***
Прихорашиваться, конечно же, Мёрфи не планировал, но почему-то смиренно покорился её власти, не желая привыкать к иному и доживать последний отрезок времени с-в-о-б-о-д-н-ы-м. Наивысшая точка страданий казалось осталась позади и человеческая оболочка пересилила чудовищную природу. Ошибочно было бы верить, что это останется с ним навсегда. Равнодушно перехватив еще свежий пучок лучины, он осторожно вошел в собственный закуток, где не появлялся последнюю вечность с момента пробуждения. Артемида здорово здесь похозяйничала — пол устлан зеркальными осколками и клочками каштановых волос — все еще пахло ею и это, пожалуй, было лучшим. Брезгливо пнув один из осколков, Мёрфи опустился на настил и потянулся к уцелевшему локону у лохани. В тусклом свете лучины волосы блестели не больше чем солома, и все же он помедлил: воровато покосился в сторону казематов и спрятал локон под овечьей шкурой. Глупо, наверное, умирать и жалеть о том, что беспощадно ускользнуло от него. Тихо ухмыльнувшись, Цербер вновь потянулся к локону. Несколько тонких нитей затерялись в грязи, стоило только соскользнуть на пол. Поджав губы, он еще раз повертел между пальцев то, что некогда напоминало идеальный локон и ослабил хватку. Бурное чувство — не любви или страха, но беспредметного волнения вспыхнуло под ребрами, но тут же потухло. Последняя ниточка — как же схоже! — порвалась между его прошлым и гнусным настоящим и жалеть больше не о чем. Посмеиваясь над абсурдностью, не желая вдумываться в каждую проносящуюся в сознании мысль, Мёрфи зашелся в приступе сухого кашля, промокнул губы тыльной стороной ладони и прислонился затылком к стене. Прикрыв глаза, он пытался вытеснить настоящее и позабыть о бесконечном зуде или бесконечном скулеже в недрах темницы, выдумав другую реальность. Ужасы Подземного мира вкупе с хаосом сопоставимы с последствиями буйной вечеринки. Прохладный подвал дома какой-нибудь хорошенькой одноклассницы, размеренное жужжание вентилятора и шорох проезжающих автомобилей. Не надо бы культивировать это, но и переживать ночь за ночью становилось труднее. Невыносимей. Точно блуждать в коридорах лабиринта Минотавра, натыкаться на собственное отражение, разбивать его и снова искать причудливую лазейку. Не прекращаемая усталость вновь взяла верх. В неразличимом мираже, покачивающейся и кренящейся на бок реальности, где был и комфортабельный подвал чужого дома и хриплый смех кого-то очень знакомого, Мёрфи позволил течению подхватить его, и почти не сопротивлялся, подставляя лицо в ожидании отрезвляющих пощёчин. Он интуитивно перебирал имена всех, кто мог бы оказаться рядом, сочинял облик, задыхаясь от внезапно настигнувшей боли. Кажется эту ночь уже не пережить. Хорошо. Разум подкинул с дюжину ярких образов, обрывков того, что было и только могло быть. Бескрайние поля и струящийся изумрудный шёлк, лязг бокалов и перезвон пивных бутылок, первое Рождество и то неловкое, щемящее чувство, когда она впервые его поцеловала. Ни один секс, ни один поцелуй в дальнейшем не шел в сравнение с тем, что было когда-то и очень давно, тысячелетия назад. Мягкое похлопывание по подбородку и сладость момента вытеснила травянистая горечь, пеной набухавшая во рту. Слепая блажь спала. — Сука, — зловещий шёпот почти над самым ухом и длинные, крепкие пальцы впились в линию челюсти, тряся из стороны в сторону. — Сука. Я же не дам тебе сдохнуть так глупо. Все темное и нереальное вдруг оказалось вытеснено на задний план белым пятном мельтешившим перед его лицом. Что-то волшебно-прекрасное, точно сотканное из холодного света полной Луны, но пропахшее знакомым до одури запахом приторной гнильцы. Не то хаос играл злую шутку, не то собственное воображение тронутое длительной разлукой, но будто бы туман, что так плотно сковывал сознание, вмиг рассеялся. Непривычно длинные и кудрявые волосы, почти прозрачный хитон и янтарно-звериные глаза, пронизывающие насквозь, отвлекая от синюшных губ утопленницы. То же имя! Тот же облик, похороненный под грузом бесполезных воспоминаний юности. Нежная грусть по безвозвратно ушедшим дням и благодарность, затмившая собой и свербящее чувство первого и самого трудного долга. — Молчи, — острый ноготь в пугающей близости мелькнул перед его глазами. — Сама не знаю, что на меня нашло. — Я и забыл, что ты такая. Неряшливо встряхнув головой, шипя от злости, Сибил перекинула волосы на одно плечо, оголяя изуродованную волдырями кожу. Щиплет. Будто бы что-то вспомнив, она запрокинула голову, но тут же опустила и крепко зажмурилась. — Прошу тебя, давай без лишних… — слова «сентиментальность» и «извинения» вертелись на языке, но Сибил с присущей чуткостью отвергла оба, неряшливо опускаясь на колени перед настилом. — Ты… Хаос отыгрался на тебе с лихвой, уродец. Мёрфи криво усмехнулся и удовлетворительно кивнул, словно это едкое замечание принял за комплимент. Для пресловутого и тошнотворного «долго и счастливо» не хватало одного — принять свой облик, не пытаясь наступить на горло. Сибилла своим примером (вероятно и не без участия Аиды) пыталась натолкнуть на истинный путь, но выходило скверно или точнее никак. — Что ты здесь делаешь? — вопрос очевидный и, пожалуй, самый важный. — Кто тебя прислал? Нахмурив нос, Сибил беззлобно ударила его по лбу ладонью и хмыкнула: — Никто. Я не подневольная, чтоб исполнять все пожелания Пирса или еще кого-то. Он смерил ее насмешливым взглядом полным подозрительности. Может в своей группке они и любили обсасывать собственную свободу, а после склоняли головы и беспрекословно выполняли поручения старших. Впрочем, не ему было судить о сломленной воле и свободолюбии. — И зачем пришла? Хлопнув себя по коленям, Сибил выпрямилась и повела плечами. — Мне стало скучно. — Надо же, — ирония в голосе вышла паршивой, учитывая, что следовало бы похвалить, но не за собственное спасение, разумеется, а… — Неужели? — По пути сюда я встретила твою дуру, — на последнем слове она скривилась и с характерным хлопком сцепила пальцы обеих рук, — и… Подожди-ка, не вижу на твоем глупом лице беспокойства и выкриков об особенности и неповторимости некоторых. Гнев был напускной и не более, хоть ненависть к Артемиде и не ослабла. Мёрфи вспомнил последнюю встречу, побег от Пирса и торговый центр. Тогда их разговор сложно было назвать дружеским и вообще ситуация складывалась отнюдь не лучшим для него образом, а теперь — бац! — и они общались как старые знакомые. Которыми они и не являлись никогда. — И как прошла встреча? То, что Андреа оставалась в безопасности сомнений не было. Собственные извинения не вышедшие за пределы выдуманного мира заставляли думать, что все происходило взаправду, и Сибилла необъяснимым образом простила его или предпочла не искать отклик гнева в своем сердце. Или что у нее там было? — Не обстоятельно, — хмыкнула Сибил и громко цокнула языком. — Я и пальцем ее не тронула, можешь не беспокоиться. Сложно найти кого-то еще глупее, но Афродита вполне справляется с этой ролью. Мёрфи фыркнул. — Хочешь со мной поспорить? Я встретила их бравое сборище неподалеку от прежнего Софикона и, боже, в жизни не видела бабы глупее, чем Афродита! Она так плохо размахивала ножом, когда заприметила кого-то из наших. Поразительно, что не зарезала саму себя. — Ножом? — Заточенной палкой? — неуверенно предположила Сибил. — Я не вглядывалась, но едва сдержалась, когда услышала угрозы в собственный адрес. Если бы не спешка, то следовало бы вернуться и научить обеих манерам. Артемида попыталась запустить в меня стрелой на прощание. Твоих рук дело? — Что? Нет. Я просил ее держаться от тебя подальше и не лезть на рожон. — И очень мило, что попросил, — согласно кивнула она. — Я не об этом. Стрельба. Ты научил? — Так уж заметно? — Больше некому. Как бы там ни было, но мне жаль ее плохую память. Когда-то она была ничего, да? Мёрфи не ответил. Сам факт их беседы в одночасье стал ему противен. Не было сомнений, что эта встреча не была случайной, как и то, что за всем стояла Айса. Высвобождение хаоса нихуево развязало ей руки, и магия больше не была под контролем богов. Настойчивое ощущение, что его одурачили теплилось в груди. Притом и одурачил тот, кто был к нему близок. Нечего доверять Судьбе, которая никогда не раскрывает все карты и хранит очередной туз в рукаве. — Я давно хотела увидеть место, где зажгли звезды, — перевела разговор Сибил и снова запрокинула голову. — Сказка стара как мир, а я все еще в нее верю. Когда-то ты был хорошим рассказчиком, настоящим сказочником. — Боюсь, что я только и умею, что говорить, — нехотя повторил он слова Артемиды. — Ты ищешь их не там. Аида проворачивала этот фокус у Стикс и в саду Персефоны. Уже и гореть-то нечему, но мы можем все равно прогуляться. — Чем меньше света… — начала было Сибил, но тут же запнулась и снова цокнула языком. — Нас уже заждались. Вставай, — она не сильно пнула ногой, попав по лодыжке, и лукаво склонила голову, протягивая руку помощи. — Вставай, уродец. Ответив на этот небольшой жест превосходства, Цербер пристально посмотрел ей в глаза. В знакомом янтарном блеске он не мог отличить одно от другого, можно ей верить или нет. Если её порывы и в самом деле чисты, то где же Япет? Где же Антерос, который всегда был готов прибежать на помощь, не терпя возражений? Сибил же была такой реальной и абсолютно невозможной одновременно. То же имя, но облик совсем не вязался с его воспоминаниями. Оказавшись к ней лицом к лицу в реальности, одергивая самого себя от желания прикоснуться к её лицу и понять, что это не сон, Мёрфи признался самому себе, что и ее — взбалмошную, драматизирующую и ядовитую, принявшую женский облик — он тоже любил. Не так сильно, не так беспамятно и жертвенно. И эта любовь приносила ему удовольствия куда больше чем страдания. — Нас заждались, — ровным голосом произнесла она, не разрывая зрительного контакта. — Тебя удивит еще одна гостья.***
Сейчас.
Этим вечером Мёрфи откровенно скучал. Последние недели слились в одну и отличались разве что количеством чаевых. Юджин рассказывал очередную шутку, подслушанную от пьяных гостей, Марисса отчаянно пыталась подружиться и вечерами крутилась в комнатушке персонала в попытке завязать разговор. Ответить было нечего. Телефон в кармане радостно завибрировал, уведомляя о начале пятнадцати минутного перерыва. Чуть поморщившись, Мёрфи вынул из уха наушник и убавил громкость рабочей рации. В предвкушении плановой проверки Бейкер позаботился, чтоб каждый сотрудник оставался на связи в течение смены и мог известить о присутствии нежелательных персон, к которым относились и легавые, и несостоявшиеся бизнес-партнеры и буйные гуляки. Осторожно нырнув под барную стойку, Мёрфи вслепую расписался в графике и быстро растворился в толпе хорошеньких девушек, выбирающих удачный ракурс для коллективного фото. Контингент «Сириус» его устраивал. Девушки (как одна похожие друг на дружку) громко смеялись, отпускали пьяные шутки и практически не переваливались на барную стойку, пока мужчины — эдакий средний класс, ослабив галстуки поверхностно обсуждали насущные дела. В комнате персонала гудел кондиционер и пахло электронными сигаретами. В скромном закутке остывал чужой рамен, наспех заваренный у кулера, пока на обеденном столе царил настоящий хаос. Черная бухгалтерия — три потертых журнала противопожарных инструктажей с минимальным количеством подписей и кипа актов вроде «Испытания внутреннего противопожарного водопровода». Дверь с шумом захлопнулась. Доводчик повредил сам Бейкер пару недель назад. — О, Мёрфи, — устойчивый запах быстрорастворимого кофе и шлейф последнего «Том Форд» — Доминик. — У тебя перерыв? — Вроде того, — разговорчивость уже не про него. Мёрфи безынициативно кивнул на документы. — Закрытие квартала? Доминик Уоррен чем-то напоминал незадачливого Джейсона и громкого Тео одновременно, но превосходил в интеллекте и, наверное, в умении вести деловые переговоры. Вряд ли Бейкер держал его из-за смазливой внешности. В подобном деле дружеские привязанности и побочные связи не в счет. Приспустив пластиковую оправу очков на кончик носа, он неряшливо плюхнулся на кресло и нервно дернул рукава рубашки. Кончики пальцев перепачкались чернилами. — Вроде того, — с приторной улыбкой согласился Уоррен. — Раз пришел, то распишись и избавь от необходимости подделывать и твою подпись тоже. — Инструкция «О действиях работников при пожаре и срабатывании АПС»? — Мёрфи равнодушно проставил инициалы в каждой графе, потешаясь с бездарно подделанных подписей уже уволенных сотрудников. На первых страницах Уоррен еще потрудился и чередовал шариковые ручки, изменяя наклон букв, но к последним дилетантски рисовал почти детские закорючки. — Занятная работа. — Особенно сейчас, — фыркнул он и подтянул ближе новый журнал. — Поверить не могу, что трачу время на эту бумажную волокиту. Пора бы ввести электронный документооборот на все случаи жизни. — Наверное, — нехотя согласился Мёрфи и проставил еще несколько подписей. Теперь в его зоне ответственности уволенная семь месяцев назад Кэтрин Хилл. — Помочь? — Хочешь подделывать документы в законный перерыв? Я не возражаю, занимайся, — довольный собой Уоррен брезгливо поморщился и закинул руки за голову. — Шучу. Отдыхай. Хватит того, что тебе приходится работать ежедневно до закрытия. Это хороший результат, Мёрфи. Прозвучало, разумеется, неискренне, но и разрушать очарование момента не хотелось. Доминик старался действовать согласно принятым канонам: часто улыбался, отпускал едкие шутки и никогда не был обделен женским вниманием. Временами казалось, что Марисса убивается по нему в свободное время — уж больно часто задавала неуместные вопросы о местонахождении непосредственного руководителя и кокетливо закатывала глаза. Марисса из прошлого ему нравилась больше. Своеобразная дрянная девчонка в кожаных нарядах и иссиня-черной помадой. — Кто такая Кэтрин Хилл? — Мёрфи поставил еще четыре подписи и добавил к букве «К» новый завиток. Имя казалось до чертиков знакомым. — Официантка? — О, наша звездочка, — как много иронии, — Хилл бармен и не самый паршивый. Уволилась, наверное, в январе или феврале и посвятила себя тренировкам. У нее еще партнер по танцам, ну, такой, — Доминик замялся и аккуратно провел пальцем по внешнему веку, оттянув тонкую кожу. — Один из ваших. Мёрфи тихо прыснул — чувством такта явно не изуродован. — Пять ми-и-и-и-н-у-у-ут, — Марисса распахнула дверь и буквально повисла на дверной ручке. Неряшливо заправленный за ухо наушник практически заменял длинные серьги. — Я хочу покурить, Дом. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Она по-детски выпятила нижнюю губу и учащенно заморгала. Подобные трюки в её исполнении вызывали отвращение, нежели навевали мысль о чем-то милом. Лениво кивнув, Уоррен посмотрел на стрелки часов и вслепую отсалютовал двумя пальцами. — Спасибо, — она радостно взвизгнула и захлопала в ладоши. Боже правый. Во время работы у Аиды такого дерьма не наблюдалось. — Скоро буду. — Ага, — кивнул Доминик и вывел новую размашистую закорючку. — Рука не поднимается её уволить, — добавил он еле слышно, когда дверь захлопнулась. — Она весьма милая девушка, но иногда переходит все границы в попытке молодиться. — Молодиться? — Ей почти тридцать, а Мара пытается походить на ту восемнадцатилетнюю девчонку, которую я когда-то встретил в закусочной в Бруклине, — под конец голос почти дрогнул и на губах мелькнула мягкая улыбка, обращенная воспоминаниям, нежели собеседнику. Горечь зависти почти ощутилась на языке. У него были настоящие воспоминания, налаженная жизнь и, пожалуй, безбедное существование. — Ты закончил? Мёрфи пробежался взглядом по заполненной до конца странице и согласно промычал. Кэтрин Хилл. Кэтрин Хилл. Кэтрин Хилл. Он расписался больше пяти раз за нее, выводя изящные буквы с небольшим наклоном вправо и маленькое сердечко вместо точки над буквой «i». Что-то очень знакомое, уносящее в невозвратное прошлое, откуда каждая весточка была на вес золота. А ведь его не так-то просто сбить с толку. — Возвращайся к работе, — деловито указал Доминик, — и подумай над тем, чтобы скорректировать рабочий график. Нельзя появляться здесь чаще прямого руководства. Шутка вышла не смешной, но Мёрфи вымученно засмеялся и бессмысленно хлопнул в ладоши. Это был еще один непонятный жест, который появился в его обиходе, кажется, позаимствованный у кого-то еще. За пятнадцать минут отсутствия присутствующих не прибавилось, а музыкальный ритм не изменился. Разве что громкость чуть убавили. Протиснувшись сквозь толпу, одаривая девушек извиняющейся улыбкой, Мёрфи проскользнул к барной стойке в готовности нырнуть вниз, как почувствовал ледяную ладонь на своей шее. — Ты меня избегаешь? — Нет, но начну, — он нехотя обернулся, раздраженно стиснув зубы. — Я же просил. Никогда не приходи ко мне на работу. Айса глуповато улыбнулась, кончиком языка, проведя по передним зубам. Черная гипюровая юбка по самые ступни выделялась на фоне стекляруса и современных фасонов, а стеклянный глаз на месте некогда зрячего наводил ужас. Она была пятном и всё равно воплощала собой непоколебимую уверенность в себе. В ее жилах текла магия Аиды, сила всего Подземного мира и следовал шлейф мучительно-сладкой смерти. Айса переживет всех присутствующих, станцует на их костях, заберет лишний черепок в свою коллекцию оригинальных подсвечников, продолжая водить легавых за нос. — У нас сегодня свидание, — заключила она и обернулась на проплывающую мимо Мариссу, вскинув руку в воздухе. В беглом и чуть потерянном взгляде официантки поджавшей губы не было никаких эмоций, что не вязалось с привычным образом. — Девочка, налей-ка мне немного водки. — Айса! — воскликнул он, перехватив ее бледное запястье. — Я налью тебе водки. Успокойся. Намеренно поморщившись, она послушно отступила, но занимать почетное место у стойки не спешила. По вине софитов волосы отливали чем-то голубым, а глаз болезненно поблёскивал. То, что было на уме у Айсы оставалось при ней и разгадывать секрет женского воплощения самой Судьбы, он не желал. — Ты бы хоть затруднила себя обуться, — хмыкнул Мёрфи и поставил перед ней две стопки — водка и клюквенный сок. — Как тебя вообще впустили? Она молча пожала плечами, грубо опрокинула обе стопки и промокнула губы тыльной стороной ладони. — Меня и не впустили, — разоткровенничалась Мойра, пятерней взъерошив собственные волосы. — За тобой долг, ты помнишь? Первый акт уже безжалостно упущен, а вот на второй еще успеем. Там подают вкуснейшие пирожные в фойе! Привычка говорить загадками, жить ими, утопать в них наконец стала вызывать гнев, убивая всякое желание разгадывать то, что можно было сократить до одной или двух лаконичных фраз. Опустив локти на стойку и чуть приклонив голову, вглядываясь в хитрый оскал, Мёрфи еле слышно хмыкнул. Ни о каком долге и речи быть не могло, как и уговоров о ненужных встречах и свиданиях, но поддержать беседу, пожалуй, следовало бы. Не стоило терять последнюю ниточку, что связывала его с унесенным ветром прошлым, которое трудно было отличить от больных выдумок. Он снова впился взглядом в Айсу, бегло осмотрел бесноватую толпу и покачал головой. Сквозь бурю слов, незатейливый ритм, что бил по барабанным перепонкам, крикам и восторженным восклицаниям, утопала, казалось бы, последняя надежда на что-то хорошее. Будучи не главным героем и не дотягивая до участника массовки, Мёрфи чудилось, что день ото дня между ним и окружающими крепла стена. Порой она была совсем тонкая, хрустальная и легко поддавалась, продавливалась под его весом, но зачастую метафорическая завеса оставалась крепче льда. Прошлое убивало, а зачеркнуть его рука не поднималась. — Избави Бог! Мы ни о чем не договаривались, — ровным голосом произнес он и сунул руку в нишу под стойкой, крепче сжимая пальцы на горлышке еще новой бутылки водки. — К тому же у меня работа. Я не просил выходных, а для ланча уже поздновато. — Но я могу подменить тебя, — к чему-то вмешалась Марисса, бесконечно щелкая колпачком шариковой ручки. От неё привычно разило приторным сигаретным дымом и, кажется, в те пять минут, она успела опрокинуть кофе с ликером, где соотношение было не в пользу первого. — Будешь мне должен половину смены. — Вы можете сами себе давать отгулы? — заинтересованно спросила Мойра, внимательно вглядываясь в бледное лицо официантки. — Как интересно… Я — не могу. — Иди, Мёрфи, — проигнорировав вопрос, надавила Марисса и прислонила кончик стержня к щеке, предварительно щелкнув. Не мудрено, если на коже осталась синяя точка. — Объяви Доминику и проваливай. Раздражало. Он посмотрел на обеих женщин, которые ни разу не пересекались в прошлом (да и откуда бы им было знать друг друга?) и устало вздохнул. Его злило то, что Мариссы было много, как и то, что Мойра попросту решила подействовать на нервы. Доминик, к удивлению, быстро согласился, пошутил про переработки и пожелал хорошего вечера. Уоррен что-то говорил о плохой погоде, бубнил о подлоге и продолжал выводить кривые подписи сотрудников. Согласно мыча, Мёрфи без особого энтузиазма отключил неумолкаемый наушник, набросил на плечи кожаную куртку и отсалютовал на прощание, непривычно теряясь в оживленной толпе «Сириуса». Вечно холодная синяя подсветка сменилась рубиново алой, а из динамиков послышались знакомые мотивы. За соседним столиком послышался перезвон бокалов и, пожалуй, что-то разбилось. Мёрфи остановился в самом центре, не стремясь увернуться от чужих прикосновений, извиниться перед теми, кого мог ненароком задеть и побеспокоить. Официантка прощально вскинула руку, поджала губы и натянуто улыбнулась. Как раньше. Все это время он и не мог представить, как была хороша прежняя жизнь. Крепко впившись пальцами в его локоть, Айса бодро шагала вперед вдоль Пятьдесят третьей Западной улицы. Музеи, бары, пабы, офисные здания чередовали друг друга, как и яркие вывески менялись лаконичными и монохромными. Остановившись у одной из бесчисленных высоток, Мойра резко развернулась к нему лицом и склонила голову чуть вправо, позволяя лучше разглядеть шрам, протянувшийся от выщипанной в нитку брови до яблочек щек. — Ты и вопроса не задашь? — в голосе тонущем в шуме вечернего города различались две нотки — недоумения и раздражения. — Мне не нравится, что мы молчим всю дорогу. Мёрфи равнодушно пожал плечами и оглянулся по сторонам. Несколько хорошеньких девушек кружили у огромных пластмассовых букв, водруженных друг на дружку и складывающихся в слово — «Надежда». Вероятнее всего, если бы не близкое присутствие Мойры, он бы и не заметил ни этих девушек, ни «Надежду», ни яркие афиши-растяжки, что вели прямиком к Бродвею. Это стало таким рутинным и наскучило за последние несколько месяцев, что Мёрфи перестал различать и улицы, и толпы вокруг него, и вглядываться в приятные глазу мелочи. Теперь он прекрасно понимал Антероса и шлейф флегматичности, следовавший за ним. Финансы слабо позволяли разгуляться на широкую ногу, но сбережений хватило бы на безбедное существование где-нибудь на другом континенте. Проблема состояла в том, что его тошнило от европейских стран и бросало в дрожь от одной идеи пешей прогулки по современной Греции. Уж больно свежи были воспоминания незапланированного путешествия от Трезена. — Мы идем на Бродвейское шоу? — слабо предположил он и сунул руки в карманы куртки. Под пальцами шелестели не выброшенные фантики от жевательной резинки и сигаретная труха. — Я не очень люблю мюзиклы. — Нет, дурачок, — по-детски отмахнулась Айса и заботливо смахнула кончиком большого пальца ресницу с его щеки. — Мы пойдем любоваться детищем «Хэйдс Групп». Тебе должно понравится. Они занимались реконструкцией фойе современного театра в прошлом сезоне. — С каких пор тебя интересуют новости в мире строительства? Когда отпала нужда делить сферы влияния или бороться за золотое местечко на Олимпе (ха-ха), Айса была предоставлена самой себе. В ее руках был не особо прибыльный бизнес, дюжина-другая новых и не похожих друг на друга увлечений с несуразным размахом от верховой езды пару веков назад до изучения иностранных языков. С последним, конечно, она немного «промахнулась». Язык у жизни и смерти один, а от перемены звучания тех или иных слов, смысл оставался неизменным. Да и нужно ли окружать себя пыльными и сухими страницами множества самоучителей, когда ты воплощение самой Смерти? — Не так давно, — уклончиво ответила Мойра и по-хозяйски перехватила сигаретную пачку из кармана его брюк. — Прикури-ка мне одну из твоих дешевых самокруток. Эту фразу она непременно позаимствовала из какого-нибудь фильма, отдавая дань еще одному старому увлечению кинематографом. Во времена «Ведьминой радости» Айса редко показывалась на людях, предпочитая скромную жизнь вдали от чужих взглядов. Теперь же она была хозяйка собственной жизни и сама вправе решать, показываться на людях или одичало варить горький паршивый кофе. Крепко затянувшись, Айса выдохнула дым ему в лицо и нервно облизнула нижнюю губу. — Ты слышал что-нибудь о Малкольме Крейне? — озадаченный тон не сулил ничего хорошего. — Нет, — сухо ответил он. — Ничего. Кто это? — Да так, — Мойра отмахнулась и снова сделала затяжку. — Не бери в голову. Мелкая сошка и не более. Мёрфи хмыкнул и мысленно дописал к «Кэтрин Хилл» и неизвестного Крейна. Ничего не прозвучало бы просто так, а значит следовало искать самому.***
— «Орфей и Эвридика»? — свернув в трубочку аляповатую брошюру, что сплошь была покрыта жирными отпечатками пальцев, Мёрфи практически взвыл. — Ты думаешь, что это смешно? Айса ничего не ответила и повернулась к нему спиной с немой просьбой поухаживать за ней. Тонкая и наспех наброшенная шелковая рубашка не относилась к той одежде, что следовало бы сдать в гардероб, но он повиновался и передал в чужие руки вместе со своей курткой. Со временем произошла небольшая путаница и до начала второго акта оставалось еще добрых двадцать минут. В гнетущей тишине среди немногочисленных охранников и зевак, отлучившихся не то за бокалом кислого шампанского, не то вполголоса бубнящие, точно сами с собой, Мёрфи чувствовал себя отвратительно. — Пойдем на второй этаж, — миролюбиво предложила Айса и почти невесомо дотронулась до его запястья. — Там симпатичная зона отдыха. — После тебя, — скупо согласился он, пропуская ее вперед. Странное дело, но вышагивая по пыльному Нью-Йорку, Мойра все еще могла похвастаться идеальными ступнями. Ни остатков пепла, ни чужой слюны или пугающих мозолей. — Как тебе удается? — Удается что? — Ты выглядишь чудовищно, а эти босые ноги… — Красота в глазах смотрящего? — с сомнением предположила она и резко остановилась, одним жестом предлагая посмотреть вверх. — Ничего не напоминает? Эллипс накладного светильника источал теплый свет в заметном контрасте с встроенными светодиодами, что слабо мерцали время от времени. У центрального входа над тепловой завесой поблескивали хромированные рейки и местами проглядывали провода, немым укором демонстрируя халатность рабочих и сжатые сроки. — Нет, ничего. Я не подписан на журнал для дома и интерьера, Айса. Громко цокнув, она отмахнулась и предложила выпить, указывая на спасительный маяк — барную стойку. Невысокая девушка с чудовищно бледным лицом юлой крутилась на одном месте то опуская ладонь в специализированную нишу, то подхватывая новую партию натертых до блеска бокалов, наполняя их искрящимся шампанским. Каждое ее движение было отточено до нельзя, что Мёрфи оставалось только диву даваться. Послышалась негромкая музыка. Одна из дверей бельэтажа шумно приоткрылась и донесся смех, а следом бесконечное перешептывание, напоминавшее шипение клубка змей, свалившегося ему на голову. Оторвав взгляд от потолка, Мёрфи завел бессмысленный разговор о том, что сама история, пересказанная на афише, не больше сказочной выдумки. Он говорил и говорил, тщательно избегая взгляда на актерский состав и почти не упоминал того, что какой-то парень значился в перечне как «Цербер» с багажом прошлых актерских работ. Сама мысль увидеть себя со стороны, точно в лабиринте, заставляла его нервничать. Тревожное и новое, неведомое чувство стыда от того, что присутствующие могли узнать его, настоящего Цербера, изгнанного из Подземного царства и освобожденного перед самой смертью. Какая бессмыслица! Будучи чудищем, что притворялось человеком, он ощущал себя легче нынешнего. Людская жизнь состояла из сплошной рутины, которую так кстати разбавляли происки Аиды и побег от самого себя. Теперь ему не следовало жаловаться, а только благодарить саму Вселенную и весь свет, что жизнь текла своим чередом, а одно событие логично сменялось другим, как смена времен года или чередование дня и ночи. Он не переставал говорить вплоть до начала второго акта, пока не погас свет и нарастающая тревога не достигла своего пика. Первая часть как раз завершилась необъяснимым спуском опечаленного смертного в Царство Аида. Орфей — глупый и излишне розовощекий заводил заунывную песню, возводил собственное горе в культ, твердя о том, как на Землю снизошла вечная зима и вчерашние крепкие, спелые яблоки почернели, а белый саван накрыл многочисленные поля. Прикрыв глаза, Мёрфи стиснул зубы и отсчитал до десяти в абсолютной уверенности, что он не сможет столкнуться с взглядом с Хозяйкой. Пусть ее тело давно обратилось в прах, а сердце перестало биться и хранилось на полке трофеев Мойры, последнее что хотелось увидеть — повелительницу Подземного мира. — Если бы ты был внимательней, — прошипела Айса, опаляя жаром дыхания мочку уха, — то заметил бы, что американцы видят правителем мертвых мужчину. Широкоплечий (почти как треклятый Эдриан) и седоватый Аид — верховный бог подземного царства, тяжелыми шагами измерял сцену, пока Персефона, миленькая весенняя розочка, распевала примитивные арии и голос ее звучал, будто бы десятки колокольчиков. Они не кричали о любви друг к другу, общаясь кроткими взглядами и робкими улыбками, тщательно скрывая всю ту нежность, что теплилась в душе одного из них, пока другой позволял принимать любовь. Орфей продолжал вымаливать встречу с возлюбленной, подхватив самые высокие ноты из своего арсенала. Третьесортный актеришка нелепо наглаживал лиру в попытке очаровать Цербера. Затаив дыхание, Мёрфи не моргая смотрел на сцену, стараясь вычеркнуть из памяти и рождественское представление, на которое он некогда сопровождал Аиду, настоящую Хозяйку Подземного царства, и тот взгляд, прощальный взгляд, переполненный жгучей ненавистью перед фигуральным падением прошлого. Весна прошла. Мысли словно буйный и темный прилив, мощным потоком норовили уничтожить его, пока ссутуленная и смуглая нелепая копия верного прислужника Аида, могла похвастаться тремя короткими и бессмысленными репликами, которые и учить-то не приходилось. Тоска и тревога отступили. Разве что фантазия изредка подбрасывала синеющие дали Босфора и сладкий привкус французских тостов. Когда случилось невозможное: Аид, распахнувший сердце ярости, что пожирала его изнутри, отвесил своему прислужнику удар взявшейся из воздуха тростью, по залу пробежался тихий шепот. Подлый и неожиданный второй замах, который не подготавливал зрителя нарастающей музыкой или ярой перепалкой двух чудовищ. Мёрфи грустно усмехнулся. Последнюю сцену заменили недоумением Орфея, отбросив идею мучить зрителя его заунывным вытьем. Бледная тень Эвридики оставила и поля асфоделя, и Аида, и приближалась к той непримечательной расщелине, что должна была вывести возлюбленных к Трезену и напомнить о вечной любви способной подчинить себе и смерть. Нелепость и вздор, и присутствующие знали это. Затаив дыхание в ожидании очевидного, точно смотрели в лицо приговоренного к смерти. Кто-то слева шмыгнул носом. «Но для чего тебя пережила любовь моя?» Устало откинувшись на неудобное плюшевое кресло, Мёрфи закинул ногу на ногу и тяжело вздохнул. Какой глупый Орфей! Такая бессмысленная утрата, которую можно было избежать, будь он терпеливей и умей доверять Богам! Мрак сгущался, а зрителям оставалось принять неизбежный конец. Раскат молний снаружи, у самого сердца Трезена, и Орфей обернулся так быстро, что и осознать вопиющую ошибку не удалось бы. Картинки сменялись: и снова величавые сталактиты, и Аид, подчинивший жалкого Цербера, и мирно покачивающиеся стебли асфоделя. Бедная Эвридика! Вечная пленница, лишенная тела и возможности мыслить, разбитая смятениями, что опутывали ее сознание. Горькое осознание утраченной и разбитой любви, погибшие надежды и поверженная вера нашла отклик в пронзающем сердце вопле несчастного возлюбленного. Упав на колени, он тянул руки к пустоте, где еще недавно покачивалась Эвридика, кричал и не слышал своего крика, моля небеса развернутся и забрать с собой, Свет погас, а никто не решался и пошевельнуться. — Трогательно, правда? — шепнула Айса. Голос так и сочился ядом, а лукавая улыбка приклеилась к губам. — Мне это напомнило кое-что. — Заткнись, — отрезал Мёрфи и прочистил горло. Продолжение фразы: «пока я не придушил тебя на месте», так и вертелись на языке. — Замолчи. Эта смерть была такой бессмысленной. В ту минуту уже было ясно, что сражение окончено и играм больше нет места. Кронос повержен рукой собственной дочери, решившей распрощаться не только со своим царством, но и сердцем, пока Зевс впервые выглядел растерянно. Предательства со стороны всей семьи он не смог предусмотреть. Ей умирать было не обязательно. — Ты молчишь с окончания спектакля, — посетовала Айса, гордо вышагивая вдоль поблескивающей витрин ювелирного магазина. — Задело? — Да. — Как немногословен! Ты так сильно ушел в свои рассуждения, что пропустил важные детали. Придется начинать заново. — Прошу, — Мёрфи остановился и покачал головой. Холодный свет фонарного столба освещал его уставшее и изможденное лицо, делая больше похожим на покойника. Он так устал от загадок и тайн, бесконечного поиска, на который обрек самого себя, продолжая отчаянно верить в мнимую любовь. — Не нужно больше никаких деталей. Айса недоверчиво склонила голову на бок. — Ты отказываешься от своей любви? — Не… Не знаю. Я устал от загадок. Почему бы тебе просто не сказать мне? Ты же знаешь больше, чем говоришь. Ты все знаешь. Тебе по статусу, вроде как, положено. Она засмеялась и сделала шаг навстречу, взъерошив его отросшие черные волосы. Когда-то этот жест принадлежал Аиде, как и эта улыбка, и мёд в голосе. — Ты сам обрек себя на эти страдания, помнишь? — Такое не забыть. Айса приоткрыла было рот, намереваясь произнести очередную колкость, но вместо этого приподнялась на носочки и невесомо коснулась губами его щеки. Одному Богу известно, что двигало ей в этот момент, но было в этом жесте что-то трогательное, пусть и с горьким привкусом сострадания. — Уже поздно, — попятившись назад, прохрипел Мёрфи. — Я проведу тебя.