fondre ton absence

Наступает сухое лето, которое приносит с собой долгие тёплые вечера. Здоровье Гарри улучшается достаточно для того, чтобы он мог наслаждаться временем, проведённым вне дома и работы. Обычно он зависает только с Найлом, как и последние пару лет. Пока погода позволяет, они часами гуляют, обходят земли Стайлсов, разговаривают обо всём и ни о чём: о желании Найла поскорее обзавестись детьми с женой, о сбережениях Гарри, о том, как он близок к тому, чтобы уехать в Лондон, и о Луи. Отношения Луи с Хораном постепенно улучшаются, но со стороны старшего по-прежнему чувствуется напряжение. Найл говорит, что дело в ревности, но Стайлс отказывается это признавать. Он пока не в состоянии принять тот факт, что, возможно, Луи влюбился в него. Это абсурдно. Своими неустанными попытками подружиться Найл завоёвывает доверие Томлинсона. Гарри знает, что иногда, пока он на работе, парни проводят время вдвоём, и ему интересно, о чём они разговаривают. Он догадывается, что он их главная тема для обсуждения, но ему это не особо нравится. Часть Стайлса, маленькая часть, о которой он едва осмеливается думать, завидует тому, что Найл проводит время с Луи. С приходом лета Томлинсон вновь открывает в себе любовь к работе с землёй. Он проводит дни, возвращая к жизни огород Томлинсонов. После приезда Найла Луи не провёл ни один день в магазине с Гарри. Младший старается не связывать эти два события, но он не может не думать о том, что, возможно, парень перестал приходить из-за того, что Стайлс не уделяет ему достаточно внимания. Гарри теряет Луи, и он заслуживает это. Одним июньским вечером, когда кудрявый возвращается с работы, погружённый в свои мрачные мысли, Луи окликает его по имени. Гарри колеблется, не зная, готов ли он увидеть старшего. Прежде чем он успевает решить, останавливаться ли, Томлинсон приближается к нему так быстро, как только позволяет больная нога. — Хей, Гарри, хей, я хочу тебе кое-что показать! — говорит он, догоняя Стайлса на дороге. — У тебя есть минутка? Гарри заставляет себя улыбнуться. — Да, конечно, в чём дело? — спрашивает младший, следуя за Луи к задней части дома. — Сегодня я нашёл кое-что и хочу спросить тебя об этом. Вопросы Гарри отпадают, когда он понимает, что они идут к сеновалу. Он надеялся, что Томлинсон никогда не найдёт их старое убежище, потому что младший больше не хочет туда заходить. В нём содержится слишком много воспоминаний об их прошлом, слишком много напоминаний о той главе его жизни, которую он долго оплакивает и которая никогда не вернётся. Стайлс ничего не говорит. Он понимает, что его молчание грубо для Луи, но он просто не находит, что сказать. Если Луи и замечает это, то никак не показывает, а продолжает вести к месту, которое разобьёт его сердце. — Сегодня утром я искал косу и подумал, что она может быть здесь. Я заметил лестницу, которую никогда раньше не видел, — объясняет Томлинсон, когда они заходят в сеновал. Сухой запах пыли и сена, тусклый свет и удушающая жара, поглотившие их, едва не доводят Гарри до слёз. Здесь ничего не изменилось, время будто остановилось в тот момент, когда Луи призвали. Кажется, что если Стайлс будет вести себя тихо, то он услышит их приглушённое хихиканье. — Готов подниматься? — спрашивает Томлинсон, показывая нерешительность впервые с тех пор, как позвал младшего. — Да, — отвечает ему Гарри, прежде чем поднимается. Его тело само вспоминает, как проще перебраться через люк, ведущий на второй этаж. Стайлс отодвигается в сторону, позволяя Луи тоже подняться. Он сосредотачивается на жаре и том, как из-за неё рубашка прилипает к коже, а не на отдалённых воспоминаниях. — Разве это не замечательное место? — поднявшись, спрашивает Томлинсон с широкой улыбкой на лице. Гарри сглатывает и кивает. — Оно было нашим. Улыбка Луи тускнеет от слов кудрявого, он кивает, становясь серьёзным. — Я так и думал. Я… — он прерывается и достаёт металлическую коробку и книгу. — Я нашёл коробку с испорченными сладостями, а рядом с ней была книга. Гарри даже не надо смотреть, чтобы понять, что в руках у старшего «Листья травы». Они читали эту книгу перед отъездом Луи. В их последнюю ночь здесь Гарри случайно оставил её. У него так и не хватило духу вернуться за ней. За годы, проведённые в сырости, книга испортилась. Страницы теперь волнистые, сама она раздутая и хрупкая. Вероятно, уже появилась плесень. — Мы часто сюда приходили? Стайлс кивает и тянется за книгой. Он забирает её у Луи и проводит рукой по обложке. Он мечтал о ней в первые годы отсутствия парня, но потом забыл, возможно, отчасти намеренно. Книга стала первым доказательством того, что ещё минимум один человек испытывает то же, что и они. Осторожно, почти благоговейно, Гарри открывает обложку. Корешок протестующе хрустит. Всё так, как кудрявый предполагал: на страницах появилась плесень, которая для лёгких Гарри как отравленное яблоко. — Мы проводили здесь почти все вечера, когда погода и моё здоровье позволяли, — отвечает Гарри, перелистывая страницы и проводя пальцами по заметкам, которые они оставили рядом с текстом. — Здесь был наш первый поцелуй. Здесь было наше первое всё. Луи молчит. Тишину нарушает только звук страниц, которые Стайлс отрывает друг от друга. Как только он прекратит безрассудно трогать книгу, ему придётся сжечь её. Он знает, что она добьёт его, если он её оставит. — Гарри, — наконец начинает Томлинсон. Его голос звучит мягче, чем младший слышал за последние годы. Это заставляет его поднять взгляд. — Ты отдаляешься от меня. — Почему ты так говоришь? Луи пожимает плечами. Он садится на охапку сена и растирает больную ногу. — С тех пор, как я прочитал письма и мы поговорили, ты стал ещё холоднее со мной. — Я едва помню тот день, меня лихорадило, — врёт Гарри. Он избегает взгляда старшего, смотря в книгу. — Я не изменился. Стайлс помнит тот день, как ясную вспышку в долгой череде смятения и тошноты. Он помнит всё в мельчайших подробностях. Помнит всё, что было сказано, как он провёл долгие минуты, щипая себя за руку под одеялом, чтобы убедиться в том, что Томлинсон действительно приходил в его спальню и говорил, что хочет снова влюбиться в него. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Шансы на то, что новый Луи полюбит его, ничтожно малы. Гарри не может рисковать своим сердцем, надеясь, что это действительно случится. Он уже достаточно настрадался от рук судьбы, ему надоело играть в эту игру. Он хочет просто зализать свои раны и оплакать потери. — Ты изменился. Прости, если я обидел тебя в тот день, когда сказал, что хочу чувствовать то, что было у нас раньше. Я был искренен, даже если это не звучало так. Ты не дашь мне шанс? Гарри прикрывает глаза. — Если я дам тебе шанс, и из этого ничего не выйдет, я снова потеряю тебя. Как ты можешь просить меня об этом, если хотя бы немного заботишься обо мне? — Гарри, я… — он замолкает и вздыхает. — Я не знаю, как ощущается любовь, я не знаю, что чувствовал к тебе раньше, но я знаю, что ты… ты вернул меня к жизни, когда все уже похоронили меня. С тех пор, как мы встретились, ты был для меня как маяк в ночи. Я не знаю, как буду делать это без тебя. — Делать что? — спрашивает Гарри, открывая глаза. Он старается говорить как можно холоднее и отстранённее, несмотря на ком в горле. — Жить. — Не говори глупостей, — огрызается Гарри и резко закрывает книгу. Он закашливается, когда облако пыли – и плесени – поднимается над ней. — Ты можешь жить и без меня. — Ты – мои воспоминания. Всё, чем я когда-либо был, связано с тобой. Ты – тот, кто знал меня лучше всех. — И из-за этого я должен заботиться о тебе до конца наших дней? Луи издаёт недовольный стон, чем удивляет Стайлса. — Послушай, мы уже говорили о чём-то подобном раньше. Я не знаю, было ли у меня больше терпения тогда, но сейчас у меня его не так уж много. Прошло несколько месяцев с моего возвращения. Поэтому, я думаю, будет справедливо, если я попрошу чёткого ответа на вопрос: есть ли шанс возродить что-то между нами, или это безнадёжное дело? Потому что, если второе, я отпущу тебя, и мы оба сможем жить дальше. Гарри щурится. Изменение тона парня раздражает его. — И почему именно я должен ответить тебе? — Потому что ты держишь в заложниках всю мою грёбаную жизнь, Гарри. Если ты будешь двигаться дальше от меня, от того, что у нас было, я тоже буду делать что-нибудь, вместо того, чтобы оставаться в этих… этих бесконечных мучениях. Думаешь, мне нравится просто существовать? Я ничего не делаю со своей жизнью, кроме как следую за тобой и работаю в саду. И я был бы рад следовать за тобой повсюду, если бы знал, что это не бесполезно. Мне просто надо знать, если ли за что бороться, иначе я начну искать жену и создавать новые воспоминания. — Это ультиматум? «Люби меня, или я намеренно сделаю себя несчастным»? — Почему ты думаешь, что я буду более несчастен с женой и детьми, чем сейчас? — Ты считаешь, что это ты несчастен? Попробуй… Луи обрывает его, повышая голос: — О, прекрати, Гарри! Не всё связано с тобой. Знаю, ты думаешь, будто Земля вращается вокруг тебя, потому что ты болен и всегда добиваешься своего. Но в этот раз ты не самый больной человек на свете, так что помолчи. Всё, что не связано с кем-то, кого я забыл, будет менее несчастным. Если у нас всё кончено, я, блять, буду двигаться дальше и стану кем-то, а не просто призраком твоего любимого. Гнев охватывает Гарри. Он швыряет книгу в Томлинсона и сразу понимает, почему отец в ярости уничтожает предметы. Ему нравится видеть, как старший удивлённо вскрикивает и отбрасывает книгу, прежде чем та успевает прилететь ему в голову. Ему нравится видеть негодование и шок на лице Луи. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?! Я должен умолять тебя? — спрашивает Гарри, размахивая руками. — Зависит от того, о чём ты собираешься умолять. Гарри открывает рот, чтобы ответить, но понимает, что не знает, что ему сказать. — Я боюсь! — наконец кричит Стайлс. Из-за этого он закашливается. — Я боюсь, что, если позволю тебе, это будет ошибкой! Это ты хотел услышать?! Дрожа, кудрявый садится на сено. Скрещивая руки на груди, он наклоняется вперёд и кашляет. Гарри следовало знать, что ему не стоит кричать. Это никогда не заканчивалось хорошо. — Это хорошее начало, — отвечает Томлинсон, успокаиваясь. Он садится рядом с Гарри и гладит его по спине. Младший дёргается от неожиданности, но не отталкивает Луи. — Тебе нравится, что я боюсь? — Нет, я ненавижу это. Но это первое чувство, в котором ты признался мне. Ты позволишь мне… попробовать? Дашь мне шанс? Я действительно хочу вернуть то, что ты потерял. — Я устал от… от боли. Луи сглатывает. — Я тоже. Мне жаль, что я накричал на тебя. Стайлс качает головой. — В основном я кричал. Но мне не жаль, — он смотрит на Томлинсона и замечает на его губах лёгкую улыбку. — Считаешь это смешным? — Найл предупреждал, что у тебя вспыльчивый характер. — О, так теперь он тебе нравится? Луи хватает совести покраснеть. — Он ясно дал понять, что не испытывает к тебе никакого романтического интереса и что я совершенно глупый, раз думаю, что мне стоит ревновать тебя к дружбе с ним. Должен сказать, хоть я и люблю честность, это было… довольно грубо. — Найл, он… не любит тактичность. — Так, эм… ты дашь мне шанс? — снова пытается Луи. На этот раз тон его голоса звучит более лёгким, обнадёживающим. Не думая дважды, Гарри произносит слова, о которых, он надеется, потом не пожалеет: — Перестань просить о шансе и возьми его. Докажи мне, что ты этого хочешь.

(っ˘̩╭╮˘̩)っ

Без предупреждения Луи возвращается в жизнь Гарри. После нескольких недель избегания, когда он работал в саду и наблюдал за прогулками младшего с Найлом, но не присоединялся к ним, он снова занимает место рядом с Гарри. В первое утро Луи ждёт Стайлса, чтобы пойти с ним на работу в магазин. Гарри старается не придавать этому большого значения и предполагает, что парню просто больше нечем заняться в этот день. Он не думает, что старший уже начал осуществлять свои слова. В тот же вечер Томлинсон присоединяется к Гарри и Найлу на прогулке. В основном он разговаривает с Хораном об урожае. Гарри чувствует себя обделённым, но в этом отчасти есть и его вина. Удивление от того, что Луи здесь, лишает Гарри всех мыслей, из которых можно было бы развить беседу. Ему нечего сказать, и всё же он рад слышать, как Луи говорит о чём-то с таким энтузиазмом. Стайлс видит часть прежнего «я» Луи в человеке, который обсуждает с Найлом почву. К нему вернулась тень его прежней искры. Это становится их новой рутиной. В некоторые дни Томлинсон не приходит в магазин, но он никогда не пропускает прогулки. Гарри видит, что это не всегда легко для него, иногда его больная нога капризничает. В такие дни Стайлс старается выбирать более лёгкие пути, чтобы Луи мог спокойно ходить, не рискуя получить травму. Медленно, благодаря присутствию Найла, Гарри вылезает из своей скорлупы по отношению к Луи. Слишком сложно разрываться между дружелюбием и открытостью с Найлом и замкнутостью с Луи, поэтому все ограждения Стайлса спадают. Это происходит постепенно, настолько медленно, что Гарри даже не замечает. Зато он замечает то, что Томлинсон тоже становится дружелюбнее и теплее рядом с ним, чем он был с момента своего возвращения. Они ходят и разговаривают, обсуждают мечты и стремления, ставшие невозможными. Они недосягаемые, но достаточные для того, чтобы поддерживать пламя внутри них. Если всё станет лучше, если они постараются, то они будут тянуться вперёд. В некоторые дни Луи рассказывает о своих воспоминаниях с войны. В основном это кошмары и тревоги, которые он не может объяснить. В эти дни они идут дальше и дольше, чем обычно, гуляют до глубокой ночи. Стайлсу приходится бороться с огнём в лёгких, делать своё дыхание максимально ровным, чтобы Луи ничего не заметил и не начал волноваться, чтобы он рассказывал всё, что хочет. Найл, как и Гарри, не был на фронте. Он бросил университет и поспешил жениться на своей тогдашней возлюбленной, чтобы избежать войны. Он, как и Стайлс, испытывает чувство вины из-за этого. Он знает, что они могут предложить Луи краткий миг утешения среди ужасов, до сих пор живущих в его голове. В другие дни больше говорит Гарри. Он признаётся, что каждый день удивляется тому, что он до сих пор жив. Мама восприняла новость о его болезни как смертный приговор. Она нянчилась с ним до удушья, её страхи сверлили сознание Гарри уверенностью, что он не доживёт до совершеннолетия. Он едва ли планировал это, ожидая, что его не станет до того, как он успеет сделать что-то со своей жизнью. Сейчас Стайлс думает, что, возможно, он всё-таки кем-то станет. Они оба знают, что он жаждет образования. Гарри долго говорит об этом, парни позволяют ему, слушают о его страхах о том, что он окажется недостаточно умён для осуществления мечты – поступления в университет – даже если ему удастся накопить деньги. Найл в основном молчит, позволяя им разговаривать друг с другом. Гарри требуется время, чтобы понять, что он делает это специально, что у него есть что-то на уме, когда он отстраняется. Стайлс хочет надрать ирландцу зад за это, но он вынужден признать, что его задумка работает. Он чувствует себя ближе к Луи, чем когда-либо за последние годы. Несмотря на все убеждения, которые он раньше имел против этого, ему нравится новый человек, которым стал Томлинсон. Лето выдаётся особенно сухим, но август приносит с собой дожди. Целыми днями и ночами дороги превращаются в грязные лужи. Гарри кое-как добирается до работы, а вечером запирается дома. Он тоскует по их прогулкам и понимает, что скучает по Луи почти так же сильно, как в первые месяцы после его ухода на войну. В четвертый дождливый вечер Стайлс читает у печки, борясь с холодом и сыростью, когда кто-то стучит в дверь. Он идёт открывать и улыбается, замечая на крыльце Луи и Найла, которые выглядят как промокшие котята. Он запускает их внутрь. — Что вы здесь делаете? Хоран пожимает плечами. — Сегодня мы обсуждали, как нам надоел дождь. Поэтому мы решили прийти и составить тебе компанию. Луи неуверенно улыбается. — Я принёс игральные карты. — Я рад видеть вас обоих, — признаётся Гарри. Он ставит чайник и роется в шкафчиках, ища печенье. — Но мы должны вести себя тихо. Он смотрит на потолок. — Твой отец? — спрашивает Найл, проследив за взглядом кудрявого. Когда Гарри кивает, Томлинсон бросает на него вопросительный взгляд. — А что с ним не так? — Подагра, — начинает Гарри. — Помимо всего прочего. Сегодня из-за дождя стало хуже. Мама с ним наверху. Луи морщится. — Понимаю. В последнее время нога просто убивает меня, — он выдвигает стул из-за стола, ножки громко скребут по полу. — Я чувствую себя львом в клетке, мне уже надоело сидеть взаперти. — А я уже сплю не в палатке, а на плоту, — добавляет Найл. — Моим лёгким тоже приходится бороться, — говорит Стайлс, желая присоединиться к их жалобам и почувствовать себя частью группы. — Мне также снятся окопы под дождём, — продолжает Луи, понижая голос. — Я просыпаюсь с чувством, будто тону в грязи. Его слова заставляют сердце младшего сжаться от осознания, сколько боли и трудностей пережил Томлинсон. В мыслях появляются образы парня на войне, подпитываемые всем тем, что он читал на эту тему. Из-за кошмарных образов он содрогается. Гарри ставит печенье на стол. Он несколько раз сочувственно гладит старшего по спине, прежде чем возвращается к чайнику. Только через несколько секунд Стайлс понимает, что он натворил, и, краснея, отворачивается от ребят. В комнате воцаряется тяжёлая тишина, которую нарушают только приглушённые голоса родителей, доносящиеся с лестницы, мягкий тон матери, заглушённый жалобами отца, и тиканье дедушкиных часов в другой комнате. — Во что будем играть? — спрашивает Найл. Гарри приносит чай и садится за стол, стараясь сделать так, чтобы стул не шаркал по полу. — Что бы мы ни выбрали, думаю, мне придётся заново учить правила. Луи смеётся. Звук получается слишком громким, Гарри нервно смотрит на потолок. — Выбирай ты, Найл. Хоран останавливается на одной игре и быстро объясняет её Луи, прежде чем тасует карты. Они начинают, и Гарри быстро понимает, что закончить им не удастся. Найл и Луи слишком громкие, они смеются и спорят о правилах, несмотря на предупреждение Стайлса быть тихими. Через несколько минут его мать практически сбегает с лестницы с выражением ужаса на лице. — Что за шум? — спрашивает женщина коротко и властно. — Твой отец пытается уснуть, Гарри! — Извините, миссис Стайлс, — сразу говорит Найл. Выражение его лица за секунды сменяется с буйного на раскаивающееся. — Гарри предупреждал нас, это не его вина. Энн качает головой и вздрагивает одновременно с Гарри, когда сверху раздаётся какой-то грохот. — Они должны уйти, Гарри. Это очень тяжёлая ночь. — Пойдём ко мне домой, — предлагает Томлинсон, собирая карты. — Это не проблема, миссис Стайлс. — Гарри не выйдет под такой дождь! Достаточно того, что он пошёл на работу, но сейчас слишком поздно и холодно, на улице он поймает свою смерть! Её слова злят Гарри. Он встаёт, громко стукая стулом по полу. — Я пойду, мама. Я не буду спорить с тобой об этом, я уйду. — Гарри, твоё здоровье… — Оно в порядке. Я пойду, — он хватает пальто и натягивает его, прежде чем поворачивается к двери, чтобы выйти. — Не ждите меня. Стайлс уходит, прежде чем она успевает попытаться уговорить его, и только убеждается, что Луи и Найл идут за ним. — Простите за то, что случилось, — говорит Гарри, повышая голос, чтобы перекричать шум дождя. — Добро пожаловать в мою тюрьму. Парни не отвечают, только следуют за Гарри, который идёт так быстро, как позволяет скользкая грязь на дороге. Томлинсон догоняет его, когда они оказываются рядом с домом. Они поднимаются на крыльцо и заходят в дом, Найл замыкает их линию. — О, посмотрите, в каком вы состоянии! — восклицает Джоанна, когда они заходят. — Никаких зонтиков в такой дождь! О, Лотти, поставь чайник! Снимайте ботинки, проходите. Гарри сбрасывает ботинки и позволяет Джоанне провести себя внутрь. Он обменивается с Луи весёлыми взглядами. Стайлс слышит, как на верхнем этаже младшие сёстры парня играют, бегают по коридору и переговариваются. Контраст с мавзолейной тишиной дома Гарри заставляет его грустно вздохнуть от осознания ничтожности его жизни. — Мам, торт ещё остался? — спрашивает Луи, открывая дверцы шкафчиков и позволяя себе громко закрывать их. — Недавно был день рождения Шарлотты, мама испекла нам восхитительный торт. Гарри, удивлённый словами Луи, смотрит на Джоанну. Она светится от счастья, когда парень называет её мамой. Они улыбаются друг другу. — Да, Луи, он прямо здесь, на стойке. На том же самом месте, где был вчера, — со смехом отвечает женщина, закатывая глаза. — У тебя осталась хоть какая-то память, мальчик? Луи молчит и смотрит на неё, склонив голову набок. — Кто вы, мэм? — спрашивает он, прежде чем хохочет. — Прекрати. Луи снимает крышку и беспорядочно отрезает куски торта. — Это первый раз за всю мою жизнь, когда я принимаю гостей. Не спорьте со мной, я знаю, что я прав. Сердце Гарри вздрагивает. Предыдущие слова — идеальный пример чувства юмора прежнего Томлинсона. — Так приятно снова видеть тебя, Гарри. Мы скучали по тебе, — говорит Джоанна с мягкой улыбкой. Гарри чувствует, что она знает, какие эмоции он испытывает. — Я тоже, — отвечает младший, садясь за стол и принимая чашку чая, которую принесла Лотти. — Мы собирались сыграть в карты у меня дома, но сегодня плохая ночь для моего отца. — А когда бывает иначе? — спрашивает женщина, закатывая глаза. — Энн святая, клянусь. Вы примите других игроков? Я уверена, все бы хотели сыграть. Не дожидаясь ответа, Джоанна повышает голос и зовёт остальных детей, находящихся на втором этаже. Луи садится рядом с Гарри, прежде чем стол заполняется его родственниками. Старший подмигивает ему, когда шум в комнате становится в три раза громче, чем прежде. Торт ставят на середину стола, чтобы все могли взять кусок, когда захочется. Найл раздаёт карты и объясняет правила. Первая игра получается хаотичной, поскольку все задают вопросы и спорят о правилах. Надежды на то, что в следующий раз будет легче, рушатся, когда Луи ненадолго уходит и возвращается с бутылкой виски и стаканами. — Давайте устроим вечеринку? — предлагает парень. — Гарри, ты пьёшь? — Конечно. Почему ты спрашиваешь? — Я никогда не видел, как ты это делаешь, — Томлинсон пожимает плечами. — Найл? — Я ирландец, приятель, — отвечает Хоран и громко смеётся. Луи наполняет их стаканы. Они начинают вторую партию, третью и четвёртую. Джоанна забирает детей и уходит спать, прося их быть потише, если они собираются сидеть ночью. Стайлс смотрит, как женщина целует сына в макушку, и его сердце сжимается при виде вновь вспыхнувшей нежности. — Вы когда-нибудь играли в алкогольные игры? — спрашивает Найл, когда они остаются втроём. — Возможно, на фронте играл, но откуда мне знать? — Луи пожимает плечами. — Нет, — отвечает кудрявый, качая головой. — Конечно, нет, — Найл смеётся. — Мы постараемся всё упростить. Хоран перемешивает карты и кладёт их между ними на стол. — Наполни наши стаканы, Томлинсон. Каждый из нас по очереди должен вытянуть карты. Тот, у кого самая маленькая, выпивает. Гарри хмурится. — Это не игра, это просто везение. — Ты никогда не играл, я понял. — Милый, невинный Гарри, — комментирует Луи. — Эй! — возмущается Стайлс. — Нам неизвестно, делал ли ты что-то подобное на фронте. Ты только предполагаешь. Луи показывает младшему язык. — Никто не может спорить с моей амнезией, — с усмешкой говорит Луи, пальцем постукивая по виску. — Ладно, я наполняю наши бокалы, и начинаем. Когда Гарри сказал, что он пьёт, он имел в виду вино за рождественским ужином. Он не припоминает, что когда-нибудь чувствовал себя так, как сейчас. По мере наступления ночи его мысли приглушаются и сбиваются с толку, движения замедляются, будто он проходит через патоку. Пока они играют, Стайлс теряет счёт времени и количества выпитого. Он хохочет до тех пор, пока щёки не начинают болеть, а легкие – гореть. Впервые за очень долгое время он чувствует себя нормальным, чувствует себя частью этого мира. — Бутылка пустая, — объявляет Луи. — И уже… Он косится на часы и смеётся. — Три часа. Угадайте, кто утром не пойдёт в церковь? — Мы! — отвечает Стайлс, смеясь сквозь слова. — О, мне пора домой. Гарри отодвигает стул, чтобы встать. Он шатается, из-за чего стул падает на пол за парнем. — Упс! Томлинсон ещё сильнее смеётся. — Ты никуда не пойдёшь. Найл тоже. Я дам вам одеяла, — Луи встаёт и снова хохочет. — О, ничего себе, комната кружится. Ты дьявол, Найл. Он обвиняюще тыкает в Хорана пальцем. — Нет, просто весёлый, — отвечает ирландец, направляясь в гостиную. — Я займу диван. Найл лучше стоит на ногах, чем Гарри и Луи, из-за чего младший надувает губы. — Ты чего дуешься, дорогой? — спрашивает Томлинсон, кладя ладонь на спину Гарри. — Он нормально стоит, — отвечает Стайлс, указывая на Найла. — А я не знаю, как буду подниматься по лестнице. — По лес… — начинает Луи, но останавливается на полуслове. — Я помогу. Гарри и раньше ночевал в доме Томлинсонов, каждый раз спал в комнате Луи. Он не собирается менять эту привычку. Стайлс смотрит, как Луи приносит Найлу одеяло, и улыбается, когда старший предлагает ему руку. Гарри берёт её, и они медленно поднимаются по лестнице, хихикая и спотыкаясь, шикая друг на друга сквозь смех. Пока они тайком пробираются наверх и стараются вести себя тихо, Гарри чувствует, будто вернул себе того самого Луи, которого любил до войны. Его сердце до краёв наполняется любовью к этому парню, и он крепче вцепляется в руку старшего. — Хочешь лечь на мою кровать? Я буду спать на полу, — предлагает Томлинсон, когда они добираются до комнаты. Они не взяли с собой лампу. Только лунный свет пробивается сквозь темноту. Гарри думает, что в нём Луи выглядит как приведение. Он на мгновение закрывает глаза, чтобы прогнать эту мысль. Стайлс качает головой. — Мы оба на ней поместимся. Наступает пауза, во время которой Луи пошатывается и кивает. — Оу, да. Гарри пытается забраться на кровать, но по сути скорее падает на неё. Он снова смеётся. Всё, что он делает – смеётся. Это весёлая ночь. Луи присоединяется к нему, Стайлс прижимается спиной к стене, чтобы старшему хватило места. Томлинсон поворачивается на бок, его лицо находится в нескольких дюймах от лица Гарри, а глаза изучают младшего. — Привет, — шепчет Луи. У него тяжёлое дыхание от виски. — Привет, — отвечает Стайлс, медленно моргая. Он не знает, куда девать руки и ноги. Инстинктивно он хочет обхватить ими старшего, притянуть его к себе, но он не может это сделать. — Это пробуждает воспоминания. Гарри позволяет себе положить ладонь в нескольких дюймах от руки Томлинсона. — Не так же, — отвечает Луи и его губы растягиваются в весёлой улыбке. Его рука натыкается на ладонь Гарри и остаётся рядом с ней. Кудрявый затаивает дыхание и смотрит на их руки, прижатые друг к другу на матрасе. Это настолько маленькое прикосновение, что его можно оправдать, как случайность. Гарри не уверен, что хочет так оправдывать. — Так не говорят, — возражает Стайлс на слова старшего. — Ш-ш-ш. Это не имеет значения. Томлинсон на мгновение замолкает. Гарри думает, что он уже спит, но парень снова говорит. Стук дождя по окну успокаивает. Стайлс чувствует, как алкоголь усыпляет его. Он несколько раз быстро моргает и подавляет зевок. — Какие воспоминания это пробуждает? — спрашивает Луи. Он крепче прижимает ладонь к руке кудрявого. — Эм, мы часто так делали. Мой отец всегда был… сложным человеком, поэтому я искал убежище в твоём доме. — Он… делал тебе больно? — осторожно уточняет Томлинсон, его голос едва слышно. Гарри качает головой, желая скорее уйти от этой темы. — Только словами. Так что, эм, да. Я много раз спал в твоей постели. Луи, кажется, приободрённый словами Стайлса, накрывает его ладонь своей и сжимает. — Я рад, что ты здесь. И это нормально, что ты не хочешь рассказывать мне подробности о том, что мы делали раньше. Это личное, я уважаю это. Конец его фразы звучит невнятно, словно язык парня слишком тяжёлый для его рта, и на произношение уходит много усилий. Гарри не хочет думать о том, как звучит его собственный голос. Его рот будто сделан из хлопка. — Ты мог бы и догадаться… ты ведь читал письма. Томлинсон пожимает плечами. — Только мои. Твои утеряны. И они очень… зашифрованные. — Их читали в армии перед отправкой и получением. Мы должны были быть осторожными. — Хм. В этом есть смысл, — он зевает. — Полагаю, до войны я бы поцеловал тебя на ночь? Стайлс резко вздыхает. — В тебе говорит алкоголь, — отвечает Гарри, ища предлог, чтобы осмыслить слова парня. Луи качает головой и трёт один глаз. — Нет. Ну, алкоголь сделал меня достаточно смелым, чтобы я сказал это, но нет. В последнее время я думаю о том, чтобы поцеловать тебя. Сердце Гарри колотится так быстро, что он начинает задыхаться. Он переворачивается на спину, вытаскивая ладонь из руки Томлинсона. — Прекрати. — Прости, — отвечает Луи и отодвигается от младшего, оставляя между ними столько пространства, сколько возможно. — Я зашёл слишком далеко. Гарри вздыхает и смотрит в потолок, набираясь храбрости. — Я больше не боюсь тебя. Но мы пьяны. Ничто не считается, пока мы пьяны. В этот раз Луи вздыхает. — Не думаю, что я смог бы сказать это, будучи трезвым. Стайлс проводит рукой по волосам. — Я тоже. А пока нам лучше… — Да, — он снова вздыхает и зевает. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Гарри долго лежит без сна, прислушивается к медленному ритму дыхания Луи. Он расслабляется только тогда, когда старший погружается в глубокий сон. Мысли проносятся в его пьяной голове слишком быстро, чтобы он мог разобрать их. Они головокружительные и сводящие с ума. Они вызывают ощущение, будто между ними что-то изменилось. Появилось что-то большее, лучшее. Гарри не осмеливается надеяться на что-либо, но, вполне возможно, всё складывается в их пользу.