Сейчас.
Луна-проводник Зовет: «Загляни ко мне». Дом у дороги.
Колеблясь на границе реальности и сновидений, отталкиваясь со дна кошмаров, между всем и ничем, Мёрфи отчаянно заставлял себя проснуться. Некоторые воспоминания лучше навсегда похоронить под слоем пепла или растворить в морской пене — не так важно, но разум настойчиво упирался, выталкивая на поверхность все то, что хотелось забыть. Когда сражение казалось бы не увенчалось успехом, случилось чудо: сквозь призрачные голоса различался навязчивый стук металлических спиралей аппарата для магнитно-резонансной томографии и скрежет старых колес кушетки-тележки. Само же пробуждение оказалось до ужаса медленным. Мёрфи время от времени раздирал глаза, цеплялся взглядом за предмет перед собой — маленькая дамская сумочка, без сомнения двоящиеся круглые часы из долларового магазина или безвкусные акварельные ирисы — и тут же проваливался во тьму. Когда сюжеты собственных кошмаров иссякли, а прежняя слабость отступила, Мёрфи шумно втянул воздух и учащенно заморгал. На столике у плотно зашторенного окна красовались пышные нежно-голубые гортензии, предназначенные отнюдь не для него. Одеревеневшее от длительного лежания в не самой удобной позе тело, неприятно покалывало, а кончики палец подозрительно чесались. На мгновение замерев, Мёрфи дернулся, приподнял руки ближе к лицу и бегло осмотрел на наличие новых язв или грубого подшерстка на землистого цвета коже. Ничего. Тихо хмыкнув собственной подозрительности, он приподнялся на локтях, бросив последний раз взгляд на гортензии. Стиснув зубы, Мёрфи выпрямился и опустил затекшие ноги на пол, сплошь покрытый разводами. Кафель приятно холодил кожу, хоть чудовищная ломота не отпускала ни на мгновение. Думать о пропаже обуви не хотелось, как и о том, что одежду можно смело отправить в мусорное ведро или химчистку. Он сделал маленький полукруг у койки, по-детски неуверенно переставляя ноги. Поразительно, но в палате, рассчитанной, как минимум на троих, а учитывая количество пострадавших от аварии, то и пятерых, он был один. За двумя застиранными шторками никого не оказалось, и только после небольшой заминки, Мёрфи увидел на дальней кровати сумочку и документы, а еще потертые «кроксы» у больничной койки. Странно дело — в прошлый раз собственное геройство стоило ему незначительных повреждений излюбленной пары брюк и пары царапин на руках, а теперь тело будто бы отказывалось его слушать и молило о лошадиной дозе обезболивающего. Брезгливо приподняв плотные шторы, Мёрфи столкнулся с тем же свинцовым небом и та вечность, проведенная во сне, перестала казаться ему чудовищной. Возможно, что прошло около двух часов, а у него все перемешалось. Подумаешь. Общее состояние яро препятствовало философским размышлениям и новому погружению в восстановление по крупицам незадачливого утра. — Вам уже разрешили вставать? — от неожиданности Мёрфи едва ли не вскрикнул и воровато обернулся на медсестру, застывшую у входа с безымянной соседкой, недовольно сидящей в инвалидном кресле. Изморенная не то прошедшей процедурой, не то всем и вся, женщина устало склонила голову, почти упираясь острым подбородком в грудь. — Вернитесь, пожалуйста, на кровать и ожидайте специалиста. Медсестра — образец спокойствия в пару уверенных движений, помогла женщине принять горизонтальное положение уже на койке, рывком одернула занавеску и смерила его недовольным прищуром, безмолвно напоминая, что следовало бы прислушаться к ее наставлениям. Мёрфи повиновался. От резко нахлынувшей головной боли хотелось взвыть. — Ну-ну, — медсестра вернулась довольно быстро и почему-то без сопровождения, — перестаньте. Вы не на смертном одре. От такого громкого и явно непрофессионального заявления Мёрфи опешил, хотел было вступить в диалог, но передумал, молча соглашаясь с формальным разъяснением того, что он умудрился не сломать, а только повредить и заработать незначительную трещину в ребре и подозрение на сотрясение мозга. — Страховка ведь у вас имеется, мистер Доу? — последний вопрос был задан с толикой иронии и, пожалуй, издевки. Вшивый мусор, очередной релокант — вот каким он был в глазах здешней публики городской больницы при каком-то там святом. — Чудненько! Как только спазм уменьшится, заполните документы. Нам необходим номер страховки и данные для идентификации. Если симптомы сохранятся или состояние ухудшится… Есть кто-то, кто сможет проконтролировать Ваше состояние? — Марисса, — одними губами пробормотал Мёрфи первое имя, что пришло на ум. Родителей беспокоить не хотелось — мачеха бы слегла с мигренью, а отец бы перенервничал и до самого утра жаловался на сердце. — Да, есть. — Не забудьте заполнить документы и забрать личные вещи. Точно. При себе у него должен быть мобильный телефон, банковская карта и, кажется, парочка недействительных проездных. Похлопав себя по карманам, он с досадой обнаружил, что при себе не осталось ничего, кроме сигаретной трухи, забившейся в синтетическую. От излишних телодвижений висок пронзило резкой болью, а мир вокруг пошел яркими пятнами. Медленно опустившись на подушку, Мёрфи впился взглядом в пожелтевшее пятно на казенном кассетном потолке. Некрасиво, конечно, получилось с Мариссой, придется объясняться, хоть причина и не выдуманная, весомая. Мир перед глазами малость кренился, а движения так и сквозили неуверенностью, пока Мёрфи пытался преодолеть крохотное расстояние до двери. Больничный холл встретил тошнотворным запахом немытого тела вперемешку с антисептическим-дезинфицирующим средством. У стойки информации два кресла из трех пустовали, пыльные мониторы не горели, лишь раздавалось слабое жужжание старых системных блоков. Тучная американка в массивной оправе очков сдвинутых на самый кончик носа, неторопливо перебирала бумаги, прикусив кончик языка. Приветливо махнув рукой, Мёрфи перенес вес собственного тела на стойку, чувствуя, как силы разом покинули его. Следовало бы не геройствовать и настоять на госпитализации минимум на три дня, но нежелание провести эти часы в одиночестве, наедине с собственными удручающими мыслями, шло в разрез здравому смыслу. — Джон Доу, — улыбка больше походила на оскал и маска заправского шутника-плебея трещала по швам. Поддев шариковую ручку на пружинке, Мёрфи неуверенно вывел мелкие, заваливающиеся друг на друга, буквы и дважды проверил, не будучи уверенным, что собственное имя такое глупое и умещалось в жалкие семь клеток бланка. — Мёрфи О? — женщина одарила его сомнительным прищуром и с бесконечным кряхтением, поднялась со своего места, скрываясь в закутке, предназначенном исключительно для персонала. Брезгливо протянув ему файл с немногочисленными вещами, включившими в себя и разбитый телефон, она выхватила бланк и протянула блистер с «тайленолом». — Две каплеты два-три раза в день, но не больше восьми. — Телефон сломался, — не впопад произнес Мёрфи и разочарованно покрутил смартфон в руке. Придется искать автомат, искать общий номер «Сириус» и просить переадресовать на Мариссу. Перспектива помереть в пустой квартире уже не казалась ему столь ужасной. — Скажи спасибо, что не шея, — недовольно цокнула сотрудница и с привычным кряхтением опустилась на маленький вращающийся стульчик. — Чуть не забыла, — она ударила ладонью по столу, — идите налево, там, за поворотом, зал ожидания. — И? — Девушка, блондинка. Она просила сообщить о вашем состоянии, никак не желала уходить, хотя мы ясно обозначили, что часы посещений уже окончены. Мёрфи нервно дернулся, чувствуя, как по коже пронесся неприятный холодок. Со всеми этими переживаниями и размышлениями он совсем забыл о причине своего нахождения в тошнотворных больничных стенах. Сердце болезненно сжалось от одной мысли, что сейчас, за поворотом, ему суждено встретить неизвестную девушку, вероятно похожую на Андреа в его сломленном сознании. Двигаясь чуть быстрее чем следовало, игнорируя явную боль в ноге, он истерично усмехнулся и пятерней зачесал волосы назад. Зал ничем не отличался от пустующих коридоров главного корпуса и встретил теми же желтоватыми стенами и обилием плакатов о вреде курения и лозунгами о домашнем насилии, любезно предоставленным местным сопротивлением. Потертые ряды ярко-синих кресел пестрили дюжиной незнакомых лиц. Обманула. Тихо хмыкнув себе под нос, чувствуя как тревога в груди отступила, Мёрфи опустился на свободное кресло. Необходимо было принять решение и незамедлительно, но голова, кажется, набитая ватой, отказывалась генерировать идеи. Закинув две таблетки «тайленола», беспрерывно сглатывая, он устало скрыл лицо ладонями. И к чему было это геройство? — Вам стало нехорошо? — худая ладошка осторожно коснулась его плеча. На безымянном пальце поблескивали драгоценные стекляшки, нежно-розовые акриловые ноготки ненароком ощущались через слой ткани. — Я могла бы пригласить врача. Учащенно заморгав, Мёрфи нехотя повернул голову на голос, твердя самому себе, что происходящее — больная выдумка. Так просто не бывает. Ее не было буквально минуту назад, а теперь Андреа Кэмпбелл (в ее реалистичности он по-прежнему сомневался) крепко сжимала в руке стаканчик с кофе и с глупой мольбой во взгляде продолжала улыбаться. — Не нужно, — все что смог выдавить из себя Мёрфи, чувствуя, как тошнота накатывает с новой силой. Что если сейчас разговор протекал только в его подсознании? Он аккуратно убрал чужую ладонь со своего плеча. — Присаживайтесь. — Кофе? Поддев острием ногтя пластмассовую крышечку, Андреа протянула стакан двумя рукам, чуть склонив голову. Как мило. Мёрфи и думать забыл о подобных правилах вежливости. Кофеин в его случае был противопоказан, но и слова отказа никак не шли на ум. Чуть крепче сжав стакан в руке, он натянуто улыбнулся и покачал головой. Что следует говорить в таких ситуациях? Как убедиться, что это происходило не в его голове? — Спасибо, — пить не хотелось, но он всё равно сделал глоток. Больно сладко. — Не стоило. Кэмпбелл глупо улыбнулась, нервно заправляя пепельную прядь за ухо. Непривычно. Мёрфи не терпелось прикоснуться к её волосам, напомнить о себе, вспомнить знакомый до боли запах, но не мог и пошевелиться. — Знаете, — Андреа растерянно улыбнулась и тут же потупила взгляд на собственные разбитые коленки, — у меня сегодня весь странное чувство, право слово, дежавю. С утра опоздала на работу, не успела встретить кандидатов на собеседование и… этот инцидент. Мы с вами не встречались? — выпалив это, она тут же усмехнулась и сцепила руки на груди. — Знаю-знаю, что это звучит как абсурд, будто бы головой ударилась я сама… Боже! Что же я говорю-то? Извините. От этой бравады Мёрфи хотелось истерически засмеяться. Девушка в паре дюймов от него выглядела как Андреа, пахла как Андреа и говорила её голосом, но мимика и жестикуляция были так чужды и ничуть не напоминали его Андреа. Она и на Артемиду-то походила с большой натяжкой. — Всё в порядке, — заверил он и еще раз отхлебнул кофе. — У меня тоже ощущение, будто бы мы знакомы много лет. — Не нужно мне подыгрывать. Как ваша голова? Мне сказали, что у вас подозрение на сотрясение мозга и… — Там и сотрясать нечего, — язвительно отмахнулся Мёрфи. — Я в полном порядке. Только телефон, — он вытянул из кармана разбитый экран смартфона, — сломан. Андреа глубокомысленно вздохнула и по-детски сложила руки на коленях корзиночкой. На мгновение повисло неловкое молчание. — Вы помните ваше имя? От неожиданности вопроса он нервно вздрогнул и молча кивнул. Конечно же, они не знакомы в этой жизни, и от этого факта становилось еще более не по себе. Теперь у них не было двух недель, общих воспоминаний или клятв перед друг другом. — Меня зовут Энди, — представилась она и протянула левую руку для рукопожатия. На безымянном пальце поблескивало помолвочное кольцо. — Вы спасли мне жизнь. — Энди… — Мёрфи повторил имя два или три раза вслух, вызвав легкое недоумение в широко распахнутых глазах напротив, прежде чем сжал руку в ответ. — А полное имя? Она с некой осторожностью склонила голову на бок, бросила взгляд на затянувшееся рукопожатия, но так и не отпустила ладонь. — Андреа Кэмпбелл, — на выдохе произнесла она, натянуто улыбаясь. — Меня так никто не зовет кроме родителей. А вы? — А я буду звать именно так, — усмехнулся Мёрфи, не торопясь назвать собственное имя. В прошлый раз приходилось представляться в стенах школы после неудачного урока французского языка, и было ему на десять лет меньше, и Кэмпбелл не носила помоловочного кольца. Последнее наблюдение так прочно засело в сознании, что хотелось содрать с себя шкуру. — Вы, должно быть, и в самом деле ударились головой, — хмыкнула Андреа, наконец, выпуская ладонь; и тут же одернула себя, — Извините. Не знаю, что на меня нашло. Я могу что-то сделать для вас? Вызвать такси, сообщить вашим близким? Мёрфи отрицательно покачал головой. — Разве что позвонить в одно место. «Сириус» — ночной клуб. — «Сириус»? Я знаю это место. — Откуда же? — в голосе прозвучали неуместные нотки ревности. — Моя подруга работала там раньше барменом, — Андреа порывистым движением вбила четырехзначный пароль и протянула ему смартфон. — Я там не была, наверное, с середины весны. А вы? — А я там работаю с весны. Барменом. Кэмпбелл согласно промычала и тут же извинившись снова, поднялась с места и направилась в сторону автоматов за очередным кофе. Невольно засмотревшись на её силуэт, он не мог не отметить, что в настоящее время Андреа была на размер худее и больше не могла похвастаться массивными икрами и крепким телосложением. Ни что кроме осанки не могло выдать в ней бывшую спортсменку. А увлекалась ли она спортом в этой жизни? Что она любит? Почему решила устроиться в офис? Когда переехала в Нью-Йорк? Рой вопросов не позволял ему сосредоточиться на такой мелочи, как банальный звонок на работу, относя в безвозвратно ушедшее прошлое. Следовало стереть память и себе, а не отшучиваться клишированной фразой «о единственном светлом», что было за тысячи лет бесцельно прожитых жизней. Существовал ли ответ на эти вопросы? Мёрфи не знал и в глубине души не хотел знать.***
Тогда.
Неторопливо шагая по унылому подземелью, Мёрфи изредка косился на Сибил, увлеченно заглядывающую в каждую клетку, в надежде увидеть диковинное чудище подземного мира. Он и не догадывался, почему пугающая тема смерти так увлекала бессмертную полукровку, мог только предположить, что неведомое всегда заманчиво. Уж её жизнь измерялась ни годами, а столько лет, сколько не сосчитать морского песка. — Я думала, что в Аду гораздо страшнее, — вдруг произнесла она и остановилась в нескольких шагах от клетки Персефоны. — Тебя послушаешь, то здесь на ужин готовят непослушных детей и жертвенных козлов. Мёрфи невольно поморщился. От одной мысли о запахе сырого мяса к горлу подкатил желчный ком. — Ты еще и не всё видела. — Достаточно, — лукаво ухмыльнулась Сибил и точно кошка запрыгнула на ржавые прутья последнего пристанища всегда юной Девы. Повернув голову на звук, Кора вытянула руки перед собой и этот жест был полон отчаяния, жалкой попыткой выстроить оборону. Красивое лицо уродовала скорбная гримаса в сочетании с застывшими кровавыми слезами, покрывшими впалые щеки. — Тебе к-о-о-о-н-е-е-е-ц, — нараспев протянула Сибил, шмыгая носом. — Как думаешь, тебя казнят публично, как полагает обычай, или уже на рассвете? Кора захрипела. — Ты в своем уме? — Мёрфи подошел ближе и с силой вернул её назад, крепко держа за талию. — Какая публичная казнь? Никто их не проводил уже вечность и… — А теперь проводят, — огрызнулась Сибил, избавившись от чужих шершавых ладонях. — Деметра здесь. — В самом деле? Он не встречался с Деметрой, наверное, со времен регентства. В ту пору она уже славилась благородной сединой и скрывала лицо за черной вуалью, будто бы в попытке отгородиться от внешнего и неугодного мира. Впрочем, её чувства Мёрфи разделял. Когда Фабиан любезно открыл двери торжественного зала, за обеденным столом пустовали лишь два стула. В центре уже восседала Аида, расположив по обе стороны от себя самых ненавистнейших женщин — Айсу и Деметру. Если первая лукавой улыбкой сопровождала каждое движение, то мать Персефоны, облаченная в чужеземное траурное платье, флегматично вертела в руке кубок, наполненный вином. Как полагали традиции — Цербер виновато склонил голову, не в праве пошевелиться, пока Аида не подаст знак. Унижение продлилось недолго и Госпожа едва ли не сразу же пригласила к столу, отмахиваясь от заученных слов извинений. — Цербер, — одними губами прошелестела Деметра и шумно отставила кубок в сторону. — Ты все также ужасен. Совсем не изменился. — Деметра, — вместо приветствия кивнул он, пропуская мимо ушей нелицеприятную реплику. — Моим гостям запрещено оскорблять слуг, Матушка, — голос Аиды так и сочился ядом, а на обращении слегка дрогнул. Сибилла так и прыснула, буркнув под нос: «Вы, смотрю, не фамильярничаете». Данная реплика, безусловно, не осталась без внимания — Деметра фыркнула и грациозно оправила край вуали, неряшливо закрепленной у волос. К чему был этот фарс — Мёрфи не стал уточнять, как и не хотел задумываться над тем, почему Айса продолжала налегать на местную стряпню. Он благодарно кивнул, когда Хозяйка указала на еще горячие лепешки и пиалу с мёдом, но не мог и притронуться. Сибил безинициативно раздирала руками кусок мяса. Кому оно принадлежало и с каких пор под землей водилась свежая дичь — думать не хотелось. Мёрфи сделал глоток вина и тут же закашлялся, приложив к губам ладонь. Вязкая слюна смешалась с вином и кровью. Отвратительно. Шмыгнув носом, он осторожно переместил руку на бедро и вытер об одежду под неодобрительный взгляд госпожи. — Ты обдумала моё предложение Аида? Со звоном отложив приборы, Айса подняла свой кубок, будто бы сейчас собиралась произнести тост. — Да, обдумала. — Уже? — поразилась Деметра, перегнувшись через стол. — Но ведь мы еще не всё обсудили! А как же возможные варианты событий? Или альтернативный исход? — Ты меня знаешь, — ухмыльнулась Аида и по привычке хотела было потянуться к портсигару, но вовремя одернула себя, рассеянно улыбаясь. — Я люблю работать быстро. Рассчитывать возможные варианты событий нет смысла, да и зачем? У тебя есть предложение лучше? — В каком-то смысле, — уклончиво ответила она. — В каком-то смысле, — с той же интонацией повторила Госпожа и покачала головой. — Нет никакого смысла. Мы или принимаем новые правила игры или идём к чёрту. Мёрфи недоуменно переводил взгляд от лица Аиды к Айсе, оставаясь в той же растерянности, как и сама Деметра. Он не мог и представить, что могла запросить проклятая Мойра взамен на укрощение Хаоса. Конечно, в ее планах было прибрать власть к себе и повелевать не только судьбой, но и миром мёртвых. На группку покойников сложны отыскать управу, когда их души стремились к бесконечному блужданию в поисках отпущения грехов, но подчини Айса себе и весь Ад… Мёрфи нервно вздрогнул и недовольно качнул головой. Сибил его мнения не разделяла. Повернувшись к ней лицом, он чуть склонил голову и еле слышно произнёс: «Что здесь, блядь, происходит?». Неряшливо промокнув жирные губы тыльной стороной ладони, Сибил равнодушно пожала плечами. — Давай я позже расскажу всё по порядку, — предложила она. — Иначе сама запутаюсь, и получится невесть что. Цербер согласно кивнул. Он внимательно изучал лицо Хозяйки, надеясь, отыскать ответы на вопрос быстрее, чем бывшая подружка решит раскрыть перед ним все карты. Но Аида оставалась непреклонна — расправив плечи, она меланхолично отрывала виноградину за виноградиной со спелой грозди и укладывала на край своей тарелки. Ему хотелось как-то поддержать её, невесомо коснуться со спины и напомнить, что его путь всегда неразрывно связан с её, но слова были излишне. Случайно перехватив его взгляд, Аида улыбнулась уголком рта и кивнула, точно говорила: «Я всё знаю и всё понимаю». Разговоры вокруг утратили силу. Окружающие его звуки вдруг превратились в тонкий писк, отвратительный шум, который слышан в глубокой тишине. За массивными дверьми завывал ветер и ему чудилось, что стихая приносила и слёзы Персефоны. Странное дело, что в Подземелье в нём проснулась жалость и к ней. Приобретенные человеческие качества почему-то решили взять вверх, подавляя то животное начало, что пробудилось под влиянием Хаоса. Мёрфи устало прикрыл глаза на мгновение, надеясь, что распахнув вновь, мир изменится. Но нет. Торжественный зал был неизменен, как и непоколебимость Аиды, пропускающей мимо ушей всё то, что яро навязывала Деметра. Из обрывков разговоров он понимал, что речь шла о казни и ритуале, к которому Мать Природа не желала прикладывать руку. — Я такого в жизни своей не слышала, — прежняя уверенность в голосе Деметры исчезла и зазвенели знакомые истеричные нотки, — Мы никогда не устраивали публичных казней! Да и подумать о таком страшно! Казнь за измену! Шумно выдохнув, Аида позабыв об этикете, сцепила руки в замок и устроила локти на столе. — Эти правила были написаны ещё до твоего рождения. Общество всегда порицало предателей, и принимая во внимание обстоятельства… — «Принимая во внимание обстоятельства»? — взвизгнула она. — Что за вздор? Мы никогда еще не казнили детей Олимпа! — Прометей? — лениво вмешалась Сибил, опустошив залпом кубок. — Зевс в одиночку казнил куда больше людей, чем вы думаете. Убийство Персефоны будет заслуженным. — А тебя кто спрашивал? — огрызнулась Деметра. — Ты прибежала сюда, когда убили Япета; когда поняла, что помощи больше ждать не откуда. Предательница! И я вообще тебя не понимаю, Аида! — громко скрипнув ножками стула по каменному полу, она вскочила на ноги, едва не путаясь в длинном подоле своего вычурного одеяния. — Ты собрала за одним столом весь сброд. Посмотри, посмотри на них! С каких пор слуги вроде отродья Тифона сидят за одним столом с могущественными Богами? С каких пор ты прислушиваешься к Мойрам? И почему, ответь мне, ты пустила в свою обитель поганую полукровку? Я всегда была далека от ваших светских бесед и лишний раз не мелькала на общих собраниях, а теперь чувствую — зря! Из-за твоего паршивого ведения дел, не умения выстраивать связи, мы оказались здесь… Но казнят мою дочь! Мою! На последней фразе её голос нещадно дрогнул. Жадно хватая воздух ртом, подавляя нешуточную истерику, Деметра искала поддержку в непроницаемых, пепельных лицах, но сталкивалась с безжалостным равнодушием. Сибил не переставала жевать еще теплую лепешку, потупив взгляд в одну точку, пока Мойра медленно переводила взгляд с нарочито отстраненного лица Аиды на разгневанное Матери. Мёрфи хотелось закрыть уши ладонями и сбежать так далеко, как позволил бы Хаос. Не питая особой любви к Персефоне, ко всей, блядь, божественной семейке, он задумался о матери. Не в силах удержать в памяти ни единого воспоминания, отчаянно хотелось верить, что и Ехидна препятствовала их разлуке. Может, она металась по гроту, но была не в силах противостоять нраву Аиды? Или же руку приложил Зевс? Он так давно не думал об этом, что утратил и последние крупицы той лжи, которой вскармливала Хозяйка. Медленно приподняв голову, Цербер с вызовом посмотрел в раскрасневшееся от слёз лицо Деметры. Что же с ними стало? Неужели один сломанный лук, один неудачный союз мог породить ту ненависть и ярость, что руководила ими? Прошлое вдруг показалось ему таким нереальным, выдуманным миром, где еще можно было отыскать покой, пока на ум приходила лишь тоска. — Я думаю, — Айса невесомо коснулась предплечья Аиды, склонив голову. Вот-вот и начнут обмениваться секретами! — Мы должны продолжить разговор в более приватной обстановке и подготовиться. Аида Ньюман покорно кивнула. — Подготовиться? — неуверенно прохрипел Мёрфи и не в силах стерпеть молчание, закричал что есть мочи. — К чему?! Аида! Ты же не сделаешь этого! По телу пробежала мелкая дрожь. Он не искал ответы у Айсы, не желал видеть театральную истерику Деметры, в безумии обхватившей себя за голову, но смотрел в глаза матери — той, что была с ним всегда и воспитывала так, как умела. Аида слишком любила Персефону, отстроила чёртов сад, чтоб подарить ей иллюзию земной жизни и смену времен года; заполнила шкафы дорогими тряпками и никогда не оставляла без внимания. Вопреки правилам и устоям он не мог и представить таков исход. — Да, — ответила за них двоих Сибил, — нам пора. Как раз хотели прогуляться у Стикс. Помнишь, Цербер? Незримое влияние Хозяйки сломил его волю вновь, перечеркнув прошлые клятвы свободы. Не чувствуя собственного тела, он покорно поднялся со стула, не забыв поклониться, и позволил Сибил петлять по коридорам вновь. Чем дальше, тем тусклее свет. У самого сада Персефоны никому и в голову не пришло зажечь лучину. Не желая задерживаться среди мёртвых, Мёрфи в тишине повел гостью в противоположную сторону. И детство вернулось вновь. — И это… — Сибил неуверенно огляделась по сторонам, одарив молочную дымку тумана, недоверчивым прищуром, — то самое место, где зажигаются звезды и каждый путник найдет покой? — Последний шаг между жизнью и смертью, — менее высокопарно отозвался Мёрфи и сделал шаг вперед. От нахлынувшей извне усталости хотелось проспать вечность. Он тут же одернул себя-дурака и запрокинул голову. Черная мгла, непроглядная бездна, которая никогда не будет такой, как в его становлении. Детство — неподходящее слово для такого чудовища, как он. Мёрфи молча кивнул, указывая на небесный свод, и осторожно опустился к безмятежной глади Стикс. В воспоминаниях это действие казалось ему куда забавнее. Заливисто смеясь, сотрясая мертвецкое спокойствие вокруг, Аида зачерпывала воду ладонью и обращала в звезды. Этот же фокус ей удавалось проделывать и с собственными украшениями. Хрустальный полумесяц, украшавший тяжелую тиару, в одно мгновение ока негреющим серебряным светом разрушал мрак. — И как это делается? — повторив его движения, Сибил опустилась на колени, подобрав край хитона. — Зачерпнуть и всё? Мёрфи сдавленно промычал. Это была особая магия, которой, как ему казалось, могла обладать только Аида. Он подумал было попросить её повторить тот же фокус, что и раньше, но стыдливо потупил взгляд. Во тьме жар ненависти все-таки утихал. Он опустил ладонь в Стикс, коснулся кончиками пальцев илистого дна и тут же поежился — Сибил окатила его ледяными брызгами. — Ты же не сказал, что делать после, — пряча улыбку, протараторила она, зачерпывая еще немного воды. — Не знаю, как это работает, но… Сама легенда мне нравилась больше. — На то она и легенда, — усмехнулся Мёрфи и выпрямился. Суставы неприятно заныли. Несмотря на кромешную тьму вокруг, они прекрасно различали силуэты и выражения лица друг друга, притихшие стебли аконита у берега и мелкую рябь возникшую на зеркальной глади. — Попробуй что-то еще. Сибил хмыкнула, запустила влажную руку в волосы и встряхнула головой. В зажатых пальцах поблескивала примитивная заколка. Порывистым движением обломив пятиконечную звезду, Сибил отвела руку назад и что есть силы бросила вверх. Но чуда вновь не произошло. — Мне начинает казаться, что ты мне лгал все это время, — обиженно хмыкнула она, оборачиваясь. — Как можно было верить хоть слову, что выходит у тебя изо рта? — Сам не знаю, — согласился Мёрфи без лишних споров и снова опустился на колени, бесконечно морщась от подбирающихся ближе волн спазма. Сибил повторила его действия, разве что щиколотки бесцеремонно опустила в воду. — Там вдали, — он махнул рукой перед собой, — безмятежно колышется асфодель и простираются бескрайние поля. Раньше я часами вглядывался, пытался разглядеть силуэты неспокойных душ. — Идиот. — Знаю, — снова согласился он. — Если хорошо приглядеться, то виден и противоположный берег. — Где? Сибил придвинулась ближе, едва ли не прижимаясь щекой к его щеке, в тщетной надежде выровнять угол зрения. Тема смерти так часто преследовала ее, буквально шла с ней рука об руку, но никогда не принимала в свои холодные объятия. Теперь же находясь в безвременье, спустившись в саму преисподнюю, она впервые за вечность испытывала такой глупый, детский восторг. — Вон там, — Мёрфи ткнул в пустоту, не утруждая себя лишними подробностями. Не поспевая за бесконечным циклом перерождения и смерти, он так и не почувствовал тот покой и лёгкость, которая приходит к страдающему после долгой жизни. В замках фантазий время же текло незаметно и взросление происходило так быстро, что Мёрфи не поспевал за ним, топчась на одном месте снова и снова. — Господь, ты хоть правильно смотришь? Он бесцеремонно перехватил ее руку, согнул указательный палец и ткнул в нужную точку, отливающую неестественно белым светом. — Тут и смотреть-то не на что, — разочарованно выдохнула Сибил, опалив кожу своим дыханием. В окружающей серости её мертвецки бледная кожа выглядела еще хуже, что непременно вертелось на языке, но Мёрфи сдавленно сглотнул и крепко зажмурился, отгоняя новый мираж. Та пропасть, что пролегла между ними на добрую половину века, вдруг показалась не больше трещинки в тротуаре, и давно умершие чувства озарили память яркой вспышкой. Этот момент, такая банальная сцена, уже происходила с ними. Правда тогда Нью-Йорк дышал весной и приглядывались не к полям вечной грусти, а к проглядывающей сквозь макушки позеленевших в одночасье деревьев, Статуе Свободы. Тогда это имело смысл. На мгновение Сибил показалось, что вечный прислужник Аиды, в самом деле, может подарить ей это ложное чувство, высвободит из-под гнёта Пирса. Нарочито медленно переведя взгляд на усталое лицо того, кого она продолжала ненавидеть, подпитываясь этим ядом, она осознала, что и Мёрфи продолжал смотреть на её лицо. Взгляд его был, к удивлению, не оценивающий и не пропитанный вечным презрением, а изучающий — как хищник выжидает жертву, так и охотник выслеживает повадки добычи. Ей страсть как хотелось отвесить какую-нибудь колкость, напомнить, что он, чёртов Цербер, который так и не добился желаемого, оскорбить глупую подружку, примитивных друзей и неумелые, неуместные и никому не нужные извинения, что закрались в её память, точно кислотный флэшбек. И только нужная фраза, содержащая в себе в равной пропорции оскорбления и желчные шпильки, пришла к ней на ум, его шершавая рука скользнула по предплечью вверх. Совсем как раньше, будто бы они снова были близки. Он поцеловал её. Черт возьми! Проклятая, омерзительная, самодовольная псина. Добрая дюжина прилагательных спотыкались друг о друга, требовали найти выход с криком, звонкой пощечиной и новой порцией оскорблений, пока сердобольная сторона души (если та, конечно, у нее была) продолжала отвечать, сменяя ненависть на любовь в прикосновениях. Обняв за шею, покрытую рубцами, зарывшись пальцами в густые, засаленные волосы, Сибил не могла остановить себя, докричаться до здравого смысла. Это было как раньше — чистое безумие! Наваждение и приятная тоска по безвозвратно ушедшим дням. Чуть отстранившись, позволив сухим горячим губам касаться её шеи, Сибил прерывисто прошептала: — Помнишь, мы смотрели фильм… Главный герой сокрушался на одну щекотливую тему: мы никогда не знаем, когда в последний раз занимаемся сексом. Мёрфи тихо усмехнулся. Такая чувственная фраза в чужом исполнении показалась ему бездарной и излишне вычурной. Попятившись назад, он покачал головой, будто бы это могло как-то отрезвить разум.