Продюсеры

Куроо закрывает глаза и медленно выдыхает, напоминая себе, для чего на самом деле они здесь собрались. Каким бы твердолобым ни казался мужчина в костюме напротив него, как бы ни стремился поругаться, их цель — договориться. Он несколько долгих секунд смотрит в текст договора, собирается с мыслями и переводит тяжелый взгляд на агента. — Давайте еще раз, — с несвойственным ему спокойствием говорит Куроо. — С самого начала. Яку тяжело вздыхает в соседнем кресле. Сейчас бы очень хотелось наорать на этого недовольного и, кажется, не очень умного человека напротив. Только вот за несколько лет совместной работы они с Куроо выяснили, что такие напряженные переговоры — не его сильная сторона. Как бы ему ни хотелось поругаться и сказать пару ласковых этому наивному тупице напротив, объективно это их ни к чему не приведет. Гораздо больше пользы принесут его пояснения по делу, если Куроо слишком увлечется или упустит нюансы. Яку едва заметно усмехается. Из них действительно вышел до пугающего хороший дуэт. Куроо вновь повторяет ключевые пункты контракта, иногда встречаясь взглядом с Яку. Яку молча кивает и смотрит то на агента, то на Куроо в надежде, что первый начнет, наконец, понимать, что это он и его компания накосячили и пытаться свалить всё на них с Куроо бесполезно. Хотя наверняка агент и так это понимает, но надеется, что они с Куроо согласятся с ним и спустят всё на тормозах и возьмут вину на себя. А вот хуй ему. Яку бросает хмурый взгляд на агента и откидывается в кресле, предоставляя Куроо вести разговор. Куроо говорит холодно и размеренно, почти отстраненно. Не то чтобы Яку это пугало, но такое бывает нечасто, и за ежедневными шутками и дружелюбием Куроо как-то забываешь, каким он становится, когда совершенно серьезен. Он слышит в голосе Куроо стальные нотки и замечает, как агент неуверенно перебирает скрепку и косится на свой телефон. Яку тянется за своим чаем и почти жалеет, что в переговорке нет попкорна: наблюдать, как Куроо с этим своим жутким видом вежливо ругается с кем-то другим — одно удовольствие. — Мы с вами обсуждали техзадание, а потом обе стороны его подписали. И работа сделана полностью по нему, — терпеливо поясняет Куроо, неотрывно глядя агенту в глаза. — Это отличие, может, кажется мелочью, но требует на день, а то и на два больше работы. У вас возможности дать нам дополнительный день на работу не было. Как не было и этих деталей, четко прописанных в тз на рекламу. — При всём уважении, как профессионалы, вы… — агент не договаривает. — При всём уважении, — перебивает его Куроо и смотрит в упор, — как профессионалы, мы уточняем ваши задачи и утверждаем техзадание, а потом работаем по нему, делаем всё в срок и не пренебрегаем документами. Я понимаю, что у вас кто-то облажался и заказал не ту рекламу. Но я не вижу причины сваливать это на нас — мы свою часть договора выполнили. А вы сейчас пытаетесь отозвать рекламу, которую уже увидели все зрители стрима Кенмы. — Куроо закидывает голову назад и усмехается. — Вы понимаете, что вы буквально пытаетесь получить рекламу за бесплатно? В комнате повисает напряженная тишина. Куроо опирается рукой на стол и тянется за стаканом воды. Он медленно делает несколько глотков, пока смотрит на агента в ожидании ответа. Агент неестественно-вальяжно перелистывает договор, бегает в десятый раз по пунктам в параграфе с правами и обязанностями сторон и недовольно качает головой. Цукишима скользит взглядом по столу. Бумаги лежат ровным слоем, а рядом в кучку сложены вырванные с корнем скрепки степлера. Поверх бумаг валяются ручки, текстовыделители с блокнотами и планшет с записью стрима и видео рекламы, над которым они допоздна сидели в офисе накануне. Задача даже в том виде, как ее описали в утвержденном тз, была почти невозможной. Не работай они со съемочной командой параллельно — вряд ли бы что успели. Но за срочные заказы платят вдвое, в то и втрое больше, так что и отказываться было бы глупо. Он смотрит на агента почти с жалостью. Насколько надо быть глупым и самонадеянным, чтобы пытаться прикрыть свои оплошности за счет других? Цукишима почти с садистским интересом ждет, чем всё кончится. Он смотрит на Яку и как тот с недовольным видом пьет свой чай, исподлобья поглядывая на агента. Рядом сидит Куроо и с пугающе спокойным видом ждет даже не ответа, а как будто раскаяния или хотя бы признания своей неправоты. Цукишима почти чувствует холодок на спине, когда думает, что на месте агента мог бы оказаться он, если бы конкретно облажался. Впрочем, он вряд ли бы стал так упорно стоять на своем, если бы понял, что виноват. Прямо остросюжетный триллер, а не переговоры. Агент что-то возражает про согласование ролика перед запуском. Куроо вежливо прерывает его, напоминая, что второе ответственное лицо из их компании, которое, кстати, указано в договоре, подтвердило, что ролик можно выпускать в эфире того же дня. Куроо, кажется, очень близок к тому, чтобы сорваться и перейти от вежливости и пусть холодного, но уважения, к «крайним мерам». Цукишима почти восхищается его самообладанием и почти с таким же садистским интересом думает, как бы выглядел Куроо, если бы того всё же довели. Агент качает головой и продолжает настаивать на своем. Цукишима ловит на себе жесткий взгляд Куроо и замечает, как тот уверенно и даже слишком ровно дышит. Внутри всё куда-то падает и Цукишима вдруг понимает: Куроо обожает переговоры. А еще прямо сейчас Куроо хочет, нет, Куроо требует, чтобы он вмешался. Возражать не получается, да и не очень хочется. — При всём уважении, — подает голос Цукишима с той самой вежливой улыбкой, которой обычно улыбаются администраторы на ресепшене, когда отказывают посетителям в чем-то особенно неадекватном. Когда чисто по-человечески хочется послать нахуй, а чисто по-профессиональному это делать нельзя. — Вы лично указали в договоре второго ответственного, чтобы наверняка успеть согласовать рекламу перед эфиром, потому что успеть в срок было важнее всего. Кроме того, даже в, как вы выразились, «обрезанном и упрощенном» виде техзадание было практически невыполнимым к вашему сроку и вам невероятно повезло, что у нас была возможность работать над роликом вдвоем, — Цукишима откидывается на спинку стула, бросает взгляд на Куроо, потом на Яку и внутренне усмехается. Он начинает понимать, почему эти двое так повернуты на своей работе. — Я удивлен, как вы можете настолько не представлять возможные и невозможные объемы работы в конкретные сроки, столько лет проработав в рекламе, — говорит он, с ухмылкой приподнимая брови. Агент почти краснеет от возмущения, а Яку прячет усмешку в чашке с чаем. Куроо с лицом сытого хищника и смесью восхищения и удивления наблюдает за Цукишимой. Действительно, какая неожиданность, это же не он минуту назад не попросил — потребовал одним взглядом, чтобы Цукишима вмешался. Конечно. Цукишима елейно улыбается Куроо в ответ. Прекрасно они всё поняли. Куроо скользит взглядом по Цукишиме, на секунду бездумно задерживаясь на сложенных нога на ногу бедрах в складках темных брюк, довольно ухмыляется и смотрит исподлобья на агента, приподняв брови: — Мы с вами можем долго тут спорить и ни к чему не прийти. А можем, — он поднимает голову и умудряется улыбнуться одновременно по-доброму и угрожающе. — Можем договориться и решить проблему вместе. Яку пинает ногу Куроо под столом и смотрит на него с видом «ебать охуеть ты сейчас завернул». Куроо поворачивается к Яку и одними губами произносит «Что?», изображая крайнюю степень недоумения на лице. Яку закатывает глаза и снова прячет улыбку в стакане, допивая чай. Куроо шлет ему до отвратительного наигранный воздушный поцелуй, убедившись, что агент всё еще очень увлечен перечитыванием договора, наверное, в тысячный раз. Цукишима с непроницаемым видом смотрит на импровизированную пантомиму и думает, что было бы, отвлекись сейчас их гость от перечитывания документов. Потом Цукишима думает, что, в общем-то, не такой уж Куроо и жуткий, а еще что кое-кто явно пересмотрел фильмов с мафией. Впрочем, оказаться на месте агента всё еще нет никакого желания. И что может это не так уж и плохо, потому что с таким начальством он, к своему удивлению, не против вписаться хоть в десять проектов с жесткими дедлайнами. И что Куроо умеет красиво ругаться. Потом Цукишима думает, что сдержанный гнев, заметный по несвойственной холодности и серьезности, а не крику, — это интересно и очень экспрессивно. Надо запомнить, потом в сценариях пригодится. А потом агент, наконец, подает голос. — Что ж, — агент делает паузу, пытаясь выглядеть расслабленно. — Я тоже считаю, что спорить — это тупик. Давайте послушаем, что вы можете предложить. Яку довольно усмехается, уже никак не скрываясь, и не глядя забирает договор из рук Куроо, переворачивая на нужную страницу, и начинает объяснять, что надо делать. Куроо довольно откидывается на стуле, а всё его напряжение вмиг куда-то улетучивается. И вот рядом с Цукишимой уже снова сидит тот самый Куроо с добродушной ехидной улыбкой и сомнительными штуками. Сам Цукишима еще несколько минут не может расслабиться и ждет, что агент снова начнет возражать. Но, кажется, Яку и правда умеет быть убедительным, и агент только сосредоточенно слушает, нахмурив брови. Куроо толкает коленом Цукишиму в бедро и весело подмигивает, когда тот ловит его взгляд. Цукишима в ответ только закатывает глаза и кладет голову на спинку кресла, наконец, расслабляясь. Когда он переводит взгляд на Куроо снова, тот всё еще смотрит на него, и Цукишима слегка улыбается ему уголком губ, поднимая брови в согласном жесте. Куроо широко улыбается в ответ и пишет короткое сообщение в общий чат. Насколько Цукишима заметил, что-то про то, что булки можно расслабить и что все идут вечером в бар. *** Цукишима сидит вполоборота на диване, закинув ногу на ногу. Он упирается локтем в спинку дивана, а пальцами левой руки в висок, частично перенося вес головы на руку, и разглядывает из-под полуприкрытых век стакан в руке. Рукава рубашки закатаны, две верхние пуговицы расстегнуты. Цукишима задумчиво крутит в руке стакан, отстраненно наблюдая за бликами от люстры в отражении низких кожаных мартенсов из лаковой кожи. Бар оказался неожиданно приличным — одна музыка чего стоит. Точнее, ее почти полное отсутствие, как и излишне шумных посетителей. Виски, к его удивлению, тоже оказывается очень даже ничего. Алкоголь приятно согревает, и Цукишима медленно выдыхает, наконец, расслабляясь. Он крутит стакан в руке еще раз, вдыхает аромат и, задумавшись, замирает, упершись губами в стакан. Бокуто подбегает к барной стойке и радостно закидывает руку на плечо сидящего вполоборота Куроо. Тот нехотя медленно поворачивается и смотрит на Бокуто как-то вопросительно и немного отстраненно. — Что с ним? — спрашивает сидящего рядом Кенму Бокуто, кивая на Куроо. — Уже всё? Странно, обычно он пьет больше. Эй, бро, — Бокуто снова поворачивает голову к Куроо, — Тецу, ты как? — В порядке я, — улыбается Куроо, глядя не на Бокуто, а скорее куда-то сквозь него. — Устал сегодня, вот и зависаю. — Он сидит так уже семь минут и смотрит на Цукишиму, — вставляет Кенма, не отрываясь от телефона. — А? — непонимающе выпучивает глаза и хмурит брови Бокуто. — А с ним что не так? — Мне почем знать? — Кенма тянется за своим коктейлем. — Это не я на него всё это время смотрю. Бокуто сосредоточенно всматривается в сидящего за столиком у стены Цукишиму. Он стоит так еще несколько секунд, прежде чем поворачивается к Куроо и говорит: — Да вроде всё с ним в порядке. Обычный Цукишима, — с непониманием в голосе никак не унимается Бокуто. — Я бы больше удивился, начни он тут сейчас слоняться от стола к столу или пытаться клеить бармена, — ржет он. Куроо согласно смеется, делает глоток виски и поворачивается обратно. — Да Куроо, блин! — Да че те надо? — Тебя! — Много хочешь! — Ну бро! — Да чего тебе? — Твое внимание! Ты офигеешь, что я тут придумал! Кенма многозначительно мычит в коктейль и возвращается к телефону. — Кенма? — не унимается Бокуто. — М? — Что «м»? Что происходит-то? — почти обиженно сопит Бокуто. — Да ничего не происходит, — бухтит Куроо, пихая Бокуто в плечо. — Уже устать нельзя. — Если тебе нужно внимание Куроо, я бы спросил у Цукишимы, почему он его забрал. — Кенма! — возмущается Куроо. — Ну что ты заладил! Бокуто удивленно ухает. — Я просто констатирую факты, — равнодушным голосом говорит Кенма, убирая телефон в карман толстовки. Всё равно эти двое его слишком сильно отвлекают. — Ты смотришь на Цукишиму уже почти десять минут. — Да иди ты! — О, уже можно? — с надеждой тянется за коктейлем Кенма, готовый допить его прямо сейчас. — Нет, останься, я передумал, — смеется Куроо, хватая Кенму за плечо, будто тот и впрямь собрался бежать. Кенма вздыхает. — Но хватит так говорить! — Но ты и правда смотришь туда при первой возможности, — почти наивно добавляет Бокуто, в упор глядя на Куроо. — Если с Цукишимой что-то не так, то нам надо это решить как можно быстрее! — Да всё с ним так! — отмахивается Куроо. — Ага, слишком «так», видимо, — тихо смеется Кенма. — Я… — Куроо запинается. — Я отказываюсь на это отвечать, — наигранно зло вздыхает он. — Бокуто! Ну хотя бы ты? Бокуто указывает взглядом в сторону Цукишимы и поворачивает голову следом. — Не ну красиво, не спорю, — с ну очень серьезным видом говорит он. — Угу, — мычит Куроо и тянется за своим стаканом. — Ну прямо глаз не отвести, — с тем же тоном продолжает Бокуто, широко улыбаясь. — Ну… — неопределенно тянет Куроо, делая глоток. Кенма смотрит то на Куроо, то на довольного Бокуто и беззвучно смеется. — Согласен, — ровным тоном добавляет Кенма, смотря Бокуто в глаза. — Цукишима красивый. — Ага, — говорит Куроо. Он еще несколько секунд смотрит в сторону столика у стены, как вдруг до него доходит. Куроо хмурится, медленно ставит стакан на барную стойку и поворачивается к Кенме. Кенма с каменным лицом указывает за спину Куроо прямо на сияющего Бокуто. Куроо поворачивается к нему и молча смотрит, ожидая объяснений. Бокуто только шире улыбается и смотрит как-то подозрительно заговорщически. Что ж. Молчанка так молчанка. Он жестом призывает Бокуто поторопиться с объяснениями. Тот лишь с тем же довольным видом переводит взгляд на Цукишиму, подняв брови и слегка кивнув головой для пущего эффекта. Куроо следит за его взглядом и резко разворачивается обратно. — Да что не так то! Бокуто широко улыбается. Сволочь. — Да скажи уже! Бокуто улыбается шире. Наглая противная сова. — Бокуто, — почти с угрозой в голосе. Бокуто улыбается так, что, кажется, еще немного, и его лицо пошлет подальше все законы евклидова пространства и обернется одной большой и до жути довольной улыбкой. Куроо ему еще это припомнит. Бокуто смотрит на уже почти злого и озадаченного Куроо, и решает, что вот теперь уже можно и сжалиться над бедным другом. — Цукишима, — нарочито долго тянет паузу он. — Красивый. — И что? Нельзя человека красивым уже назвать? — хмурится Куроо. Как дети малые, ей-богу, спектакль на ровном месте устроили. — Ну, а вот я красивый, бро? Куроо удивленно смотрит на Бокуто. — Конечно, бро! Ты что, — ободряюще хлопает его по плечу Куроо. — Прямо как Цукишима? — радостно выпучивает глаза Бокуто, с интересом уставившись на Куроо. — Эм… нет? — Куроо чешет подбородок. — Это другое! — поднимает брови он. — Ну, в смысле, вы разные! — Так это так теперь называется! — ухмыляется Бокуто, растянув второе «так» и закидывает руку на плечо Куроо, заглядывая тому в лицо. — Да что вы заладили? Мы все тут красивые, ну. Как на подбор! У нас, может, фейс-контроль при приеме на работу? — смеется Куроо как-то неловко. — Я вот красивый, — довольно лыбится Куроо. — Ты красивый, Кенма тоже ниче так, — он подмигивает Кенме, и тот отворачивается, закатив глаза. Куроо оглядывается по сторонам, и продолжает. — Яку красивый, хоть и злая креветка. Акааши красивый, и как его земля носит? Ямагучи красивый — вы видели эти веснушки вообще? И Цукишима, — Куроо замирает и вздыхает, — тоже красивый. — А ты иди и скажи ему, — пихает локтем Куроо снова уткнувшийся в телефон Кенма. — Заодно прихвати мне колу. — Сам свою колу бери, — бурчит Куроо. — Никуда я не пойду. Я тут вообще-то пьяный. И устал. — И влюбился, — Бокуто улыбается еще шире, если это вообще возможно. Куроо не уверен. — Что? — Что? — Ты влюбился, — говорит Кенма голосом, будто отвечает на вопрос «который час?», а не сообщает своему абсолютно совершенно точно гетеросексуальному другу, что тот влюбился. — Или он как минимум тебе очень нравится. — Он? — Куроо удивленно вскидывает брови. — Шутишь, Кенма? Я же… — Куроо зависает. — Не… Кенма сочувственно смотрит на Куроо долгим взглядом и слегка кивает головой несколько раз, положив ладонь на предплечье. — Да нет, ну Кенма, ты же знаешь, — Куроо с сомневающимся видом смотрит то на Бокуто, то на Кенму. — В том-то и проблема, что я тебя слишком знаю, — почти сочувственно улыбается Кенма одними уголками губ. — И видел в очень разных ситуациях. Конкретно в такой — никогда. Но и геймпад от свитча ты однажды взял в руки впервые, — Кенма едва слышно беззлобно усмехается. — Гейпад, ты хотел сказать? — ржет Бокуто прямо над ухом Куроо, обращаясь к Кенме. — Бро, да это… ну… пройдет? Боже. Бокуто и его попытки успокоить давно пора заносить в золотые цитаты чего-нибудь. Цукишима, конечно, невероятный, но это же чисто платоническое. Типа, как вот Бокуто поразительный и зад у него тоже поразительный. Но это же ничего не значит. Как и не значит ничего то, как Куроо в кайф решать вместе с Яку рабочие вопросы и чувствовать в такие моменты себя на своем месте и способным свернуть любые горы на пути и превратить их в горы денег на их банковском счете. Или Кенма, который невероятный стратег, хотя и тратит свой удивительный интеллект на прохождение игр на уровне сложности истязание шестнадцать и иногда — на помощь им с бизнес-планами. Впрочем, Куроо ни разу не пожалел, что послушался его и купил, а потом успел продать биткоин по очень приятной цене. Куроо знает их так давно, что точно бы понял, что что-то не так. Значит, и сейчас ничего не может быть по-другому. Не может же? Чисто платоническое. Восхищение. Цукишимой в рубашке и какой-то охренительной оправе, с этими его светлыми волосами, медовыми глазами, тонкими чертами лица и едва виднеющимися острыми ключицами. Который крутит опустевший бокал своими длинными пальцами, вытянув ноги вдоль столика. Чисто. Платоническое. Как картиной Рембрандта в музее. Ну, а что, вот жопе Бокуто любая античная статуя позавидует. И Куроо от нее тоже в чисто платоническом восхищении. Цукишима перекладывает одну ногу на бедро другой и жестом просит повторить его напиток. Блять. — Блять, — повторяет Куроо уже вслух и прячет лицо в ладонях, зарываясь пальцами в волосы. — О, — коротко комментирует Кенма и откладывает телефон. — Дошло, — понимающе кивает головой Бокуто и похлопывает Куроо по плечу. — Бро, если ты скажешь, что у Цукишимы задница круче моей, я не обижусь, честно! — Да иди ты нахуй, сова сраная! — бубнит Куроо, не поднимая головы. И, о боже, это что, у него покраснели уши? — Ху-ху, — передразнивает его Бокуто, ободряюще продолжая похлопывать по плечу. — Я мудрая сова, как в Винни Пухе! И правда всё понимаю. Задница Цукишимы — это другое! Куроо вдруг не выдерживает и начинает тихо смеяться. Всё происходящее кажется таким странным и нелепым. Почти как во сне или в сценарии дурацкого ситкома. Хочется верить, что он и правда перебрал сегодня, и завтра всё покажется ему пьяным бредом. Хотя что-то внутри подсказывает, что это не так. Куроо пытается вспомнить всех, кто когда-либо нравился ему, и это действительно одни девушки. Еще были Бокуто, Кенма и Яку, но это и правда другое — он чувствует. Куроо пытается вспомнить все время, что они провели вместе с Цукишимой, и с ужасом понимает, почти отказываясь признавать, что это и правда то же самое. Что с девушками, а не с его братьями по бизнес-несчастью, которое они по приколу решили в один день назвать работой. Память услужливо подкидывает еще несколько «чисто платонических» случаев — с горнолыжного курорта, куда они ездили отмечать рождество год назад и познакомились с классной компанией местных, с выпускного года в универе, когда им пришлось защищать дипломы вместе с заочниками. И еще тот самый реально завораживающий чувак из тиктока. Чисто платонических, ну конечно. Куроо думает, что это пиздец — узнать про себя такое, когда почти перевалило за двадцать пять. С другой стороны это многое объясняет. С другой стороны, не может же не быть вообще ничего раньше, чем последний курс. «Кто ж знал, что ценой диплома будет моя ориентация, — всё еще шокировано смеется он в уме. — С другой стороны, универ киношный, чего еще от них ждать.» Куроо чувствует себя странно: кажется, будто должно быть некомфортно или будто ему стоит об этом переживать, но ему… нормально? Его жизнь не закончилась, а его друзьям так вообще не привыкать — у учебы на одном потоке с Ойкавой есть свои плюсы. А он все тот же самый Куроо Тецуро, что и всегда. В общем — нельзя сказать, что он чувствует себя плохо. Скорее иначе. Странно. Непривычно. И не совсем ясно, что с этим делать. То есть с этим ничего не поделать и вообще, кажется, это было всегда. Но, типа, как с этим быть теперь, когда он знает об этом? Куроо тяжело вздыхает и опускает лоб на холодный камень барной стойки. Кенма жестом просит бармена сделать два виски и повторить ту лютую штуку, которую всегда берет Бокуто. Сам Бокуто так и не убрал руку и вместо этого обнял покрепче и устроил голову на плече. Куроо поднимает голову от стойки, когда слышит, как стеклянный стакан со стуком опускается перед ним. — Ага, это пиздец, — понимающе говорит Бокуто, возвращаясь на свое место. — Знаю. Но по большому счету — какая разница? — Да никакой, — усмехается Куроо то ли грустно, то ли потерянно. — Куроо, — зовет его Кенма и кладет руку на запястье, привлекая внимание. — Дай себе время, — говорит он с почти пугающей уверенностью. — Привыкнешь. Разницы действительно почти никакой. Куроо удивленно смотрит на Кенму и благодарно кивает. Кенма молча поднимает бокал с виски в немом тосте, Бокуто с Куроо так же молча чокаются с ним и отпивают от своих стаканов. Привыкнет. Зато Цукишима красивый. Куроо хотел было снова лечь лбом на стойку, как слышит знакомый голос за своей спиной: — Привет. Куроо медленно поворачивается. Перед ним стоит Цукишима с той же своей дурацкой ухмылкой и держит в своих дурацких руках свой дурацкий бокал из-под заказанного Куроо виски. И эта дурацкая рубашка всё еще на нем. Стоп, что значит «всё еще»? Куроо зависает на минутку, а потом ухмыляется: — Ну и как тебе? Получше твоей яблочной водички? — Куроо, сидр — это не водичка. — Ну да, это сок, — ехидно смеется Куроо и не может перестать разглядывать Цукишиму. Цукишима закатывает глаза и проходит к стойке между Куроо и Кенмой, наклоняясь к другому краю и говорит что-то бармену. Куроо чувствует легкий запах порошка (дурацкая рубашка!) и, кажется, какого-то травяного шампуня. Он смотрит в одну точку, пытаясь переварить происходящее. Когда Цукишима отклоняется обратно, Бокуто тихо говорит на ухо Куроо «Ща», встает со стула и куда-то уходит. Куроо почти не дышит и старается не думать о последнем получасе своей жизни. Получается плохо, особенно на пьяную голову. Цукишима вежливо кивает бармену, ставит на стойку пустой стакан и с довольным видом отходит обратно, очевидно, ожидая заказ. Куроо думает, что, возможно, ему сейчас стоит помолчать, но вместо этого он говорит до того, как вообще успевает подумать. — И всё же ты выпил всё. Ну, как тебе? — довольно улыбается он. — Неплохо, — неожиданно прямо говорит Цукишима. — И место тоже, — он делает паузу и окидывает взглядом помещение, — приятное. Если это то, как алкоголь действует на Цукишиму, то ему определенно стоит звать того в бар почаще. — Повторим? — довольно поднимает брови Куроо и тут же внутренне себя одергивает, теперь подозревая, как это может выглядеть. — Посмотрим. — На что? — почти смеется Куроо. — На мое поведение? — он вальяжно опирается о стойку, облокотившись одной рукой. Он снова одергивает себя в мыслях, но виду не подает. Впрочем, разницы в их общении действительно почти никакой. Может, всё не так уж и страшно? — На расписание, Куроо, — хмурится Цукишима. — Хотя пить с тем, кто называет мой сидр водичкой у меня желания нет. — Фу, как грубо, — морщится Куроо в ответ. — Да что ты говоришь? — неверяще закидывает голову назад Цукишима и смотрит на сидящего у стойки Куроо сверху вниз. — Говорю, — невозмутимо отвечает Куроо и поворачивается за своим стаканом. Цукишима снова подходит к стойке, забирает у бармена свой напиток и бросает через плечо, ехидно ухмыляясь: — Ну так скажи еще что-нибудь, и, может, я передумаю. Куроо выжидающе смотрит тому в глаза, медленно делает глоток своего виски и опускает стакан, обхватывая его двумя руками. И правда, почти никакой разницы. Только ехидничать хочется еще больше. — Виски за мой счет? — Сам напросился. Откуда-то из зала выныривает Бокуто и чуть не врезается в Цукишиму. Тот хмурится, отодвигая руку со стаканом подальше. — О, Цукишима! Тут какое дело, — радостно начинает Бокуто. — Мне в голову пришла одна крутая идея для съемки, нам надо обсудить… — он хватает Цукишиму за плечо и уводит куда-то к свободному столику. Кенма провожает сочувствующим взглядом Цукишиму, и на секунду Куроо даже кажется, что эти двое вполне могли бы общаться телепатией. Кенма коротко кивает Цукишиме и переводит взгляд на Куроо. — Что? — Он тебе нравится. — Кенма, хватит говорить это каждый раз. У меня так паника начнется. — Я думал, уже. — Тогда где моя дискотека? Кенма загадочно улыбается и утыкается в телефон. — Будет, — ровным голосом говорит он и запускает какую-то игру. Куроо задумчиво смотрит на Бокуто, оживленно что-то втирающего Цукишиме. Бармен ставит перед Куроо стакан. — Что это? — озадаченно смотрит Куроо то на бармена, то на виски у себя в руках. — Сидр. Яблочный. Светлый парень в очках просил передать. Блять. Цукишима его смерти хочет. От похмелья.