Пожирающая ярость

      Оставив позади жаркий «Джо Джо», они неспешно пробирались по окутанной привычной тьмой Лексингтон Авеню. С тех пор, как ему приходилось здесь бывать изменилось не так уж и много — одни вывески сменились другими. На первых этажах многоквартирных кирпичных домов, подобно грибам, выросли бесчисленные ногтевые салоны, цветочные и косметические магазины. Беда в том, что он плохо помнил свой прежний адрес, но прекрасно представлял этот унылый темный дом, единственное окно которого выходило на пожарную лестницу.       Артемида что-то говорила — несвязное, без всякого смысла, но эта радость, сочившаяся сладким соком, точно прокусанная ягода, почему-то сглаживала каждую глупость. Ей, в самом деле, в пору, пересмотреть или жизненные приоритеты, или поменяться ролями с кем-то более холодным.       «Как хорошо! — буквально пропела она, миновав грузовую машину, обхватив ладонями шершавый столб дорожного знака. — Я так счастлива. Как хорошо, что ты заставил меня сделать это».       Что конкретно подразумевалось под таинственным «это», Мёрфи не знал, но довольствовался сменой настроения.       Такой радостной Андреа Кэмпбелл не была, наверное, со времен получения школьного аттестата с горой почестей и благодарностей со школьной трибуны. Для него это был еще один день, когда предстояло показаться веселее обычного хотя бы в глупой конфедератке. Когда назвали его имя, послышались редкие хлопки со стороны, небось, один из них принадлежал отцу, с трудом верившим, что такой дурак и окончил старшую школу.       Впрочем, неважно.       Он прогулочным шагом следовал за повеселевшей богиней, отгоняя навязчивые идеи, связанные не то с прошлым, не то с разговорами Мойр, свернул на восток. У неприметного здания — союза иллюстраторов, развевался флаг могущественной Америки. Закурив у мусорных баков, Мёрфи запрещал себе анализировать несвойственное поведение Андреа, списывая на алкоголь, переизбыток эмоций и вообще все что угодно.       Вглядываясь в собственное отражение, Артемида кончиками пальцев пушила волосы в тщетной попытке создать подобие объема.       — Моложе раньше были зеркала, — печально вынесла вердикт она, повернувшись к спутнику.       — Ну, если уж сейчас ты стара, то, что говорить обо мне, — хмыкнул Мёрфи, зажав в зубах сигарету. — Я всяко постарше буду.       — Мы вообще-то ровесники, — подметила Артемида и удивленно приподняла бровь, — я даже старше тебя на пару недель.       — Не обольщайся.       — И куда дальше? — в два шага она оказалась рядом с ним и по-хозяйски потянулась к карману пиджака, нащупывая пачку сигарет. — Машину ты оставил, к Ньюманам я не поеду, ко мне нельзя. Вернее, я не прочь позлить брата, но как-то не хочется портить вечер. В мотель и не зови, а ключи от твоей квартиры в клубе.       — Дай-ка подумать, — Мёрфи с задумчивым видом посмотрел по сторонам, обернулся на пешеходный переход и развел руками, — Надо же, принцесса, нам придется остановиться в приличном отеле! Ты же такого ответа ждала?       — Пожалуй, да, — покачала головой Артемида, вертя в руке незажженную сигарету. — Заметь, ты сказал это сам.       — Идем уже, — усмехнулся он, разворачивая ее в сторону Парк Авеню. — От перенасыщения этих краев церквями мне прямо не терпится затащить тебя под венец или на исповедь. Думаю у такой маленькой грешницы достаточно слов, которые повергнут в ужас любого проповедника.       — Да ну тебя, — отмахнулась Артемида, едва не задев рукой ему по лицу, что мгновенно вызвало лукавую улыбку с ее стороны. — Ты мне обещал рассказать о лабиринте и о Тейте Маршалле.       — А ты взяла с меня обещание, что сегодня мы будем говорить о нас с тобой без всей мифологической ереси.       — Справедливо, — заметила она, ловко перехватывая сгоревшую сигарету, в надежде прикурить и себе. — Что ж ты не оставляешь мне выхода… Рассказывай о нас с тобой. Чем ты занимался в мое отсутствие, как пришел ко всей этой великой любви. Даже не думай, что я буду упускать эту тему из вида!       Закатив глаза, Мёрфи схватил кончиками пальцев края диадемы под недовольное шипение, точно с куском металла ее голову покидал и клок волос.       — Кажется, эта штука на тебя хуево влияет. Когда ты задумчиво сокрушалась о скоротечности дней, то нравилась мне больше.       Увернувшись и едва не влетев в очередной дорожный знак, Артемида покачала головой, отряхивая полы черного пиджака.       — Я думаю, что это называется бесчувственность. Прости, но раньше мне не позволяли ма-не-ры спрашивать о таком, а двадцать лет назад это было как-то неуместно. Правда, расскажи, как ты жил до наших случайных встреч, чем занимался, почему перебрался в Америку.       — А теперь мне не позволяют манеры, — хмыкнул Мёрфи. — Никак я не жил, что тут говорить. Если бы я помнил каждый свой год, то превратился бы в Кору, а я стараюсь не думать о таких вещах. Как-то жил, работал, женился, развелся и дальше работал, потом, хвала небесам, умирал и жил заново.       — Ты женился? — она обернулась с неподдельным удивлением, даже шоком, наверное, и принялась вертеть головой, отвергая услышанные ранее слова. — Как… как?       — Обычно. Я, знаешь ли, не всегда думал о божественном предназначении. Стало скучно гоняться за призраками, и я позволил себе простую жизнь в преследовании американской мечты.       — И что с ней стало? С твоей женой?       Ее не покидала смутная уверенность, что это исключительно с целью вызвать ревность или злость и не более. Ну, какая жена? Какая у него могла быть семья? От одной мысли, что день ото дня он возвращался домой к какой-то посторонней женщине, приветливо целующей в щеку, накрывающей на стол и закидывающей вопросами о прошедшем дне — затошнило. Нет, Мёрфи определенно ей врал.       — Да я откуда знаю. Умерла, наверное. Не всем же суждено жить вечно. Я, конечно, ценю твой интерес к моей личной жизни, но думать об этом не хочу. Давай я уже расскажу тебе про Тейта, и ты немного успокоишься.       — Ну и ну, — продолжала возмущаться Артемида, — Сначала группа по лакроссу, теперь оказывается еще и жена. Ты не перестаешь меня удивлять, Цербер.       — Кто бы говорил, богиня охоты. Так прозвучало, будто бы я все это провернул у тебя за спиной за одну неделю. Если ты забыла, то не тебе одной приходится жить среди людей. А еще мой мир не всегда крутился вокруг тебя и твоей защиты, — язвительно солгал он, скривившись.       — Не знаю, — протянула Артемида, взяв его под руку на очередном светофоре. — Мне кажется, что всегда.       — Ну, может и так, — все же нехотя согласился Мёрфи вполголоса, надеясь, что двигатель столпившихся машин, заглушат это признание. — Ты же и так все это знаешь.       Артемида довольно просияла, крепче сжав рукава чужого пиджака.       — Я просто не понимаю, что такого ты нашел. Зачем было тратить столько времени на то, чтобы заслужить моего расположения. Ну, раньше.       — Сам поражаюсь, — искренне признался Мёрфи. — Как меня угораздило общаться с такой язвой.       — Я так и не поблагодарила тебя за поездку в сороковых, и за то, что ты был в Париже до самого конца. Да и вообще, когда был рядом, а я этого не замечала. Ну, знаешь, мне льстила твоя компания, но это казалось таким странным! Я думала, что ты будешь, ну, работать на Аиду и дальше, сопровождать ее.       — Аида тоже так думала.       — Ладно, не будем о них. Расскажи все-таки о себе что-то еще. Не хочу я слушать про этого Тейта, давай как-нибудь в другой раз.       В попытке перекричать бесконечный рев двигателей, сигнализацию, недовольное бурчание водителей, Мёрфи кратко пересказал маленькое путешествие по Новой Надежде, упомянул Шелби и вообще сыпал такими неизвестными названиями малонаселенных городов Америки, что порой казалось, что он брешет.       Пробираясь словно наощупь по узкому тротуару, вглядываясь в усталые, задумчивые лица прохожих, Андреа ловила себя на мысли, что так и не стала частью всего этого, а возможно никогда и не найдет себя среди толпы. Окруженная стеклянными небоскребами, старыми зданиями, переделанными не то под офисы, не то под съемное жилье, она испытывала острое желание сбежать, скрыться ото всех и провести остаток дней (в прямом смысле) где-то вдали, возможно, в пресловутой Новой Надежде, которая обязана оправдать свое громкое название. Мойры же знали наверняка, что ей, белой швали, не место в суетливом скоплении людей, привыкших на бегу оплачивать кофе при помощи «умных» часов, громко разговаривающих в тщетной попытке быть услышанными в реве неспящего города.       Правда, с такими размышлениями, ее место быть у всех на виду или же в могиле. Вот, где точно не побеспокоят и не бросят рваное: «Простите».       Голова шла кругом. Если раньше пульсировала только мысль о спасении, несправедливости и собственной важности, то теперь на смену пришла неопределенность. Андреа чувствовала себя снова как в том лабиринте под университетом — металась из угла в угол, от глухой стены к глухой стене, стучала о пыльную кирпичную кладку и пыталась найти выход и надежду.       Да, ей просто необходимо черпать надежду и неважно «Новая» или еще черт-пойми-какая. Само осознание того, что впереди есть что-то еще, что смерть это не только конец, не только бесконечное забывание, что во всем этом есть толика смысла.       Она косо посмотрела на Мёрфи, который так бесцеремонно тянул ее за руку, оглядываясь в поисках указателей или хотя бы номера на ближайшем крыльце. Сердце учащенно забилось, как будто бы в горле и на долю секунды перехватило дыхание. Может, все дело в нем? Единственный шанс на выживание в череде чужих жизней без надежды и света, вера во что-то лучшее, что могло быть в них. Искупление громкими словами о любви в слепом убеждении, что однажды все встанет на свои места?       Любовь, любовь, любовь. Какая нелепость в городе, где за этим словом скрывается сувенирный магазин.       И все же в этом что-то было.       Резко свернув на 57-ю Восток-стрит, Мёрфи хмыкнул и неуместно, явно оскорбляя чувства всех верующих, снующих неподалеку, перекрестился у здания с табличкой «Сити-банк».       — Если ты решил помолиться американской экономике, то выбрал не то место, — не без иронии подметила Андреа, указывая прямо, где, если ее не подводила память, должна была поблескивать Башня Трампа. — Здесь так-то генеральное консульство Республики Корея, — усмехнулся он, прекращая цирк. — Я должен быть по гроб жизни благодарен, что они не выслали меня отсюда на родину. Или американскому консульству?       — Не все ли равно?       — И то верно, — хмыкнул Мёрфи. — Но я всегда оцениваю в «гугл» это место в пять звезд.       Андреа невольно закатила глаза.       Подобравшись ближе к «Гранд-Арми-Плаза», виляя в переулках между бутиками вроде «Диор», Мёрфи окинул скучающим взглядом толпу туристов, фотографирующихся у Пулитцеровского фонтана. В статуи Помоны все же что-то было, как и во всей этой истории.       — Тебя тоже сфотографировать? — весело спросил он, кивая на группку девушек тщетно пытающихся сделать удачное фото на подобающем фоне. — Мне несложно.       — Повторяешься, — уточнила Андреа, поглядывая на несколько лошадей и, кхм, экипажей? Абсолютно не вписывавшихся к соседнему «Бентли». — У меня уже такое есть.       — Да ладно?       — Мы прогуляли предпоследний урок «мировых религий», — принялась недовольно пояснять она, будто бы в этом крылся особый смысл. — Ну, вспоминай, Тео вышел через спортзал, чтобы не попасться на глаза кому-то, а мы с Хизер ускользнули в последний момент, наверное, за минуту до возвращения преподавателя.       — Что-то такое помню. Ах, да, — он несильно ударил себя по лбу, точно снизошло божественное просветление. — Я еще тогда долго смеялся, что Хизер умудрилась зацепиться за парту, и чуть было не перевернула ее. У тебя еще лицо было такое испуганное, будто бы вот-вот копы нагрянут и повяжут.       — Поправка, — Андреа в поучительном жесте подняла указательный палец. — Ты не смеялся. Ты ржал так, что мы чуть не попались под конец. А так верно. Мы почему-то не нашли ничего лучше, чем кататься на метро и потерялись на станции или типа того. В общем, в школе так и не появились и пропустили нравоучительную лекцию после о важности реализации и самоидентификации.       — Ну, хорошо, что сейчас-то мы преисполнились в своей самоидентификации. Так что? Может, тогда хочешь прокатиться на лошади, как настоящая принцесса?       В этом он, конечно, тоже повторился буквально слово в слово, но Кэмпбелл почему-то промолчала. Через дорогу красовалась давняя детская мечта — отель «Плаза», ничуть не изменившийся за тридцать лет. С одним только исключением, что на заре девяностых Андреа о нем и не думала и увидела только в фильме, воображая, что было бы неплохо заселиться в лучшем номере и заказывать обслуживание, пересматривая известную киноленту.Без оригинальности, как и всегда.       Впрочем, в детстве она об этом не думала, как и в первую поездку в Нью-Йорк, как и при просмотре незамысловатой истории о двух поругавшихся подругах. Через пару дней одноклассница громко объявила, что уж ее свадьба точно будет в отеле «Плаза» и никого из собравшихся детей в классе, разумеется, не позовет.       Интересно, этой юношеской мечте суждено было сбыться?       Андреа снова перевела взгляд на уставших лошадей и скучающего кучера, уткнувшегося в телефон. В прошлый раз после этого предложения она немного смущенно засмеялась, толкнула его в бок и сказала, что это откровенная глупость. Сейчас ничего не останавливало ответить точно также, пусть и учитывая, натертые чуть ли не в кровь ноги, уставшие от тесных туфель, но… Жить осталось не так уж и долго, а за двадцать лет (плюс две тысячи) самыми безумными поступками оставались неудачные ставки на турнирах, отвергнутые воздыхатели и череда спланированных поездок.       Никакой тебе «Новой Надежды» или еще какой-то деревни с невероятным и почти выдуманным названием.       — А пойдем, — уверенно произнесла она, кивая в сторону извозчиков, у которых уже крутилось несколько туристов.       — Серьезно? Ну, дерзай! Давай, отгони-ка эту семейку, — засмеялся Мёрфи, пропуская ее вперед, и громко возмутился, — Боже, принцесса, я пошутил, не смей сталкивать пятилетку на землю!       Это, конечно, было наигранно и наглой ложью, но несколько человек заинтересованно обернулись в их сторону, в предвкушении насладиться настоящей заварушкой. Андреа или же взявшая верх Артемида (кто ее разберет?) проскользнула между спорящими туристами о необходимости подобной прогулки и непоколебимо уместилась на свободное место, натянуто улыбаясь возничему.       — Не ожидал-не ожидал, — едко заключил Мёрфи, протягивая сотню долларов с извиняющейся физиономией, мол, спонтанное решение, что поделать, — ну, предлагать приветствовать подданных не буду, а то ты и в самом деле начнешь.       — И начну, — подтвердила Андреа, избегая взглядов случайных прохожих, в особенности, тех туристов, которых опередила в принятии решения. — Это все-таки мое, хм, королевство, а я богиня, — еле слышно выделила она голосом последние слова, — делаю то, что хочу.       — Так и надо, — кивнул он и что-то неразборчиво бросил мужчине, протягивая еще две помятые купюры. — Да, высадите где-то поблизости, это не так важно. Хоть полкруга сделайте.       Экипаж тронулся, пропуская вперед несколько машин, что так любезно не стали сигналить в морду животному, и обогнув частично площадь не спеша покатил по Восток драйв вглубь Центрального парка. Узкие пешеходные тропы, разноцветные указатели, своеобразный запах расположившегося зоопарка, трескающихся зерен попкорна в автоматах, счастливые в неведение люди не отличавшихся от тех, что сидели на верандах «Джо Джо» и лай пробегавших собак — все это казалось совершенно новым.       Андреа не впервой ощутила острую боль по вине собственной слепоты все это время. Бесчисленное количество раз она прогуливалась по Центральному парку, пробегала по пресловутым тропам, исследуя то одну часть, то другую в поисках идеального маршрута для тренировок и никогда не пыталась просто насладиться тем, что было рядом, воспринимая и людей, и чужую живность, и искренний смех со стороны как декорации вокруг нее. Пустые картонки, сплошная массовка, занимавшая то ее дорожку, то бросавшаяся под ноги, то заглушающая собственные размышления.       Стоило чаще представлять скорую кончину, чтобы заставить себя ценить что-то важное.       Когда экипаж свернул в ту сторону, где раздавалась мелодия карусели, Андреа недоуменно обернулась:       — Мы пойдем кататься на других лошадях?       — В другой раз, маленькая наездница. Боюсь, с твоими запросами у меня заканчиваются наличные.       — Я же просила не опошлять все и вся.       — Я? Боги, — засмеялся Мёрфи, невинно подняв руки. — Я не виноват, что твоя целомудренность взяла верх, и ты стала видеть подтекст в каждом слове. В следующий раз буду просто молчать.       — Можешь начать уже сейчас, будь любезен.       Оставив позади софтбольное и баскетбольные поля, вдали вновь показались кирпичные постройки, и послышался гул автомобилей. На одном из зданий покачивалась на ветру большая растяжка — «Америка — страна иммигрантов».       Не удержавшись, Андреа толкнула своего немого спутника, уставившегося в одну точку, и указала на надпись с плохо скрываемой улыбкой. Мёрфи, храня обещание, молча показал два больших пальца, чтобы не залиться аплодисментами в знак остроумности.       — Ладно, лучше разговаривай, — сдалась Кэмпбелл. — Я не хотела обидеть, просто показалось смешным после перформанса у здания банка, — и не получив никакой реакции, снова несильно ударила по плечу. — Эй, я же попросила не обижаться и не молчать.       — А что говорить-то? Не знаю, вон, выставка Ван Гога, — он неряшливо ткнул пальцем на флагшток на другой стороне улицы. — Что? Я думал, мы читаем все попавшиеся надписи.       Андреа отмахнулась и нервно поджала губы. Что если каждый день совершать такие поездки по Центральному парку? Правда, одной, в надежде отыскать покой в еле колышущихся кронах еще не золотых деревьев. Наверняка зимой еще выдают пледы при конных прогулках, и поблескивающий серебром снег скрипит под колесами экипажа и…       И до зимы она может и не дожить. Забыла.       — Приехали, — громко осведомил возничий, замедляясь у исторического монумента и нескольких выстроившихся в ряд таких же экипажей.       Мёрфи бросил скупые слова благодарности и из вежливости подал руку, предвкушая парочку крепких затяжек от очередного нахлынувшего бреда в голове. Просто необходимо перестать думать о разговорах с Мойрами, а еще лучше поджечь и отправить к самому дьяволу, ха-ха, всю их ведьмовскую радость.       — Куда теперь? — поинтересовалась Андреа, крутя головой по сторонам. — Пойдем за сэндвичами?       — Ага, почти, — он кивнул в сторону развевающихся от порывов ветра флагов на здании. Американского и собственного темно-синего с белыми крупными буквами.       — В «Ритц»? Ты должно быть шутишь.       — Я же не предложение тебе делаю. Пойдем, лучше места за сутки я не нашел. Заодно сравнишь с воспоминаниями о французском, — в достоверности последних слов он не был особо уверен, поскольку название той гостиницы благополучно стерлось. Но вспоминая платья Хизер, не мудрено, что выбор пал именно на «Ритц».       Когда появляются шальные деньги — грех не растратить все и сразу.       — Номер тоже у Тейта Маршалла отобрал? — с явной издевкой спросила Андреа, чуть не зацепив тележку для багажа. — Ты не сможешь тут оплатить чужой картой, они же потребуют удостоверение личности! Ты совсем спятил.       — Тц. Я хоть и дурак, но не до такой же степени. Просто молчи и наслаждайся. И не опошляй.

В своих фантазиях ты всегда знала, что мужчина и загадка…/ в тебе слились.