«Путь вверх и вниз — один и тот же».
Андреа судорожно перебирала в голове всевозможные вариации развития событий, если сейчас переступит ту самую невидимую черту и, как просил Мёрфи, попробует быть менее скованной. Лучшее в ней твердило, что этот поступок подорвет авторитет, разочарует многих, если не всех, пойдут слухи, что некогда прилежная студентка взламывает чужие кабинеты. Худшее, скрытое где-то в глубине души, напоминало, что нельзя испортить то, чего нет. Например, хороших отношений с мисс Блэк. Тишина затянулась. Нервно выдохнув, Мёрфи буркнул под нос: «Ты слишком долго думаешь, принцесса», и схватил за запястье, затягивая за собой в пустой кабинет. Без преподавательницы тот казался менее угрюмым, чем обычно. — У тебя есть два варианта, — вполголоса произнес он, бросаясь к письменному столу. Ящик стола бесшумно выдвинулся. — Или ты сейчас сбегаешь отсюда и по доброте душевной отвлекаешь Блэк, если та вернется. Наказание придумаем тебе потом. На столе показались несколько на первый взгляд одинаковых папок. Мёрфи быстро раскрывал одну за другой, ловко перелистывал страницы, разрывая тишину затвором камеры смартфона. — Или? Он внимательно посмотрел на нее, возвращая вещи на место, будто бы только и ждал этого вопроса. Губы искривились в слабой, почти вымученной улыбке. — Или ты не стоишь столбом, куколка, и ищешь синюю папку, — под конец Мёрфи перешел на язвительный шепот и продолжил поиск, лишь давая указания, не поднимая головы. — Там, справа должны быть. Рядом еще дидактические материалы. По такой осведомленности было понятно, что такие набеги на кабинет Блэк совершались не впервые. Вероятно, что и не только на ее. Каким-то магическим образом Мёрфи при полном равнодушии к учебе все еще оставался на плаву и не только по причине спортивных достижений «Нью-Йоркских никаких». Тонкая синяя папка, тщательно спрятанная между двумя красными забитыми донельзя. Три первые страницы содержали нескончаемый поток цифр и только на четвертой цифры стали сменяться буквами и словами. Черт подери! — Это же ответы на грядущую контрольную работу? — чуть ли не воскликнула Андреа. Радость написать что-то с первого раза без лишней зубрежки переполняла изнутри. Очевидная причина пребывания в кабинете не осенила с первой секунды. Уж слишком много мыслей переполняло разум. Теперь же поиски обрели смысл и не казались такими странными и пугающими. В ее ситуации попробовать «списать» было единственным выходом. — Как верно вы подметили, мисс Кэмпбелл, — съязвил Мёрфи, перенимая манеру общения преподавательницы. — Вы бы так мой предмет знали, как отвечали в свободное время. Андреа закатила глаза, ощущая, как прежнюю радость захлестнул страх быть обнаруженной. Любой мог войти сюда, увидеть, что двое студентов без спроса роются в вещах и получить наивысшее наказание. — Расслабься, я почти закончил. Просто хотел кое-что проверить, — уже мягче произнес Мёрфи, подходя к зашторенному окну. На подоконнике в органайзерах оказалось еще с десяток папок. Он вынул одну из них, будто бы знал, где наверняка будет то, что искал. — Не волнуйся. Хорошо или плохо то, чем мы занимаемся — не имеет значения. Все последствия, если они и будут, конечно, я возьму на себя. Хотелось возразить. Может, ректорат или кто угодно поверит в его виновность, но Блэк — нет. Она будет добиваться до последнего вздоха, чтобы наказали только Кэмпбелл и никого больше. Озвучить это не удалось — в коридоре послышался стук каблуков. Блядь. Мёрфи в два шага оказался рядом и так же бесцеремонно, как и завлек в кабинет, затащил в шкаф, не давая опомниться или взвизгнуть. «Молчи», — прошептал он в ухо, щекоча кожу своим дыханием. Осознание, что эта идея была еще хуже предыдущей, обухом ударило по голове. Блэк вышла в верхней одежде, вероятно, что за кофе или просто не хотела выходить из корпуса без тренча. В платяном шкафу витал восточный запах чистого яда, которого эта женщина не жалела для себя, бросая вызов каждой, кто только подумывал пойти против ее воли. Только бы здесь нигде не оказалось ее саквояжа, с которым та была неразлучна уже целый год. Успокоиться получалось с трудом. Каждый шаг, что сопровождался тяжелым звуком каблуков, гулом уносился в сердце и все глубже и глубже вонзал гвозди в гроб совести. Если они выберутся отсюда без последствий, то это можно счесть за обряд посвящения. Или высвобождения. Через щелочку было прекрасно видно причину своей скорой смерти. Мисс Блэк медленно погрузилась в кресло, поправив полы своего одеяния, подобно дирижеру. Из тумбочки показалась знатно початая бутылка скотча. Вот же сука. Мышцы затекали от неудобного положения. Еще немного и начнет дрожать от напряжения и повалиться вперед мешком. Андреа попыталась сместиться чуть в сторону, например, упереться спиной в стену, переместить центр тяжести, но сделала только хуже. Мёрфи, что до этого стоял, согнувшись в три погибели, дернулся, подаваясь вперед. Горячее дыхание обожгло лицо, а руки спустились на талию. Тело помнило лучше головы. — Подожди, я подвинусь, — прошептал он на ухо. Рука соскользнула куда-то вниз, но, боги, то место прикосновения горело огнем. Под ногами мешалась собственная сумка, успешно опущенная во время неудачного перемещения. Блэк подорвалась с места и посмотрела куда-то перед собой, рука сильнее сжалась на стакане с янтарной жидкостью. Боже, боже, боже. Андреа часто задышала, готовая взмолиться снова. Никогда ничего не попросит, только бы выбраться без последствий. Пусть кто-то позвонит, тот же ректор. Да кто угодно! Она и сама была готова позвонить ей, лишь бы выкурить из помещения, только это невозможно. Мисс Блэк принялась мерить шагами комнату. Бежевый тренч зловеще колыхался на ее плечах, змеем-искусителем предлагая вернуть его на вешалку в шкаф. Мёрфи изловчился достать телефон, освещая тьму мягким светом экрана. Этого было достаточно, чтобы собственноручно закопать себя или разглядеть самодовольную ухмылку на его лице. Черные пряди спадали на лицо, губы находились совсем рядом. Расстояние меньше десяти дюймов. Он наклонился еще чуть ближе, оставляя едва ощутимый поцелуй на губах, вытесняя приторность запахом табака и кожи. А затем еще и еще, требовательней, напористее, заставляя на мгновение забыть, где они находятся. Звук каблуков раздался совсем рядом. Разорвав поцелуй, Андреа вновь припала к своеобразной замочной скважине, ощущая, как чужие губы теперь едва ощутимо касались шеи. Блэк взбудоражено топталась на одном месте, пальцы все еще крепко сжаты. В мгновение она осушила остатки скотча, тяжело задышала, точно сдерживала крик в горле, и в сердцах бросила стакан на пол. От страха быть обнаруженной прямо сейчас хотелось заскулить. Сердце бешено колотилось. Мёрфи отрезвляюще прикусил кожу на шее и вновь потянулся к губам. Еще настойчивее, вытесняя с каждым разом мысль о чем-то еще. Все переживания о неуравновешенных преподавателях, идеальных бывших парнях, опечаленных лучших подругах… Мёрфи и сам не понимал, какого черта сейчас происходило, а застав кого-то в чужом шкафу, наверное, долго бы усмехался, подавляя гогот, а после язвительно предложил бы снять номер на часок-другой. Теперь смеяться следовало бы над ним самим, прижимающим к себе отличницу-спортсменку Кэмпбелл, тяжело дышащую куда-то в ключицу. К ней хотелось прикоснуться. Как если бы она была оазисом в пустыне, а он обезвоженным путником, потерявшимся в бесконечных песках. Прикасаться снова и снова, утолить эту жажду, растянуть блаженство. Испытывала ли сама Андреа хоть часть того, что переполняло чужое больное воображение, погрязшее в неуместных метафорах и сравнениях. Он был не уверен, поэтому и говорить об этом не следовало. А трахаться всегда довольно занятно. Под каблуками послышался хруст стекла, а после скрип жалюзи, одним рывком поднятых вверх. В помещение ворвался мягкий свет. Пыль закружилась. Блэк тяжело выдохнула, тишину разорвал механический сигнал будильника. Только что у нее началась лекция. Вновь послышался хруст битого стекла, кажется, убирать за собой она не торопилась. Не мудрено, если завтра эта обязанность ляжет на плечи Кэмпбелл. Чего не сделаешь ради высокого среднего балла? В кабинете погас свет, дверь скрипуче открылась и захлопнулась. Два поворота ключа в скважине. Нервный смех вперемешку с желанием распирал обоих. Андреа все еще боялась, что преподавательница вернется за какой-нибудь ерундой и тогда уж точно все пропало. Одно дело быть пойманными в шкафу, другое осознать, что маленькая истерика Блэк не осталась не замеченной. — Ну и пиздец, — глубокомысленно уже громче заключил Мёрфи, приоткрыв дверь шкафа. Весь пол был устлан осколками. Кто бы мог подумать, что в одном стакане столько стекла. Глупо прозвучало. — Все тело уже деревянное. Он потянул шею, будто на физической разминке, стряхнул с себя невидимую пыль и поправил ремень на брюках, притягивая взгляд ниже. Кэмпбелл на трясущихся от напряжения (и чего-то еще) ногах подняла с пола сумку и воровато оглянулась. Мёрфи галантно протянул руку. — Думаешь, здесь нет камер? И дверь же… Она же закрыла дверь. Что теперь делать? Может, позвоним кому-то? Парень раздраженно покрутил пальцем у виска. — Не глупи, принцесса. У нас везде типовые университетские двери, да и у всех валяются запасные ключи в тумбочках, — в доказательство своим словам, он подошел к столу и вынул из ящика связку одинаковых ключей. — Проходили уже. Укол ревности и мысль о том, что он уже проходил все это, но с кем-то другим, другой, моментально подпортил настроение. Хоть сцена отчаяния в исполнении мисс Блэк потешала. Видеть такую женщину уязвленной — дорогого стоит. Мёрфи отцепил один из ключей, те же два поворота — и дверь податливо открылась. На свободе и дышалось легко. Кэмпбелл сделала неуверенный шаг вперед, когда услышала заверения, что поблизости никого нет. В такое время второкурсники или на занятиях, или филонят где-то за стенами альма-матер. — У тебя такие красные щеки, — подметил Мёрфи, не отводя взгляда от девичьего лица, снова закрывая дверь, будто бы ничего и не произошло. — Не волнуйся, мы уже выбрались и, как видишь, без последствий. Андреа покачала головой, признавая очевидное поражение. Можно сказать, что они выбрались победителями: заполучили ответы, насладились маленькой истерикой и друг другом, ничем не выдали себя… Триумф длился недолго. Через секунду за спиной раздался вопль: — Эй! Вы! Что вы там делаете! Твою же. Андреа застыла на месте и прикрыла глаза, в ожидании настоящей порки. Голос принадлежал явно не мисс Блэк, а кому-то из преподавательского состава, заприметившего двух прогульщиков, шарахающихся у закрытого кабинета. — Бежим! — чуть ли не завопил Мёрфи, бросаясь вглубь коридора, где свет уже не горел. Старт у него был хорош, Кэмпбелл реагировала не так быстро; сумка, болтавшаяся на сгибе локтя, мешала. Ручки врезались в кожу. Это было настоящее ребячество — побег с воображаемого места преступления, но это поднимало адреналин в крови похлеще, чем вечность в платяном шкафу. Как глупые школьники, разбившие чужое окно, перевернувшие мусорные баки в центре, нарисовавшие половой орган краской из баллончика на административном здании. На очередном лестничном пролете, ведущем куда-то еще, Андреа вошла во вкус. Бег вперед, а не туда-назад, как на глупых тренировках, сейчас у нее не было конечной цели. Она была каким-то смутным пятном, как буек где-то вдали. Еще плыть и плыть, прежде чем пересечешь черту. — Сюда, — прохрипел Мёрфи и несколько раз дернул ручку кладового помещения. Изрядно подкопченные легкие его подводили. На лбу выступил пот. — Ну, это уже была незапланированная акция, принцесса. В полуосвещенной кладовке он вновь вынул телефон из кармана и включил фонарик. Внутри было пыльно, в углу пирамидкой выстроились ярко-желтые таблички «Осторожно! Мокрый пол!» и различный уборочный инвентарь. Андреа хотела медленно сползти по стене, но вместо этого неуклюже плюхнулась на пол и вытянула ноги вперед, плечи тряслись от приглушенного хохота. Смех так и рвался наружу. Мёрфи внимательно посмотрел на нее, а после запрокинул голову назад, стараясь унять несвойственную одышку. — Тебе смешно? — с издевкой спросил он, медленно опускаясь на корточки, подпирая дверь собственным телом. — Мне, если честно, ни хрена не смешно, — кривая улыбка выдавала его истинные эмоции. — Попробовала бы ты бегать со стояком. Обхохочешься. Кэмпбелл не моргая смотрела на него, опешив от такой откровенности, а после залилась смехом больше похожим на дикий гогот вперемешку с каким-то кудахтаньем и визгом, отчего пришлось закрыть рот обеими руками. Она истошно смеялась, заходясь уже сама по себе, точно оприходовала половину крутки. Было в этом что-то нервное, что Андреа прятала глубоко в себе, прикрываясь то спортом, то учебой, то молчаливыми выходными в четырех стенах. Она и сама не понимала, что на нее нашло, но не могла и вспомнить, когда смеялась так в последний раз. Явно не на прошлой неделе или в прошлом месяце. — Давно не слышал, как ты смеешься, — уже знакомым шепотом отозвался Мёрфи, подмечая каждую деталь на лице подруги. В полутьме он различал лишь очертания. Вот непослушные волосы, широкие брови, пухлые приоткрытые губы, застывшие в улыбке. Кэмпбелл закивала головой, хотела было разоткровенничаться, что смеялась так громко разве что в прошлой жизни, но скромно промолчала. Ощущение потерянного детства и юности горело на губах, повисло в воздухе, так и не став озвученным. Ребячество, поцелуи в шкафу, побег от преподавателя, который плюнул на маленькую выходку еще на первом лестничном пролете, поездки под громкую, бьющую по барабанным перепонкам, музыку. Эдриан дарил ей любовь и уважение, выраженные в трепетной заботе, сказках, прогулках за руку по берегу океана. Может, все это время ей хотелось бежать, разжигать огонь внутри себя, схожий с яростью. Хотелось выпрямиться, действовать, но тело отказывалось слушаться, будто бы знало, что последует за этим. Кажется, она медленно сходила с ума меж двух войн подсознания. — Мёрфи? — М? Он ожидал вопросов, пропитанных обвинениями, что по вине его импульсивности, они сидят в университетской кладовке среди пыли и различных метелок, и долго ли еще здесь находиться, вздрагивать до самого выхода из университета и нарушать правила. Уже подготавливая ироничные ответы, Андреа чуть подалась вперед. «Поцелуешь меня? Как в кабинете». Больше просить не требовалось.Все станет на свои места: В единый узел все сплетутся. И роза и огонь.