***
Ближе к концу смены Олег попал наконец к себе в кабинет после череды сложных операций. Сделав кофе и приземлившись на диван, мужчина задумался. У него из головы до сих пор не выходил утренний разговор с Ниной. Да и Марина в очередной раз не пришла выпить с ним кофе в обед. И в перерывах между операциями не заходила посидеть в тишине. И даже совместные операции проходили без шуток и подколов, бывших такими привычными. Нарочинская будто бы избегала его компании и общения с ним с того самого Нового года. Решил, что с ней надо поговорить, ведь с этим со всем надо что-то делать. Он определённо скучал по ней. Она не выходила у него из головы всё это время. — Нино, а ты Марину Владимировну не видела? — Олег приземлился на стойку регистратуры. — Она в нейрохирургию, кажется, поднялась. Шейнман её с собаками искал, ему консультация её нужна была по поводу какого-то пациента. А ты чего это интересуешься вдруг? Запал-таки, да? — Нина прищурилась, глядя на друга. — Да что запал-то сразу? Мне, может, тоже её консультация нужна, — спрыгнув с места, на котором сидел, направился Брагин к лифту. Как только железные двери, лязгая, распахнулись на нужном мужчине этаже, он увидел Марину — та, видимо, решила все проблемы и собиралась обратно в родную первую хирургию. — О, а ты чего тут? — спросила она у него, заходя в лифт. — Тебя искал. Вниз-вверх? — Вниз, — ответила девушка. Олег нажал нужную кнопку, двери закрылись, и лифт плавно тронулся с места. Однако проехав пару этажей, вредная кабина неожиданно заморгала светом и, вздрогнув, застряла между этажами. — Приехали, тёть Марина, — усмехнулся мужчина. — В смысле «приехали», Брагин?! Мы что, застряли? — Ну, типа того, — развёл руками он. — А у тебя что, клаустрофобия? Или, может, ты меня боишься? — Ни того, ни другого, — видно было, что Марина нервничает. — У меня плановая, — бросила взгляд на часы, — через двадцать минут. — В конце смены? Ну-ну, — фыркнул Олег, набирая какую-то комбинацию цифр на внутреннем телефоне. — Нинок, рыба моя, вызови лифтёра. Мы тут с Нарочинской немножко между этажами зависли. Ага, спасибо, ждём. — А долго ждать? — Нарочинская, абсолютно наплевав на то, что в лифте топчут все, кому не лень, опустилась на пол. — Ну мы как-то с Куликовым тут три часа сидели. Нас по всему Склифу с собаками искали — телефоны-то тут не ловят. Потом Саламчик вспомнил, что видел, как мы в лифт заходили. Так нас и нашли, — Брагин приземлился рядом с девушкой. — Ну и часа полтора из этих трёх мы лифтёра и ждали. Он запойный у нас, дядя Коля наш. В ответ на это у Марины вырвалось только одно ёмкое, но непечатное слово, коротко, но по существу описывающее имеющуюся ситуацию. — Согласен, кнопка, — со смешком кивнул Олег. — Именно так это и называется. Тишина давила. Слышно лишь было, как Марина глубоко дышит, стараясь, видимо, избавиться от охватившей её паники. — Ты чего? — Брагин осторожно взял её за руку. — Ого, у тебя пульс лупит! — Душно просто. И бесит неизвестность. Сколько нам тут ещё сидеть?! — у вечно спокойной Нарочинской, кажется, сдавали нервишки. — Не знаю, Перочинская, — обнимая девушку за плечо и мягко привлекая к себе, спокойно сказал мужчина. Та послушно устроила голову на его плече. — Но зато хоть поговорим нормально. Чего ты бегаешь-то от меня по всему отделению? — Я не бегаю, Брагин. Я работаю. Смею напомнить, что мы — неотложка. — Ну раньше ты, неотложка, всегда находила время ко мне на кофе зайти. Что изменилось? Почему избегаешь? Из-за того поцелуя, да? — А если и да? — в глубине души Марина радовалась, что свет в кабине не погас и отсутствие темноты не способствует чему-то лишнему. — Мы же друзья, Олег! А друзья не целуются. — Ну поцеловались один раз, — фыркнул Брагин. — И никогда больше! — Никогда? — не веря, переспросила Нарочинская. — Никогда! Вот провалиться мне на этом самом месте! — мужчина резко шатнулся в сторону, напугав девушку. — Дура-а-а-ак! — со смешком протянула она. — Ну ты это, не бегай от меня больше. И кофе пить приходи, — Олег поцеловал Марину в макушку. — Чё, как съездила-то? А то Нинка сказала, что тебе Франция не понравилась. — Да я ту Францию из окна гостиничного номера и по дороге из аэропорта и обратно видела! Затрахалась в прямом смысле этого слова я на этом отдыхе, Брагин. Лучше бы работала, а то после такого отпуска ещё один нужен. На лыжах один раз стояла, когда только приехали. А потом смотрела в потолок, на лыжников за окном, в зеркало напротив кровати… Но только не на своего мужчину. И действительно, это был самый худший отдых за всю Маринину жизнь. Хуже этого была только поездка в Майами десятилетней давности, когда в первый же день она сгорела так, что всю оставшуюся неделю была вынуждена носить свободную одежду, закрывающую всё, что можно и нельзя, отсиживаться в тени и избегать любой близости с кем бы то ни было. Всё было не то, что красным, а просто пунцовым, болело и жгло — никакие «Пантенолы» и гели алоэ не помогали. А в довершении всего кожа слезала просто лоскутами. Даже Аспен с его лыжами теперь не казался Марине таким ужасным — там она хоть действительно на лыжах каталась, а не занималась сексом дни напролёт с перерывом на поход в какой-нибудь ресторанчик. — Что, всё настолько ужасно? Хуже, чем с Мартыновым? — бесцеремонно ворвался в её мысли мужской голос. — Брагин, я не буду тебе об этом рассказывать! — А раньше только мне об этом и рассказывала, — хохотнул Олег. А ещё Марина вспомнила, как часто, глядя в потолок и думая о чём-то отвлечённом (и иногда постанывая для порядка), неосознанно касалась кончиками пальцев той самой цепочки, которую Олег подарил ей на Новый год и которую она больше не снимала. Тот далеко не дружеский поцелуй. Те крепкие тёплые объятия. Так странно — спать с одним, а думать при этом совсем про другого человека. — Ну, а сейчас не хочу. Просто потому, что знаю, что тебе это не понравится, Олег. Да и за пятнадцать (или сколько там прошло?) лет многое изменилось. Мы изменились… — Марин… — Что? — пронзительная голубизна встретилась с кофейными. — Зачем тебе это? Такие отношения? Такой человек рядом? — Не знаю, Брагин. Правда. Вот хоть ты меня убей. Не знаю. Он надёжный. Кажется. У него статус. Влияние. — И всё? — мужчина искренне недоумевал. — Не знаю, — девушка вздохнула. — Помнишь, у меня летальный был на столе? Ну, у того мужика с аневризмой. Мне так надо было с кем-то поделиться этим, а он мне, знаешь, что сказал? Что его это вообще не интересует! Ну помер и помер — одним человеком больше-одним меньше, какая разница? Олег! Ну как это?! Как можно быть таким циничным?! А у того мужчины четверо детей! Понимаешь?! Четверо детей остались без отца! — Марина расплакалась, утыкаясь носом в плечо Олега. — Витя вообще не любит, когда я про работу говорю. И про свою ничего не рассказывает. Мне вообще сказал, что ему абсолютно не интересно слушать, кому и сколько я рук и ног за неделю отрезала. Брагин, ну причём тут руки?! Я же нейрохирург! Мужчина перетянул девушку с пола на свои колени, принимаясь укачивать её как маленькую. Осторожно проник рукой под её халат, с лёгкостью расстегнув единственную застёгнутую на нём кнопку. Коснулся ладонью живота, скрытого под тканью белой футболки, прошёлся по боку и крепче прижал к себе, прикасаясь губами к её виску. Нарочинская расслабилась и, обхватив шею Брагина руками, кончиком указательного пальца принялась выводить на ней какие-то одной ей понятные узоры. Вообще она не любила прикосновений, всегда старалась держать дистанцию и говорила «Не люблю, когда меня лапают». Исключением становились лишь её партнёры. Однако Олегу было почему-то можно всё. И даже то, чего этим самым пресловутым партнёрам было запрещено. Олег, в отличие от них от всех, какими бы нежными они не были, не лапал. Он касался. Нежно. Аккуратно. Будто бы боясь сломать или как-то повредить всегда казавшуюся ему такой хрупкой свою маленькую Маринку. — Уходи от него, кнопка, — тихо сказал девушке мужчина. — Не могу, Олег. Сил не хватает. Ну и, кажется, он меня любит. — Себя он любит, Перочинская! И трахаться с тобой! Не более того! Марина дёрнулась, пытаясь вырваться — правду слышать было не очень приятно. Но Брагин её от себя не отпустил. — Сделай это ради себя, Марин. Не дав Нарочинской что-либо ответить, кабина, дёрнувшись, поползла наконец по нужному маршруту. — Это что за Вавилонское столпотворение?! — начальственным тоном рыкнул Олег, едва двери распахнулись, являя его взору лифтёра дядю Колю и добрую половину персонала первой хирургии. — Работы, что ли, нет?! — О, начальника включил! — раздался насмешливый голос Нины. — Может, ты для начала от Марины Владимировны отцепишься и лифт освободишь, Михалыч? Людям работать надо! Брагин тут же выпустил Нарочинскую из объятий. Та поспешила подняться и, потянувшись, чтобы размять затёкшую от долгого сидения спину, покинула тесное пространство. — Что случилось, Марин? — Дубровская кинула недоумённый взгляд на заплаканную девушку. — Брагин обидел? — Нет, Нинуль, всё в порядке. Просто испугалась немного и душно. Тут же в кармане халата у девушки затрещал телефон. На экране высветилось «Виктор». Сглотнув, Нарочинская подняла трубку. — Алло! — У тебя смена час назад закончилась! — крик был такой силы, что аппарат пришлось отодвинуть от уха. — Где тебя черти носят?! Почему я вынужден сидеть под этой вашей богадельней битый час и дожидаться, пока ты включишь телефон и соизволишь оттуда выйти?! — Не ори на меня. Я была на операции, — в момент севшим, но всё ещё жёстким голосом ответила Марина. — А когда я, как ты выражаешься, хожу «отрезать людям руки и ноги», я телефон оставляю в ординаторской! Пятнадцать минут. Сбросив вызов, девушка сунула телефон обратно в карман и поспешила в ординаторскую. Олег, слышавший всё это, лишь покачал головой. Он надеялся, что его умница Перочинская примет верное для себя решение. Спустя неделю после этого разговора, Марина всё так же продолжала уезжать с Виктором, коря себя за свою же собственную нерешительность. Брагин, частенько курящий в эти моменты на своём привычном месте, провожал свою дорогую подругу, садящуюся в большую чёрную машину, грустным взглядом. — Мда, Марина Владимировна, а в операционной ты куда решительнее, — пробурчал Олег, выбрасывая окурок и возвращаясь в здание. Ночное дежурство такое ночное дежурство.***
— Ты представляешь, меня Павлова от операций отстранила на сегодня! — раздосадованная Марина со всей дури хлопнула дверью брагинского кабинета. — И правильно сделала, — не отрывая взгляда от бумаг, сказал Олег. — Ты и на нашей операции тормозила. И действительно, пока утром только заступившие на смену Брагин и Нарочинская дружно оперировали дяденьку, попавшего в ДТП, девушка знатно тупила и мужчине пришлось несколько раз повысить голос, чтобы до неё достучаться. — Да нормальная я! — Марина уселась на диван, поджав под себя ноги. — Ну да, нормальная. Чуть осколок позвонка в мужике не оставила. Спала сегодня? — Как младенец. Дома, в кровати, в обнимку с плюшевым мишкой. Целых 7 часов, представляешь? — Успокоительные, может, пила какие? Антидепрессанты? Снотворное? — Снотворное нет, успокоительные курсом принимаю, да. И противозачаточные ещё. — Ну тащи сюда свои таблетки, будем смотреть. Изучив в интернете фармакологические свойства и побочные эффекты препаратов, Олег прожёг Марину злобным взглядом. — Кто успокоительные выписал? — Мой американский врач. Я их пила тогда, когда весь этот кошмар с замершей и разводом переживала. Они без рецепта. Дозировку знаю. Папа в курсе. — «Папа в курсе»! — передразнил мужчина девушку. — И люлей не отвесил? — Отвесил. Сказал дозировку сократить, но мне и так нормально. — А водишь ты как? — Ну сегодня утром спросонья чуть в мужика не въехала. А так нормально — они не запрещены. Просто Виктор считает, что я нервная слишком. — Ядерная смесь, конечно. Антидепрессанты, гормоны и литры кофе на голодный желудок! Надеюсь, противозачаточные ты не сама себе назначила? — Нет, к Сашке сходила. Не настолько всё плохо, Брагин. Ну и мы решили, что так будет лучше. — Кто «мы», Марин? — вспылил Брагин. — Это он всё за тебя решил! А ты уши развесила и ведёшься! Почему ты не уйдёшь от него?! Ты понимаешь, что ты здоровье своё сажаешь?! Ты работать нормально не можешь, а дальше только хуже будет, Марин! И оперировать в таком состоянии ни я, ни Ирина Алексеевна, ни Вера Георгиевна тебе позволить не можем! — Но в приёмник я тоже не пойду, — Марина решила показать характер и улеглась на диван. — Буду тут у тебя целый день лежать! — Да на здоровье! От ответа не уходи. Почему ты не расстанешься с этим своим шкафом? Из-за красивой машины и шарфика с огурцами? — Олег, мне тридцать шесть! Я хочу семью и ребёнка! — И именно поэтому пьёшь противозачаточные! Марин, какая семья? Он тебя уже ломает! Он тебя уничтожит! Тебе это нужно? — Я не знаю, что мне нужно, Олег! — выкрикнула Марина. — И с кем, если не с ним? — Да с кем угодно, Перочинская! Хоть со мной! Тишина, повисшая в кабинете Брагина лопнула натянутой струной и превратилась в гул в ушах. Нарочинская схватила со стола свои таблетки и, едва сдерживая слёзы, рванула в ординаторскую. Пользуясь тем, что помещение пустовало — «все ушли на фронт», как часто шутила Нина, девушка ничком упала на диван и разревелась. Она запуталась. В себе. В отношениях. Во всём. А ещё и лучший друг, кажется, почти что признался ей в любви. Всё шло как-то совсем не так, как хотелось бы. Выплакавшись, Марина приняла ещё одну таблетку успокоительного и, ополоснув лицо холодной водой и поправив макияж, вышла в приёмное. Работу никто не отменял. Брагин, смена которого закончилась на час раньше Марининой, уходя не сказал ей ни слова. А Марина, целый день накладывающая гипсы и лепящая пластыри, приняла, кажется, решение.***
Спустя час и ещё упаковку лейкопластыря, Нарочинская наконец получила шанс пойти домой — её смена подошла к концу. Едва она, поправляя шарф, подошла к стойке регистратуры, чтобы расписаться, как рядом с ней материализовалась невысокая темноволосая женщина. — Здравствуйте, — обратилась она к Нине, — доктора Нарочинскую Марину когда можно застать? — Это я, — отозвалась Марина, кидая ручку на журнал. — Вы меня застали. Здравствуйте. — А, это вы, — темноволосая с презрением оглядела её, — здравствуйте. Понятно, — кивнула головой. Марине вот было не очень понятно, что собеседнице понятно. — Я слушаю, — начинало казаться, что есть в визите этой дамы какой-то подвох. — А вы меня не знаете? — спросила та. «Блин, женщина, я столько народу тут каждый день изнутри и снаружи вижу, что откуда я могу знать, кто ты?». — Меня зовут Людмила Петровна Хаева, — выделила голосом фамилию. — Я — жена Виктора Андреевича Хаева, вашего любовника. Блондинку затрясло. «Ой, ты попала, Нарочинская! Брагин узнает — убьёт. Сначала его, а потом и тебя-идиотку!». К горлу подкатился горький комок. Такого унижения Марина не испытывала ещё никогда. Даже когда университетский преподаватель латыни при всех назвал её тупой и разорвал её работу в мелкие клочья (поставив, правда, при этом «отлично» в зачётку). Нина за стойкой медленно офигевала от разворачивающихся на её глазах событий. Ей не верилось, что умница Нарочинская могла так вляпаться. — А чё ты так трясёшься-то? — со смешком разглядывая собеседницу, спросила у неё Людмила. — Ты думаешь, я тебе скандал буду устраивать? Слушай меня внимательно: я замужем за Виктором двадцать два года. У нас двое детей. Я знаю его ещё со съёмной комнаты в Челябинске. Виктора иногда заносит, ну бывает, ну ты же знаешь, он у меня мужик видный, богатый, на него такие одинокие курицы, как ты, западают, — «А вот сейчас обидно было!». — Но если ты думаешь, что он при деньгах — ты ошибаешься. Всё на меня записано. Всё. Иначе спросят откуда две квартиры, дом, дача и так далее. И ещё: я его отпускаю иногда погулять. Но только иногда. А с тобой он перегнул и поэтому тебя не должно больше быть. Если я узнаю, что ты с ним встречаешься, а у меня есть свои источники, — указала взглядом куда-то за Маринину спину. Обернувшись, та встретилась взглядом с водителем Виктора. Тот лишь сдержано кивнул, мол «здравствуйте». «Ля, ты крыса, конечно! Любовник её наверняка!», — то я тогда такой хай подниму, ты всю жизнь не отмоешься! Я приду сюда и буду орать «Ваша докторша — проститутка!»! Ты меня поняла? — Марина Владимировна! Как хорошо, что вы ещё не ушли! — в приёмном показался Салам. — Мне ваша помощь нужна! — Надеюсь, что мы с вами договорились, Марина Владимировна и мне не придётся вас больше беспокоить. А мужу я передам от вас привет. До свидания, — прозвучало настолько ядовито, что Марину аж передёрнуло. Хаева исчезла так же стремительно, как и появилась. — Марина Владимировна! — окликнул Гафуров застывшую словно статуя Нарочинскую. Та ничего не ответила, молча направляясь к выходу. — Чего это с ней? — спросил у Нины. — Да так, тяжёлый день был. Чего тебе, Саламчик, кого-то из нейрохирургии позвать для консультации? — решила переключить внимание парня Дубровская.***
Марина гнала по странно пустым, несмотря на не очень позднее время, московским улицам. Её подгоняли унижение и жгучий стыд. В голове всё наконец разложилось по полочкам — и почему Виктор так щепетильно относился к вопросам контрацепции, и почему якобы уехал на Новый год и не отвечал, и откуда он знает, как определить на глаз размер кольца… Не верилось, что она, Нарочинская, будучи далеко не глупой, смогла так вляпаться и в упор не замечать очевидных, кажется, вещей. Но как есть. Остановившись на светофоре, девушка выпила ещё одну (третью на сегодня) таблетку успокоительного. Ещё предстояло слезть с гормональных, но сначала нужно было разобраться с Хаевым. Собственно, к нему она сейчас и мчала. Нужный этаж. Нужная дверь. Трели дверного звонка где-то в помещении. Соседка, ведущая собаку на прогулку и презрительно посмотревшая на Марину, которая просто висела на этом самом звонке. — Да щас-щас! — донеслось из-за двери. — Ё-моё, а! Щас! — дверь наконец-то распахнулась, являя Нарочинской хозяина жилья в не до конца запахнутом халате. — О, привет! А чего так рано? — К тебе торопилась! — выплюнула Марина, без приглашения проходя вглубь квартиры. — А я в душе был, не слышал. Долго звонила-то, а? — вопрос был задан скорее для проформы. — Ну чё, давай тогда, раздевайся, — намекая на то, что на ней всё ещё верхняя одежда и сапоги (ну и всё остальное тоже). — Щас-щас разденусь, не торопись. Лицом к лицу. — А чё случилось-то? — уловил, кажется, её настроение. — Видишь ли, Витя, ко мне сегодня на работу приходила твоя жена. Людмила Петровна, если я не ошибаюсь, — на самом деле, это имя впечаталось в память как калёным железом. Намертво. Хаев отвёл глаза, — о существовании которой я и не подозревала! А теперь о ней знаю не только я, но и вся больница! — И что? — равнодушно пожал плечами Виктор. — И что? — Слушай, ты серьёзно? — со смешком спросила Марина. — Ты меня спрашиваешь?! Это я тебя хочу спросить «и что?!»! — И ничего. Ну пришла, поорала, выпустила пар… Ну чё, живёт-то одна, — огромные мужские ладони легли на бёдра девушки, — за городом, в большом доме, детьми занимается, — попытался поцеловать её, но встретил отпор. — Ты что, охренел?! — Нарочинская оттолкнула мужчину. — Так не надо со мной разговаривать! — тон его голоса не сулил ничего хорошего. — А я сама знаю, как и с кем мне разговаривать! Ты что думаешь, мне спать не с кем? Что мне твои дешёвые цацки нужны? Я во Франции была тысячу раз и без тебя, ты это понимаешь? — Заткнись! — грубо прервал Марину Хаев. Его и без того тёмные глаза потемнели ещё сильнее. — Не надо затыкать мне рот! — в тон ему ответила она. — Я была уверена, что тебе можно доверять. Что ты нормальный порядочный мужик. Думаю: ну ладно, не может он Кандинского от Шишкина отличить, да чёрт бы с ним! Неправильные ударения ставит, но это же не главное! — Если сейчас не заткнёшься… — Виктор плотно сжал губы. — То что? — с вызовом спросила Нарочинская. — Что ты мне сделаешь? Наглый, самодовольный урод! — припечатала. Тут же почувствовала, как резко обожгло ударом скулу, а колени неприятно заныли от встречи с ламинатом на полу. — Так, давай вставай, — Хаев поднял Марину с пола как тряпичную куклу и она повисла на его руках. — Давай вставай! Вставай! И пошла отсюда! — подтолкнул к выходу так, что она проехалась рёбрами по стене, задев висящую там картину. — Пошла-пошла-пошла-пошла! Давай! — ещё один грубый толчок в спину. Лестничная площадка. И колени снова встречаются с полом. — Давай, иди! — с грохотом за спиной захлопывается дверь. Хотелось реветь, но сильные девочки не плачут. Марина просто вылетела из подъезда Виктора, на ходу закидывая в рот ещё горсть успокоительного и набирая номер такси. За руль она решила не садиться, а адрес, по которому нужно ехать, знала наизусть.