В слабом свете настольной лампы Аида пыталась уловить собственное отражение в потертой пудренице «Шанель». Рука нещадно дрожала, и заостренный кончик алого карандаша норовил совершить кривую линию вниз.
Мёрфи постучал для приличия и по-хозяйски вошел в прокуренный кабинет, приветливо махнув рукой. Его не покидало острое чувство грядущего прощания в каждом жесте и случайно оброненной фразе. Он не планировал жить вечно, но отягощающая мысль о скором и неминуемом конце переполняла изнутри состраданием к самому себе.
— Садись, — не отрывая взгляда от зеркала, проговорила она с приоткрытым ртом. Просьба захлопнуть дверь прозвучала бы глупо. Простое на первый взгляд действие уже вошло в привычку. — Ты выпил?
Аида опустила пудреницу и одарила его недоверчивым прищуром.
— Не так уж и много, — потирая непривычно обнаженные предплечья, произнес Мёрфи. — Мы куда-то собираемся?
— Надо в клуб заехать, — уклончиво ответила она и вернулась к собственному отражению. — Там все и обсудим.
— Боишься, что без красной помады тебя никто не узнает? — вяло пошутил он, когда ее рука вздрогнула на контуре верхней губы. Пресловутая «галочка» вышла на редкость кривой. — Кто там вообще следит за всем?
— Марисса. Я ее повысила одним днем.
Аида смела в выдвинутый ящик стола остатки косметических принадлежностей и сцепила пальцы в замок, откинувшись на кожаном кресле. Пластмассовые ножки заскрипели по начищенному паркету. Она учащенно заморгала и потерла усталые покрасневшие глаза.
— Я переусердствовала с ксанаксом. Сядешь за руль?
Мёрфи согласно покачал головой и потянулся к подмигивающей синим огоньком электронной сигарете. Часть жидкости вылилась из картриджа и липла к пальцам. Он крепко затянулся и выдохнул белый пар перед собой, вглядываясь в причудливую дымку, рассеивающуюся в полутьме.
— Тогда поехали, — оттолкнувшись от подлокотников, Аида резко поднялась на ноги и тут же пошатнулась и прикрыла глаза. — Чёрт.
— Эй, — Мёрфи резко подскочил с места и подхватил ее под локоть. — Что с тобой? Возраст дает о себе знать?
— Заткнись, — сквозь зубы прошипела она. — Неудачно поднялась. У тебя с собой ключи? Хотя нет. Лучше в моей машине. Так меньше вопросов возникнет.
Ливень кончился, и от него осталась только водяная пыль в воздухе. Беззвездная тьма черным одеялом затянула кроны деревьев. Двигаясь словно наощупь, разрывая ревом двигателя тишину ночи, Мёрфи пристально смотрел перед собой, теряясь в огнях города. Музыка текла сквозь мысли о порушенной судьбе, девушке которую он оставил в доме с неугомонной сестрицей и о том как было бы неплохо пойти на обгон. Темное время суток подозрительно плохо влияло на него и все порушенные ценности, страдания, размышления умножались вдвое, а то и втрое, делая существование и вовсе невыносимым.
Мёрфи хватался за невидимые лианы, стараясь оттянуть каждый разговор, затрагивающий хоть косвенно одну из больных тем. Ему было тошно думать о Мойрах, чертовски точных предсказаниях, которые уже ощущались на собственной шкуре, о Сибил и таком смутном прошлом и совсем не ясном будущем, где ему не было места.
— Не гони, — резко прикрикнула Аида, потягивая газировку предусмотрительно налитую в спортивный шейкер. — Мы могли бы поговорить.
Она потянулась к автомагнитоле и уменьшила громкость до начального деления. Теперь незамысловатые строки из уст очередной инди-певички терялись в потоках встречного ветра.
«Поговорить».
Поморщившись, Мёрфи несогласно замычал и переключил радиостанцию, увеличивая громкость до максимума. Горло саднило. Сейчас кричать хотелось только ему. Простой глагол, обычное действие вызывало волну ненависти и раздражения. Наговорился со всеми уже. Хватит.
Не сопротивляясь, Аида чиркнула зажигалкой и закурила, скрашивая фильтр алым отпечатком помады. Привычный запах дыма вмиг наполнил автомобильный салон. Аида курила быстро, рвано, чередуя затяжки, поднося сигарету ко рту снова и снова. Страсть к механическим движениям как никогда роднила их.
— Как ты думаешь, — выбросив окурок в открытое окно, Аида вновь потянулась к регулятору громкости, — они поймут, что я это сделала не просто так? Для этого были причины.
— Причина, — поправил ее Мёрфи, голосом выделяя окончание слова. — Сомневаюсь, что на подобные темы тебе следует объясняться со мной. Тот, кто любит Эдриана, — он запнулся и нервно облизнул губы, — тебя простит. Об остальных разве впору беспокоиться? У тебя всегда были своеобразные методы решения проблем.
— Будто бы ты не сделал то же самое! — вспыхнула она и сжала в руке шейкер. По пластмассовому горлышку поднялась светлая жидкость. — Наверняка уже придумал, как спасти свою Андреа.
— У меня нет детей, — хмыкнул он и завернул на крытую парковку. — И никогда не будет. Остальное, Аида, тебя уже не должно касаться.
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне.
Мёрфи пробубнил банальное: «прости», и с тоской посмотрел на некогда родное детище. От тревожного алого света впервые стало не по себе. Тени и призраки выметались на вечернюю улицу сквозь массивные двери.
Он входил через них бесчисленное количество раз, и никогда не придавал особого значения ни этому помещению, ни творящимся бесчинствам внутри него. Поначалу его роль в еще одном успешном проекте четы Ньюман была крайне ничтожна. Аида подобно доброй, мать ее, фее-крестной подкинула подработку, поинтересовавшись карманными расходами и планами на затянувшееся знойное лето перед университетом. За каких-то пятнадцать долларов в час следовало принимать товар, полировать мебель и следить за исправностью всей техники. Последнее было самым бесполезным.
Мёрфи завернул в сторону служебного входа и кивнул на то место, куда следовало приложить магнитную карточку. Все ценные документы покоились в карманах куртки, брошенной в гостевой спальне Ньюмановского притона.
— Ты сегодня налегке, — скорее для себя самой произнесла Аида и вытянула из кармана именную карту. — У меня есть дела, пока побудь с остальными и посмотри, чтоб не захмелели.
На танцевальной площадке яблоку негде упасть. Девицы, сменившие тонкие платья на бретелях на короткие топы с длинными рукавами терлись друг об дружку, подвизгивали, словно свиньи в загоне, поднимали потные руки над головой и хлопали как на каком-то концерте. Это меньшее, что они могли сделать в разгар химического веселья. С двух «флегетонов» их неокрепшие организмы уносило хлеще, чем с дорожки паршивого порошка.
Иллюзия и действительность слились под покровом «Underworld» настолько прочно, что превратились в некую новую субстанцию, пограничье между его миром мёртвых и живых.
Марисса скучала в стороне, чинно не занимая его прежнее место, лучшее в зрительном зале. Короткая кожаная юбка сменилась обтягивающими брюками, а пережжённые укладками рыжие волосы были собраны в растрепанный высокий пучок. Несколько прядей уродливыми паклями обрамляли ее пепельно-серое лицо.
Мёрфи щелкнул двумя пальцами у нее над левым ухом и натянуто улыбнулся, позволяя приветственно повиснуть у себя на шее. В нос ударил терпкий запах роз и ириса — Шанель. Кажется, все знакомые ему женщины решили отдать дань уважения творениям мадемуазель.
— Я так давно тебя не видела, — она коснулась накладными ногтями очертания змеи на руке. От подобного действия Мёрфи ощутил себя особенно уязвленно в этой чертовой футболке с чужого плеча. — Внеплановый отпуск? Впрочем, ты не пропустил ничего нового. Здесь время, кажется, вообще остановилось.
Он покосился в сторону бармена уверенно взбалтывающего шейкер одной рукой. Его суровое лицо одновременно выражало и злобу и боль. Плескавшаяся ненависть застыла в глазах. Две обезумевшие девушки, перегнувшись через стойку, оголяли грудь, языком имитируя оральный секс.
— Да, мы всего лишь зрители, — разочарованно хмыкнул Мёрфи и бегло осмотрел толпу вокруг. — Проклятые Богом зрители, достойные, разве что зависти, потому что нам не велено участвовать в этом Содоме. Правда, я пришел здесь не исповеди читать, любовь моя. Ты мне должна кое в чем помочь.
Марисса недовольно сморщилась и потянулась к вапорайзеру, болтавшемуся на черной ленте подобно удавке на шее. Затянувшись приторным паром, она покачала головой в такт оглушительным басам. Недовольна. Губы скривились, обнажая покрытые желтоватым налетом передние зубы.
— Надо было сразу догадаться, что ты притащил свою задницу не ради поздравления с повышением, — бывшая официантка, взявшая на свои плечи обязанности всего руководства, повторно затянулась и зашлась в приступе сухого кашля. На электронном устройстве для курения показались капельки вязкой слюны. — Что у тебя там? Не думай, что можешь втянуть во что-то нелегальное и противозаконное. Я планирую проработать еще месяц-два и съебаться подальше отсюда. У меня так-то все наладилось в жизни.
Она ненавязчиво потрясла тыльной стороной левой руки перед его лицом. На безымянном пальце поблескивало дешевое кольцо с россыпью мелких полудрагоценных камешков. Кажется, все вокруг него резко решили стать счастливыми: Гефест спелся с Афродитой, Антерос подозрительно тесно общался с Химерой. Даже Марисса, блядь, вернулась к бывшему торчку, которого проклинала каждую смену минувшего лета.
— Пойдем, расскажу, — он потянул ее в сторону служебного выхода, вынуждая выловить первую попавшуюся на глаза официантку и оповестить властной фразой: «сейчас вернусь». — Тебе идет эта должность. Ты прямо на своем месте.
— Не заигрывай со мной, — чуть хриплым голосом, оборвала она. Прислонившись затылком к тяжелой металлической двери, она тяжело задышала и кончиками пальцев надавила себе под ребра. Никто не предупреждал, что работа в самой преисподней выкачивает жизненные силы подобно раковой опухоли. — Чего хотел?
Мёрфи ловко отцепил ее чудо-прибор с шеи и брезгливо стер остатки слюны о край футболки. На сером трикотаже осталось маленькое пятнышко иссиня-черной помады.
— Всегда знал, что ты быстро схватываешь, — он уткнулся в мобильный телефон, обхватив губами вапорайзер, не спеша сделать сладкую затяжку. — Вот она, — Мёрфи выставил экран смартфона перед ее лицом, — приедет сюда. Завтра-послезавтра. Не знаю. Прикрой ее, ладно? Просто мне важно знать, что она будет в безопасности. Больше ее спрятать негде.
Марисса недоверчиво перехватила телефон и несколько раз постучала пальцем по потертому экрану. Между жирно подведенными бровями залегла тонкая складка. Вернув смартфон, она с любопытством посмотрела ему в глаза и несколько кокетливо улыбнулась, склонив голову на бок.
— Это и есть твоя великая любовь? Лицо у нее знакомое какое-то. Я её определенно видела.
— Удивительная память на лица, — саркастично похвалил Мёрфи и недовольно цокнул. — Никому ничего не говори. Это только между нами.
Марисса согласно кивнула и приложила именную магнитную карточку к входной двери.
— Мёрфи, стой! — она перехватила его за оголенное предплечье и потянула на себя. — Тут дня три подряд крутится эта женщина. Такая, — прежняя официантка пальцами показала на шею, позабыв нужные прилагательные для описания внешности. — Ты понял кто. Сивилла или как ее там. Она спрашивала про тебя.
Вот же сука.
Мёрфи нашел Аиду в собственном кабинете. Она любовно и отчасти скрупулезно перебирала живые цветы. Застоявшаяся вода в вазе истончала омерзительный душок. Никто не появлялся здесь как минимум дня четыре.
Кондиционер гудел. На столе покоился относительно свежий номер «Таймс» с громким заголовком на первой странице: «Техас — будущее абортов в Америке». Многообещающе.
— Встретил Сибил, — без лишней официальности оповестил Мёрфи и рухнул в хозяйское кресло. Искусственная кожа синего цвета обожгла холодом обнаженный участок шеи. — Передает тебе привет.
— Я видела по камерам, — хмыкнула Аида и с хирургической точностью отрезала кончик стебля под нужным углом в сорок пять градусов. — Чего ей нужно?
— Клялась уничтожить то, что я знаю и люблю, — он развел руками, — ничего нового. Я посоветовал ей поменять пластинку. Уже который год не может придумать новую угрозу.
— Мы собрались обсуждать не Сибил, — напомнила Ньюман и расправила тонкие желтые лепестки бутона розы. — Что тебе наговорили Мойры? Не вздумай оправдываться. Я знаю, что ты навещал их в начале сентября.
Ничего, блядь, от нее не скрыть.
Мёрфи запрокинул голову назад, блуждая усталым взглядом по «небесному раю» Доре. Наполненная огнем верхняя часть неба — эмпирей — никак не вязалась с ледяной кобальтовой подсветкой, лентой тянущейся по несущей стене.
В бесконечности среди душ блаженных созерцающих Бога, если верить изгнанному бедняге Данте, ему вряд ли выдастся шанс оказаться, а вот напротив владычицы самого низшего из низов хоть сейчас.
— Смерть — не очень быстрая и мучительная. Айса хочет, чтоб я перебежал к ней, но я, конечно, останусь верен тебе, ведь дал клятву и всякое такое. Ты же такой ответ ожидаешь услышать?
— Перестань кривляться, — она заняла соседний стул и постучала ногтями по запылившемуся эбеновому дереву. — Меня не особо впечатлил тот бред, который Айса сказала Артемиде. Эту высокопарную чушь я давно не воспринимаю всерьёз. Что у нас уже было однажды?
— Тебе все перечислить или сама вспомнишь? Мы уже убивали друг друга, сражались с неверными Зевсу и, разумеется, наша любимая — «Титаномахия». Айса уверена, что титаны снова будут на свободе, а вероятность нашего выигрыша без объединения с компанией Пирса неумолимо катится к чертям. А вот как именно откроются врата в Тартар,
моя дорогая госпожа, уже неизвестно. Слишком много возможных сценариев и ко всему мы так и не выяснили кто предатель. Как можно провести ритуал, не подозревая, откуда ждать нож в спину?
Аида шумно вздохнула и потерла кончиками указательных пальцев пульсирующие виски.
— У тебя же есть свой список? Мы уже выяснили, что это не Джейсон и не Посейдон, хотя сомневаюсь, что последний останется с нами, если придется выбирать между сыном и правдой. Это точно не Аполлон и не Эдриан. Гермес? Слишком он хилый, чтоб быть предателем. В Гефесте я не сомневаюсь, как и в Коре. Артемида? Афродита? Деметра тоже нет. Она слишком дорожит своей шкурой, чтоб вступать на шаткую тропу войны. Арес? Я склоняюсь к нему и иногда подумываю о Гере. Она очень быстро перешла на нашу сторону как будто само собой разумеющееся. Гера — жена Зевса и не может выступить против Олимпа.
— Мы просто пытаемся угадать, — разочарованно произнес Мёрфи, шумно передвигая шариковые ручки в органайзере с канцелярскими принадлежностями. — В конце концов, нас ждет разочарование, что наши теории оказались далеки от происходящего. Я знаю точно, что это не Артемида, — уловив замешательство на лице Аиды, он махнул рукой перед ее лицом и продолжил, не давая возможности вставить и слово в противовес, — будем честны хотя бы друг с другом — она абсолютно бесполезная. Ты боялась, что все повторится, она переметнется к Пирсу и остальным, но пара бесцельных жизней, взяли свое. Артемида потеряла остатки воинственности и саму себя.
— Ты просто защищаешь ее, — вспыхнула Аида и потянулась к стальной крышке контейнера для зубочисток. При нажатии на серебряную голову Горгоны показались сигареты. Умно. — Я могу также сказать и про Персефону. Последние лет двести от нее ничего кроме жалоб и трат не поступало.
— Разбирайся со своей возлюбленной сама, но посмотри правде в глаза. Хоть раз в жизни, Аида! Кора давно отдалилась от тебя, а Артемиду я пасу почти две недели и прекрасно вижу и слышу ее проблемы с самоидентификацией и принятием. Она уже давно не воин и эта показушная сцена на Олимпе тому подтверждение. Я бы поставил на Афину, но знаю и эту девчонку, Рамону. Абсолютно потерянное существо в пространстве! Олимпийцы — одно название для группки сумасбродных детишек, которые с трудом могут дать отпор преподавателям, но никак не титанам. Мы бессильны против них.
— Ну, твоя Сибил быстро бы с ними расквиталась, — подрагивающей от раздражения рукой, она не могла с первого раза чиркнуть колесиком зажигалки, выбивая искры снова и снова, — если бы не была одной из них. Дьявол!
Аида отшвырнула зажигалку в сторону и сломала сигарету пополам.
— Успокойся, — усмехнулся Мёрфи, подумывая потянуться за собственной зажигалкой, если бы не оставил две работающих в кармане куртки. — Пускай это будет Арес и Гера. Завтра я зайду к ней в кабинет, поищу, чего ценного может скрываться в ящиках ее стола. Афродита слишком глупа, чтоб прикидываться овцой среди нас, а после бежать к любовнику.
— Может на это и делается весь упор? — Аида устало откинулась на спинку стула и нервно потерла обручальное кольцо на пальце. — Мы обесцениваем ее интеллектуальные способности, а она в это время бегает за Аресом. Расстались ведь они на не самой положительной ноте или мы так думаем.
— Я присмотрю за ней. Довольна?
Мёрфи бесцельно прогулялся по утопающим в алом свете служебным коридорам. Слышно было, как в комнате для персонала лающим голосом, переходящим на визг, ругалась со своим возлюбленным очередная официантка. Он заглянул туда в самый разгар телефонной ссоры и любовно глянул на собственный угол, где на кожаном диване все еще покоился смятый флисовый плед.
Криво сложив его пополам, Мёрфи невольно усмехнулся воспоминаниям о том бесчисленном множестве раз, когда заваливался в эту душную, пропахшую лаком для волос и дезодорантом для ног, комнату, накрывался с головой синтетической тряпкой и быстро засыпал, не думая ни о чем кроме отвратительной ломоты в теле. Этот простой, немного детский жест неповиновения казался ему важным, а теперь все неумолимо катилось к финальной черте.
Он осторожно вышел из служебной каморки аккурат в ту секунду, когда раздался громкий всхлип, притворил дверь и поспешил к парковке, планируя вздремнуть на переднем сидении.
***
— Может, ты неправильно истолковал слова Мойр?
Аида порывистым движением выключила магнитолу, не дожидаясь, когда очередной незамысловатый мотив ударит по вискам. Дождавшись, когда автомобиль вырулит на главную улицу, она неуклюже стянула с себя громоздкие туфли и совсем не женственно принялась разминать распухшие пальцы ног.
— А чего там истолковывать? — Мёрфи постучал пальцами по подоконному выступу. — Айса вполне прямолинейна в своих высказываниях. Не пойми меня неправильно, но я не горю желанием об этом говорить. Да и вообще разговаривать, честно говоря.
Закусив нижнюю губу, Аида кивнула в знак согласия, принимая негласное поражение. Убеждать и уж тем более переубеждать занятие бессмысленное и утомительное. Конечно, следовало ожидать, что история ее семьи, затянувшаяся трагедия, разыгранная в тысячу актов, продолжится и здесь. Почему в Нью-Йорке двадцатых годов двадцать первого века все должно было сложиться иначе?
Бегло взглянув на собственный дом, она помедлила с выходом из автомобиля, прижимая туфли к груди, словно неугомонного ребенка.
— Мне жаль, Мёрфи, — тихо произнесла Аида, не решаясь посмотреть ему в глаза. — Правда. Ты был, наверное, единственным, кто пытался меня понять. Мне больно от одной только мысли, что… Твоя смерть это самая большая потеря в сложившейся ситуации.
Он ничего не ответил. Извечное желание подшучивать над каждой серьезной и не очень ситуацией, театральные ухмылки и смешки отступили. Аида уже прощалась с ним, не дожидаясь конца, зная, что гордость и образ властной госпожи, выстроенный хрустальным гробом вокруг нее, не должен дать трещину. Промокнув влажные глаза, она хотела было сказать что-то еще, но ограничилась театрально тяжелым вздохом.
Этой ночью Мёрфи попрощался с клубом, королевой подземного мира и гудящими американскими улицами. Ему стало тошно, но разве был другой выход?
Вокруг было тихо. Он приоткрыл дверь, передал в прежнем молчании ключи и еще раз прислушался. Так и есть — ни единого звука.
Быстро, держась очень прямо, Аида поднялась по лестнице и уже на последней ступени вихрем обернулась назад и кивком приказала следовать за ней. Мёрфи повиновался, предварительно вытряхнув с десяток окурков из автомобильной пепельницы. Пусть Каллисто отвлечется от прислуживания богоподобным ублюдкам и прибегнет к услугам горничных.
Он прошмыгнул по осиротевшей лестнице почти как пару часов назад и теперь закрыл дверь на два спасительных оборота. Аида нелепо похлопала его по щеке. Ее, очевидно, пронзила гнетущая истина — начать ценить, только осознав неминуемую потерю.
В столовой послышались приглушенные голоса. Ложка лязгнула по керамике.
— Вы чего не спите? — злобно шикнула Аида и с грохотом оставила туфли на кофейном столике, возвращенном на прежнее место. — Эдриан?
Кутаясь в махровый халат до щиколоток, Андреа воровато оглянулась, нервно улыбаясь краешком губ, будто бы в ночных посиделках было что-то зазорное. Босые розовые ступни терлись о металлическую ножку высокого стула.
— А мы разговаривали, — неуверенно произнесла она и отодвинула тарелку с хлопьями ближе к Эдриану. Глаза боязливо забегали по окружающим предметам. — Мне снятся кошмары.
— Ну, надо же, — Мёрфи с самым представительным видом во всем своем арсенале вошел в столовую и приобнял ее со спины, зарываясь носом в пропахшие гостиничным шампунем волосы, — стоило оставить принцессу и ее замучили кошмары. Но вот я здесь и можно вернуться.
Андреа глупо улыбнулась и попыталась отстраниться, втянув шею в плечи, точно от щекотки. От недоверчивого взгляда Эдриана хотелось закрыть лицо руками. Некогда лучший друг и бывшая девушка под крышей его собственного дома — хороша картина. Ничего не скажешь.
— Это моя футболка? — с сомнением произнес хозяин дома, рассматривая знакомый серый трикотаж.
— Твоя. Надел первое, что попалось под руку. Не волнуйся, лично постираю и верну на место.
Криво скалясь, Мёрфи и сам хотел ударить себя по лицу, не понимая, к чему устраивал этот цирк, но терпеть Ньюману оставалось недолго. Скоро бедняга вернет себе и кредитку, и футболку, и девушку и законную власть в Аду.
Не вслушиваясь и даже не пытаясь понять происходящее, Аида энергично обошла стойку и потянулась к знакомому шкафчику с теплой выпивкой. Запасы редели на глазах — самой приличной оказалась запечатанная бутылка ликера.
— Раз уж вам не спится, — она достала из посудомоечного шкафа стакан, — я позволю себе выпить.
— Ксанакс, — деловито напомнил Мёрфи. Волшебное слово не подействовало, и он добавил, — плесни и мне тогда. О чем разговаривали?
— О жизни, — подвел черту Эдриан и вернул оставшиеся хлопья с молоком в холодильник. — Много о чем, — Андреа вяло попыталась вставить крутившееся на языке ненавистное имя, но оказалась подавлена громким шёпотом Ньюмана. — А вы как съездили?
— Да никак, — сделав глоток теплой темно-коричневой жижи, отмахнулся он. — Сибил передает пламенный привет. Все никак не забудет дорогу в клуб. Выжидает. Гребаная сука.
— Ясно, — хмуро отозвалась Андреа и соскользнула со стула, едва не путаясь в длинных полах халата. — Я, пожалуй, пойду.
— Расходитесь. Вам еще в университет утром, — вынесла вердикт Аида, любовно поглаживая стеклянное горлышко бутылки. — Но не ты, Эдриан. У меня к тебе еще есть пара-тройка вопросов.
***
В гостевой спальне все осталось на прежних местах с одним только исключением — к его сброшенной рубашке добавилось смятое в углу некогда белое платье. Из вывернутого ящика комода виднелись сложенные в ряд серые футболки и нижние майки.
— А «Эта» где? — уточнения были лишними.
— Я ее выгнала, — стыдливо призналась Андреа, развязывая халатный пояс. — Ну, вернее «выгнала» — громко сказано. Просто отправила спать в мою прежнюю комнату.
— Ты ее выгнала? — Мёрфи громче нужного засмеялся, запрокинув голову, и притянул ее к себе ближе за талию. — Моя принцесса. Я бы вернулся раньше, если б знал, что ее здесь нет.
Кэмпбелл выдавила скупой смешок, но все же ответно прижалась крепче, устраивая подбородок на чужом плече.
— От тебя разит выпивкой и «Шанель». Не знаю чем больше.
— Мы же не позволим Антеросу с его запойным алкоголизмом сместить Диониса с его почетного места? Конечно, я пытаюсь, как могу. Причем за нас двоих. Не дадим ему увести победу у нас из-под носа, верно? — Мёрфи перевел все в шутку. Как и всегда. — Остальное это Аида и ее фокусы.
— От нее скорее веет смертью.
Андреа чуть отстранилась и недоверчиво покачала головой. Химера наговорила ей гадостей, а портить момент очередными нападками и копанием в биографии не хотелось. Мёрфи все равно будет молчать, сошлется на тысячное «потом», а той информацией, которой ее снабдил Эдриан достаточно, чтоб скрасить ночь громким скандалом и пустыми слезами. В задницу и Сибил, и Пирса, и всех их братьев и сестер вместе взятых.
Лучше вернуться к тому месту, где они остановились, пока Химера настойчиво не постучала в дверь.
— И то верно. Знаешь, — тихо произнес он, — есть один фильм, в котором главный герой сокрушался на одну вечную тему, — Мёрфи мягко коснулся губами ее шеи, пальцами подхватывая тонкое кружево нижнего белья. Плотная лента бретели бюстгальтера соскользнула по крепкому девичьему предплечью. — Мы никогда не знаем, когда в последний раз занимаемся сексом. Это грустно? — вопрос риторический и бессмысленный. — Я хочу поставить точку в этом деле.
— Ты о чем? — широко распахнув глаза, испуганно прошептала Андреа, скользя руками по его телу. — Ты думаешь, что это последний раз?
— Тц.
«
Этого больше не будет» — пульсировало навязчивой идеей в голове.
«
Ты больше никогда не коснешься ее. Ты умрешь. Айса была так чертовски права. Как и всегда».
Он несильно толкнул ее на кровать и опустился на колени, пусть и поклялся никогда этого не делать. Не перед теми, кто могущественнее в сто крат. Мёрфи осторожно поцеловал ее щиколотки, представляя сколько раз эти прелестные, сильные ноги коснутся бренной земли, согнутся под тяжелыми и властными шагами. Кожа мягкая, голени гладкие, но местами чувствовались короткие светлые волосы — результат порывистого бритья днями ранее перед первым и последним свиданием.
«
Я больше никогда не коснусь тебя. Никогда не увижу тебя».
Крепко зажмурившись, Мёрфи провел языком по прохладной внутренней стороне бедра.
— Я бы всегда целовал тебя, — сдавленно произнес он вслух, коря себя за излишнюю разговорчивость. — Продал душу снова, чтоб провести с тобой вечность.
— Я…Я не понимаю тебя, — задыхаясь от нахлынувших эмоций, проговорила Андреа, приподнявшись на локтях на кровати. — Мёрфи.
Голос предательски вздрогнул на его имени — родном и чужом одновременно.
Он ловким движением стянул чужую футболку через голову, порывисто зачесав волосы назад, и положил горячую ладонь на чашечку бюстгальтера, вынуждая лечь обратно на кровать. Помятая простынь, уродливо топорщась, сбилась под ее телом.
— Лежи тихо, — прохрипел Мёрфи и бесцеремонно стянул с нее лишний предмет одежды.
— Не нужно, — запротестовала она, но вышло крайне неубедительно. Голос перешел на писк. — Я… Я не поклонница подобного.
Андреа стыдливо прикрылась руками, пытаясь сжать ноги крепче, и ненамеренно зацепила его скулу, проклиная себя за неповоротливость. Страх и нежелание светить телом взяли верх, и она попыталась перевернуться на живот, перехватить его за шею и потянуть на себя только не переходить невидимую черту в отношениях.
Чертыхнувшись, Мёрфи отстранился и приподнялся, наклоняясь ближе к раскрасневшейся мочке уха.
— Ты же мне доверяешь, — искусителем прошептал он, едва касаясь губами нежной разгоряченной кожи. — Я бы никогда не сделал тебе больно или неприятно.
Спустившись ниже к шее, он оставил невесомую дорожку из поцелуев и вернулся к полуоткрытым губам, настойчиво впиваясь своими, языком касаясь идеально ровных зубов.
— Д…Да, доверяю, — Андреа нерешительно кивнула, смотря в его глубокие, помутненные первобытными инстинктами глаза. — Ты, в самом деле, хочешь этого?
— Блять, — он недовольно прикрыл веки и коротко коснулся ее губ. — Я хочу тебя всю. До кончиков пальцев.
Она неуверенно раздвинула дрожащие от напряжения ноги и кивнула, не решаясь посмотреть на него снова. Чувство незащищенности и необоснованного страха сплелись воедино, твердя, что это неправильно. Весь секс — оральный или нет, все вокруг неправильно, когда они в доме не одни, а за тонкой стенкой находится кто-то еще, кто может услышать, посмеяться над ней, осудить за спиной как рушится многовековая броня, губительная по своей силе речь о целомудрии.
О каком, блядь, целомудрии Андреа думала раньше? Ее разум и сердце неотделимы и одна часть всегда будет под властью человеческих страстей — таких нужных, низменных и родных, пока холодный разум Артемиды будет противиться всему постороннему. К черту. Пусть он делает то, что считает нужным, пока она не в силах даже взглянуть на него, страшась от мысли как это (комично ли?) выглядело со стороны.
— Ты, — сбивчиво проговорил он, склонившись к ней ближе, — это вся моя жизнь, Андреа Кэмпбелл. Я, блядь, ни на секунду не пожалел, что когда-то расстался с вечностью, чтобы провести ее с тобой.
Андреа тихо всхлипнула и зажала рот рукой, чувствуя, что еще немного и расплачется. Разве она не знала эту правду все время? Учащенно заморгав, она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на ощущениях, понимая, что этими слезами все только испортит. Мёрфи просил ее не плакать. Не из-за него. Он ведь еще не умер.
— Боже, — еле слышно прошептала Кэмпбелл, ощущая острую необходимость в бесполезной сделке с богом. Есть ли смысл обращаться к кому-то вышестоящему, иллюзорному, когда ты сама, мать твою, богиня? Беспомощная и ничтожная чтоб спасти кого-то нужного, чтоб противостоять отцу. —
Боже.
Второе упоминание Господа вызвало бережное, почти неопытное прикосновение шершавым языком к чувствительной, пульсирующей коже промежности, растворившее все мысли о мессе, зажжении свеч и прочих атрибутах бессмысленных афер без капли религиозности.
— Никаких богов, — хмыкнул он. — Только я.
Андреа натянуто улыбнулась и сомкнула покусанные губы в тонкую линию, цепляясь трясущимися конечностями за ткань простыни. Дешевый трюк как во всех слезливых мелодрамах, частью которых она почему-то стала в последние две недели.
Липкие пальцы проскользнули вверх по впалому животу, задирая лифчик куда-то к горлу, остервенело сжимая грудь, цепляя набухшие соски. Язык плавно проник чуть глубже, отчего Кэмпбелл невольно сжалась, прикрывая глаза от наслаждения.
Сердце быстро забилось. Кровь громко застучала в висках, а весь криво выбеленный потолок застилал круживший голову туман. Чуть ли не впившись зубами в тыльную сторону запястья, Андреа шумно задышала, подавляя постанывания, выходившие из нее странным шипением вперемешку с мычанием.
— Так уж плохо? — больно весело усмехнулся он, коснувшись губами бедра. — Я уж понадеялся, что хоть в этом хорош.
— Да заткнешься ты или нет, — злостно выдохнула Андреа и вслепую потянулась к застежке лифчика. Косточки, впившиеся в кожу, оставили алые отметины. — Блядь.
— Хочешь, я порву его на тебе? — выпрямившись, предложил Мёрфи, одной рукой расстегивая ремень на брюках. — Вполне романтично.
— Этот самый приличный из всех, — запротестовала она и, сплюнув, пораженно выдохнула. — Плевать, рви. Пока я не сделала это сама.
Одним рывком тонкая синтетика с треском рассыпалась, спадая вниз, подобно оковам, сдерживающим от всего безумия, расцветающего в ее разуме.
Андреа томно вздохнула и перекинула на одну сторону волосы, неприятно налипшие на вспотевшую спину. Замявшись на мгновение, она провела руками по собственному обнаженному телу не в силах сделать ни первый шаг, ни вымолвить и звука. Весь ее гребаный мир сузился до одной душной комнаты, измятой до ужаса постели и то, что оставалось за стенами уже перестало иметь значение. Да ничего, блядь, не имело значения. Даже отдававшаяся эхом оброненная фраза о вечности, бессмертии и ответом на столь волнующий вопрос в прошлом.
— У тебя что, ступор? — пользуясь моментом, Мёрфи стянул с себя жмущие брюки и втоптал их пыльными ступнями в пол. — Такая тоска во взгляде.
Андреа резко выпрямилась и повела плечами, опираясь на ладони. На ее раскрасневшемся лице промелькнула тень растерянности сменившейся почти детской обидой схлестнувшейся со злостью.
— Ты это серьезно? Теперь ты решил поговорить? Прямо сейчас?
Мёрфи аккуратно поддел ногтем серебряную застежку наручных часов и потряс запястьем, сбрасывая еще один лишний предмет в ворох одежды. Неумолимо ускользающее время, которое они пытались обхитрить, вырвать еще пару дней или часов для некоторых потеряло свою ценность в эту бесконечную ночь.
Склонившись ниже, он крепко вцепился в ее плечи, надавливая назад и возвращая в прежнее положение. Андреа тихо пискнула не в силах пошевелиться под навалившимся на нее телом. Никакой возможности скорейшей капитуляции, обиженно закатанных глаз и стыдливо скрещенных на обнаженной груди рук.
— Я подумывал трахнуть тебя круче, — горячий шепот обжег мочку уха, — чем принц из сказки о какой-нибудь Спящей красавице, но если ты хочешь…
Возмущенно завертев головой, чувствуя, как волосы неприятно путаются и налипают на шею, она закрыла ладонью его на редкость болтливый рот.
— Ты такой, — Андреа невольно закатила глаза, подбирая нужные слова, но все же не сдержавшись, беззлобно засмеялась. — Мерзкий.
Усмехнувшись ей в ладонь, Мёрфи убрал руку и крепко переплел их пальцы.
— Я знаю. Но тебе же нравится, — не спрашивая, а констатируя как данность, произнес он. — Или нет?
— В этом-то вся и проблема, — недовольно пробормотала Кэмпбелл.
От пристального взгляда хотелось зажмуриться, смущенно посмотреть куда-то еще, но Андреа никак не могла оторваться от собственного отражения в расширенных зрачках. Его бледное лицо оказалось в такой пугающей близости — всего пара дюймов — и каждый неприметный шрам, тонкая нить мимических морщин от бесконечного прищура и недовольства были перед ней как на ладони.
— Лично я не вижу в этом никаких проблем, — еле слышно прошептал Мерфи, прежде чем увлечь в самый томный и бесконечно долгий поцелуй в своей жизни. —
Принцесса.
Воздух, пропитанный близостью, искрится от напряжения, а за окном слышится новый раскат грома. Тяжелые капли разбиваются о крышу и кафель прилегающего к соседней комнате балкона. Жмурясь как от боли от настойчивых, влажных губ, спутанных под пальцами длинных волос, хватаясь за этот момент, Мёрфи надеялся почувствовать вечность, пробыть в этой бездне, раствориться в ней как можно дольше, сохраняя исступленное удовольствие в каждом движении.
«Теперь и умереть можно», — соврал он самому себе, сгорая от внутренней агонии разгорающейся все сильнее, когда Андреа шептала его имя, зарываясь лицом в шею, оставляя рваные влажные поцелуи.
Сколько бы времени он не провел с ней в кровати или, ссорясь в прокуренном автомобиле, прячась в тесном шкафу грозного преподавательницы или в свете ярких люстр маленького ресторана в центре города — этого будет мало.
Непозволительно, несправедливо мало.
