***
Дождь лил не переставая. Весна, лето, осень, зима… картина не менялась. Мрачная сырость, хлюпающая под ногами грязь… Сыро в воздухе, сыро на земле, сыро на душе. Даже привыкшему ко всему шиноби едва удавалось не впасть в уныние. Эта страна, раздираемая бесконечными войнами, словно рыдала, оплакивая погибших жителей и тех, кто дерзнул сюда вторгнуться. От мрачных мыслей Джирайю отвлекало только то, что у него есть цель и даже две: помочь трем сиротам, которых он взял себе в ученики, встать на ноги и написать книгу. Джонин пытался сосредоточиться, но в голову, как назло, ничего не лезло. В такие моменты ему начинало казаться, что даже его мозг отсырел. Он отложил в сторону письменные принадлежности и глубоко вздохнул. Пока он не придумал даже главного героя для своей книги. От раздумий напала жажда. Джирайя налил стакан воды из-под крана, продолжая думать на автомате о подходящем герое. Из раздумий его вырвал крик: — Скорее, учитель! На Яхико и Нагато напали! — запыхавшаяся Конан была промокшей до нитки. — Показывай дорогу.***
Яхико и Нагато лежали на земле, к счастью, оба живые. Однако было видно, что им обоим здорово досталось. Конан уже помогала подняться Яхико, а вот Нагато был без сознания. Джирайя с трудом привел ученика в чувство. Все, что ему удалось узнать, это то, что на них напал шиноби, который хотел их ограбить. После того, как тот избил Яхико, Нагато вышел из себя, но больше ничего не помнит. Бандит лежал мертвый тут же рядом, вокруг него уже успела набежать приличная лужа воды вместе с кровью. Нагато трясло. В отличие от бодрого несгибаемого Яхико, он все еще никак не мог прийти в себя. Учитель взял его на руки и прижал к себе, чтобы успокоить. Он погладил его по голове, откинув с глаз мокрую висящую челку, и оторопел: глаза того имели характерный рисунок великого додзютсу Мудреца Шести Путей. У Нагато пробудился ринненган. Вернувшись в убежище, Джирайя напоил всех горячим чаем, а сам все продолжал думать и никак не мог взять в толк, как такое могло произойти. Все давно поужинали и еще прежде переоделись в сухое. Произошедшее уже не казалось сейчас таким уж ужасным. Яхико с Конан вовсю весело перетирали случившееся приключение, только Нагато по-прежнему выглядел более тихим, чем обычно, и подавленным.***
Ночью Джирайя проснулся оттого, что его чуткое ухо уловило какие-то невнятные звуки. Прислушавшись, он понял, что это всхлипы. Саннин тут же сообразил, что среди мирно спящих учеников не хватает Нагато. Отшельник нехотя вылез из нагретой постели и тихо, чтобы не разбудить Яхико и Конан, направился на звук в сторону выхода. Несмотря на ночное время, было достаточно светло: белые ночи были обычным явлением в этом краю, и тот уже давно привык обходиться здесь без всякого фонарика, легко находя дорогу. Нагато нашелся на крыльце. Он сидел, обняв колени, и плакал. Джирайя тихонько опустился рядом и погладил его по голове. — Переживаешь из-за того, что тебе пришлось убить человека? Тот всхлипнул и повернул голову в сторону учителя. У него был настолько затравленный взгляд, что Джирайе самому захотелось тотчас же разрыдаться. — Я ведь неправильно поступил? Да? — спросил он, давясь слезами. — Нагато, иногда сложно понять, правильно ты поступил или нет. Но ты спас Яхико. Ты защитил друга. Думаю, ты поступил правильно, — Джирайя ласково поглядел на ученика и продолжил: — Люди ненавидят своих обидчиков, но когда ты сам обижаешь кого-то, тебя мучает чувство вины. Только познавая боль, мы учимся понимать друг друга. Так устроены люди. Понимаешь? — Не совсем. К чему вы клоните? — Нагато был так расстроен, что ему было сейчас совсем не до умных наставлений, а просто хотелось, чтобы кто-то пожалел его и успокоил, побыл рядом. — Ты скоро станешь совсем взрослым, Нагато. С возрастом, ты помудреешь и сам поймешь, как тебе надо поступать. — Я хочу защитить моих друзей и… — он помедлил, — я хочу быть достойным вас, сенсей, хочу, чтобы вы оценили меня и… — он совсем запнулся, глядя прямо ему в глаза своими, необычными и странными, с серыми зрачками и расходящимися кольцами. Джирайя глядел в эти глаза, как загипнотизированный. Где-то там, на задворках сознания, он понимал, что, обладая такой силой, этот юнец и сам может с ним что угодно сделать. — Вы поможете мне помудреть, сенсей? — Это зависит только от тебя, — попытался ответить тот, но голос его плохо слушался. — Я хочу быть с вами, учитель, — почти умоляюще вымолвил Нагато и прижался к нему, словно ища защиты ото всего мира, от этого проклятого дождя и от себя самого. Джирайя так и не мог вспомнить впоследствии, что толкнуло его в ту ночь пойти на поводу у мальчишки: его собственные извращенные наклонности или то, что тот все-таки неосознанно испытал на нем свое додзютсу. Он помнил только то, что просто не смог бы простить себе, если бы отказал ему тогда, когда тот остро в нем нуждался. Нагато был жутко худющим: кожа да кости. Он казался ужасно хрупким, его хотелось защищать и оберегать. Джирайя обнял его особенно нежно и прижал к себе. Тот разволновался и стал учащенно дышать, при этом глядя на наставника так умоляюще, что саннин не выдержал и начал поглаживать его по голове и по спине, желая успокоить. Но ученик только разволновался еще сильнее и потянулся его поцеловать. Джирайя, решив его опередить, чмокнул того в макушку. Но не успел он это сделать, как Нагато неожиданно быстро обхватил его руками за шею и буквально подтянулся к его губам. — Ты правда этого хочешь? — спросил отшельник, прежде чем ответить на его робкий неумелый поцелуй. Нагато кивнул, не отрываясь взглядом от учителя. Джирайе на миг показалось, что кольца вокруг его зрачков причудливо задвигались. Саннин непроизвольно моргнул. Нет, показалось. Он притянул к себе дрожащего Нагато: тот и сам не заметил из-за своих переживаний, как продрог на сыром ночном воздухе. Дождь лил так и не переставая и становился все сильнее. Джирайя усадил его к себе на колени и запустил руку под рубашку, осторожно поглаживая худенькое тельце с выпирающими ребрами. Он чувствовал к ученику жалость, и ему очень хотелось сделать тому хотя бы что-нибудь приятное. Видя, как парень желает более тесного контакта, Джирайя разрывался между желанием снять с него одежду и желанием этого не делать, так как он совсем замерзнет. Словно прочитав его мысли, Нагато сказал: — Мне и так тепло в ваших объятьях, сенсей. Джирайя кивнул, расстегнул его рубашку и ослабил пояс штанов, приспустив их слегка, хотя совсем снимать не стал. Ему было жаль, что пойти в дом они не могут, так как там спали Конан и Яхико. Он приподнял Нагато, попутно целуя его сверху до уровня пупка, тот не выдержал и застонал. — Тише, — сказал Джирайя, — ты ведь не хочешь разбудить друзей? Нагато помотал головой. Он обвил руками шею учителя, закусил губу и тяжело опустил голову тому на макушку. Джирайя в это время гладил его оголившуюся поясницу и запустил другую руку под белье, легонько пожимая попку. Нагато терпеливо не издавал ни звука, пока руки сенсея гладили его везде ниже пояса, а губы покрывали тело поцелуями там, где дотягивались. Он стоически молчал, уткнувшись носом в густые белые волосы саннина, когда тот гладил его между ног, и едва ли не плакал от желания закричать, когда Джирайя, видя, что парень уже готов, захватил его ртом и начал делать нечто уж совсем умопомрачительное. Это было так горячо и сладко, что Нагато прокусил губу до крови, пытаясь не застонать во весь голос. Холодный дождь беспощадно атаковал едва защищавший козырек крыши, пытаясь достать до них и промочить до нитки. Нагато было сейчас так жарко, что он без колебаний поверил бы в то, что дождь тут же испарится, едва достав до его тела. Кровь бурлила в нем сейчас ключом, и это состояние было несколько сродни тому, в которое он впал, когда в минуту смертельной опасности активировался его ринненган. Сейчас он тоже чувствовал в себе своего рода силу: и бурлящая в жилах кровь, и наклонившийся, ублажающий его учитель — все это создавало некое ощущение всемогущества. Он быстро поднимался на пик нараставшей в нем мощи и чувствовал, что ему достаточно будет только захотеть, и весь этот чертов мир падет к его ногам. Однако на самом деле Нагато вовсе не хотел ничего подобного. Его нынешним пределом мечтаний было остаться с сенсеем и жить долго и счастливо с ним и со своими друзьями, Яхико и Конан, а еще было бы неплохо, если бы и эта бесконечная война, и этот еще более бесконечный дождь, наконец, закончились. Ему так хотелось увидеть солнце! Он словно бы грезил наяву и даже не понял, когда и как все закончилось, его мысли смыло начисто, и наступило блаженное небытие. Он крепко прижимался к любимому учителю и чувствовал, как все тревоги и невзгоды покидают его. И только ощущение чего-то твердого, настойчиво упирающегося в бедро, не давало покоя. Когда он немного пришел в чувство и к нему в некотором роде вернулась способность мыслить, до него неожиданно дошло, что учитель тоже возбужден и его хочет. — Сенсей, — прошептал он ему на ухо, — я тоже желаю сделать вам приятное, — с этими словами Нагато потянулся к завязкам на его штанах, тот, впрочем, не возражал. Однако Нагато сделал не совсем, а вернее, совсем не то, что наставник от него ожидал: он скинул штаны вместе с бельем и пристроился на нем сверху. — Ты что делаешь? — опомнился Джирайя. — Это же опасно. — Не волнуйтесь, учитель, я уже делал такое с Яхико, — проболтался Нагато. — Ну слов нет, — ответил саннин, а сам подумал о том, что в их возрасте еще похлеще экспериментировал. — Давай хоть помогу, я-то тебе не Яхико, у меня побольше будет, — он протянул руку. — На вот, оближи пальцы… Эти двое еще долго предавались безумию прямо на крыльце того сарая, что заменял им дом, каким-то чудом умудрившись никого не разбудить и не простыть впоследствии. Но ведь им же было друг с другом так тепло и уютно, что они совершенно не замечали всех этих неудобств. А дождь все хлестал и хлестал, и уже не так далеко оставалось до утра. Они оба, совершенно обессиленные, кое-как доползли обратно до своих постелей. Нагато перетащил свой футон поближе к сенсею, и они уснули, держась за руки. Много ли надо человеку для счастья?***
Джирайя все говорил и говорил, а Узумаки со скучающим видом косился в окно. Это было вовсе не потому, что саннин был скучным рассказчиком, вовсе нет, даже наоборот, просто люди, события и вещи, о которых он рассказывал, были от Наруто весьма далеки. — А потом, — отшельник тяжело вздохнул, — я получил послание от жабы-разведчика о том, что они все погибли… Но я даже сейчас закрываю глаза и вижу их, как будто они живые. Я ведь ужасно к ним привязался, особенно к Нагато. — Тоже мне, какой-то Нагато с ринненганом… — проворчал Наруто. — И при чем тут вообще мой отец? — Да так, ни при чем, — рассеянно заморгал Джирайя, несколько огорченный тем, что рассказ не произвел на слушателя должного драматического эффекта. — Старик-извращенец, — Узумаки странно улыбался во все тридцать два зуба и еле сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху, — расскажи лучше, что вы там с папашей еще натворили! Я ведь видел, как тебя тема про голову Хокаге зацепила. Давай, колись! — Давай в другой раз, — попытался увильнуть отшельник, но от Наруто не так было просто отделаться, особенно когда тот что-то вбил себе в голову.***
— Что мы здесь делаем? — поинтересовался Джирайя, оглядывая весьма просторную пещеру, которая являлась внутренностью головы Третьего Хокаге, высеченной в скале. — Я хотел поговорить с вами в спокойной обстановке, учитель, — на лице Минато играла улыбка, которую прекрасно было видно, несмотря на полумрак, а его глаза блестели каким-то непередаваемым озорным коварством. — О чем же ты хотел поговорить, если выбрал такое странное место? — У меня хорошая новость, — сказал Минато, — Хокаге решил сделать меня своим преемником. — Ого! Просто потрясающе! Да ты у меня времени зря не терял! — Джирайя был в полном восторге. — Я всегда знал, что ты далеко пойдешь. (На самом деле он уже был в курсе того, что Хирузен выбрал Намикадзе своим преемником, но сделал вид, что очень удивился, чтобы не портить торжественность момента.) — Спасибо, учитель. — Ну тогда с меня подарок! — заключил саннин. — Раз такое дело. — Тогда сделайте мне его прямо сейчас, — Минато подошел вплотную, положил руки на грудь сенсея и посмотрел с такой нежностью, что у того заколотило сердце. — Помните, вы мне обещали, что когда я «немного вырасту», мы сделаем это по-настоящему. Джирайя судорожно сглотнул. Он, разумеется, ожидал чего-то подобного от своего ученика, решившего поговорить в столь необычном месте, но чтобы вот так прямо… — Ты уверен? — спросил он, сам не совсем уверенный в том, что уверенность Минато как-то скажется на его собственной относительно… В общем, Джирайя и сам не был ни в чем до конца уверен, но не мог отрицать, что дерзкая идея ученика ему определенно нравится. — Конечно, — плутовато улыбался Намикадзе, а его ловкие ручонки уже тянулись, чтобы развязать пояс учителя. — Ну смотри, — ответил саннин, — сам напросился. Джирайя крепко прижал его к себе, приподнял, и они слились в долгом страстном поцелуе. Минато, как вы помните, очень нравилось целоваться, и долгие нежные поцелуи стали уже у них своего рода ритуалом. Потом они начали помогать друг другу раздеваться. Затем отшельник прижал юношу к стене и страстно, тяжело дыша, торопливо покрывал его тело поцелуями и мял руками. Тот пытался отвечать ему тем же, но выходило не очень из-за великих габаритов саннина. Они стояли голые и жутко возбужденные. К счастью, безумная идея совершить экскурсию в голову Третьего Хокаге в тот день больше никому не пришла в голову. (В противном случае кого-то мог ожидать сильный шок с последующим сердечным приступом, не разбирающим ни возраста, ни пола.) Джирайя развернул его лицом к стене и продолжил ласкать, спускаясь от шеи на спину и ниже. Парень уже просто изнемогал, желая продолжения. Он нетерпеливо дернулся, когда учитель прижался разгоряченным членом к его заду. — Минато, я могу сделать тебе больно, наверняка сделаю, — Джирайя тоже уже был на пределе. — Скажи, ты точно уверен, что хочешь продолжить? — и видя, как тот утвердительно кивнул, тяжело выдохнул, обдав его шею жаром. — Черт, как нарочно и смазки никакой нет, — сокрушался саннин. — У меня есть там, в кармане, — кивнул парень в сторону брошенной одежды. — Все предусмотрел, вот ведь… — ухмыльнулся сенсей, только сейчас в полной мере понявший, насколько был «коварен» его ученик. — Что за мазь такая? — Джирайя, несмотря на дикое перевозбуждение, отнюдь не потерял интерес к окружающей его обстановке, тыкаясь носом в баночку. — Точно не знаю, но, кажется, крем для лица, — дернул плечом Намикадзе. — Я у Кушины позаимствовал. — Разумеется, без спроса? А она тебя точно не прибьет, особенно если узнает, в каких целях ты его использовал? — Надеюсь, что нет. В смысле, что не узнает, — попытался рассмеяться Минато, но из-за охрипшего от возбуждения голоса вышло только нечто, скорее напоминающее кашель. Он повернул голову через плечо, сладострастно глядя на учителя, и, облокотившись о стену, выгнулся, выставляя вперед аппетитную попку. Джирайя при виде такой картины тут же позабыл про всякого рода постороннюю любознательность относительно баночек с кремом и их происхождения и перешел к действию. Минато стоял, опершись о стену руками. Из его глаз брызгали от боли слезы. Несмотря на хорошую смазку (все-таки крем для лица был превосходного качества и соответствующей жирности) и все меры подготовки, которые Джирайя применил к любовнику, ему было чертовски больно (размерчик у саннина был не хухры-мухры, сами понимаете). И все же он плакал не только от боли, но и от счастья, чувствуя, как наконец соединился, во всех смыслах этого слова, с человеком, которого любит. Он уже не понимал, что происходит, ему было и больно, и горячо, и сладко, уши словно заложило ватой, и казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Жаркие руки учителя окончательно сводили с ума, лаская его во всех доступных и не слишком доступных местах. Они оба уже не слышали, как начали стонать столь громко и пронзительно, что звуки вылетали откуда-то из ноздрей и глазниц Третьего и разлетались по округе. (Проходившие мимо скалы с портретами Хокаге в тот день очевидцы впоследствии утверждали, что слышали, как там стонет и охает привидение.) Невероятное напряжение росло и ширилось, стремительно достигая своего апогея. Минато казалось, что его вот-вот разорвет всего изнутри. В голове успевали мелькать лишь какие-то невнятные хаотичные обрывки мыслей. Почему-то представилось, что он вот так и умрет от удовольствия, а перед мысленным взором вдруг возникла картина: Кушина, рыдающая на его могилке, это почему-то очень умиляло. А потом все взорвалось и разлетелось, все тело и остатки сознания выжгло волной пламени, и он почувствовал, что теряет сознание и, возможно, действительно сейчас умрет. Джирайя подхватил на руки обмякшего ученика, ласково потрепал по щеке, дожидаясь, пока тот придет в себя. А потом был долгий и нежный завершающий поцелуй. Тоже… традиция… — Давай, парень, не время расслабляться, — подгонял отшельник разомлевшего ученика. Ему бы и самому сейчас до крайности хотелось полежать обнявшись в теплой постельке и немного вздремнуть, но вот теплой постельки здесь как раз таки и не было, так что в их интересах было поскорее одеться, пока разгоряченные от любви тела не начали простывать.***
Они стояли на вершине горы, в которой были выбиты лица Хокаге, и отдавались прохладному ветерку, который приводил в чувство, остужал пыл и уносил прочь запахи, по которым некоторые и вполне невооруженным носом могли определить, чем они только что занимались… — Я люблю вас, учитель, — Минато весь сиял. — И я тебя, — просто, без лишних слов ответил Джирайя. — И я…***
— Ой, старик! Ой, извращенец! Ой, мой папаша туда же! Ой, не могу! — Наруто катался по полу, держась за живот от смеха под обеспокоенным взглядом саннина. — Ты в порядке? — усомнился Джирайя, подумывая о том, что, пожалуй, рассказал парню немного лишнего. — Чесслово! Старик-извращенец, это лучшая твоя история! — Узумаки перевел дух и вытер кулаком выступившие от смеха слезы. — Даттебайо!***
P. S. — И что, у тебя с этой девочкой серьезно? — Боюсь, что да, — вздохнул Хатаке. — Понимаю, — кивнул в ответ отшельник. — Понимаю, — повторил он, глядя, как к ним приближается миловидная розоволосая куноичи. — Добрый день! Какаши-сенсей, Джирайя-сан, — поприветствовала Сакура. — Добрый, — сказали они вместе. — Сейчас, уже иду, Сакура, — сказал Какаши, та только кивнула в ответ. — Что ж, не буду мешать, — произнес саннин и собрался было отправиться по своим делам, как его остановил вопрос девушки. — Джирайя-сан, можно у вас спросить? — Харуно, похоже, было несколько неловко спрашивать то, что она собиралась. — Конечно, золотце, для тебя все, что угодно, — беззаботно ответил отшельник, умиленно глядя на хорошенькую цыпочку своим сальным взглядом и совершенно не замечая в темном глазу Хатаке явно надвигающейся в его сторону угрозы. — Это, конечно, не мое дело, — Сакура пыталась хоть как-то покорректнее выразиться, — но что вы такого вчера рассказали Наруто? Понимаете, он уже второй день хохочет, как ненормальный. Мне он ничего не говорит, но зато рассказал что-то Кибе, и теперь они оба хохочут, как ненормальные. Может, стоит дать им успокоительное? А то Куренай-сенсей тоже уже беспокоится. — Э-э… кхе, — прокряхтел Джирайя, — я… это… анекдот ему смешной рассказал! Вот. Но рассказывать тебе не буду, так как он неприличный, — выкрутился саннин. — И, глядя на полный укоризны взгляд девушки, поспешил ретироваться, торжественно наобещав напоследок поговорить с Узумаки и успокоить его, причем сиюминутно же и безотлагательно. Сакура и сенсей Какаши, провожая того задумчивыми взглядами, ясно видели, как он направляется вовсе не к дому Наруто, а куда-то в сторону ближайшей женской бани. Это было так предсказуемо! © Irokez.