Ранним утром понедельника «Ведьмина радость» пустовала. Сквозь выцветшие бархатные занавески проникала жалкая полоска солнечного света, стеклянные шары предусмотрительно накрывались черными лоскутами во избежание пожара.
Если проанализировать поведение современной среднестатистической женщины, то магические услуги в повседневной жизни явно не находились в приоритете. Спрос повышался в преддверие праздников, в негласном списке которых лидировал, конечно, День Влюбленных, и нежелание встречать в гордом одиночестве, а еще по пятничным вечерам и в выходные, когда повышалась статистика неудачных свиданий.
Выбирая между магией и квалифицированной психологической помощью, первый вариант оказывался доступнее, а в арсенале Мойр казалось было все. Сотня заговоренных свечей, десяток ярких колод таро, руны и любимцы большинства — кристальные и хрустальные шары. Три батарейки и чудо обеспечено. Мертвых вряд ли удастся увидеть, а таинственную дымку, заполняющую изнутри — с легкостью.
Бросив машину в квартале от конечной цели, Мёрфи прогулочным шагом двигался в сторону дрянного ряда магазинов и забегаловок с кофе на вынос, которые по большому счету следовало снести к чертям и завесить пустоты предвыборными плакатами или анонсами новых концертов. Впрочем, не все следовало прикрывать — и в подобной дыре люди нуждались в кофе. Пусть и в самом хуевом во всем Нью-Йорке. Остановившись над полосатым навесом, он выбрал всегда беспроигрышный вариант «американо», учитывая коробку просроченного молока, позабытую горе-работником на видном месте.
Именно в этот час терминал оказался сломан, и оплата осуществлялась только наличными, отчего Мёрфи пришлось застопориться в очереди под недовольное бормотание позади. Не утруждая себя извинениями, он закурил неподалеку и раздраженно выругался, когда немного пепла упало на пластмассовую крышку.
Телефон в заднем кармане брюк предательски завибрировал, что означало одно из двух — Аида или ее неугомонный сынок. Пару недель назад Мёрфи, утомленный одними и теми же поручениями, в шутку предложил создать чат в мессенджере, и был удивлен, когда миссис Ньюман поддержала эту идею, и уже на следующий день в списке контактов красовался общий диалог с тремя ненавистными людьми.
К счастью, Кора предпочла ликвидироваться.
Новых сообщений не поступало, а вспыхнувший на экране номер телефона, в самом деле, принадлежал Эдриану.
— Ты не забыл, что через пару часов у нас встреча с командой? — без всякого приветствия строго произнес Ньюман. Его голос смешался с гомоном спортзала и ударами баскетбольных мячей о стену. — Ровно в одиннадцать, если быть точным.
— Я не приду, — Мёрфи метко попал пластмассовой крышкой в мусорное ведро и сделал глоток кофе. Ну и дерьмо. — Бьюсь в предсмертной агонии, так и передай тренеру.
— Завтра уже игра, — недовольно уточнил Эдриан. — Ты же вечером напьешься и сомневаюсь, что чудесным образом воскреснешь на следующее утро.
— У меня грандиозные планы на этот вечер. Не переживай.
Они перебросились еще парочкой незамысловатых фраз, косвенно указывающих на его безответственность и инфантильность, прежде чем перед глазами возникла потертая вывеска: «Ведьмина радость: спиритический салон. Магические атрибуты».
«Потом поговорим».
Помявшись немного у входа, Мёрфи настороженно оглянулся по сторонам и уже занес руку над металлической дверью, как с той стороны послышалась возня. Старушечье кряхтение вперемешку с бранью — Лахеса. Она приоткрыла дверцу на четверть и, поморщившись, произнесла:
— Чего тебе, Цербер? Тебе не назначено, убирайся.
— А я сам себе назначил, — воспротивился Мёрфи и попытался приоткрыть дверь еще шире, протиснув в щель туфлю. — Айса!
— Убирайся, — ядовито прошипела Лахеса и потянула кованую ручку на себя. — Никто не будет с тобой разговаривать. Приходи со своей хозяйкой.
— Айса! — повторно почти закричал он, жалея, что не мог свернуть старой перечнице шею. — Айса!
Из глубины лавки послышался шепот и неторопливое постукивание высоких каблуков. Услышала все-таки. Не делая и шага в сторону, Лахеса все также крепко держалась за ручку, и только когда шепот стал громче и сменился приказным тоном: «Да впусти ты его, наконец!»; старуха отступила, засеменив к бархатистой портьере.
Мёрфи распахнул дверь ударом кулака и уверенно переступил порог магазина. Внутри царила священная тишина. Задвинув металлическую щеколду для пущей достоверности, он ребячески стукнул пальцами по дверному колокольчику, словно оповещая о своем присутствии, и прошел вовнутрь. Деревянный стол уже был застелен лиловым бархатом — любимым цветом французской знати, как призналась одна из сестер в не совсем приватной беседе с Аидой. Полукругом расставленные свечи частично горели — не выпуская из рук массивных ножниц, Айса поджигала одну за другой при помощи длинной каминной спички.
Почувствовав присутствие чужака, она скупо улыбнулась, потушила свечу и перекинула каштановые волосы на одну сторону, подставляя идеальную шею в ожидании поцелуя.
— Ты пришел, — свистящим шепотом протянула Мойра. — И как всегда
не ко мне.
Горький укор совести отозвался где-то в его груди, но также быстро погас. Мёрфи криво усмехнулся и сухими губами коснулся ее шеи, невесомо устраивая ладони на утянутой в корсет тонкой талии. Сотканная из ночного мрака, воплощающая саму смерть, Айса обернулась к нему с ядовитым презрением и осторожно выскользнула из туфель, теряя драгоценные дюймы роста, оказываясь ниже почти на голову. Он нехотя опустил взгляд на ее узкие, длинные ступни изуродованные пламенем священного огня, предназначенного для всех еретиков.
Уловив на его лице тень сожаления, бледная от тысячелетней обиды, Айса прикрыла единственный зрячий глаз и нервно повела бровью.
— Что ты хочешь, Цербер?
— Ты знаешь, — чуть склонившись, выдохнул Мёрфи в ее пухлые губы. — Мы договаривались.
Отстранившись назад, не желая и дальше вслушиваться в лукавый шепот, Айса махнула острием ножниц в сторону пустующего табурета и мелкими шагами устроилась на законном месте. Она вслепую потянулась к новехонькой карточной колоде на полке и вытряхнула все семьдесят восемь карт, кончиками пальцев растасовывая по глади стола рубашками вверх.
Мёрфи послушно присел на указанное место и бросил взгляд на покачивающиеся гардины. Как-то раз в ожидании Аиды он чуть не захирел от скуки и за полчаса пребывания в «Ведьминой радости» сосчитал количество свечей на стеллаже (восемьдесят семь), узоры на прежнем потертом бархатном коврике для рун (пятьдесят три) и уже перешел к моткам шерстяных нитей, когда Клото решительно указала им на дверь.
— Судьбу почти невозможно изменить, Цербер, — покончив с карточной колодой, еле слышно произнесла Айса. — О себе бы лучше подумал. Пожалеешь.
— Кто? — хмыкнул Мёрфи, подпирая ладонью щеку. — Я? Несчастная, заскучавшая ты, Мойра, тебе бы с такой легкостью пророческие предсказания давались, как непрошеные советы, в которых я, к слову, не нуждаюсь.
— Ну и пропадай, — выплюнула она и махнула перед его лицом картой «Смерть». — Помрешь и все тут.
— Так не интересно, — воспротивился он и лягнул ее ногой под столом. — Давай, Айса, не будь букой, мы слишком хорошо друг друга знаем. Я и без особого дара понимаю, что ты меня водишь вокруг пальца со своими картами, — Мёрфи брезгливо повертел в руках картонную коробку с еще видневшимся с краю ценником. — Что ты видишь?
— Ничего я не вижу, — грубо отрезала Мойра. — Нет у тебя будущего ни на земле, ни под землей, поэтому и говорю, подумай о себе. Я была бы рада, если бы ты присоединился ко мне. Для тебя здесь всегда найдется место.
Он прыснул неуместным смешком и покачал головой. Если уж все и разрушится, как часто поговаривала Аида, может быть, действительно не останется ничего — ни нового, ни старого, кроме этого маленького обветшалого магазинчика магических причуд в Нью-Йорке. Но вся эта чепуха про выдуманное место, утешительный обман, и ему суждено пережить свою смерть в одиночку, никакая Мойра, дочь красавицы Ночи, не в силах ему скрасить отверженность.
— Лаять у двери? Нет уж, спасибо. С какой стати ты воспылала любовью ко мне? Мы всегда держались в стороне, не так ли?
— Я не забываю хороших поступков, — уклончиво ответила она и отбросила колоду в сторону. — И вообще мне казалось, что ты изрядно заскучал на службе у Аиды. Она тебя изводит, а ты, смотрю, только и рад будешь. Все бегаешь, суетишься вокруг своей подружки, думаешь, что поможет.
— Это вопрос? — Мёрфи вытащил из кармана сигарету и нагло попытался прикурить от зажженной магической свечи. Тщетно. — Я не буду на него отвечать.
— Утверждение. Если это все, что ты хотел, то катись к черту. Видеть тебя здесь не желаю.
Мёрфи невесело хмыкнул и ласково погладил ее изящный подбородок большим пальцем, медленно скользя вверх к изуродованному верующими горожанами глазу, выколотому во славу божков. Отрекшаяся от всего людского Айса, обреченно выдохнула и вслепую достала потрепанный клочок материи, некогда черной как породившая ее ночь, в которой должна была принять свою неминуемую и позорную смерть у столба.
— Люблю эти твои БДСМ штучки, — криво завязывая тряпку на глазах, попытался перевести все в шутку Мёрфи.
— Отрезать бы тебе язык, — в сердцах произнесла Айса и нервно переплела их пальцы.
Она поклялась не помогать людям, не выжимать из себя остатки благородства, напротив, с легкостью перерезать каждую нить, веселясь чужой смерти. Ей льстила компания Аиды привыкшей избавляться от нежелательных личностей, не марая рук, почти гуманно. А эти напыщенные детишки Олимпа, обивающие порог ее жилища, только просили, почти требовали сказать будущее, просили его изменить по их собственному образу.
Тот же мальчик, Дионис, так трепетно дрожащий за свою шкуру. Все равно умрет.
Мёрфи крепче сжал ее ледяную руку, дрожа всем телом от закипающей ненависти в крови. Лицо побледнело, а прижившаяся ухмылка сменилась натуральным оскалом. Себя не спрятать за человеческой одеждой.
— Какого черта, — вскрикнул он и рывком сорвал с глаз ткань, притягивая Мойру ближе. — Какого черта ты мне сейчас
это показала?
— Это твоя правда, — прошипела Айса, не отводя взгляда, отвечая на ненависть ненавистью. — Одно мгновение перед смертью. Этого достаточно для тебя, чтобы примириться, что судьбу невозможно изменить?
Мёрфи изумленно посмотрел на нее, руки невольно поползли выше, заключая шею в плотное кольцо горячих пальцев. Все прежнее померкло, перемешалось в мозгу, и что было правдой, той действительностью, которой он следовал день ото дня, и то, что видел в мрачных тенях подземелья, перестало существовать. Затрещало и обернулось в прах. И эти откровения, дрожащие в невыплаканных слезах Мойры, никогда не станут для него последней истиной.
По крайней мере, он настойчиво пытался себя в этом убедить. Ну не может он подохнуть так нелепо!
— Убирайся, — ядовито прохрипела Айса, потягиваясь к ножницам. Старый фокус, который всегда срабатывал на таких эмоциональных и самоуверенных. — Убирайся и никогда не смей возвращаться. Вот мой совет.
С шумом оттолкнувшись от стола, опрокинув на пол горящие свечи, Мёрфи вскочил с табурета и, встряхнув головой, с ужасом посмотрел на подрагивающие руки и рванул к двери, желая скорее сбежать от этого проклятого места подальше.
***
— Почему так долго? — злобно шикнула Аида и перехватила его под локоть у самых врат Олимпа. — Мы же договаривались на утро.
— Понятие растяжимое, — с легкостью парировал Мёрфи и раздраженно осмотрел собравшихся богов. — Так уж и давно ждете?
— Представь себе, — хмыкнула Кора и скрестила руки на груди. — Где ты уже потерял девчонку?
— Может, отправишься следом за ней?
— Прекратите, — вмешался Эдриан. — Мёрфи, пожалуйста, будь серьезнее. Где Андреа?
— Сейчас подойдет, — отмахнулся он и прислонился виском ближе к разрушенной колонне. Импровизированный Олимп, воссозданный из пепла, больше походил на одну из смотровых площадок. Он покосился на обрыв и поблескивающие шпили высоток, проглядывавшие сквозь кучевые облака. — Для чего мы вообще здесь собрались?
— Да, Аида, — грозно произнес Зевс. — Для чего мы пригласили сюда отродье Тифона?
— Это не обсуждается. Я уже говорила, что Цербер это часть моей семьи.
Мёрфи удивленно присвистнул и сплюнул в сторону обрыва. Как это мило превратиться из предателя и прислужника в члена семьи. Как раз в духе переменчивых олимпийцев.
Воздержавшись от новой колкости, он блаженно прикрыл глаза и сжал в кармане карту-ключ, нагло позаимствованную у отеля «Ритц». Пластик быстро нагревался под прикосновениями, и будто бы обладая магическими свойствами, всколыхнул еще свежие воспоминания утра.
В эту ночь сон его был до жути беспокойным, переполненным неуместных фантазий, будоражащих усталый разум снова и снова. Мёрфи окончательно проснулся в начале восьмого и еще долго неподвижно лежал, представляя, что еще немного и поднимется с самой мягкой во всем Нью-Йорке кровати, выпьет кофе в холле, неспешно вернется обратно в постель и продолжит разглядывать горячие, цвета топленого масла, солнечные лучи, проникающие сквозь невесомую гардину. Не слишком громкий, но нарастающий с каждой минутой гул улицы, чужие шаги за стенкой и лязг подносов.
Изредка поглядывая на часы и убеждаясь, что в запасе есть еще пара часов, он позволял себе лежать еще и еще, и наслаждаться таким редким, а оттого и ценным покоем. Последние недели выдались слишком насыщенными на события, а пара минувших ночей проведенных в одной постели с Андреа подарили глупую надежду на то, что так будет и дальше. Мёрфи лелеял эти минуты, улавливал себя на мысли, что желает просыпаться только для того, чтобы опять вернуться в кровать и ощутить присутствие кого-то еще.
Приятная, умиротворяющая блажь. Оторвавшись от этих мыслей, он повернул голову в ее сторону, дивясь, каким незнакомым может быть лицо человека во сне. Никаких тонких морщинок, удивленно приподнятых дуг бровей или язвительных ухмылок. Спутавшиеся волосы раскинулись на подушке, рот чуть приоткрыт, а веки подрагивали.
Он думал об этом и часом позже за завтраком в номере, когда Андреа бесконечно зевая, размазывала кубик масла по горячему тосту, не элегантно забравшись на стул с ногами. Правую ногу, правда, она вскоре опустила на пол, а левая так и осталась согнутой в колене. Ворча от разыгравшегося похмелья, Кэмпбелл делала глоток за глотком апельсинового сока и сокрушалась на тему юношеского алкоголизма, что Мёрфи счел вполне забавным.
— Может, никуда не пойдем? — почти взмолилась она с мученическим лицом, обуваясь в неудобные туфли. Им предстояло вернуться до брошенной на стоянке машины и встретиться с остальными для обсуждения очередного грандиозного плана. — Я уверена, что там ничего нового не будет.
— В университете нам тоже ничего не сказали нового за столько лет, но туда ты прямо рвалась.
— Тогда я ограблю тебя на пятьдесят долларов, — выдвинула свое условие Андреа, пряча диадему обратно в футляр. — И, пожалуй, на кофе. Я погибаю без чего-то крепкого и бодрящего.
— Смотри, принцесса, такими темпами превратишься в мою женскую версию, — весело произнес Мёрфи. — Сначала прогулы университета, потом попойки и литры кофе, а там не далеко и до оскорблений в адрес Хизер и остальных.
— Иди уже, — она толкнула его в спину и нехотя закрыла дверь в номер, с грустью закупоривая приятные воспоминания, точно послание в бутылке.
***
Зевс стоял неподвижно у края обрыва, глаза его были расширены и горели, а в толпе вечно неугомонных олимпийцев не раздавалось ни звука. Слышно было, как время от времени хрипел Гефест, как шумит город под их ногами. Потом и этот звук умолк, и осталось лишь одно тяготящее ожидание. Тогда Зевс уверенно шагнул вперед, легко и неслышно.
— Словом, я не собираюсь говорить речь, — сказал он и усмехнулся. Но глаза его по-прежнему ядовито поблескивали. — Особенно тем, кому нет никакого дела до того, что я скажу.
Аида невольно фыркнула и закатила глаза. Привыкшая быть во главе, она снова оказалась задвинутой на второй план, еще одним невзрачным лицом в толпе, а подобный расклад никогда не устраивал. Не покидающее чувство приближающейся опасности вкупе с мыслями о предателе, который все время шагал в одну ногу с ними, заставляло испытывать еще больший дискомфорт. Аида провела слишком много времени со всеми собравшимися, чтобы беспристрастно оценить ситуацию и вынести вердикт. Эмоции брали верх над разумом.
С тихим перезвоном открылись врата, и на мраморной площадке показалась чуть взъерошенная фигура Андреа. Из кармана ее легкого платья топорщились ключи от чужой машины, а в руке сжата карта-ключ.
«
Явилась», — сквозь зубы произнесла Кора и отвела взгляд в сторону, увлеченная зелеными листьями плюща, обвивающего основание колонны.
— Подойди ближе, — властным тоном приказал Зевс и удовлетворенно кивнул, когда Андреа оказалась рядом с ним и искоса глянула на расстилающийся внизу город. — Ты прошла долгий путь, очень достойный человека. Но достойна ли ты быть здесь и стоять среди нас? В тебе слишком много сомнений. Одним украшением не обойтись.
Он небрежно сорвал с ее волос диадему и отбросил в сторону. Металл со звоном покатился по мраморному полу и прощально цокнув, приземлился у ног Аиды.
Андреа нервно поежилась и спасительно обернулась назад, пытаясь найти в толпе Мёрфи и задать немой вопрос, застывший в ее удивленных глазах: «
К чему он клонит?». Разве она не доказала свою преданность, когда вернулась с желанным артефактом?
— В тебе слишком много сомнений, — повторился Зевс и бесцеремонно столкнул некогда любимую дочь с обрыва под характерный визг. — Кто следующий?
Мёрфи хмыкнул, попытался сделать шаг вперед, не выпуская из вида бога неба и молний. Зевс чинно подошел к ступеням и спокойно осмотрелся по сторонам, будто бы ничего выдающегося и не произошло, а под его могучими ногами не билось сердце Нью-Йорка. Мертвецки бледная толпа была не в силах пошевелить и пальцем.
— Ах, вот он наш герой, — загрохотал Зевс и вскинул руки. На губах играла нахальная ироническая улыбка. — Почему же я не удивлен?
В его словах не было ни капли злобы — только насмешка и немного гордости за собственную правоту. Зевс легким шагом преодолел то расстояние, что разделяло его и сына клятого врага из давно ушедшего прошлого. Толпа покорно расступилась, не произнося и звука. С минуту он смотрел на него сосредоточенным, почти клиническим взглядом, а после покачал головой и обратился к сестре, не оборачиваясь.
— Полюбуйся! — прогремел Зевс. — Полюбуйся! Эта вошь, часть твоей семьи, как ты выразилась, хотела бросить мне вызов! Обдурить! Черта с два!
Аида не повернулась. Потупив взгляд в мраморный пол, она бесшумно шевелила кроваво-алыми губами, точно читала молитву во время церковной службы.
— Ты никогда не сможешь бросить мне вызов, — уже спокойнее произнес бог и качнул рукой, подобно дирижеру, устанавливая массивной кистью известный одному ему ритм. Мёрфи не по своей воле упал на колени, морщась от пронзительной боли, но был не в силах произнести и слова. В горле засвербило, легкие разгорались благородным огнем. — Может, ты и порожден Тифоном, но это ничего не меняет. Убог был и твой самоуверенный и изобретательный отец, но тебе не хватит ни первого, ни второго, чтобы вырвать мои сухожилия и запереть. Ты прислужник, низший из всех существ, и даже посягнувшись на мою дочь, у тебя не достаточно силы для сопротивления. Ты жалок, Цербер.
Небеса разверзлись, грянул гром, и мгновенные вспышки молний озарили его страдальческое выражение лица. В зловещем отблеске этого мертвенного света прежний порыв гнева сменился жалостью, и в этом чувстве слилось и сострадание к самому себе, к своему роду, о котором так яро говорил Зевс, и то, как бессмысленна была вся его земная жизнь. Сквозь мрак и пелену слез, выступивших от неутихающей боли, Мёрфи разглядывал некогда друзей, ближнее окружение, которое, казалось бы, воспринимало его за одного из них, равного, но никогда не думало так в действительности.
Дети Олимпа отвернулись от него. На их надменных лицах не было ни капли сострадания и в умах не зародилось желание помочь, прекратить агонию пыток или прервать властного отца, разошедшегося не на шутку в методах подавления мятежа на корню.
Склонив голову ниже, жадно втягивая раскаленный воздух, Мёрфи не мог думать ни о чем кроме спасения, естественной потребности в свободном дыхании, избавления от невидимых и прочных оков, окольцевавших его шею. Если сейчас перестать брыкаться, сильнее ввязываться в иллюзорные сети, то можно и умереть. Разве не этого он хотел? Перед глазами все плясало, и белый мрамор превратился в одно большое пятно, эдакий свет в конце тоннеля, о котором твердят верующие.
Что будет после?
— Отец, перестань! — сквозь рев грома раздался визг Афродиты. Вот уж о ком он подумал бы в последнюю очередь земной жизни. — Хватит! Ты убьешь его!
Оковы ослабли, боль, бушевавшая во всем теле, неторопливыми волнами отступала. Приоткрыв рот, Мёрфи тяжело задышал, не в силах втянуть и струйку воздуха через нос. Две тысячи лет никому и в голову не приходило устраивать зверские пытки над ним, выбить то человеческое, что он взращивал в себе, укреплял и вытачивал, словно оружие.
Мёрфи отполз к той колонне, которая прежде служила не более чем украшением, и привалился к ней спиной, не в силах подняться на ноги. Одеревеневшие за такой короткий срок конечности мешались, тонкая подошва новых туфель скользила по гладкому полу. Он не мог вспомнить, почему вообще решил, что может противостоять Зевсу, почему захотел воспользоваться дарованной способностью и превратиться в зверье и почему они все здесь собрались.
Потешаться?
Афродита осторожно опустилась перед ним на колени. Грубая ткань джинсовых шорт врезалась в нежную кожу, край накидки расшитой серебряной нитью соприкоснулся с полом.
— Ты как? — тихо прошептала она и кончиком ногтя откинула налипшую на потный лоб прядь черных волос. — Мёрфи?
Человеческое имя покоробило собственный слух. Он безучастно посмотрел на ее обеспокоенное лицо и ничего не сказав, отпихнул в сторону, насколько хватило сил. Жест вышел еще более жалким, почти детским и походил на дружелюбный хлопок по плечу.
— Помочь тебе? — Гефест миролюбиво склонился ниже и протянул широкую ладонь, покрытую сеткой шрамов. Афродита с равным рвением повторила жест бывшего мужа. — Давай, старина, не надо играть на публику.
Преисполненная ненавистью Артемида ворвалась в помещение и злостно захлопнула врата за своей спиной. Залитые кровью глаза излучали праведный гнев, сухие искусанные губы были плотно сжаты, плечи подрагивали.
— Ты совсем из ума выжил? — вскричала она и сделала решительный шаг навстречу отцу. — Ты скинул меня с небес! А вы… — Артемида с презрением оглядела присутствующих, замерших в ожидании. — Вы настолько боитесь Зевса, что остались молча смотреть над тем, как он избавляется от одной из вас.
Зевс низко засмеялся и радостно хлопнул в ладоши.
— Некоторые любят забывать, кто они
на самом деле, — тонко подметил он. — Признаю, что поступил с тобой жестоко, но это была оправданная жестокость. Артемида, не бывает простых путей, но ты здесь, и я чувствую, как внутри тебя просыпается настоящая сила. Чем ты недовольна?
— Повторяй себе это чаще!
— Ну что ты, — по-отечески протянул Зевс, опуская широкую ладонь на ее плечо. — У нас нет причин для вражды друг с другом.
— В первую очередь у нас нет времени на это, — вмешался Посейдон и с осторожностью поднял собственное творение с пола, стряхивая невидимые пылинки. — Аида позвала меня покончить с нашей общей проблемой. Я, конечно, не преисполнен лживых надежд, но пустыми пререканиями мы ничего не изменим.
— Говори за себя, — выплюнула Артемида и выжидающе протянула руку. — Отец?
Зевс согласно кивнул и перенял украшение из чужих рук, несколько криво цепляя диадему на голову своенравной дочери. Обойдясь без лишних слов благодарности, скалясь, Артемида поправила украшение и с вызовом посмотрела в недобро поблескивающие глаза бога.
— Ты достойна того, чтобы стоять здесь, — в гробовой тишине произнес он. — И гордо нести то имя, каким тебя нарекла мать.
— Ах, достойна? — вспыхнула Артемида, и чуть поколебавшись, со всей силой ударила его кулаком в живот. Не ожидавший такого поворота Зевс безвольно упал в пустоту. Она довольно хмыкнула и, бросив полный ненависти взгляд на окружающих, сквозь зубы процедила: «
Я божество».
И никто из собравшихся не посмел ей возразить.
