Чай медленно остывал в фарфоровых чашках.
Эдриан равнодушно помешивал сахарозаменитель серебряной ложкой, скрывая за столь простым занятием волнение, рвущееся наружу. С того момента как Андреа резко пополнила ряды «вспомнивших» божественную сущность, прошло всего три часа. Но какими же невыносимо долгими они были!
— Ну, — Мёрфи брезгливо отодвинул чайную пару в сторону. — Что дальше?
Ньюман безучастно поднял взгляд на некогда близкого друга и пожал плечами. Мать говорила загадками, ссылалась на встречу с Мойрами в захудалом магазинчике «Ведьмина радость», расположившемся где-то в китайском квартале, и не хотела поднимать «эту тему», поскольку… Ей и без того тяжело. Это был универсальный ответ в любой ситуации, который не подразумевал дальнейшего продолжения диалога.
— Что ты предлагаешь делать? — Эдриан осторожно постучал ложкой о тонкий край чашки и отложил прибор в сторону. — Их слишком мало, нужна Химера, Антерос, Зевс, в конце концов. Мы, конечно, можем с тобой побегать по городу, попытаться приручить зверушку, но… Я не вижу в этом смысла.
— Хорошо, — хмыкнул Мерфи, и устало зачесал волосы назад. — Просто прекрасно. Мы будем распивать чаи и просто ждать. Может, и проклятья-то никакого нет? Ты никогда не задумывался, что Аида просто придумала его? Внушила, что все мы прокляты и… Господи, я даже думать об этом не хочу!
— Ты обвиняешь мою мать во лжи? — Ньюман нервно сцепил пальцы в замок. — Думаешь, ей доставляет удовольствие смерть других? Такого ты о ней мнения?
Мёрфи пожал плечами и, не решившись продолжить ссору, медленно поднялся со своего места и небрежно выплеснул нетронутый чай в раковину.
Сыт он по горло Ньюмановским гостеприимством. Надо повторять это чаще.
С тех пор, как они привезли Андреа в этот проклятый дом, Мёрфи со страхом ждал собственного часа расплаты. Что ей удалось вспомнить? Как теперь она будет воспринимать его скромное общество? Что будет дальше? Если проклятье снимут, то личность Артемиды проживет свое и погибнет, а ему так и останется служить Аиде, рукоплескать в ее присутствии и волочить одинокое существование; но если Новые Боги возьмут верх, Андреа проживет четырнадцать суетных дней и… опять же она умрет.
Он грубо дернул ручку смесителя вверх, заливая фарфор кипятком, предлагая чайной паре поплавать в бассейне раковины, а после также резко опустил вниз. Сломать бы этот кран, вырвать с корнем и бросить в сторону, желательно в стеклянные двери, вызвав у Коры нервный срыв. Она так любила этот дом, если верить Эдриану, и буквально поселилась на сайтах интерьеров и побрякушек, которые можно было бы выстроить на полках.
— Я не хочу с тобой ссориться, Мёрфи, — подал голос Ньюман, вертя в руках чайную ложку. — Правда, не хочу. Это ни к чему не приведет, понимаешь? Мы должны объединиться, быть командой и…
— Выиграть эту игру? — невесело усмехнулся он, проведя пальцем по циферблату часов. Ньюман говорил как настоящий американец (каких Мёрфи и не видел), капитан школьной и университетской команд, привыкший все проблемы решать, точно математические задачи. — Все это уже проходили, Эдриан. Мы никогда не были близки к победе.
— Тогда нет, но сейчас… Мы же оба понимаем, что Хизер это Афродита, остается не так много Богов, которых нужно заставить примкнуть к нам. Сейчас нужно просто объединиться, двигаться ради общей цели.
Ему хотелось возразить, что общих целей у него, прислужника Аиды, и детей Олимпа быть не могло с самого начала сотворения этой истории, но Эдриан перебил и эту мысль.
— Артемида, — чуть слышно произнес он. — Она же всегда была важна тебе. Почему бы не перестать прятаться, хотя бы от самого себя, и не сделать это ради нее. Мы все думали, что эта одержимость, наваждение продлится недолго, что ты, скажем, повзрослел, но… Ничего не изменилось, верно?
Артемида — искра, разжегшая в нем смысл существования, обернулась пожаром, пожиравшим его год от года.
Мёрфи перевел взгляд на одну из колонн, выполненную под заказ для этого жуткого дома. Ему бы хотелось, чтобы никто и не знал о переживаниях, чувствах, мыслях, сопровождавших его все это в-р-е-м-я, но, разве был смысл лгать и оправдываться, скрывая лучшее, что было в нем? Он вел себя как свинья, настоящий мудак, который никак не мог определиться с тем, что дальше. Какой из этой вереницы жизней он мог похвастаться?
Только той, где предпочел страданиям повешение.
Мёрфи нервно потер шею, будто бы невидимая веревка снова впилась в кожу, вызывая приступ удушья.
Как пережить эту ночь? Он задавался этим вопросом каждый раз обуреваемый безумием, вызванным затяжной бессонницей, чересчур длинной, мать его, вечностью, которую невозможно было прервать.
Откланявшись перед Эдрианом, Мёрфи спешно поднялся по лестнице к той комнате, куда пару часов назад перенесли Андреа. Даже такое действие вызвало в нем вспышку гнева, пресловутую пелену перед глазами, когда малыш Ньюман решил «включить героя», сраного спасателя, поднимая бывшую девушку на руки, будто бы никто другой не пожелал бы это сделать.
— Я помогу, — вполголоса произнес Мёрфи, предлагая нести девушку вдвоем, точно сто девятнадцать фунтов были неподъемными для одного спортсмена.
— Клоуны, — выплюнула Кора, громко хлопнув автомобильной дверью, скрываясь в пролете.
Этот жуткий дом скорее отражал ее — сумасбродную даму сердца Аиды, был особой страстью, служа напоминанием о тех безвозвратно утерянных днях.
Мёрфи замер у порога, боясь прикоснуться к дверной ручке, понимая, что пути назад нет. Стоило ему открыть эту дверь, гребаный ящик Пандоры, то непременно наступит хаос, которого он опасался с той минуты, когда понял, что девушка, вызывавшая в нем бурю эмоций в старшей школе, та, ради которой он был готов, наверное, на многое (кроме признаний в чувствах, разумеется) и была Артемидой. Его личным проклятьем.
Он невесело усмехнулся собственным мыслям и неуверенно потянул стальную ручку вниз.
Эту ночь все равно уже не изменить.
Комната, погруженная в сумрак, встретила его тишиной, разрушаемой прерывистым дыханием Андреа, не изменившей позы с той мгновения, как ее уложили на эту кровать, подобно кукле. В отсвете фонарей, просачивающемся через гардины, ее лицо выглядело особенно притягательным, а кожа, в самом деле, источала какое-то свечение, воруя лунный свет у всей округи.
Мёрфи выдохнул, ощущая не то облегчение, не то новый прилив ярости оттягивания разговора, которому не суждено не произойти. Происходящее убивало его, но больше это делал он сам, смакуя прошлые обиды и воспоминания, представляя, что было бы, если бы когда-то не произошла череда однотипных ошибок, повлекших за собой отвратительные исходы. Мёрфи подошел к зеркалу напротив кровати и всмотрелся в собственное лицо. Сколько раз ему уже приходилось стоять в этой комнате, всматриваясь в отражение, надеясь, что оно станет иным, менее омерзительным, человеческим. Дрожащей рукой он провел по зеркальной глади, надеясь, что случится ч-у-д-о или «магия», как любили говорить Аида и Кора, и по ту сторону проявится что-то еще. Будь в его распоряжении какое-нибудь «чудо-зеркало», превращавшего чудовище в принца из сказки, (визуализировавшее Артемиду), и он бы дни напролет смотрелся в него.
Никакого волшебства не произошло, гладь не изменилась, не пошла рябью, только отражение, сопутствовавшее в витринах и зеркалах, становилось истинным.
Он разочарованно хмыкнул и отвернулся, не скрывая отвращения. Погода за окном, на удивление, была изумительной. Опираясь на мягкую спинку кресла, приставленную к панораме, Мёрфи бездумно смотрел вперед, ощущая, как все беспокойные мысли разом покинули сознание, оставляя место для пустоты, приправленной горьким поражением. Надвигалась буря способная разрушить не только эту тихую гавань, где так нравилось прятаться, предполагать, что это место скроет от всего плохо (милостивый боже, он уже и думал как Кора!), но и все вокруг. Туман надежды и заблуждений затягивался все плотнее.
Андреа еле слышно застонала, проговорив что-то неразборчивое, что Мёрфи принял за очередное воспоминание, молясь Всевышним, чтобы это было не связано с ним. Бросив взгляд на неосвещенные декорации — плохо различимые постройки Нью-Йорка, он в два шага подошел к кровати, наклоняясь ближе к сопящей девушке.
Кажется, показалось.
Сейчас был идеальный момент для побега. Учитывая высокую вероятность «предателей», о которых упомянула Аида во время поездки домой, количество «не пробудившихся», да и Зевса и его таинственное местоположение, их шансы мизерные. Уехать бы куда-то в Европу, затеряться среди узких старых улочек и жениться на первой же девице, возомнившей себя утонченной парижанкой, и подумать обо всем позже. Благо второй (или тысяча второй?) шанс всегда имелся.
Уж в следующей-то жизни получится иначе.
Мёрфи наклонился ближе касаясь губами горячего лба девушки.
«Прости».
В следующем кошмаре Артемида напомнит о себе снова. Она так и не выбралась из этого кошмара. В памяти так некстати всплыла авария из девяностых, унесшая, по словам репортеров, так много жизней, на которые ему было глубоко наплевать. Артемида из прошлого рвано дышала, на губах выступила кровь, как в дешевых фильмах, а взгляд стекленел.
Он не будет жить с этим чувством
снова.
Захлестнувшие эмоции вновь взяли верх.
— Куда ты? — вскрикнул Эдриан, оторвавшись от журнала с интерьерами, пылившегося на журнальном столике. — Что случилось? Она проснулась?
— К Антеросу, — бросил Мёрфи, хлопая по карманам куртки, оставленной на диване в гостиной. — Надо с чего-то, блять, начинать.
— Это не лучшая идея, — спокойнее произнес Ньюман, скрестив руки на груди. — Химера сейчас ни к чему. Нужно дождаться пробуждения Андреа, поехать вместе с ней, а не так… Ты же знаешь, что в этом деле спешка ни к чему.
— Мы только и делаем, что ждем, — огрызнулся он, победоносно вскинув ключи от мотоцикла в руке. — Пусть я сделаю только хуже, но от этого ожидания уже сносит голову.
— Так и скажи, что ты не готов объясняться с кем-либо.
Мёрфи уже не слушал его, махнув рукой на прощание, скрылся в пролете, ведущем к подземному гаражу, оставляя Эдриана в пустой гостиной с выцветшим выпуском «Интерьер для вашего дома» за тысяча девятьсот девяносто восьмой год.
***
1940.
Сжав в руке четки, Цербер пристально смотрел в зазоры деревянного пола. Монотонное чтение молитв убаюкивало, но никак не успокаивало. Он приходил в эту простенькую с виду церковь с выделявшимися массивными канделябрами внутри уже третий раз и садился на излюбленную наполированную скамью, устремляя взгляд в пол. Со стороны могло показаться, что он молился, перебирая четки, боясь поднять глаза на иконы.
Вот уж каламбур. Порождение Ада замаливало грешки в людской святыне.
Цербер поднял глаза на сухонького старикашку в рясе, придерживавшего в руках Библию. Сколько ему еще осталось? Судя по тяжелому дыханию, влажным глазам навыкате и учащенного сердцебиения, его дни сочтены. Если бы он знал, что после своей кончины в окружении крестов и святых ликов, будет скитаться по усеянному цветами асфоделя лугу, то тратил бы драгоценные минуты на прочтение молитв?
«Во имя Отца…», — тихо раздался знакомый голос справа от него.
Цербер покосился на Афродиту, сложившую дрожащие руки в молитвенном жесте. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть. Исхудавшая и бледная, она скрывала лицо ажурной черной вуалью, будто бы за этой тряпкой не разглядеть пересохшие губы и впалые щеки.
Почувствовав пристальный взгляд к собственной персоне, Афродита нервно обернулась и приподняла вуаль вместо приветствия. Что ж, выглядела она, в самом деле, неважно. Серые глаза сквозили отчаянием, что и спрашивать было нечего. На острых коленках покоился шелковый платок со следами алой крови, говорящий куда больше обладательницы.
— Чего ты здесь ошиваешься? — зашипела она, воззрившись на одну из икон вдали. — Ее здесь не будет.
— Делать мне больше нечего, — хмыкнул Цербер, откладывая в сторону четки. — Здесь иногда играет музыка. Расслабляет, знаешь ли.
— Ну-ну, — пересохшие губы дрогнули в улыбке. — И давно тебя стала интересовать музыка?
Сидевшая впереди женщина обернулась и недовольно шикнула, прикладывая палец к губам. Церберу непременно захотелось сказать ей колкость и пообещать вечное забвение. Сжав губы в тонкую линию, он вновь потупил взгляд в пол. Как бы там ни было, но девчонка была права. С той минуты, как Аполлон повстречался ему на набережной Сены, уведомив, что жить-то осталось сутки от силы, а сестрица ударилась в религию от отчаяния, Цербер крутился у нескольких известных храмов, убежденный в правоте своих действий. Конечно, ничего не изменить, но они могли бы и поговорить.
Старикашка закашлялся, привлекая к себе внимание. Чтение окончено.
— Прогуляемся? — Афродита смерила его взглядом, поднявшись с места вместе с остальными. — Я давно ни с кем не общалась.
Цербер согласно кивнул и учтиво предложил ей локоть для опоры. Все-таки дела ее не очень.
— Я спустила все деньги на «Шанель», — произнесла она в качестве завязки разговора и рукой провела по тощим бедрам, облаченным в черное платье. — Артемида плоха в последние дни, почти не встает с постели. А ты как поживаешь?
Он пожал плечами. Пару недель назад присутствовал на
очередных похоронах Гефеста, потом проехался по Франции, в надежде, что ему станет чуть легче, отчаялся и вернулся в Париж. Смысла в этих манипуляциях, конечно, не было, но надо было как-то себя развлекать. Деньги-то были.
— Она все вспомнила?
— Нет, — веселее отозвалась Афродита, промокая платком уголки рта. — Мне кажется, что это будет первый прецедент, когда туберкулез оказался проворней божественной памяти!
Она хрипло засмеялась, но быстро умолкла, останавливаясь на одном месте.
— Прости, голова кружится. — Афродита крепче вцепилась в чужую руку, будто бы это помогло удерживать равновесие. — Вы так и не общались после той поездки? Что же случилось? Мы все-таки старые знакомые, мог бы и рассказать.
— Ничего, — буркнул Цербер, вглядываясь в проезжавшие мимо автомобили. Лучше уж не вспоминать то, как одна хорошая неделя омрачилась его вспыльчивостью, когда на горизонте показалась самодовольная рожа Пирса. Он обладал невероятной интуицией и никогда не прекращал слежку за теми, кого легко было обратить в последователи.
Отчаявшаяся от болезни, многократных перерождений и усталости, Артемида радостно познакомила их друг с другом, представив Пирса своим старым приятелем. Какая прелесть.
— Раз ничего, то ты бы и не ошивался здесь, подобно бродячей собаке, — она засмеялась, вызвав очередной приступ кашля, а после добавила, — прости, дорогуша, за каламбур.
— Забавно, наверное, умирать от туберкулеза, будучи богиней, не так ли?
Афродита пожала плечами, отпуская чужую руку, когда они добрались до перекрестка. Ей не терпелось заказать креветок и белого вина на последний ужин, который разделит со своей лучшей подругой, пересказав эту нелепую встречу, а после проплачется в подушку, думая, что в этот раз судьба обошлась не справедливо. Своей смертью она лишит Артемиду последней надежды.
— Не менее забавно быть всегда
отвергнутым, Цербер. Увидимся.
Она поправила вуаль на лице и кокетливо махнула рукой, гордо разворачиваясь в сторону промерзшей квартиры. Жалость к самой себе поедала изнутри, напоминая, что некоторые моменты все-таки необъяснимы и случаются вовсе не в наказание за содеянное дерьмо в прошлом.
***
Оставив позади бурлящий жизнью Нью-Йорк, он остановился у небольшого придорожного мотеля скрытого лесополосой. Некогда яркая вывеска «Мотель» нещадно трещала, буквы «Т» и «Е» вовсе приказали долго жить, загораясь на пару секунд вновь затухали. В закутке, предназначенном для небольшого транспорта, нещадно воняло мочой и гниющим мусором.
Мёрфи обогнул здание и дернул ржавую ручку неприметной двери, которая оказалась закрытой. Несколько раз постучав, а для пущей убедительности ударив ногой, он гневно пробурчал пару-тройку проклятий в адрес хозяина, плюнул себе под ноги и подошел к главному входу.
Колокольчик у двери издал приветственный звон сопровождаемый скрипом старой двери. Стойка администратора пустовала. Мёрфи перевел взгляд на стену, украшенную массивными часами, остановившимися навечно на цифре три. Наручные часы показывали половину второго ночи.
Он грубо постучал ладонью по пыльной стойке и, не дождавшись никаких признаков «жизни» или фальшиво-приветливой фразы: «Иду-иду!», плюхнулся на пыльный диван, переехавший, кажется, с ближайшей помойки.
Напевая что-то под нос, Антерос вошел через главный вход, придерживая в руке бутылку бренди; подмышкой был зажат знакомый ярко-красный справочник-путеводитель девяносто второго года с крупными белыми буквами: «Что посетить, купить и поесть в Нью-Йорке». Удивленно приподняв брови, он отсалютовал свободной рукой и с невозмутимым видом вошел за стойку.
— Я мог уже вынести дневную выручку, пока ты прохлаждаешься, — подметил Мёрфи, не поднимаясь с дивана. — Никакого сервиса в этой дыре.
— Если найдешь деньги, то обязательно покажи, — весело парировал Антерос, вынимая откуда-то снизу относительно чистый стакан. — Чего тебя привело сюда ночью, кхм, Ц… Прости, забыл, что тебя зовут иначе. Мёрфи, верно?
Уточнение было ни к чему. Лобби пустовало и если бы они общались на выдуманном языке, то никому бы и в голову не пришло осудить их, но в портье взыграли старые привычки и нежелание возвращаться к столь оскорбительным именам.
— В точку, приятель, — он манерно щелкнул пальцами и с мученическим видом поднялся с несчастного дивана, заваливаясь на стойку. — Ехал мимо, думаю, заеду к старому другу, поговорю о жизни.
— Мимо? Может, твоя подружка, заприметив наше скромно убранство, — Антерос указал рукой на угрюмое лобби, — сбежала в лес? «Uber» здесь не появляется. Только своим ходом и добирается, бедняжка.
Мёрфи потянулся к стакану и по-хозяйски плеснул бренди, воздержавшись от предложения добавить лед. Алкоголь здесь менее паршивый, чем в пристанище Ньюманов, хотя напиться будет сложно. Янтарная жидкость колыхалась в дешевом стакане с уродливой окантовкой — такой можно было встретить в долларовом магазине.
— Я бы не стал здесь трахаться, — многозначительно произнес он после первого глотка. — Только ЗППП и лечить потом. Вообще я пришел, чтобы поговорить про… ручную зверушку. Ее бы не помешало забрать, знаешь ли.
Антерос понимающе покачал головой и потянулся к бутылке. Созданные при помощи инъекций скулы, исколотый Ботоксом лоб и пару раз переделанный нос с целью достичь совершенства — он не терял времени зря, что Мёрфи подметил сразу же после шпильки в адрес уродливого «детища».
— Раз тебе понадобился Малыш, то… Она пробудилась и попросила его вернуть?
Мёрфи прыснул — «Малыш» и Химера не совсем подходили друг к другу, но прозвище ему понравилось. Сделав еще пару глотков, он посмотрел на доску-ключницу. Больше половины номеров было занято.
— Ее зовут Андреа, — с несвойственной ему интонацией произнес Мёрфи и потянулся к ключу под номером тринадцать. Как же порой сложно жить, если ты суеверен! Едва прикоснувшись к нему, он усмехнулся собственному поступку и на выдохе добавил, — она еще не вспомнила. Ну, думаю, что в процессе.
Андреа. Он никогда не представлял ее кому-либо, да и повода не было, но теперь имя показалось особенно прекрасным и подходящим такой девушке. Вероятно, что ему впервые удалось захмелеть, а потому и что-то обыденное имело смысл.
— И ты сбежал, — подытожил портье и взял в руку путеводитель по Нью-Йорку. — А я-то гадал пару дней, почему мне захотелось это перечитать. Занятная книжка, честно говоря. Вот так страница за страницей вспоминаешь, где и с кем там обедал, ужинал, обсуждал прошлое, а сейчас уже и таких заведений-то не найдешь.
Мёрфи потянулся к нагрудному карману рубашки, где все еще хранился злосчастный снимок, изъятый у мальчишки Аполлона. Взглянув на него в последний раз, он осторожно подвинул фотографию Антеросу, прикрыв пальцем собственное лицо. На губах портье мелькнуло подобие улыбки, таящей в себе ностальгию по старому Нью-Йорку.
— У меня есть подобные экземпляры, но, знаешь, я стараюсь жить в настоящем.
— Ты хотел сказать «напиваться» в настоящем.
Антерос криво улыбнулся и прикоснулся бутылкой к стакану, последовавший характер звон прозвучал куда лучше напыщенного тоста.
Они пропустили еще пару стаканов, устроившись на пыльном диване, будто бы их встреча была спланированной, как и распитие алкоголя в дрянном мотеле за городом. Всматриваясь в выгоревшие от времени обои, Мёрфи пытался сосчитать, когда в последний раз переступал порог этого места и в каком году наклеили эту безвкусицу, криво выкрашенную дешевой краской. Как бы не было омерзительно убранство, но Антерос дорожил и этой клоакой, считая, что мотель отлично отражает его внутреннее состояние. Вот только за последние лет пятьдесят заведение было в упадке.
— Так что, — Антерос шумно опустил изрядно опустевшую бутылку на пол. — Ты же приехал не просто напиться, поехали. Может, захватить по дороге и твою Анд-ре-а? Познакомимся, вспомним былое, съездим к Малышу.
Мёрфи отрицательно качнул головой: на эту ночь предостаточно приключений. Телефон предательски завибрировал, а молитвы и надежду можно было сразу же оставить в стороне. Вскинув руку перед лицом старого знакомого, мол, подожди минутку. Он вслепую прислонил смартфон к уху, ожидая услышать голос Эдриана, новые подробности пробуждения или очередную порцию оскорблений от Аиды за неисполнение обязанностей. На том конце трубки послышалась возня, а затем напуганный девичий голос протараторил:
"Мёрфи, пожалуйста, забери меня".
