уставшая больная нога. До их дома несколько миль. Луи запыхается и потеет к тому моменту, как добирается до него. Он останавливается у ворот, чтобы отдышаться. Волнение делает это ещё более сложной задачей. Коробка, которую он прижимает к груди, несмотря на лёгкий вес, ощущается как наковальня.
Когда Томлинсон стучит в дверь, его встречает Энн. Она говорит, что Гарри проснулся и к нему можно подняться.
— Он ещё не отошёл после лекарства, но будет рад тебя видеть, — её взгляд останавливается на коробке в руках парня, но она ничего не говорит об этом. — Его комната наверху, первая слева.
Луи чувствует тяжесть её взгляда, когда поднимается по лестнице. Его нога протестующе возмущается после всего, через что ей пришлось пройти за день.
Томлинсон останавливается перед закрытой дверью и собирается с духом, прежде чем стучит. Слабый голос говорит ему войти, что он и делает.
— Привет, — здоровается Луи, надеясь, что Гарри не сразу заметит коробку. Он хочет объяснить, прежде чем младший начнёт паниковать.
Впрочем, беспокоиться не о чем, потому что Гарри едва проснувшийся. Он лежит, откинувшись на подушки. Он такой же бледный, как простынь. Это первый раз, когда Томлинсон находится в спальне младшего – первый раз, который он помнит. Он потрясён строгостью комнаты. Она почти пустая, особо не чувствуется, что здесь кто-то живёт. Из-за задёрнутых штор становится душно, словно в гробу. Луи поражает эта духота, когда он заходит и закрывает за собой дверь.
— Как ты? — интересуется Томлинсон, подходя ближе к кровати.
— Жив, — почти шёпотом отвечает Гарри. — Уже лучше.
— Хорошо, — Луи прочищает горло. — Я позаботился о магазине.
— Спасибо, — Стайлс открывает глаза и улыбается старшему, почти сразу начиная кашлять.
— Мне, эм… возможно, мне лучше прийти в другой раз, — он делает шаг назад. — Тебе надо отдохнуть.
Гарри качает головой, закашливаясь, и поднимает руку, жестом останавливая Томлинсона.
— Я устал отдыхать, — выдавливает кудрявый хриплым, задыхающимся голосом. — Садись.
Это звучит скорее как приказ, чем приглашение. Луи повинуется, придвигает стул ближе к кровати и садится на него. Он кладёт коробку к себе на колени и складывает на ней руки.
— Что это? — спрашивает Томлинсон, кивая на пузырёк с лекарством, стоящий на столике.
— Опиум, — отвечает ему Гарри.
Луи щурится.
— Это… ого. В больнице опиум давали людям, которые становились психопатами. Ты…
— Я не сумасшедший! — младший кашляет после своего ответа и качает головой. — Доктор сказал, он может мне помочь. Я принимаю его уже несколько лет.
Луи смотрит на тёмный флакон и тяжело сглатывает.
— И он помогает?
— Хуже от него не становится. Что ещё я могу сделать?
Томлинсон пожимает плечами и замолкает. Его руки почти судорожно гладят коробку, он задаётся вопросом, найдёт ли в себе смелость в ближайшее время заговорить о ней или будет ждать, пока Гарри сам заметит. Капельки пота скатываются по спине парня, стекают по вискам. Он понятия не имеет, как кудрявый может в такую жару находиться под одеялом.
— Может, открыть окно? Тебе жарко? — наконец спрашивает Луи, радуясь тому, что у него появился повод прервать молчание.
— Мама не разрешает. Сейчас я слишком уязвим, чтобы запускать в комнату ветер.
Луи едва не фыркает от того, как это бессмысленно, но в последнюю секунду сдерживает себя. Лучше, чтобы Гарри остался в хорошем настроении.
— Как пожелаешь. Хм, — он прочищает горло, — я должен тебе кое-что сказать.
Если бы Луи не пристально наблюдал за Гарри, он бы не заметил, как напрягаются его плечи.
— М?
— Я, эм… — начинает Луи, запинаясь и вздыхая. — Я не специально рылся в твоих вещах, я искал ручку. И, эм…
Томлинсон снова вздыхает, желая, чтобы ему не пришлось озвучивать то, что он собирается сказать.
— Я нашёл коробку с письмами.
Гарри молча закрывает глаза.
— И, эм, я подумал… может быть, они от меня, мне стало любопытно. Я не… я хотел немного узнать о моём прошлом. Но я не… я понятия не имел, что они будут такими, какие они есть…
Луи замолкает, не в силах описать то, что он прочитал.
— Откуда тебе знать, — говорит Стайлс, скорее утверждая, чем спрашивая. Он по-прежнему не открывает глаза. Это нервирует старшего. — Ты их все прочитал?
Луи качает головой, забывая, что кудрявый его не видит.
— Не все. Только два, чтобы… чтобы подтвердить то, что я подумал, когда читал первое.
Когда Гарри наконец открывает глаза, он смотрит прямо на парня. Это даже хуже, чем когда его глаза были закрыты.
— Что мы были влюблены, — говорит Стайлс.
Луи кивает, чувствуя, как слова застревают в горле.
— Мы были влюблены, — продолжает Гарри, когда Томлинсон молчит. Он отводит взгляд, и старший замечает, что всё это время сидел, затаив дыхание. — Это беспокоит тебя?
Кудрявый кашляет. Старший ждёт, пока он закончит.
— Нет, я… — он мнётся. — Мы были счастливы, да?
Гарри снова закрывает глаза. Видно, как ему больно, и Луи знает, что дело не в воспалении лёгких.
— Дико счастливы. Почти неприлично, — Стайлс так долго молчит, что Луи начинает думать, а не закончил ли он разговор. — Моё желание вернуться на учёбу… у нас были планы на этот счёт. Всё было решено, мы копили деньги.
— А потом случилась война…
Гарри продолжает, как будто Томлинсон ничего не говорил. Он лежит на подушках с закрытыми глазами и говорит так, будто внезапно кто-то открутил кран и не может остановить потоки воды.
— Мы делали всё, чтобы это случилось. Ты собирался работать, чтобы содержать нас, пока я бы учился. Ты никогда не любил школу. Мы бы переехали в Лондон, подальше от всех, кому было дело до нашей любви. Всё это было в пределах досягаемости… — Гарри поднимает руку, как будто тянется к чему-то, что видит только он. — А потом всё рухнуло. Как только тебя призвали, мы перестали говорить об этом. Мы знали, что всё кончено. Мы оба… мы думали, что ты не вернёшься.
— И я почти не…
И снова, когда Гарри открывает глаза, чтобы посмотреть на Луи, для старшего это оказывается больнее, чем он ожидал.
— Нет. Ты не совсем вернулся. Ты не Луи. Ты носишь его лицо и говоришь его голосом, но для меня ты чужой.
Томлинсон сглатывает, не отвечая. Конечно, он всё это знает. Он может только догадываться, только представлять, каково Гарри. Но то, как младший говорит об этом без своего привычного такта, ранит Луи.
— И теперь ты пришёл сюда, пока я болею. Неужели ты думал, что, прочитав нашу переписку, снова станешь тем, кем был раньше? Что это вернёт 18 лет дружбы? Ты всего лишь его тень, и то это в лучшем случае.
После этих слов Гарри начинает кашлять сильнее, чем за всё время пребывания парня в его комнате. Он сгибается пополам и хватает ртом воздух. Луи почти подаётся, чтобы помочь, но знает, что сейчас младший не воспримет его порыв хорошо.
Не говоря ни слова, Томлинсон выходит из комнаты, чтобы спуститься вниз и принести воды. Энн нет на кухне, поэтому он делает всё быстро, не желая сейчас разговаривать с ней. Луи поднимается наверх и ставит стакан на тумбочку, садясь обратно на стул. Стайлс успокаивается, но его дыхание по-прежнему неровное. Луи ждёт, пока он заговорит, но кудрявый молчит. Он делает большой глоток воды и тяжело вздыхает.
— Прости, что я вернулся таким образом. Поверь, я бы предпочёл быть самим собой. Ненавижу эту ёбаную амнезию, — начинает Томлинсон. Его голос спокоен, хотя внутри он кипит от злости. Парень не злится на Гарри, в этом он уверен. Гнев Стайлса понятен и более чем заслужен. — Иногда мне кажется, что всем было бы легче, если бы я просто умер.
— Не говори так! — Гарри ахает.
Луи не хочет это признавать, но его сердце согревается, когда он понимает, что Стайлс не желает ему смерти. После их разговора он опасался такого расклада.
— Не знаю, — продолжает Томлинсон. — Я никогда не стану тем, кем был для всех раньше. Я не уверен, что кому-то нравится тот я, который вернулся с войны. Я не чувствую, что я существую. Я здесь как тень. Я уверен, что каждый день разбиваю тебе сердце, когда не отвечаю на твою любовь…
Луи молчит, не в силах говорить дальше. Ему больно произносить это вслух.
— Да, — соглашается Стайлс, делая ещё один глоток воды. — Но это не твоя вина. Ты же не специально. Ты ничего не можешь с этим поделать.
— Я… — сердце парня бешено колотится из-за того, что он собирается сказать. Эта мысль приходит к нему спонтанно, незапланированно и неожиданно. — Я хотел бы, если бы мы могли… быть влюблёнными, как прежде.
— Что? — хрипло спрашивает Гарри.
Напряжение повисает между ними. Луи чувствует, как промежуток между секундами растягивается, когда он собирается с мыслями. Чем больше он думает, тем больше смысла в этом появляется. Письма зажгли в нём огонь, о котором он даже не подозревал.
— Я… да. Не уверен, что смогу объяснить… Но ты мне очень дорог, и я… Не знаю, то, что я прочитал в письмах, кажется таким правильным, как ничто другое с момента моего возвращения. Я хочу попробовать.
Гарри качает головой.
— Ты не можешь
попробовать. Я не выдержу, если ты будешь просто пробовать. Мне надо… для меня это не игра.
— Для меня тоже!
— Ты не можешь просто решить снова влюбиться в меня. Это так не работает.
— Знаю… но я могу узнать тебя лучше и посмотреть, какие чувства появятся?
— Тебя ничто не остановит… — он вздыхает. — Но не держи на меня зла, если я буду заботиться о своём сердце.
Гарри с трудом заканчивает фразу, он кашляет на половине слов.
— Я понимаю, — отвечает Томлинсон. — Но… обдумай это, может быть? Что я пытаюсь?
Луи встаёт и ставит коробку с письмами на тумбочку.
— Я дам тебе отдохнуть. Ты болеешь.
— Я в курсе, — говорит младший сквозь кашель. — Оставь письма себе. Прочти их. Вдруг это поможет.
Луи кивает.
— Я верну их, когда закончу.
— Хм, да. Ты должен их вернуть. Это всё, что у меня от тебя осталось.
Луи поджимает губы, не отвечая. Он колеблется несколько секунд, после чего возвращает стул на место.
— Я буду работать в магазине, пока тебе не станет лучше, не волнуйся.
— Я не волнуюсь.
Луи, польщённый доверием младшего, слабо улыбается.
— Отдыхай, тебе надо поправляться. Если что, я рядом… Если ты захочешь, я могу прийти в другой день.
Сейчас, когда Томлинсон уже собирается уходить, он замечает, каким измученным выглядит Гарри. Он эгоистично игнорировал это, чтобы рассказать о своих чувствах и потребностях. Он понимает, что его присутствие давит на младшего. Луи пятится к двери.
— Как пожелаешь, — отвечает Гарри, ёжась под одеялом. — Пока.
— Пока, — отвечает Луи, прежде чем выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Томлинсон чувствует себя опустошённым. Он возвращается домой и сразу идёт в спальню, чувствуя, что у него совсем нет аппетита. У него есть дела поважнее. У него есть парень, в которого он может быть влюблён. Луи открывает коробку и дрожащими руками достаёт нижнее письмо из стопки.
https://ibb.co/FJTtqmB
(っ˘̩╭╮˘̩)っ
Ранние весенние дни превращаются в недели, каждая из них приносит Луи новые увлекательные открытия. Однажды утром мама спрашивает, не хочет ли он помочь с огородом. Парень погружает руки во влажную землю и чувствует волнение. Его сердце будто говорит:
«Тебе это нравится, тебе всегда это нравилось». Он думает, что, может быть, в следующем году, как раньше, сможет помочь соседям, когда снова научится выращивать растения.
Здоровье Гарри всё ещё хрупкое после пневмонии. Но по мере того, как становится теплее, румянец возвращается к его лицу. Ему больше не надо прикладывать усилия, чтобы дотащить своё неуклюжее тело до магазина и обратно. Его походка становится более пружинистой, в глазах появляется блеск, которого Луи никогда раньше не видел.
Есть и другие вещи в Гарри, которых Томлинсон никогда раньше не видел – или, скорее, не замечал. Он никогда не замечал, насколько зелёные его глаза, как вокруг них появляются морщинки, когда он смеётся. Луи никогда не замечал звук его смеха, такой громкий и резкий. Он никогда не замечал, какое у него длинное и бледное тело. У него молочно-белая кожа и вытянутые конечности. Кажется, он рос слишком быстро, как стебель, ищущий света. Из-за этого призрачного оттенка, вызванного болезнью, Гарри кажется не совсем осязаемым. Луи чувствует, что Гарри тоже смотрит на него по-другому. Не с обидой, как раньше, а с теплотой, которая пробуждает глубокие чувства.
Теплота, которую он чувствует, нежность, которую он испытывает к младшему, вселяют в Томлинсона надежду, что со временем он сможет вернуть Гарри то, что тот потерял. Возможно, эта любовь будет не такой глубокой, как раньше, но её будет достаточно. Луи хочет стать тем, кем был для Стайлса, хочет влюбиться в него. Кажется, что его единственный шанс на будущее лежит рядом с этим парнем, и он собирается воспользоваться этой возможностью.
После одного случая Томлинсон наконец осознаёт своё самое сокровенное желание: сделать Гарри своим, так, чтобы тот стал его единственным, стал безоговорочно его, как это было раньше. Письма показали Луи то, кем они были, и он хочет вернуть всё это.
Это происходит в тёплый майский день. Луи убеждает Стайлса посидеть на крыльце магазина, чтобы насладиться погодой. Они выходят на улицу с книгами и молча читают. Томлинсон думает, что, возможно, это всё, что нужно для счастья: тихий момент с другом, тёплый ветер, доносящий ароматы земли и растений, которые оживляют Луи.
Их прерывает крик имени младшего. Луи поднимает голову и видит парня, приближающегося к ним. У него тёмные волосы и добродушное лицо.
— Найл! Хей! — кричит ему Стайлс и машет рукой.
Луи хмурится и смотрит, как парень подходит к ним. Он гадает, кто это может быть, если младший никогда не упоминал его. Томлинсон смотрит, как Гарри встаёт и обнимает незнакомца, смеясь, когда тот хлопает его по спине.
— Как поживаешь? — спрашивает кудрявый. — Давай, присядь ненадолго.
Гарри возвращается на своё место на крыльце и жестом приглашает парня присоединиться.
— Хорошо, зима была долгой, я рад, что вернулся сюда. Что насчёт тебя?
У парня – Найла – сильный акцент, который Луи не может распознать.
— Я болел большую часть зимы и весны. Ты же меня знаешь.
— Но ты справился, как всегда.
— Кое-как.
Они оба смеются, а Луи сердится из-за того, что кто-то посторонний нарушил их связь. Он прочищает горло и заставляет себя улыбнуться, когда Найл смотрит на него.
— Хей, я Найл Хоран, — вежливо говорит парень, протягивая Томлинсону руку.
— Луи Томлинсон, — отвечает старший, пожимая руку Найла настолько недолго, насколько это приемлемо.
Резко вздыхая, Хоран поворачивается к Гарри.
— Ты нашёл его и не написал мне?!
Гарри смеётся, и этот звук наполнен восторгом.
— Хотел, чтобы это был сюрприз, — он переводит взгляд на Томлинсона. — Но я нашёл только половину его. Его память исчезла.
Найл тихо присвистывает.
— Мне очень жаль, приятель.
Луи пожимает плечами.
— Я не сильно беспокоюсь, когда я даже не знаю, чего не помню, — холодно говорит парень, преуменьшая страдания от амнезии и игнорируя язвительные слова Гарри. — Так кто же ты?
— Он один из арендаторов нашей земли, о которых я тебе рассказывал. Со временем мы подружились. Я писал тебе о нём, но… ну…
— Я забыл, да, — заканчивает Луи.
— Он из Ирландии, это остров недалеко от…
— Я знаю, где находится Ирландия. Я не различил акцент, но я знаю об Ирландии.
Настроение Томлинсона с каждой секундой становится всё хуже, и он не понимает причину. Его реакция расстраивает Гарри, это очевидно. Младший переключает внимание на Найла, расспрашивает о его жизни с прошлого лета. Луи остаётся с ними ещё на мгновение, потом вздыхает и встаёт, отряхивая пыль с брюк.
— Куда ты собрался? — спрашивает Гарри.
— Я голоден. В пекарню.
Луи сбегает по ступенькам и идёт через деревню, используя это как предлог, чтобы очистить мысли.
Нет никакого смысла в этой внезапной вспышке ненависти, которую он испытывает к совершенно незнакомому человеку. Гарри может иметь друзей, помимо Томлинсона, и здорово, что они у него есть. Значит, младший был не полностью одинок в те годы, когда Луи был на войне. И всё же при виде этой дружбы сердце парня начало разрываться, появилась острая и раскалённая добела злость, неописуемая словами. У него нет причин чувствовать себя преданным из-за того, что Стайлс не только его друг, что он не обладает исключительным правом на внимание младшего, даже если у них и была сильнейшая связь в прошлом. Гарри в курсе, что Луи теперь знает об их прошлом, и всё равно ведёт себя так бесцеремонно, словно он пытается ранить старшего, отомстить за ту боль, что Луи причинил ему после возвращения.
Чувствуя, как в сердце загорается огонь, Луи толкает дверь пекарни и врывается внутрь. Он не успокаивается, когда делает заказ. Он видит, как дочь пекаря ёжится от его строгого голоса, краснеет и заикается, говоря, что выпечка бесплатно для ветеранов войны. Томлинсон находит в себе силы улыбнуться, когда благодарит девушку и выходит. Он чувствует себя ещё хуже после того, как был груб с человеком, не имеющим отношения к его боли.
Когда Луи возвращается, Гарри и Найл смеются. Он никогда не слышал такой радостный и дикий смех от младшего. Секунда уходит на то, чтобы запомнить новую вещь в Гарри, которую он раньше не замечал. Когда тот закашливается, Томлинсон подбегает к нему. Беспокойство пробивается сквозь пелену гнева.
— Эй-эй, осторожнее, — говорит Луи, гладя младшего по спине.
— Я в порядке, в порядке, — отвечает Гарри, отмахиваясь от парня. — Никто ещё не умирал от смеха.
— Иначе я уже давно убил бы тебя, — говорит Найл, и они оба снова смеются.
Стиснув зубы, Томлинсон хватает с крыльца книгу и говорит, когда уже уходит:
— Я обещал маме помочь с садом.
— Увидимся позже! — хором кричат Гарри и Найл.
Переполненный болью и гневом Луи уходит, не оглядываясь. Своими улыбками и шутками Найл собирается разрушить всё, что Луи пытался построить. Как он может конкурировать с кем-то, кто знает Гарри, кто
помнит его?
Луи надеялся, что летом сможет влюбиться в Гарри. Но, несмотря на все приложенные усилия, всё, чего ему удалось добиться – оттолкнуть младшего ещё дальше. Сначала у Стайлса была жалость к нему, но она уже исчезла. Сейчас что осталось? Может, презрение. Томлинсон мог бы заплакать. Именно это он и делает, идя домой по пустой дороге.
(っ˘̩╭╮˘̩)っ
Гарри смотрит, как Луи уходит, не в силах оторвать от него взгляд, пока тот не скрывается из виду. Найл пихает его локтем, чем возвращает к действительности. Ухмылка на его лице заставляет кудрявого покраснеть.
— Значит, он вернулся, хм? — спрашивает Хоран, вытягивая ноги и опираясь на руки. Его лицо обращено к солнцу, глаза закрыты. Гарри делает то же самое, благодарный за тёплую ласку лучей.
— Да, вернулся.
— И это всё? — ирландец смеётся. — Это всё, что ты можешь сказать?
Гарри пожимает плечами, забывая, что Найл его не видит. Звук мотора прерывает кудрявого, который только собирается заговорить. Он смотрит, как машина проезжает мимо, и вспоминает свои переживания и наивность, когда он ехал в такси со своей тётей в Лондоне. В первую свою поездку на автомобиле он надеялся, что у них с Луи всё вернётся на круги своя. Это вызывает и другую боль – бестелесный звук мотора, который ознаменовал отъезд Томлинсона в последний день их прошлой жизни. В деревне появляется всё больше и больше машин. До Стайлса доходили слухи, что скоро дороги заасфальтируют, но он надеется, что это неправда. Он не любит автомобили.
Как только шум мотора затихает вдали, Гарри поворачивается к Хорану и замечает, что тот смотрит на него.
— Мне больше нечего сказать. Он забыл меня. Вот и всё.
— Но ты ему нравишься, — отвечает Найл, и ему хватает наглости выглядеть самодовольным. — А меня он ненавидит.
— Нет и нет, — бормочет Гарри, качая головой. — Он принимает меня, но я…
Стайлс делает паузу, подбирая нужные слова.
— Я не могу проявить к нему никакого… дружелюбия. Или тепла. Я словно ледник рядом с ним.
Ирландец смеётся.
— Нет-нет, поверь мне. Он ненавидит меня, потому что мы друзья.
— Но мы же не… ты и я не…
ты понимаешь.
Гарри бросает взгляд на Хорана. Пару лет назад, когда у них завязалась уютная дружба, он не хотел рассказывать Найлу всё. То, что происходило у них с Луи – табу. Гарри знает, что может быть убит за это, если не будет осторожен. Он научился расшифровывать те завуалированные способы, которыми газеты сообщают о подобных происшествиях. Гарри никогда не считал их опасными и безрассудными, потому что Луи защищал его от самой уродливой стороны мира. Годами кудрявый думал – глупо, наивно – что его отец является исключением, а не правилом.
Найл почти в самом начале всё понял, позже Стайлс рассказал ему правду. То, как Гарри говорил о Луи, напомнило ему о знакомой паре друзей. Они так же говорили друг о друге. Хоран сказал Гарри, что он не имеет ничего против, не будет пытаться заменить Луи. Следующие несколько дней кудрявый, расстроенный и оскорблённый намёками, избегал его. Но жизнерадостный характер Найла и его настойчивое желание подружиться победили. Было здорово рассказывать ему о Луи, о переживаниях, что тот никогда не вернётся, а потом об уверенности в том, что старший не умер, что это невозможно. Именно Хоран нашёл его в тот день, когда Гарри получил известие о смерти Луи. Именно Найл отговорил его от чего-то бессмысленного и трагического.
— Он об этом не знает.
Стайлс закатывает глаза.
— Было бы глупо думать иначе. Зачем бы я месяцами искал его, если бы был с тобой? Это означало бы, что я начал двигаться дальше, но я
никогда не двигался дальше, он должен это знать.
— Ты только что сказал, что отстраняешься от него.
Гарри вздыхает, раздражённый тем, что Хоран, несомненно, прав.
— Я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным мне чем-то, особенно любовью. Он и так слишком старается влюбиться в меня, будто чтение нескольких писем, которые он прислал мне, когда был другим человеком, всё решит.
Стайлс выдыхает, удивлённый собственными словами. Он никогда вслух не говорил о беспокойстве, которое испытывает с тех пор, как Луи нашёл письма. Гарри замечает перемены в поведении старшего, он чувствует, как тот старается, и это волнует его. Он не хочет любви Томлинсона, если она будет вынужденной, насильно созданной только для того, чтобы удовлетворить то, что, как Луи предполагает – правильно предполагает – нужно Гарри. Чем сильнее Луи пытается приблизиться, тем дальше младший отступает, защищаясь.
Найл поднимает брови и выпрямляется, складывая руки на ногах.
— Он читал письма?
— Он нашёл их, когда рылся в ящиках прилавка. Он «искал ручку», — Гарри повторяет объяснения Томлинсона. — На самом деле я в это не верю. Думаю, он просто проявлял любопытство и неуважение. Я был в бреду от болезни, когда он рассказывал мне об этом. Я разрешил ему прочитать письма. Сейчас я жалею об этом.
— Почему?
Гарри вздыхает. Он ненавидит то, что он становится открытой книгой рядом с Хораном. Ему нравится верить, что он загадочный, что ворота в его таинственный сад заперты на засов, но Найл всегда находит способ пробраться внутрь. Гарри всегда рассказывает ему слишком многое.
— Потому что, как я уже сказал, он чувствует себя обязанным мне любовью.
— И это плохо, потому что?...
Стайлс уже на полпути к тому, чтобы пнуть Найла. Он недовольно стонет.
— Я не знаю! Единственное, что я знаю – я хочу, чтобы он влюбился в меня естественным образом, а не из чувства
долга!
Хоран мычит и кивает, словно обдумывает слова парня. Но Гарри знает, что это не правда: на деле же он разыгрывает спектакль, чтобы кудрявый осознал глупость своих слов, при этом не говорит прямо. Это слишком хорошо срабатывает.
— Просто уходи уже, мне надоело тебя видеть, — огрызается Стайлс, закатывая глаза. — Мой отец будет ждать тебя.
Найл смеётся и встаёт, отряхивая брюки от пыли.
— Ему уже лучше?
— Сейчас у него подагра, так что я позволю тебе сделать собственные выводы.
Хоран морщится.
— Миленько. Я действительно с нетерпением жду этого, — он поднимает свой чемодан. — Подумай обо всём, что ты мне сказал, ладно?
— Иди нахуй, — отвечает Гарри и прищуривается, когда Найл, смеясь, уходит.
